Загружаю судьбу: Прюэтт (джен)

Перед глазами всплыла полупрозрачная табличка, словно из видеоигры, с чётким текстом: [Загрузка обновления завершена. Приятной игры!] Я уставилась на её глянцевую поверхность и замерла. Зажмурилась, потом снова открыла глаза.

Воздух пропитан чем-то едва уловимо металлическим — вовсе не тем стерильным ароматом больничной палаты, который ожидаешь. Мой крик должен был поднять на ноги всю больницу, но никто не спешил. Либо это была самая тихая психушка на свете, либо я оказалась совсем не там, где думала. Почему психушка? Да потому что! Нормальные люди не видят галлюцинаций.

В отражении на меня смотрела не я — бледная кожа, острые скулы, незнакомые глаза. Заорала ещё громче, хлопнув себя по щекам в надежде проснуться. Ничего.

— Nu i huinia … — попыталась выругаться, но язык заплетался, будто я только что отошла от стоматолога. Ощупала лицо — щёки, нос, губы, — потом посмотрела на руки. Это были не мои руки! Тонкие, с длинными пальцами и аккуратными ногтями.

Подняв глаза, наконец удосужилась прочитать текст. «Загрузка обновления завершена. Приятной игры!» Моргнула. Не исчезла. Это что, сон? Или я попала в какую-то чертову игру?

Вдруг табличка мигнула, и перед глазами вспыхнул новый текст:

[Тест на реальность — пройдено! Поздравляем, игрок, вы задали правильный вопрос: сон это, симуляция, проклятие или всё-таки игра? Награда: +1 к Интеллекту (не благодарите, он вам пригодится). Открыта вкладка «Мир» — теперь можете почитать, куда вас занесло. Спойлер: это не курорт.]

— Blyaskie fraktali, — пробормотала, всё ещё борясь с непослушным языком. Никто не прибежал, никто не пытался меня успокоить. Если это сон, то он слишком реальный.

Табличка мигнула, будто поддразнивая:

[Приветствие завершено. Начните игру!]

— Da posla ti! — я шлёпнула ладонью по воздуху, где висел интерфейс, как перед глазами всплыла новая табличка:

[Мануал по Большой Игре

Прочитайте все миллион страниц или справитесь самостоятельно?

— Читать

— Больше не показывать]

Закатила глаза. Миллион страниц? Серьёзно? Прям уж миллион! Ткнула в «Читать». Экран мигнул, и появилось новое меню:

[— История Вселенной, куда вы попали. Не ждите слишком многого, вы выбрали повышенный уровень сложности, и большую часть информации придётся добывать самостоятельно.

— Карточки персонажей.

— Мой профиль]

Выбрала «Мой профиль». Экран засветился, и передо мной развернулось целое полотно текста, и я принялась за изучение, пытаясь выжать максимум.

* * *

Имя персонажа: Эммануэлла (Молли) Мэриэль Прюэтт (но кто-то внутри явно не согласен)

Ебать твою раму! Да чтоб я сдохла! Я сплю и вижу сон про Гарри Поттера! Нет, всё, надо точно завязывать с чтением на ночь глядя. Надо запомнить сон, хороший получится фанфик. Так, ладно, что там дальше?

Описание: Названа ты так в честь своей тётки Мэри, которая погибла от рук пособников Грин-де-Вальда — так, по крайней мере, говорят.

Будем надеяться, что твоя судьба — это всё-таки рожать, да подольше и побольше, так как Вы — родились в древнем, чистокровном, но сейчас угасающем Роду. Увы, девочкой. Ваш удел — уйти в другой Род и стать Леди. Это ли не предел мечтаний каждой юной аристократки? Вряд ли вы унаследуете титул, но и не вам Род возрождать — радуйтесь. Наследства — с гулькин нос. Но не переживайте! Папочка уже сосватал вам выгодную партию…

Возраст: 17 лет (30 октября)

Статус крови: Чистокровная в двадцатом поколении.

Семейное положение: Сосватана (но явно не в восторге)

Пробуждение: в больничке Св. Мунго. Любовные чары сняты вместе с желудком.

Навыки и способности:

Танцы (4 уровень): Вам медведь на ухо наступил, но, похоже, это не мешает отплясывать. Вальс, кадриль, менуэт — ноги своему компаньону вы уже не оттопчете, но от дерева много изящества не ждите.

Музыка (7 уровень): Родители очень хотели, чтобы ты была истинной Леди. Поэтому уроки сольфеджио продолжаются.

Этикет (19 уровень): Ходишь, будто под тобой всегда красная дорожка. Слова — чёткие, манеры — отточены. Традиции и нормы поведения в высшем свете знаешь, но с королём кушать точно не стоит.

Политическое чутьё (8 уровень): «Чувствую: кто-то из Министерства опять начнёт переворот… и пригласит меня на ужин.» Умеете считывать интриги, понимать, кто с кем связан, и когда пора «случайно» уронить бокал, чтобы сбежать с бала.

Фамильные хроники: «Моя прабабушка по материнской линии встречалась с Кровавым бароном. Это многое объясняет». Социальный интеллект — важно для любой чистокровной. Знание родословных, тайн старых семей, чердачных скелетов. Умеете подбирать компромат элегантно.

Распознование (??? ур, активка): Ты — Себастьян, из третьего курса, у тебя был кариес и ты врёшь, что не боишься нюхлеров.

Магические навыки:

Руны (14 уровень): Знаешь, что означают ᚢᚾᚷᚱᚨᛁᚷᛁᚱ. Почти не взрывалось. Спасибо маме, она старалась, ты — не очень — северные, ирландские и общегерманские руны в вашей базе знаний. Могли бы знать больше, если б не ленились. Следующая ступень — рунные цепочки. Постарайтесь, всё же, не взорвать дом.

Трансфигурация (6 уровень): Превратить младшего наследника Лестрейнджей в хрюшку Легко! Обратно? Ну… может быть. А ещё это — грубое нарушение школьных правил, но мы все оценили ваш уровень. Вы можете трансфигурировать неживые и живые объекты на пару часов.

