Бункер 49: Темнеет (гет)

Грэм изо всех сил старался вести себя как обычно, но только благодаря силе воли он смог приблизиться к своему прошлому состоянию. Ей и тому, что он проводил время, прячась в своём отсеке и раскладывал пасьянс, когда было возможно. Это помогало ему поддерживать хоть какой-то привычный вид со стороны. Для него стало сюрпризом то, как трудно было вести себя так, как он вёл бы себя в любой другой день. То, что ситуация была беспрецедентной — сущая правда, но его работа, по сути, была просто одним бесконечным днём, и он прекрасно справлялся с любым количеством возникших серьёзных ситуаций.

Для его работы, которая, возможно, была самой важной в бункере, требовалось наличие реальных навыков. Одно из которых было его поведение, оно заняло первое место в списке. Притворство, будто всё было под контролем и его ничего не волнует. Время от времени совершение действий, которые в любом другом случае можно было бы счесть абсолютно предосудительными, замкнуло его тройку лидеров.

По словам его дяди, тщательное воспитание публичной личности, которая сочетала в себе мудака-карьериста, было бонусом, но не обязательно требовалось в качестве четвертого навыка для его работы. Дядя Ньют был весёлым парнем с искренне заботливым стержнем и острым чувством юмора дома. Когда Грэм впервые увидел своего дядю на работе, пока следовал за ним хвостиком, и при этом совсем не подозревал, что его оценивали для работы, которую он занимал сейчас. Он был поражён тем, насколько по-другому вёл себя дядя. Он не был подлым, просто совсем не был мил. И люди, казалось, боялись его.

Грэм сильно опозорился в свой первый день, когда начал плакать в кабинете своего дяди, слушая, как тот кричит на кого-то за дверью. Вернувшись в кабинет, дядя Ньют опустился на колени перед креслом, в котором Грэм устроился, едва касаясь ногами пола, и снова превратился в того милого мужчину, которого Грэм всегда знал. Он был прав, когда сказал Грэму, что тот должен быть таким по причинам, которые маленький мальчик не сможет понять. Он был также прав, когда сказал ему, что когда-нибудь он поймёт, если всё пройдёт хорошо.

Увы, Грэм не был создан для мудачества любого рода. Он был твёрдым, когда нужно, милым, когда позволялось, но всегда хорошим человеком. Даже его жена была милой, приносила подносы с выпечкой или какими-то угощениями и передавала их из офиса в офис, справляясь об их семьях.

За десятилетия его работы в качестве главы они пережили всего четыре чистки, последняя из которых была фактически проведена под давлением из бункера номер один, потому что прошло слишком много времени с момента предыдущей чистки. Даже тогда он выбрал кого-то, кто был близок к смерти и не имел близких родственников, тщательно разбирая каждую запись в поисках нужного человека. Она была так одинока, как только мог быть кто-либо в бункере, где все были связаны кровью и близостью в той или иной степени.

Он сидел у постели женщины, рассказывая ей о беспокойстве в бункере, грязных датчиках и своих страхах. Он рассказал ей секрет мира в бункере: чистки. Она вызвалась тогда, и Грэм почувствовал себя грязнее, чем датчики, которые она вскоре очистит от мусора. Это была та грязь, которая поселилась в его душе и которую невозможно было смыть.

Она сказала те самые слова и пошла в камеру. Когда Грэм убедился, что в её шлеме установлен мешочек с передозировкой экстракта мака, чтобы она не почувствовала боли, она подмигнула ему. Прежде чем они надели ей шлем и её лицо навсегда исчезло из виду, она положила свою иссохшую от болезни и возраста руку на руку IT-работника, чтобы задержать его на мгновение. Она повернулась к маленькому круглому окошку, через которое наблюдал Грэм, и прошептала одними губами: «Спасибо». Грэм не смог остановить поток слёз и ответил ей тем же, заслужив смущённый и смутно подозрительный взгляд шерифа, стоящего рядом.

То, что она увидела снаружи, было лучшим из того, что когда-либо делал его народ. Настоящее произведение искусства. Она была учителем, его учителем когда-то давно, когда он был совсем маленьким. Он спросил её, что ей больше всего нравится в детских книжках, после того, как она согласилась произнести те слова и подписать себе смертный приговор.

Она задумалась, её глаза смягчились от воспоминаний, и сказала ему, что ей нравятся птицы. Она подумала, что было бы замечательно получить возможность летать и не пользоваться лестницей всё время. Он спросил её, может ли она сохранить секрет, и она кивнула, широко раскрыв глаза от мимолётной улыбки на его лице. Он наклонился низко и прошептал ей на ухо так тихо, словно мимо пролетевший ветер, но она услышала его, и её собственная улыбка была душераздирающей в своей вере и надежде. Он прошептал, что у неё будут птицы.

