Гарри Поттер. Астральный Портрет Космонавта (джен)

Субботним утром Гарри Поттер держал в руках свежий выпуск «Придиры» и чувствовал, как на лбу предательски подрагивает шрам. Не от боли — скорее, от внутреннего напряжения. На первой полосе сиял заголовок:

«КОСМОС ГОВОРИТ: АСТРАЛЬНЫЙ КОСМОНАВТ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ!»

Под заголовком — знакомый, слегка размытый снимок Луны Лавгуд. Она стояла в скафандре на фоне карты звёздного неба, украшенной магическими символами. За её плечом кто-то небрежно пририсовал астральную фигуру человека в шлеме с буквами «СССР».

— Ну конечно, — пробормотал Гарри, прихлёбывая кофе. — Просто суббота. Почему бы и не читать об астральных призраках первого космонавта?

Он отложил газету, но взгляд всё равно зацепился за абзац:

«…все больше космонавтов сообщают о повторяющемся сне: человек в шлеме с улыбкой Гагарина появляется на орбите и говорит: „Они уже здесь. Сохрани искру. Найди проводника из мира магии“. Проводится ли правительством сокрытие космоастральных контактов? „Придира“ начинает расследование».

— Да уж, — усмехнулся Гарри. — Луна в своём репертуаре.

Но усмешка быстро угасла. Гарри давно научился не списывать Луну Лавгуд со счетов. Она была странной — даже по меркам волшебников — но в её сумасшедших теориях почти всегда пряталась крупица правды. Или... нечто, что становилось правдой, когда в это начинали верить.

Сон пришёл неожиданно. Он не был похож на обычные сновидения. Не был даже похож на видения, которые преследовали его в юности, во времена Волан-де-Морта. Всё было иначе: ясно, пронзительно, холодно.

Гарри стоял в чёрном пространстве. Вокруг — звёзды, висящие в неподвижной тишине. Перед ним — силуэт человека в космическом шлеме. Он не двигался. Но улыбался. Эта улыбка… Она была почти детской — доброй, искренней и страшно знакомой.

— Ты Гарри Поттер, — произнёс человек по-русски, но Гарри понял. Слова будто просачивались сквозь сознание.

— Юрий… Гагарин? — Он не знал, зачем сказал это, но дух кивнул.

— Трещина открыта. Они идут. Мечты текут наружу. Искра гаснет.

— Кто "они"?

Фигура подняла руку и указала в темноту. Вдалеке, между звёздами, появилась тёмная пульсирующая воронка. Из неё тянулись тени — бесформенные, бесконечно тонкие, как дым от гаснущей свечи. Они не шли — ползли. И Гарри почувствовал: с каждой секундой их становилось больше.

— Кто может их остановить? — спросил он. — Что мне делать?

— Найди источник. Найди капсулу. — Голос стал глухим. — Ты проводник. Без тебя они прорвутся в явь.

Пространство содрогнулось. Где-то далеко Гарри услышал собственное дыхание.

— Запомни, — тихо сказал Гагарин, и его глаза сверкнули сквозь визор. — Они питаются забвением.

Он проснулся в холодном поту. На часах — 3:17. Окно распахнуто. В комнате пахло мятой и… сгоревшим космосом. Как бы он ни старался объяснить это себе утром, запах остался.

Всю дорогу до «Дырявого Котла» Гарри знал одно: ему надо поговорить с Луной.

— Конечно, я знала, что ты придёшь, — произнесла она, встречая его у двери своего дома, словно он опоздал на чай, а не явился с ощущением космического надвигающегося ужаса. — Гагарин говорил, что ты вспомнишь. Он всегда говорил: «Проводник из страны сов».

— Ты это уже говорила. Но почему я? — Гарри вошёл, и на секунду ему показалось, что он пересёк порог между мирами. Всё было каким-то слишком… звёздным. Карты космоса на стенах, качающаяся модель планет над креслом и кот, спящий на глобусе.

— Потому что ты уже ходил туда, где граница тонка. Между жизнью и смертью. Между страхом и верой. И вернулся.