Превращать людей в поросят — да

Сдерживать себя от превращения будущего жениха — нет, но осторожнее, может аукнуться.

Зельеварение (2 уровень): Вы — всё ещё желторотый новичок, и вряд ли вам удастся сварить что-то сложнее зелья от чирьев на попе. Хорошо, что экзамены можно купить, правда?

Чары (16 уровень): Защитные чары — ваш конёк. Конёк-горбунёк. И спасение от двух надоедливых братьев. Папа вас не очень муштрует, возможно, зря.

Дары магии:

Врождённые дары

Достались от рода, крови или случайной магической мутации. Поздравляю, ты — ходячий лотерейный билет, только с кучей мелкого шрифта в условиях.

① Врождённый ментальный щит

Редкость: ★★★★☆ (редкий)

О, браво, Молли, твоя голова — неприступная крепость! Снейп бы рыдал от бессилия, пытаясь залезть в твои мысли. Но не расслабляйся — если бы он решил просто швырнуть в тебя котлом, твой щит только пожал бы плечами. И да, мечты стать крутым легиллиментом? Забудь, ты в этой игре — танк, а не хакер. Похлопаем мамочке за шикарный подарок, только не спрашивай, сколько она за это заплатила.

Этот дар — наследство от матери, Эстер Терезии Прюэтт. Скажите спасибо мамочке, она старалась. Никто не сможет прочитать ваши мысли. (легилименция против тебя не работает). Ты можешь сопротивляться внушению, гипнозу, зельям правды. Не требует активации, но давление почувствуешь.

Минус: Ты сама почти не можешь использовать легилименцию. Способность к легиллименции снижена, делает её менее эффективной в ментальной атаке или чтении чужих мыслей. Не защищает от физических или эмоциональных манипуляций, зелий или шантажа.

Врождённая эмпатия

Редкость: ★★★☆☆ (необычный)

О, да вы настоящий эмпат! Ну просто ходячий детектор настроения! Увидела, как слизеринец грустит над своим проваленным зельем? Похлопай его по плечу, и он твой должник.

Чужие эмоции и переживания для вас — открытая книга. Высокая степень интуиции и сострадания, только, ради Морганы, не тащите домой раненых мантикор. При должном упорстве и тренировке, сможешь манипулировать настроениями (например, успокоить гнев, усилить страх). Этот дар позволяет вам чувствовать эмоции окружающих, даже если они пытаются их скрыть. Можете уловить страх, гнев, радость или ложь. Эмпатия также усиливает интуицию, помогая предугадывать действия других.

Минус: Если перегрузишься чужими эмоциями — возможен нервный срыв. Эмпатия может перегружать Молли в толпе или в эмоционально напряжённых ситуациях, вызывая усталость или головную боль. Сострадание иногда мешает принимать жёсткие решения, особенно если кто-то страдает.

Кровь древнего рода, эхо предков

Редкость: ★★★★★ (уникальный)

Чья ж ты родственница?! Ритуалы с тобой — чистый кайф, всё взрывается, сияет и работает на 200%. Проблема? Если какой-нибудь тёмный маг пронюхает, что ты — ходячий катализатор, начнётся охота. Совет: не лей кровь где попало и держи язык за зубами. А то будешь сидеть в подвале у какого-нибудь фанатика, пока он рисует пентаграммы.

Твоя кровь усиливает ритуалы, но это пока всё, что ты знаешь Внимание: если какие-то культисты начнут подозрительно долго смотреть на твои вены — БЕГИ. Удачи, родственница Морганы… или кто там у тебя в роду?

Минус: Если кто-то узнает — могут охотиться за тобой (для жертвоприношений).

Дар рунного резонанса

Редкость: ★★★☆☆ (необычный)

Эффект: Неизвестно, выясни по ходу сюжета

Что это делает? Ха! Хороший вопрос.

Система всё ещё разбирается. Рунный резонанс, звучит круто, правда? Может это что-то древнее и странное. Ну то ли ты сможешь взрывать руны взглядом, то ли они начнут петь тебе похабные песни. Может, начнёт вибрировать, когда ты рядом с рунами? Или просто заведётся шёпотом на древнеэльфийском. Stay tuned! Разбирайся сама.

Пробуждённые дары

Проявились или проявятся из-за стресса, магического воздействия или тренировок. Ну, или потому что ты опять вляпалась в неприятности.

④ Теневой шаг

Редкость: ★★★☆☆ (необычный)

Эффект: Неизвестно, выясни по ходу сюжета. Пока не знаю, как это работает, но, судя по твоей удаче, лучше держи палочку наготове.

Голос сирены

Редкость: ★★★★☆ (редкий)

Эффект: Неизвестно, выясни по ходу сюжета. Голос сирены, серьёзно? Ты буквально сможешь петь так, что у людей в штанах становится тесно. Или они начинают плакать. Или оба варианта, мы это выясним.

Полученные дары

Дарованы артефактами, ритуалами или тёмными силами. Поздравляю, ты либо нашла что-то крутое, либо влипла по самые уши.

Проклятие плодовитости

Редкость: ★★☆☆☆ (проклятый дар)

Эффект: Неизвестно, выясни по ходу сюжета. Поздравляем! С чем? С рождением! Кого? Это как будто какая-то старушка пожелала тебе «плодись и размножайся», а магия поняла это слишком буквально. Теперь либо жди толпу Уизли-младенцев, либо молись, чтобы это был просто баг Системы. Спойлер: если начнёшь чихать младенцами, я не виновата. Ищи, кто это на тебя навесил, и бей палочкой. Сильно.

Дар старухи-провидицы

Редкость: ★★★★☆ (редкий)

Эффект: Неизвестно, выясни по ходу сюжета. Остерегайся рыжего — это про Уизли или всё же про ту огненную курицу?

Тёмные дары

Получены через запрещённые ритуалы или сделки. Пока пусто.

Тёмные дары? Ха, Вы пока будете слишком заняты танцами и срывом свадьбы, чтобы лезть в тёмные ритуалы. И это хорошо, потому что сделки с тёмными силами — это как контракт с интернет-провайдером: кажется выгодным, а потом ты должен свою душу за «безлимитный доступ».

