Вампир Барни (джен)

Этим вечером Барни шел за Мойрой следом, укрываясь в тени домов и закоулков. Ночь выдалась неприятно холодной, а ветер, гулявший между домов, пробирал едва ли не до костей. Янцу было плевать на это, он не сводил глаз с хрупкой фигурки Мойры, ежившейся под сильными порывами и зябко кутающейся в тонкую ветровку. Его не оставляло чувство, что они не одни на этой пустынной улице, что кто-то скрывается в тенях подобно Барни, и преследует Мойру.

Одна лишь девушка, казалось, ничего не замечала, бредя погруженная в собственные мысли. Где-то недалеко лязгнула крышка мусорного бака и Мойра, вздрогнув, ускорила шаг. Барни тут же посмотрел в сторону бака и встретился с двумя горящими глазами.

— Тьфу ты! — выплюнул толстяк. — Всего лишь кошка… — он перевел взгляд обратно к Мойре, которой не было. — Черт!

Девушки и след простыл. Как и ощущения, что за ним следят. У Барни сделалось нехорошо на душе, его стало одолевать нешуточное волнение, и он мечущимися глазами принялся искать Мойру. Улица была пуста, словно и не было тут никакой девушки.

* * *

— Ах, ты ж черт! — ругался Барни мечась по темной пустой улочке. — Нет-нет, Ленни не уберег, а теперь и Мойру!

И ладно, Ленни-то исчез не без помощи Барни, но с Мойрой он такого не планировал, он хотел охранять ее так долго, как мог. Не вечно конечно, но Джиму он был многим обязан.

Барни запустил толстые пальцы в сальные пакли волос и взвыл от бессилия, а затем… Он решил остановиться и послушать, что расскажет ему ночь. Ведь почти улица спит и где-то близко бьется сердце темноволосой малышки Мойры. И Барни его непременно услышит. Уж ритм ее маленького моторчика он отличит от тысяч.

Мужчина замер, приложил ладони к ушам, на подобии локаторов и внял звукам ночи. Где-то под тротуаром топтались крысы, их шум он сразу отключил для себя. На другом конце улицы кошка потянулась и выпустила когти в картонный ящик — тоже не оно. Не то, не то. Где-то должна быть Мойра.

И наконец, он услышал. Слабое дыхание совсем близко, рядом. И еле различимый стон. Это было буквально за поворотом и двумя стенами от него.

Барни метнулся по следу, как пузатая борзая, огибая баки и коробки с мусором. Скорее бы найти Мойру, пока не стало слишком поздно. Ведь Барни Янц был не один такой особенный во всем городе, конечно же, тут жили и другие, любящие лакомиться кровью и плотью. И один из них давненько положил глаз на девчонку. Пока Барни находился рядом — тот не решался подойти, но… видимо, в конце концов, обнаглел настолько, что решил украсть Мойру прямо из-под носа.

Мистер Янц давно жил на этом свете. Он жил раз в пять дольше тех лет, которые ему обычно давали прохожие. А это не мало.

И какой-то мелкий пройдоха решил похозяйничать в его квартале? Невиданная наглость!

Навалившись грузным плечом, Барни уже выламывал хлипкую деревянную дверь.

— Даже дотерпеть не мог, чтоб понадежней спрятать ее, — бормотал себе под нос мужчина. — Выросло поколение… Бездари…

Внутри его встретила кромешная тьма, которая не была помехой для Барни. Он прекрасно обходился без света. Где-то в глубине вздохнула Мойра, судя по всему, она была ранена или… Мистер Янц принюхался и уловил, что к запаху крови Мойры примешался другой, затхлый и гнилостный аромат. Он опоздал.

— Чтоб тебя! — завопил он. — Чтобы тебя, блядский ты сукин сын!

Судя по всему храбрая малышка Мойра отчаянно боролась, а он, безмозглый увалень, не успел прийти ей на помощь.

Тот, кто это сделал, все еще был здесь, он сидел в углу и ухмылялся, скаля клыки на Барни. Безжизненное тело девушки валялось на мешках с ветошью в противоположном конце комнаты. Барни не хотелось даже смотреть в ее сторону, видеть обескровленное лицо Мойры было выше его сил. Он помнил ее еще ребенком. Для него она навсегда останется маленькой темноволосой девчушкой с огромными карими глазами.

За одну неделю вся семья канула в небытие. Так случается.

— Ты! — взревел Барни и кинулся на хихикнувшего пацана.

