Кукла (джен)

Жизнь в Хогвартсе текла по заранее выверенному расписанию: уроки, перемены, трапезы в Большом зале, домашние задания… и снова по кругу. Но в этом водовороте быта Элисон оставалась собой: собранной, спокойной и сосредоточенной. Только Матильда знала, сколько сил ей стоило каждое утро превратиться в «идеальную куклу» — и лишь ей одной были видны мельчайшие трещины в этой безупречной маске.

Понедельник начался, как всегда, со сдвоенных пар Когтеврана и Слизерина: сначала зелья профессора Слизнорт, потом трансфигурация у профессора Дамболдора. По коридорам носились разноцветные мантии — спешащие, болтающие, смеющиеся. Элисон шла рядом с Матильдой, легко поддерживая разговор о только что пройденных формулах, но взгляд её был чуть более отстранённым, чем обычно.

Когда они вышли из аудиторий, за их спинами послышался знакомый смех. Дейзи Вайт, прихорашиваясь и поглаживая складки новой мантии, уже направлялась к ним вместе со своей подругой. Казалось, в её глазах горел только один вопрос: «Кто сегодня будет нашей мишенью?»

Элисон остановилась, даже не изменившись в лице, позволила Матильде сделать шаг назад ей за спину.

Она знала, что намечается нечто интересное.

Дейзи Вайт была полукровкой — достаточно знатного происхождения, чтобы претендовать на место среди «лучших», но недостаточно, чтобы это место получить без усилий. Она носила мантии с вышивкой, говорила с выученной грацией и смеялась чуть звонче, чем требовалось. Все её существование было попыткой убедить окружающих (и, пожалуй, саму себя), что она уже одна из них.

А потому неудивительно, что она вознамерилась соблазнить Арчибальта. Молодой, красивый, из уважаемого рода, наследник... и, к тому же, с репутацией любителя пофлиртовать. Конечно же он не мог пройти мимо такой возможности развлечься — симпатичная, настойчивая, льстивая. Дейзи была для него не более чем игрой. Но для неё — он был шансом. Шансом выбиться выше. И кто был для нее главным врагом в этой битве?

Конечно же, Элисон. Невеста. Хрупкая, холодная, безупречная. В глазах Дейзи — глупая кукла, удерживающая мужчину, который давно заслуживает лучшего. Или, по крайней мере, свободного. Вот и теперь, когда они встретились в коридоре, Дейзи склонила голову, изогнула губы в вежливо-ядовитой улыбке и бросила:

— Элисон, — сказала Дейзи с наигранной дружелюбностью, — слышала, ты провела лето с этим французом. Неужели тебе так интересно быть в центре внимания какого-то незнакомца? Ты же идеальная, так почему бы не остаться такой? Но, наверное, ты ведь не понимаешь, что ты всего лишь кукла на витрине. Селвин совсем перестал обращать на тебя внимание и ты сдалась?

Элисон лишь глупо похлопала глазами на это заявление — так, словно её не пытались задеть, а предложили кусок пирога на обеде. — Дэйзи, — начала она с мягкой улыбкой, в которой не было ни капли злости, — мне так тебя жалко. Ты такая взрослая, а всё ещё веришь в сказки о прекрасном принце. Но я не понимаю одного: почему ты ищешь принцев там, где их нет?

Она сделала шаг ближе, голос остался всё таким же мягким, но в глазах промелькнула сталь:

— Он просто развлекается с такими, как ты. Но я — его невеста. И, боюсь, в этой сказке мне достанется замок, имя и… дети. А тебе — всего лишь пыль от его сапог.

И снова улыбка. Беззлобная, светская. Почти добрая.

Дейзи замерла на секунду, будто её хлестнули розгой по самолюбию. Щёки залились краской, глаза сощурились. Она выдавила ядовитую усмешку:

— А ты правда думаешь, что тебе достанется что-то большее, кроме кольца на пальце и пустого взгляда через стол на ужине? — прошипела она. — Он с тобой только потому, что так надо. Потому что ты — фасад, Элисон. Красивая обёртка, за которой пусто. Ты сама в это веришь? Что он будет с тобой по любви?