Подробный список характеристик и навыков

Основные характеристики (статы):

Эти параметры определяют базовые способности персонажа. Можно прокачивать за свободные очки.

Сила — 26, Ты не Хагрид, но подзатыльник дать можешь

Что означает: Физическая мощь чуть выше среднего.

Практическое применение: Можешь поднять чемодан с книгами, но не шкаф. В драке скорее убежишь, чем победишь, но если припрет — дашь сдачи. Открыть заклинившую дверь получится, но не с первого пинка.

Ловкость — 46 Умеешь уклоняться от поцелуев кузенов и ловить чашку на лету, в квиддиче тебе это помогает.

Что означает: Хорошая реакция и координация.

Практическое применение: Уверенно уворачиваешься от летящих в тебя заклинаний (если не слишком сложные). Можешь ловить падающие предметы, но не идеально. В танцах не топчешь партнеру ноги (но и не балерина).

Выносливость — 32, Одну дуэль выдержишь. А потом — валерьянка, или как тут говорят, умиротворяющий и укрепляющий бальзам.

Что означает: Средняя живучесть.

Практическое применение: Можешь бежать от погони минут 10, потом — отдышка. Нужно развивать физическое тело, потому как магии много — а тело страдает.

Мудрость — 95, А ты весьма просветлённая для человека в теле 17-летней

Что означает: Почти сверхъестественная интуиция, усиление даром магии

Практическое применение: Чувствуешь ложь и скрытые мотивы. Можешь предугадывать действия противника в бою. Видишь слабые места в чужой магии.

Удача — 23, Ну… ты жива, и то хорошо, и на этом спасибо

Что означает? Жизнь любит тебя не особо, не отвечай ей тем же.

Практическое применение: Критические провалы случаются чаще, чем хотелось бы. Найденные деньги — обычно фальшивые. Если что-то может пойти не так — оно пойдёт не так.

Уникальные способности:

1. Авторитет Префекта

Тип: Активный

Описание: Все ученики на курсе подчиняются без споров. Даже слизеринцы. Ну почти.

Эта способность отражает харизматичное лидерство, которое Молли, вероятно, развила как староста или благодаря своему статусу в чистокровном Роду, одно другому не мешает. Способность позволяет Вам влиять на однокурсников, используя смесь обаяния, авторитета и, возможно, лёгкого запугивания.

Механика:

Бонус к убеждению: +30 к характеристике харизмы при взаимодействии с учениками своего курса. Это делает Ваши слова более весомыми, а просьбы — почти неотразимыми.

Приказы: Вы можете отдавать разумные команды (например, «убери это», «помоги с заданием»), и они выполняются с высокой вероятностью (80% успеха).

Исключения:

Упрямые слизеринцы (например, те, кто связан с влиятельными семьями, вроде Малфоев или Лестрейнджей).

Ученики старших курсов и других факультетов менее восприимчивы и требуют либо дополнительных усилий (например, лести), либо другого подхода (например, шантажа или магии).

Примеры использования:

Усмирение Гриффиндора: Когда пара гриффиндорцев затевает очередную авантюру (например, хочет подложить жабу в спальню слизеринцев), Вы одним взглядом и фразой вроде «Вы серьёзно? Сядьте и делайте уроки» заставляете их передумать. Работает примерно неделю, пока не придумают что-то новое.

Кофе от Кроули: «Кроули, принеси мне кофе из Большого зала». Слизеринец, возможно, скривит лицо и пробурчит что-то ядовитое, но кофе принесёт. Правда, Вам лучше проверить, не плюнул ли он туда.

Ограничения:

Не работает на учителей и выпускников: Профессора и взрослые маги полностью игнорируют авторитет Префекта. Даже Флитвик, несмотря на свою доброту, не поддастся.

Риск утраты авторитета: Если будете злоупотреблять способностью (например, заставляет всех выполнять мелкие прихоти), репутация может пострадать. Однокурсники начнут шептаться, а шанс успешного приказа снизится до 50%.

2. Секретный доступ

Тип: Пассивный

Описание: Знаете, где спрятаны тайные проходы, кухни, и шкаф с вином Флитвика или старшекурсников.

Эта способность — результат либо врождённой наблюдательности Молли, либо её привычки совать нос куда не просят. Она знает Хогвартс как свои пять пальцев, включая места, о которых не подозревают даже самые любопытные ученики.

Механика:

Знание тайных мест: Вы автоматически знаете расположение 80% секретных проходов, комнат и хранилищ в Хогвартсе. Это включает кухни, потайные туннели и даже шкаф с вином, который Флитвик прячет в своём кабинете. У вас было много времени побродить по Хогвартсу.

Поиск скрытого: Вы можете находить забытые или малоизвестные локации (например, заброшенные классы или тайники старшекурсников) с вероятностью 70%.

Доступность: Тайные места открыты без необходимости взламывать замки или использовать сложные заклинания, если только они не защищены мощной магией.

Тактика использования: Эта способность идеальна для разведки, побега от неприятностей или добычи ресурсов (еды, артефактов). Молли стоит чередовать маршруты и избегать повторного использования одного и того же прохода, чтобы не привлечь внимания. Также ей стоит изучить оставшиеся 20% тайных мест, чтобы стать настоящей хозяйкой Хогвартса.

3. Быстрая адаптация

Тип: Пассивный

Описание: Уровень IQ x2 в первые дни попаданства. Позволяет понять, как работает магмир и выжить. Счастливых вам голодных игр. И пусть удача всегда будет с вами.

Эта способность — дар для попаданцев, вроде Вас, которые оказались в незнакомом мире без подготовки. Она временно усиливает интеллект и интуицию, помогая быстро освоиться в магическом обществе.

Только теория: Способность даёт понимание, но не практические навыки. Например, Вы можете знать, как сварить зелье, но без практики всё равно получится бурда. Не переживайте, для Молли это свойственно.

* * *

— Прекрасно, просто великолепно, — пробормотала, а слова царапнули горло, будто до этого данное тело жевало кактус, запивая его наждачной крошкой. — Я в полной жопе.