Она указала на альбом. Гарри перелистал страницы: вырезки, письма, фотографии с орбиты, рисунки снов. Один особенно поразил его: воронка, тени, и в центре — ребёнок, держащий в руках что-то похожее на маленькую звезду.

— Это нарисовал один из космонавтов, — объяснила Луна. — Он не волшебник. Но после сна стал рисовать в полусне. Мы называем это «астральный отклик».

— Это выглядит чертовски знакомо…

— Потому что ты уже видел это. Ты просто забыл.

— А капсула? — Гарри попытался вернуться к делу. — Что это?

— Проект шестидесятых. Когда мир стоял на пороге нового века, некоторые маги решили: пора пересечь не только океан, но и границу между реальностью и воображением. Они создали капсулу «Инспиро». Она позволяла путешествовать не по физическому космосу, а по астральному. Где обитают мечты. И их противоположности.

— Почему о ней никто не знает?

— Потому что однажды она исчезла. Или, скорее, была спрятана. В Байконуре. Под защитой магических кодов. И только тот, кто увидит Гагарина, может её найти.

— Удобно, — буркнул Гарри. — Значит, снова я.

— Не только ты. С нами едет ещё один.

На следующее утро, стоя на перроне старой магической станции «ПортАлтай», Гарри впервые увидел Артемия Чернова — подростка лет шестнадцати, с рыжеватыми волосами и серьёзными глазами. Он не здоровался, просто кивнул Гарри и сказал:

— Я видел вас во сне. Вы стояли на краю крыльца и держали в руках звезду.

— Странный сон.

— Это была не звезда. Это была последняя мечта, — поправил Артемий. — Она у вас уже трескается.

— Прекрасно, — выдохнул Гарри. — Все в порядке, Луна. Ты привела ясновидящего подростка и отправляешь нас на старый советский космодром. Всё, как всегда.

Луна только улыбнулась и, глядя в сторону, прошептала:

— Искра ещё теплится.

И перрон скрылся в огнях уносящегося поезда.

Переход в казахстанскую магическую зону прошёл без происшествий, если не считать того, что одному пожилому волшебнику пришлось доставать из уха живую ящерицу, застрявшую при активации портключа. Гарри лишь покачал головой: он начинал вспоминать, как странно волшебство выглядит в восточных регионах. Здесь оно было не столько аккуратным и рациональным, как в Лондоне, а скорее — шаманским, органичным, почти дикарским.

— Байконур, — сказала Луна, когда их ноги коснулись выжженной степи. — Здесь когда-то запускали ракеты в небо, надеясь, что увидят звёзды. А теперь мы здесь, чтобы войти в то, что прячется между ними.

Артемий молча оглядывался. Гарри заметил, что подросток избегает смотреть на небо. Слишком долго, вероятно, он уже видел звёзды в снах, чтобы спокойно выносить их в реальности.

— Следуйте за мной, — Луна уверенно направилась через колючие кусты, по старой просёлочной тропе, которая вела к полуразрушенному ангару. — Он охраняется заклятиями времён Хрущёва. С тех пор только три человека его открывали. Сегодня — четвёртый раз.

Гарри подметил: несмотря на полуразрушенный внешний вид, внутренняя структура ангара была нетронутой. Мозаики на стенах изображали сцены, в которых маглы и маги работали бок о бок — один держал чертёж ракеты, другой — волшебную палочку, а третий — странный гибрид приборной панели и звездного атласа.

— Добро пожаловать в место, где граница между наукой и магией тоньше, чем бумага, — произнесла Луна, прикасаясь к старой металлической плите у входа. Она зажглась мягким светом. — Код доступа: «Импульс Грезы». Это было имя проекта.

Внутри, в полумраке, стояла капсула.

Она напоминала смесь советского спускаемого аппарата «Восток» и гигантского стеклянного пузыря. Полупрозрачные стенки мерцали, как лёд в солнечном свете. Внутри — кресла, похожие на кресла из Хогвартс-Экспресса, только встроенные в пульсирующие биопанели, реагирующие на прикосновение.

