Сладко-яблочный психоз (джен)

--

Из предисловия к переизданию «Плаща и кинжала, как быть и не быть злодеем одновременно»:

«Как главный редактор, я считаю, что должна сделать некоторые пояснения, друзья и читатели. Проблема в том, что Лиф интересовался своим журналом в процессе, но, когда всё было кончено, он был оставлен без внимания. Когда я, перебирая его вещи, нашла части журнала, они были в ужасном состоянии. И почерк, не самое страшное! Некоторые страницы сохранились лишь наполовину, некоторые были вырваны тем, как Лиф оставлял свою лабораторию, один из журналов вообще оказался пробит чем-то острым насквозь. Так как всё это путешествие определённо оказало на меня и остальных влияние, мы решили переписать и дополнить их своими силами. Иными словами, это целое пособие по эффективному развитию страны и «жестокой дружбе», которое, не буду скрывать, мне очень пригодилось впоследствии, напоминает шахматную доску: клеточка чёрного цинизма, клеточка белого романтизма... Почему я решила добавить это объявление во втором издании? Потому что некоторые могли не понять этот странный стиль написания. Потому что я стараюсь быть последовательной и не добавлять лишнего или додумывать за Лифа... но отрезок из третьей главы второй четверти особенно «нарезан», я не смогла выбрать между двумя разговорами, пришедшимися на один промежуток времени, и оставила оба... »

— Королева Твайлайт Спаркл

--

Мне тута намедни посоветовали больше эмоций приводить. Личных переживаний, так сказать. И откуда их, лягать-то, брать? Ну вот представьте себе: утром одного дня ты просыпаешься честным пони, поливаешь землю своим солёным горячим по́том, а к вечеру следующего входишь в Город воров как его полноправный гражданин, если слова «полноправный» и «гражданин» вообще можно сказать о местных. Чтобы хоть что-то почувствовать нужна реально скользкая, как хвост больной коровы, психика, а у нормальных пони такая резкая перемена в жизни оставит только пустоту. Ещё бы! Весь мир рушится, и самое неприятное: рушить его приходится своими копытами. «Эмоциональное выгорание», мне тут подсказывают. Не знаю, правда иль нет, но звучит очень подходяще: действительно никаких эмоций и действительно словно бы уже потухла. Так, Пинки там уже с порога начала наводить суету:

— Босс! Босс! А я нужна, я нужна?

Лиф, закатив глаза, спросил:

— Ты хочешь поиграть с остальными?

Ответом послужило энергичное кивание. Как с неё шляпа моя не слетела?

— Два правила: не воровать в башне и, если потеряешь хуфлет или свою флягу, не возвращайся, пока не вернёшь их. Идёт?

Это какой-то клей, типо тех, что использует Рэрити для гривы, или она просто слишком редко моет голову? Неважно, я тронула её затылок и, мало того, что сама чуть не приклеилась, так ещё и на копыте осталась присыпка… Сладенькая.

— Идёт! — Пинки отсалютовала и ринулась в сторону города.

— Щипать лучше на ходу, если нет опыта! — Флинт крикнул ей вслед . — Думаете, есть шанс?

— Нет, — мрачно ответил Лиф, провожая Пинки взглядом. — Городу точно конец. Давайте поторопимся, пока оплот свободных и отчуждённых не пал.

И вот теперь мы начали наше полу победное шествие. Для оплота, на мой вкус, здесь многовато дыр в стенах, полах, да и потолках, чего скрывать. Вообще, такое чувство, что он построен именно «проницаемым», «особо проницаемым». Я понимаю, что с такой влажностью держать дерево в сносном виде непросто, а плотниками здесь и не пахнет, но хоть верёвки-то вместо изгнивших перил можно и натянуть. Или хотя бы осветить! А то одна лучинка в маслёнке на три парадные. В этом-то полумраке я даже не заметила, что вокруг нас сквозняком снуют пони. По своим делам, что любопытно.

— А нас разве не должны были тут же ограбить? — спросила я на ходу.

— Шли бы по одному — конечно, — усмехнулась Хэнди.

Будто этого было мало, она ещё и игриво толкнула меня крупом. Не думала, что это возможно, но в её случае дружелюбие казалось через чур интенсивным. Я тогда считала, она пыталась у меня что-нить стащить, хорошо, что ничего ценного у меня не было, а если бы и было, беспокоится об этом сил не оставалось.

— Верно. Джей, мы выглядим как одна команда: бок к боку идём построением-стрелой. Воры-индивидуалисты не рискуют открыто связываться с бандами.

— Да-сь, а ещё мы как гром среди ясного неба: ни мимолётного союза заключить, ни засаду организовать.

Плюнула в сердцах. А разговоров-то было! И для чего это? То есть, вот это вот драматичное созерцание города с расстояния? Да и что за «гордые воры» и «ещё добраться надо»? Какое-то пустое нагнетание, чес-н слово. С другой стороны... проходили мы мимо разбитого стекла — его тут достаточно, просто конкретно это весьма крупное — и я сама себя испугалась, чуть не подпрыгнула. Вот что такое «проклинающий взгляд», ну, когда усталость и сжатая злоба как бы просачиваются. Думаю, даж если на нас и хотели накинуться кто, то быстро пообтухли... Чтобы никого ненароком не сглазить, дальше смотрела себе под ноги. До тех пор, пока скрипнула доска под копытом.

Нашла я себя уже на хорошем таком дощатом настиле, в дом такой бы положить, да слесарь из меня что из Пинки Пай — пианист, а над головой толстый сруб с вывеской. Пусть я и родилась в амбаре, буквально и образно, но описывать рисунок на ней не буду, не для прозы картинка. Но вот что хочется описать, так это бегающие по тёмным, пыльным, а иногда и просто грязным поверхностям туда-сюда цветные блики. Никак не ожидала в этом мраке тяги к украшениям.