Аристократка из меня, как из гуся табакерка — фальшивая, нелепая, готовая развалиться от одного неловкого шага. А я сама вообще кто? Душа, закинутая в чужое тело? Или просто глюк какой-то магической матрицы? Сплю? Сдохла? Или это просто мой мозг решил устроить вечеринку в стиле «Сюрприз, ты в другом мире»? Вопросы бились в висках, как назойливый бит из клубного трека. Вон, в прошлый раз за них даже накинули чего-то. Но вспоминать реально надо. Давай, память, соберись в кучку. Хватит делать вид, что ты на выходных. Мозги, шевелитесь, хоть притворитесь, что вы живые.

Обрывки всплывали медленно, как трупы в стоячей воде.

Я была… где? В общаге? Точно, общага — пропахшая кофе и моим потом от стресса, с обшарпанными обоями и вечно орущим соседом за стенкой, который врубал тяжёлый металл в три утра. Сидела я тогда за столом, заваленным конспектами по Истории России, и пыталась вспомнить, какого чёрта Пётр I решил отрастить бороду, а потом её сбрить. Повторная комиссия была через час, а я была в шаге от того, чтобы меня отчислили. И тут — бац! — эта проклятая табличка, прямо перед глазами, как глюк из дешёвого VR-шлема.

[Хотите ли вы сыграть в игру?] — гласила надпись, и буквы светились голубым, как магические искры, паря в воздухе безо всякой опоры. Я тогда уставилась на неё, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

Это началось… когда? День, два назад? Время ускользало, как песок сквозь пальцы. Я была в больнице — кажется, она называется Мунго? — окружённая запахами зелий и суетой целителей. Нет, это происходило в общаге, эта табличка появилась внезапно, прямо перед глазами, и не исчезала, сколько бы я ни моргала.

Никто её не видел.

Ни целитель с усталыми глазами, ни парень, который называл меня сестрой. Он сидел у койки, лениво теребя свои каштановые волосы, и ухмылялся, как будто знал какой-то секрет.

— Ну я всегда знал, что ты того, — бросил он, и голос был насмешливым, но с тёплой искрой, будто мы сто раз так переругивались.

— Иди ты… знаешь куда, — огрызнулась, но без энтузиазма. — Я просто… пошутила.

Но я не шутила. Ткнула в «Нет», потому что, чёрт возьми, кто согласится играть в какую-то игру на экзамене по Истории России. Табличка мигнула, словно разочарованная, и сменилась новой: [Вы уверены?]

Я не была уверена, но всё же выбрала «Да». И в тот же миг — мир, как Windows 98, завис, мигнул, выдал синий экран и… заглючил меня.

Ох, не переживайте, дорогой Игрок, память ваша скоро очухается. Ну, или то, что от неё осталось после нашего, кхм, «грандиозного переноса». Не всё удалось притащить через межмировую загрузку — багаж, знаете ли, потерялся где-то между вашим общажным Wi-Fi и нашими магическими серверами. Про интернет здесь, кстати, даже не заикайтесь, сигнал ловит только магия, и то с перебоями. Добро пожаловать в игру, Эмилия — или как там вас теперь зовут? — и попробуйте не сломать систему. Хотя, судя по вашему везению, это будет весело.

— Так я умерла? — выпалила я, пялясь на табличку, что торчала перед глазами, как назойливый рекламный баннер на пиратском сайте.

Система, естественно, молчала, как партизан на допросе. Ни звука, ни подсказки — только голубоватые буквы, висящие в воздухе, будто издевались над моим экзистенциальным кризисом.

— Ладно, — буркнула я. — Хочешь поиграть? Окей, я в деле. Но если это чья-то шутка, я найду виновного и засуну ему эту табличку туда, где даже Лумокс не светит!

Я на секунду замялась, пытаясь сообразить, что делать дальше. Если это игра, то где задания? В любой нормальной игре должны быть квесты, миссии, хоть что-то! Они нашлись очень быстро.

* * *

Сюжетная арка:

Арка 1: «После промывки» (Локация: Больница Святого Мунго).

Вы — дочь древнего, но угасающего чистокровного Рода Прюэтт. Увы, вы родились девочкой. Ваш удел — выйти замуж за представителя другого Рода и стать Леди. Папочка уже сосватал вам выгодную партию — наследника Лестрейнджей. Но план по срыву свадьбы уже в действии: вы вроде как пытались залететь от Уизли, чтобы разрушить помолвку. Однако что-то пошло не так, и вы оказались в Мунго. Желудок промыли, чары любви спали, и теперь вы здесь, в этой странной комнате, с игровой системой перед глазами, хи-хи. Побочный эффект: остались остаточные эмпатические связи с бывшим.

[О, это доктор]

Разболтать своего лечащего мага и выяснить, какие именно чары были на тебе и кто их снял.

Награда: Новый параметр — «Репутация в магмире». Теперь тебя будут знать не только как «ту самую Прюэтт, что чуть не родила Уизли», но и как «ту самую Прюэтт, которая достаёт лекарей вопросами». Поздравляю?

[Контрольная проверка]

Сдать медобследование на беременность, остатки чар, магический уровень и плодородие.

Награда: Неизвестно — активирует благословение старухи. Да, как бы её пожелание возродить Род не переросло в проклятие плодовитости. Для мужчин это ничего, а вот ты можешь лишиться магии.

[«Красная метка»]

Предстоит Узнать, почему именно твоя кровь усиливает ритуалы. Почему она «ключ» — и что можно этим сломать.

Нужно взломать личный дневник одного из магобиологов Мунго или пробраться в отдел исследований крови. Осторожно: там есть охраняющая слизь, у которой шизофрения.

Награда: Спецспособность «Ритуальное пламя» (один раз за арку: +50% к силе одного ритуала или заклятия), перк: «Опасная родословная».

* * *

Что ж, я решила оставить первые два, выглядят легко, третье не добавило энтузиазма.