— Это и есть «Инспиро», — сказала Луна тихо, как будто боялась разбудить её. — Она не просто средство перемещения. Это сосуд. Полёт совершается не телом, а сознанием. Всё, что вы возьмёте с собой — ваши мысли, страхи, мечты — будет внутри с вами. А всё, что не удержите, останется.

— Что мы ищем там? — спросил Артемий.

— Источник трещины, — ответила она. — Точка, где человечество утратило свою способность верить в невозможное. Если мы найдём её, мы сможем понять, как закрыть брешь. Или хотя бы замедлить поток.

Гарри подошёл к капсуле. Его пальцы коснулись оболочки, и он почувствовал лёгкую дрожь, как будто его сердце отозвалось эхом. Он вспомнил лицо Юрия Гагарина — из сна — и ту улыбку, полную чего-то более яркого, чем просто радость. Полную надежды.

— Я полечу, — сказал он. — Но ты, Луна?

— Нет, — покачала она головой. — Я буду здесь, контролировать поток энергии. Двое — предел капсулы. Гарри и Артемий. Один — проводник, второй — якорь.

— Якорь? — удивился Артемий.

— Ты тот, кто ещё не окончательно утратил веру. У тебя она свежая. Не зачерствевшая. А Гарри... он уже однажды прошёл через невозможное.

Подготовка заняла несколько часов. Луна распечатывала древние рунические схемы, прокладывала линии притяжения и синхронизировала заклинания с остатками советской электроники. Когда всё было готово, капсула открылась, выпустив изнутри мягкий свет, как будто предвкушая пробуждение.

— Дышите ровно, — напутствовала Луна. — И не пытайтесь бороться с тем, что увидите. Это не иллюзия. Это отражение.

Они сели. Кресла обняли их тела, как мягкие пальцы. Лоб Гарри покрылся испариной, когда вокруг капсулы заклубился астральный туман.

Внутри наступила тишина. Звук исчез. Осталась только вибрация — и свет, разгорающийся изнутри. Потом — темнота.

Первое, что Гарри увидел, было небо. Но оно было иным: вместо звёзд — яркие фрагменты детских рисунков, мечты, замки на облаках, корабли из дерева и льда, портреты невозможного.

— Где мы? — услышал он голос Артемия рядом.

— В Ауре Желания, — ответил кто-то третий.

Они обернулись. Перед ними стоял Юрий Гагарин — теперь без шлема, в простом лётном костюме. Он был почти прозрачен, как призрак, но его глаза светились живым огнём.

— Вы прибыли. Здесь живёт всё, что когда-либо придумывали люди. Их мечты, фантазии, даже забытые мысли. Но теперь сюда проникло другое.

Он указал в сторону.

Вдали, за стеклянными горами и рекой из сияющих слов, рвалась чернота. Она не текла — она пульсировала. И оттуда ползли фигуры — теневики. Они напоминали дементоров, но были не столь ощутимы. Это было «нечто», что медленно вытягивало свет из воздуха, как будто поедало саму возможность представить хорошее.

— Они питаются забвением, — сказал Гагарин. — Чем больше мы забываем мечты, тем сильнее они становятся. Магглы перестают мечтать. Волшебники — боятся. И даже дети во снах больше не летают, а только бегут. Мы теряем источник.

— Как закрыть брешь? — спросил Гарри.

— Это не просто дверь. Это — последствие. Чтобы закрыть её, нужно напомнить человечеству, каково это — мечтать. Показать им забытую искру. И главное — защитить Сердце.

— Что за Сердце? — Артемий шагнул вперёд.

Гагарин улыбнулся.

— Это вы и узнаете. Но будьте осторожны. Всё, что вы когда-либо забывали, живёт здесь. И оно может выйти вам навстречу.

Они двинулись в путь. Через луга из летающих книг. Мимо фрагментов снов — парящих домов, невидимых друзей, вымышленных зверей. Некоторые узнавал Артемий, некоторые — Гарри.