— Подвешенные цветные бутылки в качестве люстры? — спросил наш «бухгалтер» сам у себя. — Интересное дизайнерское решение. Я бы, конечно, выложил из цветного стекла витраж, но... тогда, полагаю, освещение стало бы статичным.

Он, как и прежде, первым переступил порог и начал осваиваться, как кошка в новом доме. Всё ходит, смотрит, по стойке копытом водит, а меня завсегдатаи беспокоили. А то мало ли? Но меня удивили: пони и не совсем пусть и зыркали на карманы да сумки своих собеседников, но в то же время спокойно беседовали, выпивали, шутили, у меня не получилось заметить никаких «щипков» или как там по ихнему. Даже не верилось, что абсолютно все здесь — преступники.

— Хэй, Гринч, — Хэнди уселась у барной стойки в центре шестиугольной комнаты с высоким потолком. — Мы при бабле!

Коренастый пони, качающийся на стуле на границе с падением, даже не опустил свою газету:

— На дело или с дела? — спросил он будничным сухим голосом.

— С дела! — Хэнди плюхнула единственный унесённый мешочек с битсами. Свистнула всё ж, паршивка.

— М-да? — жеребец с утробным ворчанием и шелестом опустил газету на барный стол, не прекращая качаться на одной ножке стула. — Не густо.

А вот брови у него очень даже густые! Право, мои кисти, которыми я деревья белю, и того жидче. Оторвавшись от этого солидного джентельконя, я захотела посмотреть на источник местного цвето-шоу. Лиф прав, в центре этой комнаты, где сходятся опорные балки, свисает массивная лампа с фитилём что шея у Мака, а вокруг на вбитых гвоздиках свисают цветные бутыльки. И сразу как-то теплее стало: кто-то ведь с этим заморачивался, привязывал бечёвку на скользкое горлышко, забирался туда и вешал — простая тяга к благу у своего жилища. И под этим застывшим дождём все собравшиеся ведут себя как нормальные существа. Даже лучше — никогда не видела таких дружелюбных гриффонов. Или тихих драконов. Кроме Спайка, конечно.

— Гри-и-инч, — мурлыкнул Лиф с другой стороны, вырастая из тени, — ты заведуешь «Дыркой»?

Грохот падающего тела, треска дерева и ругани вернул меня на землю. Я слегка подтолкнула потерянную Твай к стойке, ей не помешает присесть.

— Эт Странник, — Хэнди перевесилась через край и попыталась представить его хозяину, — ворюга опытный, с ним и его бандой за один присест всё провернули и даже не вспотели.

— Кроме того момента, когда наш путь назад упал, — не сдержавшись, съязвила я.

— Интересно, из-за кого? — Хэнди ответила мне с каким-то приторно-сладким привкусом.

Вот из-за таких непонятных примет, мне и хочется посадить её в бочку и покатить с холма. Мне не нравится, когда малознакомые пони пытаются меня трогать, причём, как телом, так и умом. Не, я не чванливая благородная кобыла, но спрашивать о том, есть ли у меня кто-нибудь уже через час после знакомства, как тогда в подземке, — некрасиво, э-эт даже я понимаю.

— Охренеть, — прошептал высунувший одну только голову Гринч и ткнул в грудь усевшегося за стойку Лифа, — это ты. И ни на год не состарился.

— Эй-эй, вы, что, знакомы?

— А вы, сопляки, помните, как я с главой Эгиду Солнца скрал?

— Хотелось бы сказать, что нет, — Флинт с болью закатил глаза и сжал клюв лапой, — но боюсь, после пятисотого раза, я и в следующей жизни эту историю помнить буду.

— Да, было время... Я — ломаю замки и рёбра, глава — лезет по водостоку в форточку, Айвори — в облаках на шухере... Ну и Странник за главного. Его планы как ход солнца — непогрешимы и точны, нам только надо делать как велено и всё будет на мази́.

— Так это «время» было лет тридцать назад! Даже если представить, что в банду приняли десятилетнего, ну ни как ему не может быть больше сорока.

— Он старше, чем выглядит, — раздалось из-под шляпы Твайлайт. — Намного. Эм, Гринч, да? Нам бы перекусить. Поставьте, пожалуйста, чего-нибудь... калорийного.

Из этой бесформенной кучи ткани «выехал» кошель битсов. Неосознанно — купленный на ворованные кусок в горло б не полез — я потянулась к своему и тут вспомнила, что он в шляпе, а шляпа — у Пинки.

— Да не переживай Э-э-эп... Джей. Это командировочные.

— Не знаю, что это значит, но мы тут о происхождении битсов не волнуемся.

— Правильно, — Лиф встал и, вертя добытое ожерелье вокруг одного копыта, направился куда-то мимо нас с Твай. — Я к главе, закрыть контракт, постарайтесь без меня не скучать. Флинт, за мной, твоим лапам найдётся применение.

То, как Твайлайт укуталась в свою маскировку, показалось мне странным и тревожным, и я откинулась назад, преграждая путь Лифу:

— А мне точно более ничего знать не надо? — я шёпотом спросила у него и стрельнула глазами назад, в сторону Твай.

Беззаботная ухмылка и блаженство улетели с тем, как он остановился. Вот он поднял косу с часами, по окаменевшей морде ничего не видно.

— Зелье заканчивает своё действие, — спокойно и тихо ответил он. — Хорошее чувство времени. Рану обрабатывать ещё рано. Просто проследи, чтобы она поела и при этом её не узнали. Вот и всё.