Ты, конечно, решила, что успеешь только два квеста из пяти — типичная прокрастинация, браво! Выбрала «О, это доктор» и «Контрольная проверка»? Ну, удачи разболтать мага, который, поди, видел больше чокнутых чистокровок, чем ты гобеленов в родовом поместье. И медобследование? Ох, молись, чтобы старухино «благословение» не превратилось в проклятие, которое заставит тебя рожать Прюэттов, пока магия не утечёт, как вода из дырявого котла. Остальные квесты? Пфф, «Красная метка» звучит как билет в неприятности с психопатичной слизью, так что, может, и к лучшему, что ты её пропустила. Время тикает, игрок, и Система не любит лентяев.

Итак, что дальше? Разговаривать с доктором или сразу на проверку плодородия? Выбирай быстро, а то следующая табличка может предложить тебе что-нибудь ещё веселее — вроде «Убери эту слизь в отделе исследований». Спойлер: она не любит гостей. Давай, Эмилия, покажи, что попаданка в тебе не только матом ругаться умеет!

— Мисс Прюэтт, — голос, глубокий и твёрдый, вырвал меня из пелены спутанных мыслей. О, это доктор, похоже. — Вы пришли в себя.

Дверь скрипнула, и в палату вошёл мужчина, от вида которого моё сердце не просто застучало — оно выкатилось из груди, натянуло кроссовки и побежало марафон. Накаченный, как герой магловских боевиков, у которого вместо крови — протеин с тестостероном по венам течёт, он шагал в тяжёлых берцах, которые гулко стучали по каменному полу. Повторяю: берцы. На ЦЕЛИТЕЛЕ. Его мантия, нелепо яркая, лимонно-жёлтая, колыхалась при каждом движении и была расстёгнута. Интересное сочетание, как если бы кто-то скрестил целителя с аврором

Целитель или стриптизёр на вечеринку Хаффлпаффа — пока не ясно.

Ещё армейские штаны, и простая белая футболка.

Назойливая табличка висела перед глазами, будто упрямый рекламный баннер, поэтому я постаралась незаметно смахнуть её рукой, как комара — или кредитное предложение.

— Да.

— Как вы себя чувствуете. — в одной руке у него деревянная подложка с бумагами, наверное, обо мне. В другой руке палочка. Бумаги отложил, наклонился ближе, раскрывая своими пальцами мои веки и тыча палочкой с фонариком на конце чуть ли не в глазницу, но всё равно случилось страшное: я разглядела лицо.

К своему ужасу поняла, что он охренительно красив. Скулы, будто высеченные из мрамора, тёмные глаза, в которых читалась смесь усталости и острого ума, и лёгкая щетина, добавлявшая ему того самого брутального шарма, о котором я, бывшая жительница общаги, только мечтала, листая рилсики с такими накаченными мужчинами в три часа ночи.

— Как будто заново родилась. — И ведь ни словом не соврала. Заново родилась? Да я буквально перезагрузилась.

Г. Сметвик — так гласила вышивка на его лимонной мантии, буквы золотом переливались на яркой ткани. Выползло уведомление: «Использовать распознавание? [Да / Нет]» Я моргнула, чувствуя, как уголок рта невольно дёрнулся. Серьёзно? Теперь я ещё и сканер, как в каком-то киберпанке? А, да, точно!

Текст был кратким, но интригующим: [Сканирование: Гиппократ Сметвик, старший целитель, специалист по зельям и контрзаклятиям].

Я едва сдержала ухмылку. Гиппократ, значит?

Он слегка приподнял брови, пока его взгляд скользил по бумагам, затем снова ко мне, и я почувствовала, как внутри всё сжимается. Мне нужно было разговорить его.

— Вы помните, что произошло?

Я открыла было рот, чтобы ответить, но тут — бац! — перед глазами снова вспыхнуло, будто система ждала именно этого момента, чтобы подкинуть мне ещё один сюрприз. Голубоватые буквы, словно вырезанные из лунного камня, плавали в воздухе, видимые только мне:

[Выбери стратегию:

— «Наивная овечка»: прикинуться невинной и растерянной, заставить мага испытывать жалость.

— «Дочь лорда»: включить чистокровную высокомерную стерву с юридическими угрозами и фамильным кольцом.

— «Ты и я одной крови»: проявить искреннюю тревогу, поделиться страхом и вызвать эмпатию].

Серьёзно, Система? Теперь мне ещё и в ролевку играть?

Перевела взгляд на Сметвика. Он ждал ответа, слегка наклонив голову, и его тёмные глаза будто просвечивали меня насквозь, как рентген. Ладно, давай сыграем по-твоему, — подумала я, подавляя желание смахнуть ещё раз, чтоб не мешалась. Пальцы невольно сжали край больничного одеяла, а в голове крутилось: Какой же вариант не загонит меня в ещё большую жопу?

«Дочь лорда» — ммм, заманчиво, даже соблазнительно, но размахивать руками и угрожать судами в духе чистокровной стервы было рискованно. Пафос, угрозы, фамильное кольцо в лицо, фразочки вроде «мой отец узнает об этом». Только вот… Сметвик не похож на человека, которого впечатлит семейное древо, если только его нельзя использовать как дрова для камина.

«Ты и я одной крови» — слишком уж открыто, а я не готова выкладывать свои страхи перед этим типом, который, возможно, записывал каждое моё слово. Давай ещё расскажем, как мне страшно, одиноко, и как я верю, что он поймёт и поддержит.

«Наивная овечка» — это, конечно, классика: хлопать ресницами, пускать слезу, изображать жертву обстоятельств, вот его и выберем, пожалуй. Не то чтобы я была мастером мелодрамы, но в прошлой жизни пару раз уболтала препода не ставить двойку, строя глазки и бормоча про «тяжёлую неделю».

— Сойдёт, — решено, мысленно тыкнула в «Наивную овечку», как в последний доступный вариант на зачёте по философии, который выглядит более менее правильным. Табличка мигнула и исчезла, будто довольная моим выбором.

— Простите… всё как в тумане. — глубоко вздохнула, заставляя плечи слегка опуститься, и подняла взгляд на Сметвика, стараясь придать лицу выражение растерянной невинности

— Это нормально. Потеря ориентации во времени и пространстве — типичная реакция, остаточные действия зелий подобного рода, — произнёс он спокойно, записывая что-то.