Поэтому он заставил программистов добавить птиц, много-много невероятных птиц. Он добавил птиц, которые летали высоко, низко и даже добавил разноцветных, кружащих вокруг датчиков, заманивая её туда своими цветами и щебетанием. Они гарантировали, что она последует поставленной процедуре очистки и останется поблизости от датчиков. Она так и сделала.

Но она была последней, кто очистил датчики, и Грэм больше ничего не сказал на счёт новых очисток, когда бункер номер один вновь поднял ту тему. Они не были настойчивы, хотя датчики, показывавшие населению их вид на выжженные земли снаружи, были покрыты пылью. В бункере не было и намёка на восстание, так что незачем было беспокоиться. С его населением, которое так сокращалось, и восстание оказалось бы столь же глупо, сколь и не нужно. Почти никто даже не поднимался на Уровень 1, если ему не нужно было туда идти. Даже шериф и его заместитель переместили свои главные офисы на Уровень 5.

Когда он перетасовал карты для очередной игры в пасьянс, карты были мягкими и потертыми от использования, он подумал, что ему действительно следует выйти и попытаться сделать хоть что-то по работе. Было просто трудно заставить себя открыть дверь и снова выйти из своего отсека. Внутри он чувствовал, что все его внутренности устроили вечеринку и танцевали в его груди, не заботясь о той, которая надёжно удерживала их внутри.

Не раз он чувствовал, как грудь его сжимается так сильно, что перехватывает дыхание, и он боиялся, что стресс от хранения секретов убьёт его. Тем не менее, он делал всё возможное, чтобы приберечь дрожь и заламывание рук для тех случаев, когда он будет полностью уверен, что он один и в месте, где его вряд ли кто-то увидит, например, в душе или здесь, во время игр в карты в полном одиночестве.

Грэм швырнул колоду карт на стол. Хватит хандрить, решил он. С чистым платком, вытащенным из чистой стопки белья — или того, что он считал чистой стопкой, — он вышел в коридор. Немного общения, немного личного времени с рабочими и немного движения пойдут ему на пользу и ускорят время, пока бункер один наконец не забудет о нём. Пока он шёл по коридору к площадке, он чувствовал себя хорошо, почти улыбался.

Прежде чем он добрался до лестничной двери, он встретился с соседом, жившим через пару отсеков. Мерибелл одарила его одной из своих очаровательных улыбок и остановилась, чтобы обсудить ведение домашнего хозяйства на их этаже. Лекарство забвение хоть добавь ещё, хоть нет, Мерибелл была вихрем организации и, казалось, была постоянной движущей силой поддержания их этажа в каком-то подобии порядка. Она выстраивала своих детей по этажу, регулярно убирая мусор и заставляя остальных чувствовать себя виноватыми. Поэтому остальные и стали им помогать. Она была хорошей.

— О, Грэм, тебя-то я и искала. Найдётся минутка? — спросила она, отщипывая невидимую ворсинку от своего безупречного розового комбинезона и подходя к нему.

— Конечно, — ответил он, пытаясь улыбнуться.

Она увидела страдальческий взгляд и спросила:

— С тобой всё в порядке?

— Всегда, Мерибелл. Всегда, — ответил он. — Я просто был занят. Ты же знаешь, как это бывает.

Она кивнула, на её лице отразилось сочувствие. Грэм знал, что она всё прекрасно понимает. Они все были заняты.

— Ладно, — сказала она, и её тон снова стал деловым. — Нам нужно установить более регулярный график уборки этого уровня, чем тот, что у нас есть. Место становится отвратительным и остаётся таким дольше между днями уборки. Ты так не считаешь?

Грэм огляделся и увидел, что она права. Правда в том, что он привык уже и по-настоящему разглядел всё только тогда, когда стало реально противно. Мешки из мешковины с растительным материалом, готовым к отправке на компост, валялись в коридоре. Среди них были мешки для другой переработки или просто мусор, некоторые из них оставляли тёмные пятна на полу. Большие коричневые мешки, предназначенные для грязного белья, стояли на страже у каждой двери отсека, некоторые из них вываливали своё содержимое в проход между ними. Перегоревшие или мерцающие лампы придавали всему коридору заброшенный вид места, которое скоро просто забросят.

— Всё очень плохо, да? — Это был неубедительный ответ, и он это знал.

— Я пыталась поговорить об этом с Уоллисом, но он тоже всегда занят. Кроме того, я не думаю, что нам нужен мэр только для того, чтобы заставлять людей убирать свой собственный уровень. Мы должны быть в состоянии сделать это сами. — Это было разумно, но Грэм видел разочарование на её лице и слышал его в её голосе.

