Загружаю судьбу: Прюэтт (джен)

Туман стелился по земле, словно призрачное море, подкрадываясь со стороны старого кладбища. Надгробия, увитые шепчущим мхом, едва виднелись сквозь белесую мглу. Имена, некогда вырезанные с гордостью и точностью, теперь были полустёрты, как память, от которой пытались избавиться. Мгла поглощала всё: сначала могилы, затем запущенный сад с его шипастыми розами, неработающий фонтан, и статую девушки — некогда изящную. А ныне рассыпающуюся, с лицом, изрезанным трещинами, — скорбно тянула она руки к небесам, будто моля о спасении от забвения.

Тягучее, почти осязаемое облако обволакивало и сам Фогрейв-холл, оседая холодной росой на сером камне его стен. Башенки на углах высились, точно часовые, чьи тени пронзали низкие, свинцовые тучи, а шпили, увенчанные флюгерами-фениксами, скрипели под напором ветра, словно предвещая бурю. В графстве Девон, недалеко от деревни Оттери-Сент-Кэтчпоул, этот дом стоял, словно древний страж. Вокруг — пологие холмы, покрытые вереском, болотные дубравы и поля, чьи границы едва можно было различить в тумане. Клены и тисы, растущие в старом саду, казались живыми — их узловатые ветви скребли по окнам и стенам, будто пытались что-то сказать.

На втором этаже, у окна, стояла женщина. В высоких створках отражалось её лицо — тонкое, бледное, шотландская гордость сквозила в прямой осанке и поднятой голове, а глаза, глубокие, как озёра Хайленда, тревожно вглядывались в даль. Влажная морось — не ливень, а эта мерзкая, пронизывающая до костей сырость — стекала по зачарованным стёклам, которые отталкивали холод, но не плохое предчувствие.

Письмо, отправленное сестре Фионе в Гленко, должно было вернуться с ответом, но дорога, ведущая к Фогрейв-холлу, оставалась пустынной, словно проглоченная туманом. Кареты не было, и даже копыта фестралов не стучали по тропам. Эстер сжала тонкие пальцы, унизанные кольцами с лунным камнем, и её дыхание, тёплое, запотевшее, оставило след на стекле.

Она ждала. Ждала посланницу, что несла вести от родного клана — вести, которые могли либо спасти её дочь от ядовитых уз брака, либо ввергнуть их всех в новую клановую войну, куда бы впряглись и английские рода тоже.

В небе, среди серой пелены, мелькнула точка — едва заметная, но стремительная, как стрела, выпущенная из лука. Тело всё напряглось, а сердце забилось быстрее. Это была она. Посланница. Белый кречет, чьё имя означало «луна» на древнем кельтском наречии, рассекала туман мощными крыльями.

Оперение птички, сияющее, как свежий снег под лунным светом, казалось сотканным из самой магии, а серебряные глаза горели ментальной искрой, что связывала её с хозяйкой.

Эстер бросилась к выходу, её шаги, лёгкие, но решительные, эхом отдавались в парадном холле, где изображения на гобеленах шевелились, будто чуя тревогу хозяйки. Двери, тяжёлые, дубовые, вдруг распахнулись, впуская холодный воздух и запах мокрой земли.

Селун спустилась, но её полёт был неровным, крылья дрожали, а одна лапка, тонкая, как веточка, была ранена — алая кровь пятнала белоснежные перья, капая на каменные плиты двора. Эстер, подавив вскрик, протянула руку, и кречет, издав тихий, почти скорбный клёкот, опустилась на её запястье, когти осторожно сжали ткань наспех накинутой мантии. Письмо, свёрнутое в крохотный свиток и запечатанное воском с изображение полумесяца, висело на неповреждённой лапке, уцелевшее, несмотря на рану.

— Кто посмел, Селун? — прошептала ведьма, и её голос, с мягким акцентом, дрожал от гнева. Слабое серебряное сияние окутало лапку, останавливая кровь, но кречет, гордый и непреклонный, лишь встряхнула перьями, будто отказываясь от жалости. — Макмилланы? Или эти проклятые Лестрейнджи?

Кречет, словно понимая, повернула голову, её серебряные глаза вспыхнули, передавая образ, как ворон напал на посланницу.

— Ты молодец, mo ghràidh.

Волосы, убранные в строгую косу, блестели от мороси. Женщина знала, что ответ Фионы, её сестры, может изменить всё: либо клан поддержит помолвку Молли с Рабастаном, либо объявит войну, обвиняя Лестрейнджей в предательстве старых договорённостей.

Селун, несмотря на рану, гордо выпрямилась, её когти слегка царапнули мантию, напоминая о долге. Эстер кивнула, её взгляд, острый, как клинок, скользнул к горизонту, где туман скрывал дорогу. Она вернётся в Фогрейв-холл, прочтёт письмо и решит, как защитить дочь от интриг, что грозили сжечь их всех, как феникса в пламени.

Ответ был близко. И с ним — решение.

Примечания:

mo ghràidh/а ghrá — [а гра] — любовь моя, шотландский/ирландский