— Я помню только… боль, и как всё кружилось, а потом очнулась здесь. Это ведь… это ведь не моя вина, правда? — Я подняла взгляд, чуть шире распахнув глаза, и добавила:

— Вы же знаете, что со мной было? Прошу, скажите, я так боюсь…

Сработает или нет? Невольно думается, что если этот красавчик сейчас начнёт задавать вопросы, а не отвечать…

— Мисс Прюэтт, давайте попробуем восстановить картину, — начал он, и его голос, низкий и спокойный, обволакивал. Ну и как тебе сказать, что я ничего на самом деле не помню и не знаю, и вообще, задание у меня! А этот умопомрачительный мужчина, тем временем, присел на край стула у кровати, наклонившись чуть ближе, и я невольно напряглась, чувствуя, как сердце делает лишний скачок. — Вы сказали, всё как в тумане. Но, может, вы вспомните что-то конкретное? Людей, события, ощущения?

— Всё так… расплывчато. Помню, как было больно, и как будто кто-то кричал… но я не знаю, кто… — это действительно то, что удалось вспомнить. А ещё ну прямо так кстати накатила тоска, позволившая пустить пару слезинок. Я сглотнула слюну, изображая замешательство, и пожала плечами, стараясь не переиграть. — Я… кажется, была с друзьями? Но всё так мутно…

Я запнулась, будто пытаясь вспомнить, и бросила на него умоляющий взгляд.

Перед глазами снова мигнула табличка, и я едва сдержала желание закатить глаза снова. Система, как всегда, выбрала идеальный момент:

[Побочный квест активирован: «Втереться в доверие к Сметвику». Цель: Узнайте, кто подлил зелье и что это было. Награда: плюс 10 к Репутации в магмире, доступ к информации о зельях.

Подсказка: Продолжайте давить на жалость, но не переборщите — он не дурак]

Я мысленно фыркнула. Спасибо, Система, без тебя бы не догадалась, что он не идиот. Сметвик откинулся на стуле, скрестив руки, и его лимонная мантия открыла вид на бёдра.

— Мисс Прюэтт, — продолжил он, в голосе появилась нотка терпеливого упорства, — вас доставила подруга. Она была… взволнована. Сказала, что застала вас в, скажем так, компрометирующей ситуации с неким мистером Уизли.

Он сделал паузу, наблюдая за моей реакцией, и я почувствовала, как кровь прилила к щекам, но это было не смущение, просто представляла я, как мои руки проходятся по его бёдрам. Господи Иисусе всемогущий, спасибо, что никто не может читать мои мысли!

Ладно, не отвлекаемся, сосредотачиваемся на диалоге. Компрометирующая ситуация. Уизли.

Память Молли отозвалась стоном и расплывчатым клипом, как плохой трейлер к эротическому фанфику: рыжие волосы, руки под мантией, тёплая улыбка, поцелуи, от которых кружилась голова… и потом — крики, вспышка заклинания, темнота.

— Я… не помню этого, — прошептала, опуская голову и позволяя волосам упасть на лицо, будто прячась. — Но если это зелье… оно было опасным? Кто-то хотел мне навредить? — Мой голос дрогнул, и я украдкой глянула на Сметвика, надеясь, что моя «искренность» пробьёт его защиту. Он вздохнул, и его выражение лица смягчилось — совсем чуть-чуть.

Система, ты довольна? Могу ещё раз слезу пустить, только скажи, из какого глаза.

— Вас поили любовным зельем, мисс Прюэтт, — ответил доктор, понизив голос, будто не хотел, чтобы кто-то в коридоре подслушал. — Судя по всему, около двух месяцев. Сильная формула, с добавлением редких ингредиентов. Ваша подруга застала вас с Уизли в… интимный момент, вырубила его заклинанием и доставила вас сюда. Мы сняли зелье, но его следы ещё могут влиять на ваши эмоции.

Ага.

То есть два месяца меня кто-то варил на медленном романтическом огне, а потом сцена из порно превратилась в сцену из «Мстителей», где ведьма выносит всех направо и налево.

— Значит… это было по-настоящему? — прошептала я, глядя ему в глаза, как будто надеялась, что он скажет: «Нет, конечно. Уизли — просто статист. Ты рождена для меня».

Он, к сожалению, просто кивнул.

— Мы не можем утверждать, что вы действовали по собственной воле. Это… серьёзное преступление.

И вот тут мне стало не по себе. Не из-за поцелуев. Не из-за того, что подруга Молли устроила рейд с выносом. А из-за того, что кто-то два месяца держал девчонку в химической влюблённости — и зачем? И уже привычная, наглая и сияющая, как новогодняя гирлянда на распродаже:

[Новая задача: «След зелья» активирована. Узнайте источник любовного зелья до конца недели.

Времени осталось: 6 дней, 23 часа, 58 минут

Награда: Доступ к ветке «Политические интриги», +5 к Интуиции, возможность обезвредить врага до его хода.

Предупреждение: Пропуск — и ты останешься просто красивым статистом в чужой пьесе].

Система явно намекала, что это зелье — не просто чья-то злая шутка, а часть чего-то большего, и от этой мысли по спине пробежали мурашки. Красивый статист? Да щас, Система, я тебе не NPC! Но времени на возмущение не было — табличка мигнула, будто подталкивая меня к действию, и я мысленно дала себе пинка: надо выудить у Сметвика всё, что он знает, и быстро.

Но не успела открыть рот, как в комнату вбежала полупрозрачная сверкающая лиса и женским голосом попросила срочно пройти в приёмный покой, а ещё секси-доктор достал из кармана какой-то камень и прислонил к уху, и кажется, камешек что-то ему шептал. Я бы такому красавчику шептала одни непристойности.

— Простите, мисс Прюэтт, мы продолжим позже, — заключил мужчина моей мечты, выбегая из палаты. Я осталась одна, всё ещё сжимая одеяло, а табличка Системы висела перед глазами, словно издеваясь своим таймером:

6 дней, 23 часа, 57 минут.

Чёрт возьми, Сметвик, ты не мог уйти попозже?