— Ты не могла бы составить список? Не могла бы проверить графики их работы и поговорить с людьми? И конечно, можешь включить меня в список. — Он задумался на мгновение и добавил: — На самом деле тут не хватает техподдержки, чтобы продвинуть твой вопрос.

Она постучала пальцем по подбородку, оценивая коридор, поджав губы. Наконец, она кивнула и выпрямилась.

— Ты прав. Мы должны позаботиться обо всём, о чем сможем позаботиться.

Мерибелл остановилась и посмотрела на Грэма, её выражение лица было серьёзным. Её голос был мягким, когда она снова заговорила.

— Мы должны заботиться друг о друге, не так ли?

Её слова поразили Грэма в самое сердце, хотя Мерибелл не могла знать о произошедшем. Она была невозможно права. Её слова попали в самую суть вопроса, даже если она этого не осознавала. Если они не позаботятся друг о друге, то кто? Настала его очередь встать на защиту жителей, и вместо того, чтобы думать о ситуации — приступить к своей работе — он сидел в своём отсеке, играл в карты и жалел себя. Он хотел сказать что-то глубокомысленное, но когда он попытался ответить, желание выпалить то, что он пытался скрыть, было таким сильным, что он задохнулся. Он вытащил платок из кармана и прижал его ко рту с такой силой, что казалось, будто он пытается засунуть его себе в рот, сквозь стиснутые зубы.

Момент прошёл, а вместе с ним и желание. Мерибелл посмотрела на него сначала с беспокойством, а затем с зарождающейся тревогой. Он попытался объяснить произошедшее.

— Извини, — выдавил он, его голос был напряжён, как барабан. — Я посчитал, что вот-вот чихну на тебя. — Это было глупо, но это единственное, что он смог придумать.

Взгляд Мерибелл был оценивающим, и он попытался сгладить напряжение на своём лице. По её выражению лица, он не очень хорошо справлялся. Наконец, она слегка покачала головой и сказала:

— Грэм, не беспокойся. Всё не так уж плохо. Я позабочусь обо всём. Ты иди.

Он сделал всё возможное, чтобы проигнорировать её затянувшийся тревожащийся взгляд, и поспешно зашагал прочь, помахав в последний раз. Так неловко и невероятно опасно. Он не поднимал головы, пока шёл в администрацию, чтобы зарегистрироваться и получить список работ, которые ему нужно было разобрать для своей команды в IТ. Всё, что он мог предложить, — дать всем послабления, где только мог, хотя с его стороны требовалось выполнить несколько задач, чтобы добавить её больше к списку работ в IТ.

Когда он вошел в IT со своими списками в руках, появился Тони. Это было почти как если бы у него был какой-то датчик, специально настроенный на Грэма. Он сделал ровно один шаг мимо турникетов, когда подпевала издал свой раздражающий звук прочищенного горла и сказал:

— Привет, Босс.

Грэм почувствовал, как его челюсть напряглась. С усилием, но он нацепил на лицо отстранённую улыбку — улыбку босса — и продолжил идти к своему кабинету. Он кивнул, чтобы Тони проследовал за ним, и молодой человек поспешил за ним, держа планшет наготове.

Он знал, что с его стороны было несправедливо не любить Тони так, как он. Ведь парень был очень хорош в том, что делал, и, вероятно, заслуживал занять место тени, чего настоятельно требовал бункер один с момента смерти его бывшей тени.

Но данный вопрос сейчас спорным, поскольку у него были другие задачи, однако даже до этого было что-то в Тони, что заставляло его съёживаться. Если такой как станет следующим в очереди на пост главы, казалось, как будто абсолютная власть бункера номер один нашла идеального слугу для владения всеми.

— Присаживайся, Тони, — сказал Грэм, садясь за стол и поднимая стопку сообщений с поверхности. — Уверен, нам предстоит многое сделать, но я собираюсь дополнить этот список, так что нам лучше начать.

Менее чем через десять минут взволнованный Тони ушёл с гораздо более обширным списком дел и целой кучей организационных задач. Это заставило Грэма почувствовать себя почти нормальным, зная, что больше ничего не станет хуже и необходимые задачи для бункера будут выполняться даже без него.

После этого, его самочувствие улучшилось, ведь сегодня день не был потерян. Пока он мог делать то, что нужно было делать удалённо, используя безличную связь проводов, он мог поддерживать свой прежний фасад. Он мог делать вещи без человека, на которого все смотрели, и не убегать, если бы его неловкость привела к ошибкам. Кроме того, написание слов с «нечленораздельным криком» не имело того же эффекта, что и фактический диалог, поэтому он не испытывал искушения общаться и по связи.