--

Мне оставалось самое малое — сдать заказ и забрать свою награду с четвёртого этажа башни. Ах, башня, штаб Гильдии воров, первое и единственное построенной с умом здание во всём городе. Он, к слову, не планировался, просто стихийно вырос вокруг, как пробудившийся грязевой гейзер от вонзённой в земную твердь жерди. И как в грязи, здесь развелись копошащиеся черви. Но не подумайте, что я выражаюсь в негативном ключе о ворах. При всей своей собственной неприглядности и убогости места обитания, они незаменимы в агрокультуре: гной перерабатывают, создают приток воздуха и других газов... Их правильное распространение вкупе с четырёхпольным севооборотом повысили урожайность до неведомых уровней и спасли наше королевство. Пришлось попотеть, чтобы заставить фермеров перейти на новые методы, но оно того стоило: недоедание ещё остаётся, но смерть от голода теперь исключение, а не правило, даже в неблагоприятный год. Но вернёмся к объекту метафоры. Штаб должен был стать неофициальным прибежищем для отщепенцев нашего государства, так за ними проще следить и исправлять, направлять. Но их было так много... Башня и, соответственно, Гильдия воров не могла приять всех: сначала были попытки достраивать сам штаб, но, когда между последним этажом и поверхностью коллектора стало невозможно вытянуться во весь рост, эту затею оставили, тогда и началась экспансия не ввысь, а вширь. Это изменение повлекло другое — воров слишком много, а все быть гильдейскими не могут. Тогда решение пришло само собой: состав Гильдии воров это не закрытое сообщество, не клуб по интересам или подпольное правительство. Это старосты, наставники, что научат любого желающего как выжить вне закона и не закончить свой путь в позорной неволе, а взамен сущие крохи — придерживаться общих правил, норм даже, ибо никто здесь, внизу, законы не ставит, а наказание одно — изгнание.

— Ты б хоть маты постелил, Свифт.

Мы, судя по неловким позам некоторых, прервали урок по безопасной акробатике. Свифт, который с нашей последней встречи разве что заплатками на жилетке обзавёлся да жидкой бородёнкой, учит как правильно приземляться с высоты. Признаться, необычно видеть пегаса, обучающего не летать, а падать, но тут все необычные, главный критерий, в конце концов.

— Не обращайте на нас внимания, мы всего-то идём мимо, — попросил я, протискиваясь меж преподавателем и «студентами».

Лестница в башне идёт спиралью под самой стеной, но при этом она не сквозная, приходится от верха одной ступени проходить этаж насквозь к началу другой. И скрипят досочки под ногами едва-едва, не хватает только треска камина для полной картины уюта. Третий этаж и обучающая лицедейству Маск. Кто-то может спросить, зачем буйвол учит подобным вещам... Хорошо, тем для дискуссий здесь, на самом деле, достаточно, но предмет в ремесле критический: важно после серьёзного ограбления очень качественно прикинуться дурачком и растяпой, если уж не успел скрыться. Можете поверить, во взломе с кражей и поджогом для отвода глаз буйвола будут подозревать в последнюю очередь.

— Новый шампунь, Маск? — спросил я, проходя сквозь очередную группу. — Твои кудри вьются и вьются, скоро сможешь в них вещи хранить.

Но абсолютно все поджоги старой банды совершал именно буйвол. Эта хитрющая змея с милыми рожками высекает искру даже после проливного тропического дождя, а потом делает самые невинные глазки.

— Да не разевай так рот, право. Словно призрака увидела.

В целом, дальше не было ничего нового. Старые знакомые, седой опыт и пылкая молодость. Окон в башне не делалось, только щели под самым потолком для вентиляции, в которых свистел жидкий сквозняк. Этого достаточно, чтобы обеспечить приток воздуха, но недостаточно, чтобы разогнать запах прелого влажного дерева. Впрочем, некоторым это даже нравится. Этаже на пятом за собой я начал слышать шелест: хвост Флинта нервно тёрся о пол и накидку, грифон нервничал, похоже, никогда не поднимался так высоко. Каждый следующий шаг становился легче предыдущего, но если молодой щипач крался из робости, то я — из озорства, и вот последняя ступенька не посмела скрипнуть под моей подковой. С правой стороны раздавалось мерное курлыканье, небольшая голубятня. Городские голубей прикармливают, а воры их дрессируют. Вот, кормит бабуля в парке птичек, а одна из них может нести донесение из крайней провинции. Что там, на лапке? Задание, предупреждение или просто ответ на дружеское письмо? Птице всё равно, а случайные свидетели не удосужатся проверить. Ещё попробуй поймай его! Или проследи.

В янтарном свете свечей танцевало перо, бросая тень на нас. Крыса писала под диктовку:

— ...пятнадцатого числа, третьего месяца, тысяча тридцать шестого года, — надиктовывал мягкий голос со стороны голубятни. — Состоится бал-маскарад, по адресу...

Она сидит боком на табурете и, развернув бумажку с шифром, на ходу расшифровывает содержимое. Дочитав, она поднялась и на стройных ножках подошла к карте, развёрнутой на стене, добавила в лес кнопок ещё одну.

— Пометка. Хороший шанс срезать немного жирка с аристократии. Маски понижают требования по скрытности до минимума. Среди приглашённых будут только пони: остальные не подходят... Дописал?

Перо сделало ещё два решительных размашистых движения и остановилось, а крыса звонко пискнула.

— Перерыв десять минут и напишем контракт для желающих.

Предательский скрип когтей нервозно сжатой задней лапы прижал большие уши лани к черепу, но не заставил обернуться.

— Достали? — строго спросила она.

Я перепрыгнул последний угол и сразу встал в тенях слева, пока Флинт, не желая оставаться без «укрытия» перед начальником, неловко последовал, но не успел до пригвоздившего его к месту обороту. Издав удручённый вздох, лань спокойно и даже с властной отточенностью подошла к присевшему под давлением авторитета полу-льву.

