Выжженное пепелище (джен)

Леннокс зашёл в ангар, прикрывая за собой скрипнувшую дверь — надо будет смазать, неприятный звук. Мегатрон сидел у той же стены, что и вчера, вряд ли сдвинувшись даже на метр, но теперь его искру всё-таки прикрывали броневые пластины, защищая уязвимую суть.

— Надо же, ты всё ещё здесь, — пробормотал Уильям себе под нос, впрочем, не сомневаясь, что его услышат.

Алые линзы прищурились, разгораясь ярче и неприятно напоминая точки снайперского прицела.

— В таком состоянии было бы странно, если бы я смог куда-то... деться, — голос древнего механизма проскрежетал разрываемым металлом.

— Не знаю. Куда-то же ты девался каждый раз, когда Прайм отвешивал тебе люлей. И никто ничего не замечал.

Мегатрон упёр в него опасный взгляд. Не то чтобы Уильям так уж хотел с ним болтать, но сквозь привычное раздражение вдруг прорезалось любопытство. И правда, как и куда? Первый раз, допустим, его сами люди от большого ума утопили в море — интересно, какой гений решил, будто Мегатрона это остановит? Второй — та история с пирамидой — удрал в пустыню. После Чикаго его мертвый корпус отдали на изучение КСИ, что закончилось так, что впору посмеяться…

И вот, наконец, он здесь. Ржавый, рассыпающийся, едва шевелящийся. Зависящий от милости человека, врага…

Но всё ещё живой.

Полковник не мог отрицать, пусть голос Мегатрона часто являлся ему в кошмарах, такая живучесть все же… восхищала, наверное. Учитывая, что остальные трансформеры подобным похвастаться не могли, разве, что Прайм…

— Забавно это слышать от тебя, человек.

— Как есть, — он пожал плечами, разглядывая десептикона. Тот шевельнулся, не то фыркнул, не то вздохнул.

— Почему ты сам — здесь, человек? — спросил после короткого молчания. — Ты, кажется, сказал, что у тебя отпуск… разве ты не должен проводить его с семьёй?

Уильям не вздрогнул и не отвлекся от своего занятия, но на мгновение, весь словно бы затвердел. Плечи окаменели, а по лицу пробежала тень.

— У меня больше нет семьи, — сказал он тихо. — Они погибли пять лет назад. Один из автоботов при приземлении влетел в школу, где училась моя дочь. Был праздник. Жена пришла проводить ее... двадцать два погибших. Шестьдесят ранено. Половина осталась калеками.

— Хм. И что на этот случай сказал Оптимус?

— Сказал, что сожалеет... извинялся, — человек издал какой-то странный звук. — Просто сожалеет, и все!

— А чего ты ждал? — десептикон фыркнул. — Что он, по-твоему, должен был сделать? Отдать на казнь косого идиота, не сумевшего сманеврировать в атмосфере? Так это и сикеры не всегда могут сделать… или компенсацию заплатить?

Леннокс кривит дрожащие губы, так и норовящие расползтись в оскал, и молчит. Он и сам все это понимает. Есть такое определение «побочные потери». За них редко наказывают, даже у людей. И да, что ещё мог сделать Прайм, кроме как извиниться? Мертвых не вернуть, какую бы компенсацию не заплатили...

От этого не легче. Но есть случаи, когда за извинения хочется убить.

— Мне не нужна жалость. И сочувствие тоже.

Мегатрон скалит острые зубы.

— Насчёт этого можешь быть спокоен, поскольку найти в своей Искре сочувствие к вашей расе я не могу. Даже если применить мою... основную специализацию. Вы ежедневно гибнете сотнями тысяч, и рождаетесь сотнями тысяч — а мы обречены только умирать.

— Взаимно, десептикон, — кривится человек. — Впрочем, в этом вы сами виноваты. Те силы, что вы тратите на взаимное уничтожение, можно было бы пустить на развитие. Мне плевать, кто и что у вас начал, но за шесть миллионов лет, стоило бы попробовать что-то кроме войны.