Он с облегчением подключился к каждой из водоочистных установок, чтобы снизить уровень добавок лекарств. Конечно, они понятия не имели, что это такое. Они были помечены как добавка для воды, как и любая другая добавка, но обычные работники водоочистных установок могли регулировать концентрацию на кондиционирующих машинах. Хорошо, что они могли, потому что у него было достаточно забот. Он всё силился понять, как последний оставшийся IT-агент, работающий в химии, сможет изготовить и доставить следующую партию добавок, не говоря уже о том, как тот же парень доберётся до каждой установки, чтобы просто покрутить ручку или нажать кнопку.

Он знал из жизненного опыта, как быстро дозировка начинала действовать, когда её добавляли, и как быстро она исчезала, когда её исключали. Он мог ожидать небольшого улучшения сразу, но улучшение часто было сомнительной формой добродетели. Всегда был кто-то, кто вырывался из воспоминаний о горе или чьё замешательство могло проявиться в действиях нарушающих устав.

Его опыт принятия наркотика был как личным, так и профессиональным. В детстве он ничем не отличался от любого другого члена бункера, пока его дядя не решил, что он станет хорошим преемником. До этого момента он подвергался воздействию всего, что могло быть добавлено в воду, как и все остальные.

Небольшое восстание, которое произошло, когда он был маленьким, не затронуло его лично и не сделало ничего, кроме некоторого замешательства в его юном уме. Это было в основном словесное противостояние, прерываемое отдалёнными стычками, за власть между почти идентичными фракциями в администрации и законе. Но оно привело к множеству чисток.

В воду во время события были добавлены успокоительные, что действительно положило конец всему быстрее, чем могло бы стать в противном случае. После этого была введена небольшая доза средства для забвения, и, поскольку Грэм был ребёнком, не сильно пострадавшим от восстания, оно не помогло, а лишь сгладило воспоминания, которые он нёс в себе. Чего нельзя было сказать о других, включая его родителей, чьи туманные воспоминания о том времени были загадкой для его детского «я».

Он вспомнил, что слышал об одной из таких чисток — их было несколько в течение нескольких дней — когда тот, кто был снаружи, решил, что месть не заканчивается смертью. По-видимому, уборщик сделал всё, что ожидалось, но затем споткнулся, как слепой, шаря по земле, как человек, ищущий потерянную записку в темноте. В конце концов, он нашёл и упал на другого недавнего уборщика и начал бить и пинать труп, пока, наконец, не сдался. Согласно истории, которую он услышал позже, когда он стал достаточно взрослым, чтобы понять её, это вызвало равное количество веселья и гнева у населения, но в итоге, тому случаю особого внимания не уделили.

Даже тогда, будучи молодым подростком, ещё не осознающим всех истин, которые он узнает в предстоящие годы, он был потрясён, когда кто-то смеялся над чем-либо, связанным с чисткой. Но такие истории всегда, казалось, были предназначены только для молодежи или тех, у кого не было личных чувств к ситуации. Если бы он был умнее, или немного циничнее, он бы узнал больше об этом мире, прежде чем ему всё разжевали. Может, он бы понял, прежде чем стало слишком поздно и он стал его частью.

Позже, в годы его наблюдения, его дядя рассказал ему о лекарственных добавках, когда они вводились и для чего. Тогда он понял реакции или отсутствие реакций, которые он видел у окружающих. Существовало больше, чем одна форма дозировки, и более сильная версия использовалась только тогда, когда требовалось полное стирание памяти. Средство воздействовало на те участки памяти, о которых человек часто думал и которые вызывали негативные чувства, а не на всю память человека.

По крайней мере, это то, что он должен был делать и делал до последнего введения. Если что-то не беспокоило тебя или не вызывало плохих чувств, воспоминания оставались почти нетронутыми и просто немного сглаживались. Воспоминания были, но без эмоций, и он думал, что это, вероятно, объясняет, почему юные и не вовлечённые в процесс люди лучше помнили важные события, чем те, кто пережил их во взрослом возрасте.

Сильные и длительные дозы препарата забвения использовали, чтобы оставить человека полностью открытым для переписывания всей его жизни в новую историю, которую человек никогда не подвергнет сомнению. Такого не было в сорок девятом бункере, насколько знал Грэм, но в других бункерах это происходило с регулярностью каждое поколение или около того. С другой стороны, как он вообще мог узнать, было ли такое? Интересная мысль.

Никаких восстаний не было ни во время пребывания Грэма на посту, ни даже во время его адаптации в тени, но ему было приказано использовать дозировку несколько раз за эти годы, когда присутствовали определённые стрессовые ситуации. Приказ был ясен почти в каждой ситуации, и дозировка часто была первым ответом, который они давали. Слова «См. данные о дозировке» были указаниями для IТ-руководителей после наибольшего количества событий, просто слишком.

Было бы почти смешно, если бы не было так плохо.