— Ну? Достали? Или напарника повязали, а цель уже уехала? Ищешь туалет?

— Д, да.

— Это ответ на который из моих вопросов?

И вот мой звёздный час: она в своей любимой манере подалась вперёд и вправо, поскольку хуже слышит слева, чем я и воспользовался. Скользящий змеиный выпад влево, и ей на плечо ложится моя передняя нога со звенящей цепочкой ожерелья. Секунд десять ждём, пока она отомрёт — инстинкты дело такое, раз бежать от опасности уже поздно, лучше замереть. Её напряжённые губы выдали глубокий выдох, не то релаксирующий, не то злобный.

— Знакомые подковы, — выдала она, сохраняя показное спокойствие. — Как ты умудряешься лазить в самых стрёмных и грязных местах мира и держать их в чистоте?

— Опыт.

— А это случаем не ты подговорил эту парочку желторотиков на дело? — она деловито стянула ожерелье с меня и отошла ближе к встроенному в стену шкафу. — Знаешь, у них ведь и шанса не было.

— Нет, ничего такого, — крыса на столе приветливо мне помахала, закусывая крекером с сильным сырным запахом. — Я просто воспользовался обстоятельствами.

— Как всегда! — лихо ответила она, захлопнув долгий ящик. — Мир — полное течений злое море, а ты в нём правишь кораблём. Нельзя просто так взять и прийти сюда, да? Там, навестить старых друзей или не знаю…

Я подождал, пока она обернётся и...

— Буп.

— Ну, да, или хоть как в старые добрые ткнуть мой нос.

— Буп.

— Перестань. Если у меня нос сильнее выделен, чем у пони, это не ещё не делает его хорошей мишенью...

— Буп.

— Хватит! — в спокойном голосе проклюнулись девичьи высокие нотки. Миссия выполнена.

— Три раза? Ты теряешь хватку.

— Нет, просто с возрастом появляется самоуважение. «Бупать» молодую воровку и главу гильдии — не одно и то же.

— А для меня всё равно, если у тебя опали рожки или появилась пара новых шрамов, или комплект морщинок, буп... Я одолжу у тебя базу?

— Бери и вали, — смутившись и отвернувшись, ответила она.

Удовлетворенно кивнув себе, повернулся к солидному резному столу. На фоне всего остального в логове только он кажется древним и дорогим, даже под кипой бумаг и языков полураскрытых свитков, ряда коробов. О, признаюсь, скучал по этому тёмному блеску эбенового дерева, а сколько сил и терпения потребовали эти ножки в форме зверей, колоссами держащие толстую столешницу... Но, увы, даренное не забирают, только заимствуют. Я пристроился у одного края и взял дон столешницы на круп:

— Флинт, берись с другой стороны, спустим его.

Грифон с натугой сглотнул:

— Что, весь?

— Да, куда это тебе всё? Ты за минут пять найдёшь, что надо... А-а-а, понимаю, у тебя новая команда, а в команде кто-то особенно совестливый.

— Учитывая состав и предысторию, правильно было бы сказать, что это я в их команде, но в остальном верно. Ты хорошо усвоила урок о давлении.

— Полезно держать подчинённых под давлением, но важно не передержать: если сломишь дух, потом почти невозможно восстановить. Думаешь, найдётся что-то нужное для… спуска пара?

— Уверен. Уже сейчас, ставлю рог, они прониклись бытием воров так, что ненависти к вашему брату не осталось, а то, что они найдут здесь, лишь добьёт их картину мира. И поможет делу, конечно же.

--

— Та-а-ак... ты и не пьёшь?

— Пью, — ответила я и хлебнула, дабы не соврать.

— Сок.

— Сидр, — пришлось уточнить.

Между нами начали играть сверчки, где-то минуты с три.

— Как ты вообще закончила здесь, в толк не возьму… — Хэнди отпила своего напитка, явно алкогольного.

— Скажу — не поверишь. По неудаче.

— Та-а-а в это как раз легко поверить, — она на пару секунд уставилась в жидкую пену своего стакана. — Неудача... из-за этой уродины почти все мы здесь и закончили.

— Ну да, ток-мо неудача — это исключение, а тебя послушать да вокруг посмотреть, так у нас каждый четвёртый — неудачник...

⁽¹⁾

— Кляться за всех не буду, только за саму себя. Лишь одна, независящая от меня глупость судьбы привела меня сюда.

Слышала я такие слова, но никогда не верила. На полном серьёзе, мне всегда казалось, что можно бросить вызов любой трудности, преодолеть любую преграду, взять любую высоту, нужна лишь выдержка, стойкость и дисциплина. И верные друзья, конечно, не помешали бы.

— По-моему, ты просто что-то проглядела в своей жизни.

— Может быть... Слушай, а ты знаешь о Клаудсдейле?

— Хм, хм, да, что-то слышала, — театрально покивала я. — Такой огромный город из облаков, который курсирует по континенту, собирает лишнюю влагу и приносит зиму. Ах, ещё знаю пару пегасов, что родились и выросли там. А ещё сама там как-то была.

— Да я смотрю ты я-я... — и тут я напряглась в ожидании конкретного слова. — ...ягодка с кислинкой.

Поджав губы, я промочила сухое от нервов горло. Услышать слово «яблоко» по отношению к себе было б тем ещё, лягать его, испытанием.

— Мой любимый сорт, между прочим, — продолжала она. — Тогда к делу: ты много там металла видела?

— Да я не особо-то и искала... А что?

— Запомни это пока что. Я тоже когда-то жила там, в небесном городе. Семья хорошая, школу закончила не без проблем, но и не ударив в грязь лицом. Вот в универе я блеснула. А как иначе? Одно дело — политехническая программа, которая не факт что вообще понадобится в жизни, другое — наш хлеб насущный, гидросферная инженерия... Я должна была стать, я хотела стать инженером в третьем поколении на нашей знаменитой фабрике облаков.