Тот было поднялся, чтобы дать отпор, но мистер Янц, не смотря на свой большой вес, оказался на удивление проворен. Он моментально пригвоздил парня одной рукой к стене, а другой свернул ему голову и обнажил белую кожу на шее. Не задумываясь ни на секунду, он запустил зубы в синюшнюю плоть. Не за тем, чтобы насытиться, нет, за тем, чтобы преподать урок этому сопляку.

Барни рвал его шею, разрывал зубами сухожилия и вены. Рот, рубашка, все было испачкано вонючей кровью этот наглого юнца, посмевшего напасть на Мойру.

За этим занятием его и застал полицейский патруль, который преступно поздно решил проверить данный адрес. Сопротивляться у Барни не было моральных сил. И протестовать, объясняя, что он повинен только в смерти пацана, он тоже не видел смысла. Вся картина выглядела очень однозначно. Мертвая девушка с растерзанным горлом, и парень, в шею которого впился безумный толстяк. Любой, сложив два и два, тут же пришел бы к выводу, что тугодум Барни Янц их обоих и прикончил.

Полиции он сдался без сопротивления, позволил посадить себя в машину и отвезти в отделение. Он надеялся там немного передохнуть, а затем двинуться куда-нибудь на восток, где давно уже не был.

* * *

Но Барни поместили в камеру, от одного вида которой он пришел в ужас — во всю стену было вмонтировано зарешеченное окно. До Барни быстро дошло, что, когда взойдет солнце, то утром вся камера будет залита ярким светом.

— Не оставляйте меня здесь… — прошептал он.

— Надо же, недоумок испугался! — раздался гогот за захлопнувшейся дверью, к которой тут же приник Барни. — Убивать молодых девок он не боится, но вот оказаться в камере…

— Выпустите меня… — проскулил Янц, но конвоиры уже ушли.

Прошла всего пара часов, солнце едва-едва встало из-за горизонта, потягиваясь лучами в сторону запада, а Барни Янц снова стал кричать. На этот раз настойчиво и громко. Он барабанил в дверь. Он пытался ее высадить. Он осыпал проклятьями всех полицейских и их семьи. Что странно, он знал поименно каждого члена из семей полицейских. Он вопил, он визжал.

Всей правды господа полицейские не видели… Никто не знал, что у мистера Янца с солнцем давняя вражда и, что оно его не принимает. Последний раз закричав, мистер Янц попробовал забиться в угол, но носок его ботинка тут же обжег игривый луч солнечного света.

Никогда в жизни Барни Янц так не пугался. Он вновь ринулся к двери и забарабанил пуще прежнего, моля перевести его в другую камеру. Он кричал, что возьмет на себя все нераскрытые убийства, что признается во всем, лишь бы его отпустили. Но… Барни Янца все считали психом и ждали, когда он заткнется. Но он не затыкался.

Как только луч солнца с ботинка переполз на правую руку Янца, тот заорал. Еще бы — кожа с руки стала осыпаться хлопьями, обнажая руку до мяса, начинавшего пахнуть, как барбекю. Барни попытался руку спрятать, но солнечные лучи, как кавалерия, обступили его, не давая ступить и шагу. Выбора не было. Барни снова стал кричать про приступ. Затем, отчаявшись совсем, — он нырнул под кровать, которая могла его спрятать от жутких солнечных лучей. Ему даже удалось натянуть одеяло так, чтобы не чувствовать иссушающего зноя лучей. Барни затих, решив ждать ночи, но…

Ему решили помочь… Сержант Смитт вошел в комнату, оглядел ее и… сдернул с кровати, под которой прятался Янц, покрывало. Спустя несколько мгновений мистер Барни Янц исчез из этого мира навеки.

* * *

Бледный человек сидел в кресле шефа полиции. В тонких длинных пальцах он держал дело Барнаби Янца, который по всем законам природы должен был умереть еще лет восемьдесят назад, но нашел свою смерть только сейчас.

— Так долго скрываться в трущобах… — процедил он и отхлебнул из чашки, стоявшей на столе, немного сиропа. Пара бордовых капель попала ему на подбородок, и он утер их тыльной стороной ладони. — Чертова крыса.

Ни на лице его, ни в его голосе не было злости, лишь легкая досада: Мойра ушла из морга, Барни сгорел от солнца. А ведь не сиди толстяк взаперти, да пользуйся он тем, чем одарила природа — смог бы жить себе припеваючи, а не закусывать бомжами да наркоманами. Человечество ушло далеко вперед… Главное, чтобы мисс Джонсон это поняла, не пошла по стопам Янца.