— Если бы я мог двигаться, человек, я бы тебя сейчас убил.

— Что, правда обижает?

Десептикон смеётся.

— Ты не скажешь мне ничего, что я уже не слышал, белковый. Попробовать... думаешь, мы не пробовали?

— А, ну конечно, сейчас ты мне расскажешь, что это злые автоботы виноваты...

— Это лучше ты мне расскажи, чем вы вместе с автоботами занимались после уничтожения Оллспарка. Видимо, сидели, мирно чай пили, и тут вдруг злобные десептиконы приходят и пытаются об вас убиться.

— Только не говори, что на Кибертроне не отлавливали эмигрантов, перебравшихся через госграницу без разрешения. Твоих солдат никто не просил оставаться на этой планете, когда тебя в первый раз убили. Автоботов, конечно, тоже... но Прайм хоть как-то объяснил чего нам ждать от его людей и почему. Скажи мне, Мегатрон, что мешало твоим подчинённым собраться и уйти? Плевать куда. На планете автоботы — найдите другое место. Вы же как маленькие дети, деретесь из-за одной песочницы. Неужели, только на этой гребаной планете был ваш «пожиратель звезд»? Только здесь можно было спрятать Колонны Космического Моста? Или только на орбиту Земли можно было притащить Кибертрон? Твои солдаты обнаружили корабль на Луне задолго до того, как люди вышли в космос. Так чего ради? К черту Прайма — по нему видно, кроме пафоса и кулаков у него ничего нет!

— А что мешало тебе по-прежнему служить рядом с автоботами и не задавать дурацких вопросов? Или, по крайней мере, задавать их не мне, а Прайму и его предшественникам, решившим, что эта куча грязи — подходящее место для того, чтобы свалить сюда свои поделки...

— Это, между прочим, и твои предшественники! Как будто ты не правил на Кибертроне вместе с Оптимусом...

— Чего?

По изуродованному лицу десептикона было трудно понять эмоции, но в голосе прозвучало искреннее изумление.

— На старости лет образовались проблемы с памятью? — едко поинтересовался полковник. Разговор начинал откровенно подбешивать. Он и сам не мог себе объяснить, чего ради спорит с этой полудохлой развалиной.

— Ты правил наравне с Праймом. Потом всех предал и поднял восстание ради власти, пожелав завоёвывать миры. Что, скажешь — не так?

Какое-то время Мегатрон рассматривал его со странным выражением — как нечто мелкое и забавное. Потом фыркнул и спокойно предложил:

— Сходи, что ли, перезарядись. У тебя логические блоки сбоят.

— И что это должно значить? — Уильям склонил на бок голову и прищурился. Изнутри тихо поскреблась интуиция, советуя тащить из деса информацию двумя руками, пока он в настроении.

— Я двенадцать часов слушал излияния Оптимуса, за компанию с сенаторами и генералом, когда он объяснял нам, почему десептиконы опасны и с чего всё началось.

— Знаешь, что, — после недолгого молчания сказал десептикон. — Если уж речь зашла о том, с чего все началось... когда встретишь его снова, спроси... пожалуй, о том, как он служил Зете Прайму. Интересно, что ответит. Только не наедине, а то пришибет, пожалуй, а потом скажет, что сожалеет, прозрел, исправился, и вообще — ты сам его спровоцировал угрожающим поведением... или как там у вас полицейские в отчетах пишут, когда доводится кого-то пристрелить.

Леннокс дёргает бровью, щурится... а потом усмехается. Если чему-то жизнь его и научила, так это замечать подначки и не вестись на них. А совет десептикона уж слишком на подначку смахивает. Хотя, и от него есть польза: по крайней мере, судя по нему, у Прайма есть грешки. И возможно, немалые...

Стоит ли продолжать расспросы? Леннокс рассматривает десептикона, спокойно сидящего, опираясь на стену ангара. И почему-то ему не кажется, что Мегатрон пытается что-то скрыть — десептикон вообще походит на человека, давно уставшего что-то объяснять, и которому чужое мнение стало давно безразлично.