Кисловатый сидр постепенно становился горьким прямо у меня на языке. Мне даже в голову бы не пришло, что моя собеседница — летающего племени, столь приземлённой она казалась на фоне моих друзей и знакомых. Не буйный ураган, как Дэш, и не нежный бриз, как Флаттершай.

— Даже заслужила право проходить там практику... А потом одна искра, вспышка, миг всё изменил. Понимаешь, у нас всё из облаков. Им, конечно, можно придать определённую жёсткость и постоянную форму, но этого недостаточно для изделий из железа. Как итог, наша инфраструктура лишена многих элементов, которые есть у вас, земных. Громоотводов, например.

Её накидка зашевелилась в районе спины. От предчувствия я вперила глаза в свою кружку, не желая сталкиваться с неприятной действительностью. Но даже так эта обгоревшая до лучевой кости конечность с ничтожным остатком пуха плавала на границе моего зрения ещё долго.

— Чёрт... — только и смогла ответить я. — Паршиво. Но это ведь не конец жизни, да?

— Хочется сказать, что да, но... Только вот та шальная молния сожгла не только крыло, но и мечты, мою и родителей. Универ закончить-то я смогла, а вот найти работу — нет.

— Ну, иногда в жизни приходиться идти на уступки. Не всем суждено работать там, где хотелось в юности.

От непроизвольного смешка у неё пена носом пошла. Хэнди утёрлась и посмотрела на меня слегка влажными глазами. Мне хотелось верить, что так получилось из-за газа в носу.

— Ты слишком плохо знаешь, как у нас всё устроено. Есть штука такая, называется «Кодекс труда и трудоприменительного процесса», — она закатила зенки, силясь вспомнить заученное. — Кратко: работы для пегасов подразумевают, что их исполнители умеют летать, с точки зрения безопасности в том числе. Не можешь летать — нет пегасьей работы, а другой в Клаудсдейле не бывает... Но не это меня беспокоило тогда: летаю или нет, а в механике я собаку съела.

Что да, то да. Она так чертежи и планы читает — одним глазом, с полпинка и в полной темноте, без хлеба остаться не должна. По идее.

— Не, было кое-что и похуже, — Хэнди положила голову на стол и посмотрела на цветной блик прямо перед ней. — У меня был план на жизнь, у моей семьи был план на жизнь, и вот его не стало. Я не оправдала надежд, но не по своей вине: я абуза, но винить меня в этом нельзя. И это подвешенное состояние меня убивало, — она «наступила» на блик копытом. — Как только появился шанс — получила диплом и ночью собрала свои сбережения — я спустилась на землю и больше в небо не поднималась. Оборвала все связи.

— О-о-о, наклюкалась до болтовни о наболевшем, ага? — Гринч вернулся к нам из мрачных глубин, простите меня, «Дырки».

— Ой, да ну тя, хрычь старый, — беззлобно огрызнулась она. — С твоего питья да разве одуреешь? Кстати, нога не чешется?

— Ха. ХА. Очень смешно, — жеребец поставил ящик на полку позади себя и плюхнулся обратно на свой стул.

Через секунду он закинул на барный стол заднюю ногу... затем накрест легла палка. Не пиратская такая, а с небольшим изгибом, что не сильно, но всё ж напоминает настоящую заднюю ногу пони.

— Чего вылупилась? — вперив взгляд в газету, спросил он. — Впервые такую видишь? Пахать с такой тяжко, зато пугать — самое то. М-да, тут большинство таких, калек и беспризорников. Есть ещё категория разорившихся и небольшой слой беглецов... В общем, мы это те, кто предпочёл зарабатывать на хлеб дурным, чем быть чужим балластом... А о чём был разговор?

— Да так, ни о чём, — Хэнди повернула голову с подбородка на щеку. — Просто пьяная лошадь жалуется на жизнь...

— Ну это дело полезное. А ты чего наноешь? — глянул он на меня чрез верх газеты. — Или тебе чего по-горячее нужно «для души»?

— Не нужно. Думаю, мне просто это не нужно, не на что жаловаться, то есть. Как бы, да, родителей рано не стало, — тут меня осторожно тронули под столом, напоминая об сдержанности в словах. — А из-за хлопот по ферме у меня не то чтобы оконченное образование... Но у меня-то всё равно оставались родные и земля, которая нас прокормит. И скажу честно: исчезни эт всё, не уверена, что не пошла б по твоему пути. Особенно — если стоял б вопрос о моей сестрёнке.

Иногда я слишком мало думаю или размышляю, для меня всё просто, да-да, нет-нет. Но вот полезно, наверное, помечтать. Не прогнозировать или предсказывать, а именно помечтать. В негативном ключе тоже. В тот конкретный момент я просто представила, как злая буря забрала у меня сначала родителей, а потом и всё остальное, кроме крохи Эплблум. Я бы стала той же самой честной и ответственной пони, какой я являюсь сегодня? Или поступилась бы принципами, чтобы унять урчание в её животике?

Предательски тяжёлые веки сами по себе увлажнились, но не более, чай не реки. Представить — это одно, а пережить да испытать — другое, никогда я не буду здесь своей и никогда не позволю себе поступать как местные. У меня есть силы, мои собственные, моих друзей, а ещё... теперь и какие-то магические. Здесь и сейчас — я смогу пробить любую гору насквозь — и не просто красивое словцо — и могу позволить железно держаться за свои идеалы аки клещ и не петлять вокруг да около. Но теперь, передо мной и другая сторона — не у всех есть такая возможность и меньшее, что я могу, не смотреть с презрением.

