Гарри Поттер. Астральный Портрет Космонавта (джен)

Они вошли в свет.

Пелена, преграждавшая путь, не была завесой — это была «память». Последний, самый тонкий слой человеческого воображения. Она не пульсировала, не колыхалась — она смотрела. Прозрачная и светлая, она содержала в себе всё, что человечество когда-либо мечтало, но отказалось принять всерьёз. Несбывшиеся гениальности, фантазии, над которыми смеялись, и сны, от которых отказались взрослые. Гарри почувствовал, будто входит в душу самой идеи мечты.

За ней был зал.

Огромное куполообразное пространство, у которого не было стен, не было потолка — только бесконечный закат, медленно опускающийся на пейзаж, сотканный из золотых нитей света. В центре — Сердце.

Оно не билось, но звучало.

Массивная структура, похожая на скрещённые сферы, вращающиеся в воздухе. На каждой — образы: сцены из книг, детских фантазий, рисунки, кадры фильмов, ноты песен, невысказанные признания. Всё это парило вокруг ядра — мерцающего кристалла, в котором вспыхивали имена. Сотни, тысячи имен.

— Это… — прошептал Артемий, — ...мир, в котором никто не смеётся над твоей мечтой.

— Это Сердце, — подтвердил голос.

Снова появился Гагарин, но теперь он был почти полностью прозрачен. Его очертания дрожали, как тень огня.

— Оно не работает как раньше, — объяснил он. — Люди отказываются от мечты. Они боятся быть смешными. Устают. Перестают верить.

Он провёл рукой по одной из сфер — она остановилась, показав сцену: девочка пишет на стене цветным мелом. Надпись: «Хочу вырасти и построить летающий остров». Изображение погасло.

— Если Сердце остановится полностью, Аура Желания схлопнется. Брешь расширится. Мечты станут токсичными. Люди потеряют способность мечтать даже во сне.

Гарри посмотрел на Артемия. Тот не сводил взгляда с кристалла.

— И кто должен остаться? — спросил он.

Гагарин ничего не ответил. Он просто улыбнулся, как тогда, в их самом первом сне.

Они сидели вдвоём — Гарри и Артемий — у подножия Сердца. Впервые с начала путешествия не говорили. Пространство наполняла мягкая вибрация света. В ней не было тревоги. Только тихая, глубокая грусть — как перед тем, как отпустить что-то важное.

— Я думал, будет битва, — сказал Гарри. — Огромное сражение со злом. А тут… свет. Тишина.

— Это и есть битва, — ответил Артемий. — Нам просто не дали мечтать, что можно победить без насилия.

Он замолчал, потом добавил:

— Я уже знал, что останусь.

— Не надо, — Гарри качнул головой. — Ты — ребёнок. У тебя впереди целая жизнь.

— Именно поэтому. Я — ещё мечта. А ты — уже история.

Эти слова пронзили Гарри сильнее, чем любое проклятие. Он хотел возразить, но понимал: Артемий прав. Он сам это чувствовал. Он прошёл путь. Он спасал, страдал, выстоял. Он был нужным когда-то. Но сейчас нужен кто-то другой — кто будет мечтать, когда остальные боятся.

— Если ты останешься, — тихо произнёс Гарри, — никто не вспомнит тебя.

Артемий усмехнулся:

— А кто помнит авторов своих снов?

Ритуал начался, когда Артемий встал перед Сердцем. Оно замерцало, как будто ожив, и приняло его в себя. Он поднялся в воздух, раскинув руки — и начал исчезать. Но не в агонии, не в страдании. Это было похоже на то, как звезда тает на рассвете.

Гарри стоял неподвижно, глядя, как мальчик растворяется в узоре света. Последние слова Артемия — не голосом, а мыслью — проникли прямо в сердце:

«Ты будешь помнить меня во сне. Там, где мы всегда свободны».

И всё исчезло.

Гарри открыл глаза на полу ангара.

Капсула была пуста. Луна сидела рядом, в руках — графа измерений. Она медленно смотрела на пульсирующий кристалл, встроенный в прибор.

— Он остался, — сказала она просто.

— Да.

— Значит, всё не зря.

Гарри встал, пошатываясь. Он чувствовал, будто прожил жизнь, которую никто не увидит. Сердце стучало, но не его. Где-то внутри мира снова билась искра.

Через неделю по всей планете начались аномалии.

Магглы начали видеть сны. Яркие, тёплые. Дети — в первую очередь. Сны были невероятно живыми. Некоторые начинали рисовать героев, которых никогда не существовало. Кто-то сочинял музыку во сне. Кто-то — возвращал себе забытые идеи.

Учёные растерялись. Астрономы сообщили, что в астральном спектре Земли появилась новая постоянная вибрация — слабый, но стабильный сигнал, похожий на пульс. Его назвали: «Маяк Инспиро».

Магическое сообщество решило не вмешиваться. Никто не стал рассказывать, что в основе этого сигнала лежит сознание одного мальчика, когда-то мечтавшего стать создателем миров.

Гарри Поттер вернулся к работе. Он редко говорил о том, что произошло. Только иногда, когда ночное небо было особенно ясным, он подолгу смотрел на звёзды, и шептал: «Спасибо».

ГОД СПУСТЯ

Луна Лавгуд снова выпустила статью.

«Артемий. Сновидец. Первая мечта нового века»

Она не упоминала капсулу. Не говорила о Сердце. Только рассказывала, что теперь каждую ночь по всей планете появляются сны, где фигурирует мальчик с рыжими волосами, держащий в руках сияющую звезду.

И только в последней строчке был намёк:

«Некоторые мечты забываются. Но самые сильные — остаются, чтобы присниться снова. Имя не важно. Главное — что мы помним, как мечтать».

В ту же ночь Гарри снова увидел сон.

Он стоял на краю скалы, а рядом сидел Артемий. Спокойный, как прежде. Смотрел вдаль.

— Ты ведь умер, — сказал Гарри.

Артемий пожал плечами:

— Я стал возможностью. Это не смерть. Это… возвращение.

— Возвращение куда?

— В мечту.

И он исчез, оставив после себя только свет.

Гарри проснулся со слезами на глазах. И впервые за много лет — с ощущением, что всё только начинается.