Она шагнула ближе, почти впритык:

— Я хотя бы получаю от него настоящее. А ты — расписание встреч и имя на приглашении. Не завидуй, если ты не умеешь быть желанной.

Элисон моргнула несколько раз, как будто не справляясь с нахлынувшими эмоциями, а затем театрально всплеснула руками и зарыдала — звонко, красиво, будто на репетиции школьного спектакля.

— Как ты могла… — всхлипнула она, пряча лицо в ладонях, — Я… я даже не знаю, что сказать… Это так ужасно…

Матильда уже было шагнула вперёд, чтобы вмешаться, но остановилась, заметив лёгкую дрожь плеч Элисон — ту самую, которую она всегда делала, когда притворялась. И через пару секунд, всё ещё всхлипывая, Блэквуд резко выпрямилась, вытирая слезу уголком шелкового платочка, и с надрывом произнесла:

— Тот «француз», о котором ты говоришь… это мой дядя по материнской линии, Дейзи. Дорогой, старенький мсье Дюран, который привозит мне шоколад с Лазурного берега. Она поджала губы, делая паузу.

— А я, в отличие от тебя, не вешаюсь на чужих женихов. И снова — кукольная улыбка, чуть влажные ресницы, идеально отрепетированное выражение глубокой обиды.

Игра началась.

Элисон с достоинством развернулась на каблуках, короткая мантия хлестнула воздух, будто подчеркивая финальность момента. Она изящно подхватила Матильду под руку — как будто Дейзи и ее подружки были лишь ненужной декорацией, не заслуживающей даже взгляда через плечо.

— Пошли, Тильди, — тихо произнесла она, и голос её был почти ласковым, но в нём звенела сталь. — Мне надо срочно в библиотеку… проверить что-нибудь про врожденную глупость.

Матильда едва сдержала смешок, пока они удалялись по коридору.

Позади Дейзи стояла, сжав кулаки, лицо у неё горело — то ли от злости, то ли от стыда.

— Сама она пустышка! — выкрикнула она напоследок, больше себе, чем кому-то ещё. — Пусть только попадётся мне ещё раз…

И, как всегда, интересные события начинались с конфликта.

Прошло всего несколько дней. Элисон как обычно сидела за письменным столом у окна, что выходило на северную башню, методично перебирая пергаменты с домашними заданиями. Всё шло по плану, всё было тихо. Именно в такую тишину идеально вписывался драматичный вход Матильды: дверь распахнулась с грохотом, и в комнату влетела её подруга, раскрасневшаяся, с дрожащей нижней губой и покрасневшими глазами.

— Элисон! Это... это просто нечестно! — голос у неё дрожал. — Дейзи... она... она прокляла мои вещи! Представляешь? Я пришла на астрономию, и моя карта не открывается, звёзды перемешаны, а профессор Райтер накричал на меня, как будто я просто ленивая идиотка! — Матильда тяжело опустилась на кровать, уткнувшись лицом в ладони. Элисон отложила перо, медленно поднялась и подошла к ней. Наклонилась чуть вперёд, аккуратно, как будто боялась смять юбку.

— Спокойно, Тильди, — мягко проговорила она, — так и должно быть.

— Что?! — Матильда резко вскинула голову. Элисон села рядом, пригладила складку на своей мантии.

— Она обидела не только меня. Она осмелилась тронуть тебя. Это… была ошибка. — Элисон чуть улыбнулась, будто пробовала на вкус слово «ошибка».

— И теперь она заплатит. Потому что, если кто-то думает, что я просто улыбаюсь и ухожу — он, увы, плохо читал волшебные сказки.

Матильда уставилась на неё с недоумением, в котором уже начинала проглядывать плохо скрытое восхищение.

Элисон поправила локон за ухо и вновь взяла перо.

— И запомни, Тильди. Справедливость — не когда зло наказано. А когда оно наказано *внезапно*

На самом деле все началось не с конфликта в коридоре, а с того, что кто-то решил влезть в замыслы Блэквуд.