И тут в мой редкий, редчайший момент легкомысленности всё естественно не могло закончиться хорошо. Многоликая толпа, у которой ни один лик не назвали б доброжелательным, ввалилась и волной принесла наше горе луковое. Или чесночное.

— Гринч! — крикнул кто-то из кучи малы. — Ты нам нужен, староста.

— Чё надо? — буркнул тот.

— Да вот эта, — ответил уже другой, и вперёд выбросили нашу подругу. — Спа́су от неё нет. Что делать будем? Рассуди-и-и.

— Судить?! — Гринч насупил густые брови, кинул газету и посмотрел на настенные часы. — Я закрываюсь через пятнадцать минут! Пусть вернёт, что натырила, и валите отседа.

Ни капельки, ни капелюшечки не встревоженная Пинки пожала плечами и, видно покорившись своей судьбе, вся затряслась. Натуга такая пошла, что, признаться, начало казаться, будто она очень даже буквально покажет, что думает об этом их «правосудии». Таких дерзостей за ней не замечала, но не удивилась, яви она такой фокус навозокладения на чужое мнение. Но нет, когда дрожь достигла хвоста, из него начали сыпаться её трофеи. Список включал, но не ограничивался: три полных набора отмычек, несколько сумок, десяток подков, украшенные пуговицы в количестве тьма-тьмущая, СЕЙФ, платки, битсы, слепки ключей... Завсегдатаи с деловым и оскорбленным видом быстренько разобрали свои пожитки и степенно удалились. Все, кроме одной.

— Вот ты где, — мерным шагом приблизилась земная пони моего возраста и цвета свежеполитого грунта. — Снова за стаканом найду — будешь обниматься с подушкой. Уяснила?

— Я выпила всего один стакан... кваса! — вяло запротестовала Хэнди. — Можно хоть так отпраздновать дельце?

— Де... Ты всё ж взялась за него?! Это же чистой воды самоубийство было! И как, выгорело?

— Сказала ж, праздную, — Хэнди встала, встряхнула пелену хмеля как и не было её, а затем по-дружески тронула Пинки. — Это Гам, кстати. Вон там, похрапывает Лайт.

Она указала за меня, где Твай в состоянии кучи материи приняла неопределённую позу. Но она не права, с её стороны не видно, но а вот я на себе ловила внимательный взгляд из-под этой шляпы — она следит и как пружинка готова прыгнуть и подстраховать.

— А это Джей, — мне на загривок легло объятие. — Они со своим боссом на нас вышли и помогли. Без них, мы с Флинтом не справились бы, Фалл.

— И как награду делить договорились?

Этот недоверчивый вопрос заставил пегаса призадуматься, хотя лично у нашей троицы никакого злого умысла на их счёт не было.

— Никак! — подала голос лыбящаяся во весь рот Пинки. — Мы не воры на самом деле, просто в город нужно было.

Я прям слышала зубовный скрежет за собой и в некоторой степени даж разделяла.

— А-а-ага, — скептично утвердила Фалл и поправила сползающую на глаза гриву, — особенно ты. Ладно, проехали, на битсы не претендуете и на том спасибо...

Тут он окинула нас каким-то лукавым взглядом.

— Но скажи-ка, что моя медовая пони делает в компании исключительно кобыл приятной наружности?

Хэнди, издав нервный смешок и отстранившись от меня:

— Н-ничего особенного, так, поговорили за жизнь... В основном, говорила я, но...

— С кем? С ней? Она ж Эпл.

У меня упала челюсть, грудина трещала от истошных ударов сердца. Я не знала что делать: она слишком уверенно это сказала, чтобы пытаться переубедить её. Мои нелепые отмазки только уверят её. А Фалл и сама продолжает:

— Ну а кто ещё будет в питейной заказывать яблочный сидр? Я сама с Пейров, и их племя издалека чую.

Ну приплыли! Угораздило ж меня столкнуться с Пэйром нос к носу. У нас вражда семей такая бывала, что до сих пор груши на обеденном столе — это табу. У них, я уверена, такое же отношение к яблокам. Ишь смотри, как ищейка меня вынюхала. Не знама её отношения к своей семье, я попыталась зарубить намечающийся конфликт на корню:

— Мне не нужны проблемы на ровном месте. Ща наш главный вернётся и мы исчезнем.

— Не тушуйся, — неожиданно спокойно прыснула она. — Как мы делаем шаг через закон, то дрязги семей нас с тобой лично не касаются. Хоть что-то хорошее быть отщепенцем, а? Я это припомнила, чтобы Хэнди поняла, с каких разных миров вы пришли. Тут лучшее, что может случиться — вы смиритесь в своих разногласиях.

— Так она почти то же самое сказала, — заметила Хэнди уже у её бока.

Та в лёгком замешательстве почесала затылок.

— М-да... А ты кобылка что надо, оказывается, — она кинула мне что-то наподобие битса, только тоньше. И чернённое. — Штучка ма́лая, зато полезная. Это за то, что присмотрела за моей болтушкой. А, и если захочется компании, у нас есть уголок в пригороде и мы открыты новому.

— Дже-е-ей, — прошептала Пинки... через метров пять, сводя на нет всю секретность. — Мне кажется они «играют за свою команду».

— А?

— То есть, любят не морковь, а пирожки, — безуспешно пыталась достучаться до меня подруга.

— А-а?

— Ну, придёт — сама узнает. На практике, так сказать, — Хэнди подмигнула и собралась уходит с Фалл. — Но смотри, запреты дело такое — слетают один за другим, стоит только начать. Сегодня ты не возвращаешь чей-то кошель, а через неделю ты уже в чьём-то «пирожке» по самые уши.

Я долго ещё стояла и не могла понять, даже скорбное признание, что без садово-яблочных сравнений сложные намёки мне плохо даются, закралось. Не понимала, не понимала, а потом ка-а-а-ак поняла...