[Поздравляем, Игрок! Вы узнали, что это было любовное зелье, а не чары! Однако ж… Кто его подлил — вопрос открытый. Уизли, чтоб влюбить или Лейстрендж, чтобы слить? Но не время расслабляться, Эмилия, тебе ещё тесты сдавать].

Дверь палаты скрипнула, прерывая мои панические размышления, и в комнату вошла женщина. Её одежда была не лимонной, как у Сметвика, а светло-бирюзовой, мягкой, как утреннее небо, и струилась при движении, будто соткана из заколдованного шёлка. А вот выражение лица было без всякой магии: строгое, как у школьной завучки, у которой ты на третьем опоздании за неделю. Она была невысокой, с короткими каштановыми волосами, аккуратно уложенными за уши.

— Целитель Сметвик просил сопроводить вас на ряд процедур. Также в приёмном покое вас ожидает отец.

[Квест: «Сдать медобследование на беременность, остатки чар, магический уровень и плодородие».

Время на выполнение: час.

Награда: шанс на понимание, кому ты, чёрт возьми, досталась в этой жизни]

Я натянула вежливую улыбку — ту самую, которой мы все прикрываем ужас, когда сдаём сессию без шпоры. Это что, сейчас мне придётся не только сдавать тесты, но и выдержать допрос от папаши, который, поди, уже точит палочку, узнав про мой провал с Уизли? Сбежать можно?

— Это… надолго? И что именно проверять будут? — я подняла взгляд на женщину, надеясь выудить хоть немного информации, прежде чем меня потащат по коридорам Мунго и шанс встретить папочку увеличится.

Медиведьма Кэрроу, как значилось на её халате, прищурилась, и её губы дрогнули в лёгкой, почти незаметной улыбке, будто она привыкла к вопросам напуганных пациентов.

— Стандартное обследование, — ответила она, открывая папку и пробегая глазами записи. — Беременность, остатки чар, уровень магии, стандартный набор при приворотах. Ничего сложного, мисс Прюэтт, но нам нужно убедиться, что зелье не оставило последствий. Также есть вопросы по… женскому здоровью.

Я даже не успела ничего спросить — перед глазами снова вспыхнула Система. Табличка радостно мигнула, как пескоструйный гиф в раннем Tumblr:

[Побочный квест активирован: «Женское здоровье»

Подсказка: держите лицо. Не паникуйте. Не бойтесь слова «плодородие». Оно просто звучит хуже, чем есть].

Плодородие.

Сука.

Да, звучит так, как будто меня сейчас поведут на оценку как чистокровную корову: «Хорошая матка, сильный магический потенциал, глядишь — выведем нового Мерлина!»

— А можно… можно сначала анализы?

— Да. Вас ждут в диагностическом крыле. Пройдёмте.

Я встала. Колени чуть подогнулись, и тело будто ныло — не от усталости, а от перенапряжения. Эмоционального. Физического. Хрен знает какого. Тут не добавили графу «выгорание», но я б туда уже галочку поставила. Час на обследование, таймер тикает, а я даже не знаю, чего бояться больше — тестов или папаши в приёмном покое.

Мы вышли с ней в коридор Мунго. Длинный и шумный, с высоким потолком, где мерцали магические светильники, отбрасывающие мягкий, но холодный свет. Пол под ногами, выложенный серыми плитами, казался бесконечным. Пока мы шли, я вообще старалась не думать. Особенно — не думать об новоявленном отце, своего то я с рождения не видела. Что вообще отцы делают в такой ситуации? Кричат? Устраивают допрос? Или просто смотрят с таким разочарованием, что хочется провалиться сквозь землю?

Кэрроу свернула в боковой коридор и толкнула дверь, за которой открылась комната, больше похожая на магическую лабораторию, чем на больничный кабинет. Стены были увешаны полками, заставленными стеклянными колбами, в которых побулькивали разноцветные жидкости, а воздух дрожал от тихого гудения приборов, покрытых мерцающими рунами. В центре стояло кресло, обитое тёмной тканью, с бледно-голубыми магическими барьерами, что светились по бокам. Вообще-то, это было что-то среднее от стоматологического и гинекологического кресла.

— Садитесь, — сказала женщина. — Руки на подлокотники.

[СИСТЕМА: Поздравляю, ты в магическом застенке! Не дёргайся, а то барьеры решат, что ты — закуска].

Холод металла тут же перешёл на руки и просочился сквозь тонкую ткань больничной сорочки, заставив поёжиться. Кресло жёсткое, почти неудобное, и барьеры по бокам загудели чуть громче, когда я заняла место, будто активировались, почуяв моё присутствие. Я бросила взгляд на Кэрроу, которая уже открыла папку и уткнулась в неё. Попытка унять дрожь в пальцах не увенчалась успехом. Система, если это обследование превратит меня в подопытного пикси какого-нибудь, я тебе этого не прощу.

— Будет немного… неприятно. Для начала возьмём вашу кровь.

Сейчас мы слегка отпилим вам ногу, но не волнуйтесь, обезболивающее сработает через минуту после того, как вы отключитесь.

— А наркоз? — невинно поинтересовалась я, отводя руку, как будто могла сбежать с этого кресла, не вмазавшись в барьеры. Ну а кто их знает, может они чтобы кровь взять, руку отпиливают, набирают в трехлитровые банки, а затем обратно наращивают.

— Это магическое оборудование, — ровно ответила Кэрроу, быстро глянув на меня. Она уже распределяла прозрачный гель по всей руке. Холодило от него до ломоты, как если бы льдом по венам прошлись. — Не почувствуете почти ничего.

Игла вонзилась в вену так стремительно, что я едва успела моргнуть. И — да, не соврала. Было не больно. Всё как у нас. Иголку вставили, пробирку залили, только тут по мере того как сосуд наполнялся, по краям вспыхивали рунные надписи, мерцающие золотом и зеленью, будто оживающие заклинания — я видела всплывающие данные о составе, чароостатках, следах зелий, гормональном балансе и ещё паре вещей, которые даже Система пока не комментировала, но позади перо самостоятельно делало записи на обычную бумагу.