Неделей ранее:

Она видела их.

В уютной тишине библиотеки, где шёпот был громче крика, а взгляды значили больше слов, Элисон остановилась у полки с книгами по древним рунам. За её спиной, в нескольких рядах, Дейзи Вайт и Арчибальт сидели бок о бок — как в дешёвой пьесе, поставленной в деревенском театре.

Дейзи хихикала, то касаясь локтем руки Арчи, то наклоняясь слишком близко, чтобы показать что-то в книге. А он… он, как всегда, не возражал. Даже подыгрывал.Конечно. Разве он когда-либо упускал возможность быть центром женского внимания?

Элисон не ревновала.

Арчибальт — не человек, а актив. Будущий муж, фамильный титул, союз между семьями. Удобный щит от подозрений, от вопросов, от… одиночества.Он — не её любовь. Он — её страховка.

Но вот что раздражало: когда кто-то лезет в её схему.Когда кто-то думает, что может перетасовать её фигуры на доске, не спросив.

Дейзи не просто флиртовала.Она

пыталась влезть в то, что уже распределено, утверждено и подписано. Пусть и не пером на бумаге, но кровью на фамильных перстнях. Это уже не про Арчи. Это про

контроль.

И именно поэтому Элисон улыбнулась.

Та самая мягкая, безмятежная кукольная улыбка, от которой у профессоров теплеет сердце, а у девчонок вроде Дейзи — подгибаются колени.Она вытащила книгу. Не ту, что собиралась взять — ту, что ближе.

И в её голове начал складываться план.

Конфликт, переплетение нитей и запутывания следов и вот наконец-то реальное действия. и подписано, пусть и не чернилами, а молчаливыми договорённостями старших. А такие вещи не прощаются.

Потому что Элисон Блэквуд не просто играла в эти игры — она их придумывала.

В библиотеке она не стала подходить, не стала устраивать сцену. Её лицо осталось пустым, как идеально вычищенная доска для записей. Только пальцы сжались чуть крепче на корешке книги, и взгляд задержался на Дейзи чуть дольше, чем прилично. Этого было достаточно.

С того момента всё и началось.

Каждый шаг, каждое слово, каждый жест — отточены, вымерены. Как в шахматной партии, где важен не только мат, но и как ты ведёшь к нему. Красиво. Хладнокровно. С огоньком за вуалью равнодушия.

Элисон вернулась в свою башню, улыбаясь, когда Матильда болтала о чем-то наивном и честном. Она сидела в кресле у окна, закусив кончик пера, и писала план — не в блокноте, не в дневнике, а прямо в голове. Словно формулу, изящную и безошибочную.

1. Подтолкнуть.2. Разоблачить.

3. Унизить.

4. Сделать это так, чтобы она ещё и сама поверила, что виновата.

Она знала слабости Дейзи:— тщеславие,

— склонность к флирту,

— зависимость от чужого мнения.

И, конечно, глупость. Та самая, врождённая.

А потом были разговоры в коридоре — тонкие иглы вежливых фраз, почти дружеские замечания, театральные слёзы. Элисон играла свою роль так, как её когда-то учили — с улыбкой, за которой не видно ни капли крови. Но в редкие минуты тишины внутри всё гудело: как бы всё обернулось, если бы кто-то действительно встал на её сторону раньше? (Кто-то кроме Матильды, просто потому что ОНА слишком ценна. С ней нужно быть аккуратной)

Матильда... Тильда была до ужаса добрая. Но не глупая. Слишком умная, чтобы не замечать мелочи. Отличница не просто так — она выстраивала свою репутацию годами, тщательно, почти одержимо. Каждый шаг, каждое слово — в рамках образа, который сам по себе стал защитой и оружием. Иногда Элисон ловила её взгляд — пронизывающий, сдержанный. В нём было слишком много понимания. Будто Тильда всё видела, но молчала. Не из равнодушия — из расчёта.

Она всё равно оставалась родной. Единственной, рядом с кем маска спадала, хотя бы на пару вдохов. С ней можно было молчать и знать — тебя не осудят. Не сразу.