--

В районе третьего этажа на меня снизошло божественное прозрение: у стола предусматривались колёса. Я бы не стал подобным образом распоряжаться своим даром, но пыхтящий из последних сил Флинт вот-вот отпустит свою сторону и мы со столиком всё равно полетим камнем вниз. А потому...

Без зазрения совести вжалась скрытая в опорной рамке кнопка, скрипнули фиксаторы колёс и настала катавасия.

Седлав эбенового жеребца, полетел верхом я вниз, презрев опасность и вокслики обитателей. В полёте жарком, резво и неутомимо ловились летящие во все стороны листы, благо всё самое важное храниться в коробах, под крупом вашего верного.

Самое сложное — править стол на повороте. Довольно проблематично войти в плавный изгиб лестницы, не имея никаких рычагов управления, окромя собственных конечностей.

Худо-бедно, но мы со столиком припали всё ж на первый этаж аккурат посредине и прямо под люстрой. К ужасу оставшихся копытных. Я же, разлёгшись весьма фривольно на боку, салютовал:

— Извольте к разведанным. Ключевые слова: «объявления мирового масштаба», «аликорны», «Ульфар» и «пир».

Я соскочил на пол и разложил карту, где уже был обведён участок пустыни у Лас-Пегаса. Наша цель, помимо интересных инсайдов, сократить круг поисков хотя бы до окружности радиусом в пять километров, а там уже методом дедукции установим логово да вычистим его.

— У-ух, вот уж чего не ожидала, так это возможности покопаться в чужой картотеке, — с придыханием заметила Твайлайт.

— А это точно безопасно? — поинтересовалась Джессамина, выглядывая из дверей на улицу.

— К Гринчу никто не сунется после закрытия — шкура дороже, — успокоил я её и подвинул один из стульев для себя.

— А ему, того, можно?

— Что «можно»?

— М-м-м, м-м, секреты, недомолвки, таинства... — Гринч вынырнул из-за своей стойки, — ...прям как в старые добрые. Всё охотишься?

— А как без этого? — я ответил ему риторическим вопросом, пока принимался за документы.

Это был дежурный отчёт с почты о прошедших посылках. Содержание показалось не столь важным, как почерк, стиль, эта интересная подпись... Я просто коротал время, пока мои спутники найдут всё, что нужно.

— Ух ты! Здесь целая депеша на все вещи в доме по адресу... — я посчитал нужным опустить точный адрес во избежания компроментирования хозяев. — ...здесь даже содержание выдвижного ящика в спальне есть! Как они они это всё узнают? Интересно, а есть здесь мой...

— Нету, — прервал её я. — К аликорнам воры подступаться не решаются, а такие депеши обновляются раз в пол года.

— Не-не-не, Твай, ты всё делаешь неправильно, — Пинки подступилась к делу. — В кипах много его интересного... О! Слив прототипов местного завода шуток и приколов, это я оставлю... — она сложила лист вчетверо и положила... куда-то. — Но наверняка самое важное и интересное в коробочках с этими странными загагулинами.

Острый глаз, Пинкамина, острый. Что до «загагулин», то это схематичное изображение. Они разрабатывались с расчётом на простоту и максимальную воспроизводимость. Плюс, минимализм как основа стиля работал дополнительным шифром — не зная какой орнамент что обозначает, сразу найти важные данные можно только случайно.

— Знаешь, а ты права, — признала Твайлайт. — Я бы так и сделала, если организация была на мне. Я возьму эту.

Она подтянула к себе ящик с орнаментом в «яблоко» и по-тигринному полосатой крышкой.

— Оки-доки, тогда эта — моя.

Пинкамине досталась коробка с преобладанием округлых очерков жёлтого цвета. Идеальный расклад. Я и надеялся, что последняя, испещрённая красными крестами, попадёт на строгий суд Джессамины. И вот она:

— Ёлки-палки, только в бумагах не хватало копаться для полного счастья. Ну да что уж, назвалась сеном — полезай в телегу.

А пока мои маленькие пони работают, перебирая воровскую бухгалтерию, я, укрывшись кипой свитков, разложил таро. Маг — прекрасное начало, символ инициативы, предвестник исполнения желаний давних. Суд и Солнце — хороший знак, особенно в дуэте. Не стоит, однако забывать, что подсказки — не закон, а Суд — это борьба. Вот когда я действую один — всё просто, без сомнений иль ошибок. А когда за мной живые души — вечно приходиться объяснять, убеждать да доказывать что-то. Это крайне утомляет, но зачем ж ещё мне мой опыт как не чтобы им делиться? А пока я думал в стройный ряд легла Луна и Дьявол. Мне бы хотелось, чтобы эта парочка была исключительно метафорической и никак не относилась к знакомой мне принцессе ночи. Но всё ж, чудеса, ни одной перевёрнутой карты...

— Эм, можно тебя на минутку? — с презрением попросила Джессамина.

Её труды столько скоро принесли плоды, что неудивительно, если брать в учёт её опыт, личность и достоинство.

— Что тебя смутило? — я спросил, пока убирал карты.

Она, помедлив и, видно, взвесив слова, выбирая правильные, всё же продолжила:

— Здесь вполне чётко написано «убить», — на последнем слове её голос сорвался в хрип, но и его хватило, чтобы остальные оторвались от работы. — Скажи, что это просто шифр. Или жаргон. Или ошибка. Да что угодно!

— Нет, — оборвал её я. — Этот запрос на своём месте. Тебе достался «отказной» короб. Где же ещё быть заказу на убийство? У воров тоже есть принципы: они не занимаются убийствами, политикой и воровством у бедных. Многие этого не понимают, вот и шлют свои «просьбы».

— Но я не понимаю... Кому понадобилось убивать Флаттершай!?