Иногда мимо проносились воспоминания, забытые даже ими: Гарри увидел своего отца, обнимающего мать, но лица были неясны, как будто затёрты временем. Артемий остановился у стены, где был нарисован его детский рисунок: космический рыцарь, спасающий мир.

— Я помню это... — прошептал он.

И тут случилось первое столкновение.

Из теней выползла фигура. Она была огромна, но почти плоска — как вырезанная из темноты. Она не издавала звуков, но всё внутри Гарри сжалось. Сущность скользила к ним, за ней — другие. Мир вокруг потускнел.

— Не смотрите в глаза! — крикнул Гагарин. — Они вытягивают образ будущего. И чем меньше вы его знаете — тем проще вам сопротивляться!

Гарри закрыл глаза и вспомнил: не образы, не лица, не страх. Он вспомнил, как впервые сел на метлу. Воздух, свобода, легкость.

И свет вокруг него вспыхнул.

Артемий, поначалу побледневший, тоже закрыл глаза. Его губы прошептали: «Я хочу стать создателем миров» — и из груди вырвался тёплый импульс, как будто солнце на заре.

Существа отступили.

— Вот оно, — сказал Гагарин. — Это ваш ключ. Не палочки. Не заклятия. А то, что в вас осталось.

Он шагнул ближе и положил руку Гарри на плечо:

— Но, чтобы добраться до Сердца, вы должны сделать выбор. Один из вас должен остаться.

— Остаться? Где?

— Внутри. В этом пространстве. Постоянно подпитывать мир образами. Без проводника искра угаснет. Но тот, кто останется, исчезнет из мира людей.

Они замерли.

— Пока есть время, подумайте, — сказал Гагарин. — До Сердца — ещё один переход. А за ним — Истина.

И он исчез.

— Гарри… — начал Артемий, но Гарри покачал головой.

— Ещё рано. Мы не дошли. А там — уже решим.

Впереди клубилась светящаяся пелена. Последний слой Ауры Желания.

И за ним — Сердце.

Они вошли в свет.

Пелена, преграждавшая путь, не была завесой — это была «память». Последний, самый тонкий слой человеческого воображения. Она не пульсировала, не колыхалась — она смотрела. Прозрачная и светлая, она содержала в себе всё, что человечество когда-либо мечтало, но отказалось принять всерьёз. Несбывшиеся гениальности, фантазии, над которыми смеялись, и сны, от которых отказались взрослые. Гарри почувствовал, будто входит в душу самой идеи мечты.

За ней был зал.

Огромное куполообразное пространство, у которого не было стен, не было потолка — только бесконечный закат, медленно опускающийся на пейзаж, сотканный из золотых нитей света. В центре — Сердце.

Оно не билось, но звучало.

Массивная структура, похожая на скрещённые сферы, вращающиеся в воздухе. На каждой — образы: сцены из книг, детских фантазий, рисунки, кадры фильмов, ноты песен, невысказанные признания. Всё это парило вокруг ядра — мерцающего кристалла, в котором вспыхивали имена. Сотни, тысячи имен.

— Это… — прошептал Артемий, — ...мир, в котором никто не смеётся над твоей мечтой.

— Это Сердце, — подтвердил голос.

Снова появился Гагарин, но теперь он был почти полностью прозрачен. Его очертания дрожали, как тень огня.

— Оно не работает как раньше, — объяснил он. — Люди отказываются от мечты. Они боятся быть смешными. Устают. Перестают верить.

Он провёл рукой по одной из сфер — она остановилась, показав сцену: девочка пишет на стене цветным мелом. Надпись: «Хочу вырасти и построить летающий остров». Изображение погасло.

— Если Сердце остановится полностью, Аура Желания схлопнется. Брешь расширится. Мечты станут токсичными. Люди потеряют способность мечтать даже во сне.

Гарри посмотрел на Артемия. Тот не сводил взгляда с кристалла.

— И кто должен остаться? — спросил он.

Гагарин ничего не ответил. Он просто улыбнулся, как тогда, в их самом первом сне.