Элисон не хотела её впутывать. Правда не хотела. Это казалось… неправильным. Грязным. Но другого выхода не было. И Тильда поймёт. Поворчит, может, закатит глаза. А потом поможет — не ради Элисон, а потому что слишком хорошо знала цену публичного позора. Потому что сама, пусть и не в открытую, осталась в этой истории "той, которая не доглядела". А Тильда терпеть не могла выглядеть глупо.

Элисон знала: для Матильды это тоже личное. Не из-за любви. Из-за имиджа. Из-за того, как легко может рухнуть выстроенный годами фасад — если дать себя втянуть в чужую драму и не выйти из неё победителем.

Иногда Элисон думала, что самая опасная из них — не она. Самая опасная — это Матильда. Потому что, в отличие от Элисон, Тильда верила, что порядок можно восстановить. И восстанавливала — хладнокровно, методично, без лишних слов.

Действие 3.

Месть нужно вершить чужими руками.

Дейзи была глупа, а её подруга Алисия Филт — ещё глупее, хоть и чистокровная. Дейзи мечтала об аристократическом титуле, забывая, что титулы не раздают за красивые глазки и демонстративные вздохи возле банкетного стола.

Они назвали меня приложением. Марионеткой. Куклой на ниточке, привязанной к будущему мужу. Забавно, конечно. Особенно если учесть, что Алисия — такая же, как я. Та же кровь, те же фамильные притязания, тот же возможный жених, которого подобрали за ужином где-то между салатом и вином.

Разница только в том, что я знаю, какова моя роль. Я сама выбрала свой театр. А они… они даже не поняли, что давно уже на сцене. Только текст забыли выучить.

* * *

Во время обеда в большом зале жизнь кипела и искрила, как зелье от жёлтой лихорадки на сильном огне. Шумные разговоры, смех, сверкание ложек и вилок, крики и шутки — всё это вплеталось в атмосферу общего веселья, за которым, как всегда, пряталась неуловимая напряжённость. Даже у стола Когтеврана, где обычно царили порядок и умеренность, сегодня ощущалось странное затишье.

Элисон следовала плану. Спокойная поза, холодное выражение лица, чуть склонившаяся голова — всё было выверено. Внутри же пульс рвался наружу, мысли мелькали, как кометы, и всё, что удерживало их в узде, — это железная дисциплина. Цель была чёткой. Слизерин. И первым — Арчибальд.

Он был как всегда — самодовольный, нарочито небрежный, с той самой ухмылкой, которую Элисон когда-то почти полюбила. Он не заметил, как его окружение начало меняться — не потому, что изменился сам, а потому что его перестали предупреждать. Это был его первый промах.

— Арчи! Я не видела тебя утром! И знаешь, так соскучилась! — её голос был тягучим, обволакивающим, как зелье сна, слишком сладкий, чтобы быть настоящим. Она обняла его, вложив в объятие ту самую неуклюжую страсть влюблённой дурочки, которой он её всегда считал. Пара глупых вопросов — про ужин, про квиддич, про то, как он спал. Она даже не слушала ответы, только смотрела, как его рука привычно ложится ей на талию, словно он всё ещё владел ею. Как смешно. И как удобно.

— Милый, а ты не видел Даяну? Я слышала, ей прислали новые серьги... мне так не терпится взглянуть! — голос был весёлым, наивным. Ни капли подозрения, ни грамма яда.

Арчибальд нехотя кивает на левый край стола — ровно туда, где, по её расчётам, должна сидеть Даяна. Элисон вскакивает, целует жениха в губы театрально, чуть затянуто — чтобы привлекло внимание. Несколько голов оборачиваются. Отлично. Пусть смотрят.

Она идёт через зал — шаги лёгкие, как у танцовщицы, взгляд скользит по лицам, будто выбирает следующую жертву. Всё выглядит непринуждённо. Естественно. Случайно.