Мужчина вытащил из ящика стола солнцезащитный крем, выдавил на руку приличное его количество и, глядя в зеркало, стоявшее вместо фоторамки на столе, аккуратно нанес крем на бледную кожу лица. Затем он надел перчатки, заправил их в манжеты рубашки так, чтобы ни кусочка кожи не было видно. Он снова взял в руки дело Барни и, чуть скривившись, отправил его в мусорную корзину.

Встав со стула, он облачился в форменный пиджак и вышел из кабинета. Предстояло еще поискать малышку Мойру, но что-что, а найти новоиспеченного вампира, даже в большом городе, труда не составит. Самое главное, чтобы он нашел ее первым…

* * *

Вместо Эпилога

— Я могу войти? — несмело спросила Мойра и заправила черный упругий завиток за ухо. — Роджер?

Мужчина растерянно кивнул:

— Да-да… проходите…

То, чего Мойра и ждала — приглашение. Ритуал исполнен и охота начинается. Осталось решить, как теперь вести себя с жертвой.

Фото маленькой девочки. Прямо-таки белокурого ангела с глазками цвета неба и пухлыми коралловыми губками.

— Ваша дочь? — безразлично спросила Мойра, взяв фото в руки и поднеся его близко к блеснувшим алым цветом глазам.

— Д-да… — запинаясь ответил Роджер и поспешил выхватить фото из рук

— И где она? — Мойра оглянулась, подметив, что квартира совсем не похожа на место, где могут жить дети. Обычно хоть одна игрушка, да попадется на глаза, но здесь не было даже милых взрослому безделиц, не говоря уж о детских вещах.

— Отвез ее к родителям.

Ложь. Роджер лгал. А еще тут пахло кровью. Зачем он ее пригласил, ведь она, Мойра, совсем не в его вкусе. Ему не нравятся взрослые, эта мразь выбирает только детей. Потому что они не могут ответить. Жажда. Его мучила жажда убийства, и Роджер не мог уже терпеть. Мойра чувствовала кровавый угар, бурлящий в гнилых жилах Роджера.

Хлопнув пару раз пышными ресницами, Мойра по-детски надула алые губки. Играть так играть. Она теперь могла понять Барни, почему он охотился на дне — Барни был санитаром. Роджер нервно сглотнул. Девушка кокетливо тряхнула темными кудрями и снова посмотрела на мужчину. Он побледнел.

— А это кто? — спросила Мойра, указывая на выцветшую фотографию еще одной белокурой девочки. Так похожей на «дочь».

— Сестра, — тихо произнес Роджер и опустил взгляд.

Стыд. Тоже мертва. Стыд и триумф. Убита. Им.

— Какая хорошенькая, — улыбнулась Мойра, холодея внутри. Его раскроют не скоро, слишком осторожен. Педантично аккуратен. — Просто ангел…

Роджер улыбнулся. Холодно и натянуто. Еще немного, и он укажет Мойре на дверь. Но он не мог быть столь неосторожен, чтобы хранить фотографии убитых на полочке в гостиной. Или это была провокация? У него должен быть фетиш. Что это могло быть? Волосы? Мойра запустила руку в темные волосы и медленно провела по ним ладонью.

Отвращение. Роджеру совсем не нравится Мойра, ему не нравятся ее волосы. Ему не нравятся ее темные глаза и чуть смуглая кожа. Она его бесит. Она специально выводит его из себя. Еще она слишком взрослая для него, недостаточно наивна и доверчива. С ней ему будет сложно.

Мойра осмотрелась. Квартира смахивает на однокомнатную, но по плану, который она смотрела недавно — в квартире должно быть две комнаты. Где же еще одна?

— Хорошая у вас квартира, Роджер, — мягко произнесла Мойра и потянулась. — Вы объединили гостиную со второй спальней?

— Что, простите? — мужчина непонимающе посмотрел на девушку. — Со второй спальней?

— Да, — Мойра прошла ближе к центру комнаты. — Я была наверху у мистера Уилкинса и у него вот тут, — она топнула ногой по ламинату, — как раз стена второй спальни. Вы в курсе, что по договору аренды здесь запрещено делать перепланировку? — глаза Мойры прищурились, в ожидании реакции Роджера.

— В таком состоянии я ее уже снял, — слишком быстро ответил, слишком занервничал.

— И на стенах у вас неплохая звукоизоляция… — задумчиво протянула девушка, гладя обои.

— Что, простите? — снова мямлящий тон.

— Это очень хорошо, что вы позаботились о том, чтобы звуки не покидали квартиру, — ее губы растянулись в хищной усмешке, обнажая острые клыки.