Они сидели вдвоём — Гарри и Артемий — у подножия Сердца. Впервые с начала путешествия не говорили. Пространство наполняла мягкая вибрация света. В ней не было тревоги. Только тихая, глубокая грусть — как перед тем, как отпустить что-то важное.

— Я думал, будет битва, — сказал Гарри. — Огромное сражение со злом. А тут… свет. Тишина.

— Это и есть битва, — ответил Артемий. — Нам просто не дали мечтать, что можно победить без насилия.

Он замолчал, потом добавил:

— Я уже знал, что останусь.

— Не надо, — Гарри качнул головой. — Ты — ребёнок. У тебя впереди целая жизнь.

— Именно поэтому. Я — ещё мечта. А ты — уже история.

Эти слова пронзили Гарри сильнее, чем любое проклятие. Он хотел возразить, но понимал: Артемий прав. Он сам это чувствовал. Он прошёл путь. Он спасал, страдал, выстоял. Он был нужным когда-то. Но сейчас нужен кто-то другой — кто будет мечтать, когда остальные боятся.

— Если ты останешься, — тихо произнёс Гарри, — никто не вспомнит тебя.

Артемий усмехнулся:

— А кто помнит авторов своих снов?

Ритуал начался, когда Артемий встал перед Сердцем. Оно замерцало, как будто ожив, и приняло его в себя. Он поднялся в воздух, раскинув руки — и начал исчезать. Но не в агонии, не в страдании. Это было похоже на то, как звезда тает на рассвете.

Гарри стоял неподвижно, глядя, как мальчик растворяется в узоре света. Последние слова Артемия — не голосом, а мыслью — проникли прямо в сердце:

«Ты будешь помнить меня во сне. Там, где мы всегда свободны».

И всё исчезло.

Гарри открыл глаза на полу ангара.

Капсула была пуста. Луна сидела рядом, в руках — графа измерений. Она медленно смотрела на пульсирующий кристалл, встроенный в прибор.

— Он остался, — сказала она просто.

— Да.

— Значит, всё не зря.

Гарри встал, пошатываясь. Он чувствовал, будто прожил жизнь, которую никто не увидит. Сердце стучало, но не его. Где-то внутри мира снова билась искра.

Через неделю по всей планете начались аномалии.

Магглы начали видеть сны. Яркие, тёплые. Дети — в первую очередь. Сны были невероятно живыми. Некоторые начинали рисовать героев, которых никогда не существовало. Кто-то сочинял музыку во сне. Кто-то — возвращал себе забытые идеи.

Учёные растерялись. Астрономы сообщили, что в астральном спектре Земли появилась новая постоянная вибрация — слабый, но стабильный сигнал, похожий на пульс. Его назвали: «Маяк Инспиро».

Магическое сообщество решило не вмешиваться. Никто не стал рассказывать, что в основе этого сигнала лежит сознание одного мальчика, когда-то мечтавшего стать создателем миров.

Гарри Поттер вернулся к работе. Он редко говорил о том, что произошло. Только иногда, когда ночное небо было особенно ясным, он подолгу смотрел на звёзды, и шептал: «Спасибо».

ГОД СПУСТЯ

Луна Лавгуд снова выпустила статью.

«Артемий. Сновидец. Первая мечта нового века»

Она не упоминала капсулу. Не говорила о Сердце. Только рассказывала, что теперь каждую ночь по всей планете появляются сны, где фигурирует мальчик с рыжими волосами, держащий в руках сияющую звезду.

И только в последней строчке был намёк:

«Некоторые мечты забываются. Но самые сильные — остаются, чтобы присниться снова. Имя не важно. Главное — что мы помним, как мечтать».

В ту же ночь Гарри снова увидел сон.

Он стоял на краю скалы, а рядом сидел Артемий. Спокойный, как прежде. Смотрел вдаль.

— Ты ведь умер, — сказал Гарри.

Артемий пожал плечами:

— Я стал возможностью. Это не смерть. Это… возвращение.

— Возвращение куда?

— В мечту.

И он исчез, оставив после себя только свет.

Гарри проснулся со слезами на глазах. И впервые за много лет — с ощущением, что всё только начинается.