И как удачно, как совершенно неожиданно — по правую руку от неё оказывается он. Эдгар Хол. Потомственный аристократ, будущий глава старинного рода, распутник, охотник за юбками и по совместительству — жених Алисии Филт. Той самой Алисии, что обнимается с Дейзи перед каждым уроком. Той самой, что верит в женскую дружбу до гроба.

Разговор с Даяной шёл легко — пара фраз о серьгах, пара фальшивых комплиментов, пара взмахов руками — и вот, капли афродизиака, незаметно капнувшие в бокал Эдгара, растворяются в соке. Элисон даже не моргнула.

До этого, конечно, "совершенно случайно", он получил отработку по зельям. С кем? С Дейзи, разумеется — у неё ведь уже была, совпадение. Отработка — сразу после обеда. В уютной тишине подземелий, под бдительным, но равнодушным взглядом профессора.

Элисон склонилась к Даяне, дотронулась до её плеча, что-то прошептала, рассмеялась. Даяна хихикнула в ответ, не заметив ничего.

А Элисон отвернулась. С довольной улыбкой. Партия началась.

Оставалось всего пару деталей. Пара невидимых, но смертоносных ходов. Таких, что сами по себе ничего не значат, но складываются в симфонию краха.

Первым был профессор, дежуривший на отработке. Старый, усталый, с глазами, знавшими слишком многое, чтобы верить ученикам на слово. Он не пропустил бы ни одного лишнего вздоха — если бы не одна маленькая особенность. Его слабость. Архивы.

Матильда, не задавая лишних вопросов, «случайно» обронила во время перерыва в коридоре:— У вас, кажется, пропал один из чертежей к теме про нестабильные зелья. Я видела его в библиотеке, под папками четвёртого курса.

Этого было достаточно. У профессора всегда дёргался глаз, если бумаги лежали не на своих местах. Через десять минут после начала отработки он встал, бормоча что-то про порядок и архивный хаос. Оставил студентов — на пять минут. Но этого более чем хватало.

Теперь — Алисия.

Слухи были старой валютой Хогвартса. Они начинались не с громких заявлений, а с мягкого перешёптывания.— Я слышала, Даяна вчера долго задержалась после зельеварения… с ним.

— Какая?

— Та самая.

Хол. Эдгар Хол.

Элисон не говорила ничего лично. Её голос нигде не звучал. Но была одна девочка с Рейвенкло, вечно жаждущая новостей. Был один хихикающий слизеринец, всегда готовый подлить масла в огонь. И была Дейзи, которой всего лишь намекнули, что «Алисия иногда слишком уверена в себе».

Кусочки пазла срастались. Один за другим.

И кульминация.

Профессор вышел. Кабинет зельеварения наполнился тишиной и чем-то зыбким — настороженным, как перед бурей. На первый взгляд — всё обыденно: тетради на партах, пыльные склянки, слабый запах настойки хвоща. Но под этим — предвкушение.

Эдгар Хол, как всегда, лениво-аристократичен, подался вперёд, его голос стал ниже, а взгляд — тягучим.— Ты сегодня особенно… чарующая, — сказал он Дейзи, не подозревая, что каждое его движение — часть чужой пьесы.

Рука на её спине. Её улыбка — в тон. Всё шло именно так, как и было задумано. Тетрадь сдвинулась с парты и мягко упала на пол.

И тут — грохот.

И в следующую секунду — как на театральной репетиции, где главная актриса наконец вышла на сцену, — дверь кабинета распахнулась.

На пороге стояла Алисия. Щёки пылают, пальцы дрожат от ярости, за спиной — свита зрителей: подружки, любопытствующие старшекурсники, даже парочка пуффендуйцев, которых заманили обещанием драмы века.

— Ах вот ты где, распу… — но фраза умирает, как оборванное заклинание.

Перед ней — не безликая девчонка, не мифическая Даяна.А Дейзи. Её

лучшая подруга.Та, с кем она делилась письмами. Платьями. Тайнами.

Теперь — и женихом.

У Дейзи — губы всё ещё влажны от поцелуя.У Эдгара — рука всё ещё на талии.

У Алисии — мир рушится прямо под каблуками.