— Тебя это удивляет? Зря. Скажите, и вы тоже, вы знакомы с концепцией материалистического диалектизма?

— Это я знаю! — Твайлайт подняла переднюю ногу вверх, желая ответить.

— А объяснить доступно сможешь? — пришлось смерить её взглядом. Та в смущении опустила. — Так и думал. Если вкратце: это взгляд на нашу жизнь как бесконечную череду противоборств противоположностей. Две силы, зачастую слепые и неутомимые, сходятся в неразумном бою и энергия их ударов толкает жизнь вперёд и вверх, и так по новой. Вы можете быть сколь угодно порядочны и благородны, но всегда появится ваш антагонист, и не всегда это мечтающий о мировом господстве злодей... Дай-ка досье сюда.

Они всегда подписываются. Это ведь прекрасный материал для шантажа. Разве что подпись заказчика шифруется, но для меня это не проблема... И да, я узнал, кто заказал наш лучик Флаттершай, ничего, потом я с ним проведу воспитательную беседу, а пока Твайлайт имеет свой вопрос:

— Теперь я не могу понять, а зачем ворам такие правила? Они же и так вне закона.

— Причина там же, принцесса. Борьба закона с беззаконием, власти и порядка с дерзостью и удалью. Но те, кто обращаются с подобными запросами, хотят будучи в мантии закона пробить кривыми путями беззаконья себе дорогу ещё выше, они предатели в степени второй, не меньше.

— Согласна, — Эплджек заявила, перебирая остальные документы мрачным глазом, — Если уж выбрали сторону, так играйте по её правилам. А то смотри! И рыбку съесть и не обляпаться.

— Девочки, а я нашла наше ожерелье, — Твайлайт позвала остальных, потрясая папку с фотографией рубина в оправе на обложке. — Это не простое воровство... Оно принадлежало одной зажиточной кобыле, которая недавно умерла, а ожерелье — её наследство.

Она продолжала читать и морщинки множились в уголках глаз.

— А претендента два: внук и племянница. Но если внук жил с ней и заботился до конца, то вот племянница объявилась только на смертном одре... Зато с завещанием, по которому ей доставалось всё!

— Какого сена?!

— Как так?!

— Да, по закону завещание может быть любого содержания и составлено в любое время, главное это подпись завещателя, — объяснил я. — К сожалению, как видите, это даёт богатую почву для махинаций. Увы, наше законодательство, как и всё, несовершенно. Зато благодаря таким вот случаям, у нас — и я имею ввиду тех, кто имеет возможности при дворе — появляется повод эти дыры латать.

— Так гильдия, мало того что не только иной раз возвращает, по сути, ворованное, но и показывает недостатки нашего общества... А я ещё думала, причём тут диалектизм.

— А вообще это странно, — сказала Пинкамина, от скуки ложась на стол спиной. — У воров есть кодекс, который придаёт им благородства с одной стороны и способствует их выживанию — с другой, а их головной офис занимается поиском изъянов в госуправлении... Будто это всё подстроено. Настроено, скорее. Будто... на заре зарождения организованной преступности в Эквестрии кто-то направил это всё в подобное русло.

Розовая пони резко оборвала свою речь, словно стрелой пронзило. А затем она как расплывётся в кривой зловещей ухмылке, да кинет на меня взгляд прямо сквозь этот журнал. Но она быстро вернулась к бумагам под встревоженные взгляды остальных.

— Ну что сейчас-то? Я вроде бы была рациональна сейчас.

— Вот это-то и пугает, сахарок.

— Бросьте! Зато смотрите, что я нашла, — она протянула мне листовку. Самую обыкновенную такую, там вполне могла быть реклама новой пиццерии. — Здесь есть то название. Ульф-ф-фар, и другие тоже.

Она не ошиблась: здесь и правда присутствую обращения к другим семьям. Очевиден замысел, сколь хитрый и низкий одним разом. Эта окрепшая веками бестия решила продать свой знание за безопасность. Вернись он к своему криптарху с тем секретом, его бы кончили, а тайну сберегли для личного храненья. А так, с призывом к остальным, будет очевиден факт: Ульфаров старшина хранит важнейший из секретов, но делиться не желает. Так и до войны может дойти. Он хочет затаиться, собрать как можно больше свидетелей и сделать заявление. Хорошо, это дело небыстрое, времени полно теперь уж для «моего» адского замысла.

— Посмотрите, пожалуйста, сообщения о пропавших без вести в той пустыне.

Я попросил остальных, а сам припал к карте. Места, что б собраться такой толпой, нужно много, а в этой пустыне плато да скалы. А вот здесь — одна скала, расчищенный пустырь, а чрез него тупиковая ветвь железной дороги бежит.

— Есть кое-что, — Твайлайт достала из под кипы старую газету. — Несколько рабочих пони без следа пропали...

— На строительстве железной дороги?

— Да. А как ты узнал?

Я же обвёл это место на карте, свернул её и спрятал под плащ. Сверил время, придётся ехать ночью. Если, конечно, успеем на последний поезд.

— Вот мы и нашли эти гадину. Вот и всё, можете пока выдохнуть, — я встал и поклонился. — Гринч, приятно было увидеться. И спасибо за гостеприимство. Буду рад видеть тебя и остальных в гостях.

— Ещё б знать, где ты теперь обитаешь.

— В Кантерлоте. Идёмте, маленькие пони, нам ещё на поезд успеть.

---

1) (Примечание от редактора: Здесь имеет место быть, так называемое, искажение статистики. В конкретном случае, собранные, концентрированные «исключения» в одном месте создают впечатление их «не-исключительности» на фоне мировой картины. Однако, критический анализ статистических данных требует не только знания базовых принципов, но и понимания контекста, в котором они были собраны, потому вывод Эплджек здесь неверный.)

Вернуться к тексту