За спиной — восхищённые шёпоты.Внутри — разрыв.

А где-то в коридоре, за углом, тихо замирает Элисон

Блэквуд.

Словно мимо проходила. Словно совершенно случайно обернулась.И только её глаза, едва заметно, улыбаются.

Пока Эдгар пялится в пол, а Дейзи выглядит так, будто хочет испариться, вся школа буквально замирает в предвкушении театра.Ведь Алисия умеет страдать

красиво и громко.

Уже вечером у камина старосты обсуждают: — Ты слышал? Она в него метнула кубком с патоки!— Нет, не кубком — флаконом с духами, — поправляет кто-то. — У неё был подарок от бабушки.

А утром слухи множатся, как грибы после дождя:— Они расстались. Насовсем.

— А ты слышал? Дейзи забрали родители. Сказали, что школа плохо влияет на её моральные устои.

— Её видели плачущей у поезда, с чемоданом и без палочки.

— Бедная. Или… нет?

Алисия?Алисия носит траурный бантик на косе, но при этом выходит на прогулку под руку с каким-то старшекурсником с факультета

Когтеврана.

"Жизнь продолжается", — говорит она с лёгкой улыбкой, и ученики хлопают глазами: она же только вчера рыдала?

А Элисон?

Элисон пишет домашку по трансфигурации.Пьёт тыквенный сок.

Шепчет что-то Даяне, и обе смеются.

А потом подмигивает Матильде.

Едва заметно.Так, что никто не поймёт.

Но если бы вы знали, сколько тонкой работы было в этой "несчастной случайности"…

Ах, если бы вы только знали.

* * *

В камине гостиной Слизерина потрескивает пламя, отбрасывая отблески на зелёно-серые стены. В углу, откинувшись в кресле с книгой на коленях, сидит Том Марволо Реддл — безупречно собранный, как всегда.Он не читает — слушает. В комнате царит полушёпот, как перед грозой.

— …семья Хол понесла убытки, — докладывает сухим тоном Эван Розье. — Отец Эдгара уже отправил письмо директору, обвиняя школу в "моральной распущенности".

— А помолвка? — не поднимая взгляда от шахматной доски, бросает Берк. — Расторгнута?

— С позором. Официально. Объявлено в "Ежедневном Пророке". Алисия устроила сцену в кабинете профессора зельеварения, есть очевидцы.

Корнелий Берк усмехается и, вытянувшись в кресле, произносит:— Знаешь, мне всё это напоминает один старый скандальчик. С той же Дейзи. Только тогда она посмела тявкнуть на

Блэквуд. Элисон просто посмотрела и сказала: "Шлюха остаётся шлюхой, даже в мантии с вышивкой".— Грубо, но метко, — добавляет кто-то.

— А теперь вот, — продолжает Берк, отхлёбывая чай, — решила подцепить жениха подруги.Не угадала с жертвой.

Слишком жадно рванула зубами.

И тут поднимает взгляд Том.

Глаза его — спокойные, почти ленивые. Но в них тень… нет, не насмешки. Скорее — интереса. Тонкий, хищный.

— Жертвы, — говорит он медленно, как будто пробует слово на вкус, — выбирают не тех, кто слаб…А тех, кто глуп.

Он делает паузу.Наклоняется ближе к пламени.

— И Дейзи, к сожалению, не поняла разницу между Элисон

Блэквуд и Алисией Филт. Одной лучше не переходить дорогу. А на другой — можно оставить след от каблука.Но уж если путаешь — готовься стать посмешищем.

Слизеринцы переглядываются. Кто-то нервно хихикает.

— Знаешь, Том, — тянет Берк, — иногда мне кажется, ты слишком хорошо разбираешься в этих интригах.

— Я просто умею слушать, — мягко говорит он. — А в Хогвартсе слишком многие любят кричать.

Пауза.

— Но вот кто умеет играть — это мисс Блэквуд, — добавляет он после секунды молчания, — и, кажется, пора понаблюдать, в какую сторону она сделает следующий ход.

Пламя трепещет. Шахматная фигура медленно падает.