[Анализ крови: Результат ожидается.

Предварительные показатели: отклонения зафиксированы. Подробности вскоре.

Подсказка: не паникуйте. Или хотя бы сделайте вид].

Кэрроу отложила флакон с кровью на стол, где он присоединился к ряду других сосудов, побулькивающих и мерцающих, как экспонаты в музее зелий. Я сделала глубокий вдох, сжала пальцы в кулак и откинулась обратно в кресло, пока медиковедьма, тем временем, уже призывала следующий инструмент.

— Теперь проверим остаточные чары. Прилягте, это займёт пару минут.

Прямо над грудной клеткой закружился нежно-фиолетовый вихрь, от которого защекотало в горле и на секунду помутнело перед глазами. Мою голову, стремительно опускающуюся, подхватили ладонью.

— Тихо-тихо-тихо. Без обмороков. Вот так. — я в ответ пролепетала что-то вроде извинений. — Остаточное влияние ментальной магии, — пробормотала Кэрроу себе под нос, но я то слышала. Сделав записи, она сказала уже для меня. — Удаление желудка сработало, но следы воздействия всё ещё нестабильны и кажется находятся в организме. Рекомендую повторную чистку через неделю, а пока пейте отвар полыни. Я напишу, как заваривать.

И, конечно, Система не могла пропустить шанс подлить масла в огонь. Перед глазами снова вспыхнула табличка, её буквы сияли с той же наглостью, с какой кошка сбрасывает вазу со стола:

[Обновление задания «Контрольная проверка».

Остаточные чары подтверждены. Следующий этап: Проверка магического уровня и плодородия.

Время осталось: 47 минут.

Подсказка: Спроси о ментальной магии. Целительница знает больше, чем говорит].

Ладно, Система, ты выиграла. Давай выудим хоть что-то полезное, пока я не превратилась в магический экспонат.

— Ментальная магия… это что, кто-то копался в моей голове?» — внутри зарождалось желание просто схватить эту женщину за халат и вытрясти ответы, не церемонясь. — Вы сказали, следы нестабильны. Это опасно? И… как такое вообще могло случиться?

— В вашем случае, мисс Прюэтт, любовное зелье, которое мы обнаружили, имело ментальный компонент. Оно не просто вызывало… влечение, но и слегка подавляло вашу волю, делая вас более податливой к определённым… импульсам.

[Вы получаете дебафф: «Эмоциональная нестабильность»

Эффекты: вероятность неадекватных решений +10%, слёзы на ровном месте +30%, импульсивный выбор романтических партнёров +∞].

Да я так живу, кстати, и ничего, справлялась как-то.

Дверь кабинета открылась, и внутрь вплыла женщина средних лет в такой же глазовыдавливающем лимонном халате, что и у Сметвика, только закрыт он под горло. Поздоровалась со мной. На груди поблёскивала вышивка — «Л. Фоссет».

— Мисс Прюэтт, здравствуйте, меня зовут Луиза Фоссет. Я проведу ваш осмотр. Алиса, можешь идти.

Бирюзовый халат кивнула, улыбнулась мне на прощание и вышла, а лимонный халат скомандовала лечь на кресло. Я подчинилась — хотя скорее упала, чем легла — в тот же миг кресло ожило. Без предупреждения подлокотники втянулись, спинка откинулась назад, а платформа под ногами заскользила в стороны, разведя мои бёдра с молниеносной точностью.

СТОП.

Ну-ка, это что сейчас будет!!! Такой скандал учиню!

— А что вы собрались вообще делать? — вырвалось у меня при попытках вернуть своему телу хоть какие-то границы личного пространства, то есть скрестить ноги обратно. Но безуспешно. Кресло явно тренировалось на сопротивляющихся пациентах. — Я не уверена, что записывалась на такое свидание!

Целительница Фоссет достала длинный серебристый инструмент, похожий на что-то среднее между пинцетом и диковинным цветком.

— Стандартная проверка репродуктивной системы, мисс. После такого количества зелья нужно убедиться, что всё… функционирует должным образом. Гинекологическое обследование входит в стандартный протокол проверки студенток после приворотов. Расслабьтесь.

Расслабьтесь, говорит она. Я чуть не захлебнулась собственным возмущением. Расслабиться в кресле, которое, кажется, решило устроить мне сеанс магического BDSM? Да я расслаблюсь только в гробу, и то если крышка будет шелковая! Система, между прочим, молчала. Ни подсказки, ни «+5 к выживанию в неловких ситуациях», ни даже гифки с котиком. Просто пустота. Я брошена, Система, брошена!

Не говорить же многоуважаемой Луизе, что у меня детская травма и боязнь гинекологов. Вот у кого-то клоуны, а у меня дрожь от одной только мысли о том, что кто-то будет в меня лезть. Могла б и догадаться, идиотка! Что проверка — это осмотр причинных мест.

— А… можно хотя бы музыку включить? — прохрипела я, стискивая пальцами края кресла так, что костяшки побелели. Потому как аналог гинекологического зеркала был и здесь тоже. Нет, не железное, конечно, но и это не самое неприятное. Просто та самая щёточка, была и здесь тоже! Орудие пыток впилось в нежную кожу святая святых, а затем её несколько раз прокрутили у шейки матки и я даже вскрикнула.

— Вот и всё.

— Ужасающие рассказы про ваши первые годы практики, чтобы отвлечься, сейчас подошли бы в самый раз.

Фоссет вздохнула и улыбнулась, как будто слышала такие шутки тысячу раз

— У вас хорошее чувство юмора, мисс Прюэтт. Это поможет вам в жизни. И в браке.

— У меня этого всего нет, — буркнула я.

— Ни чувства юмора, ни жизни, ни брака? — уточнила она.

— Вы удивитесь, насколько всё из этого периодически исчезает.

Целительница что-то колдовала себе под нос, посветила палочкой туда, куда светить, по моему мнению, могли только добровольные мазохисты, и хмыкнула.

— Что? — пискнула я. Голос предал. В буквальном смысле. Система тоже молчала. Сука.

— Не волнуйтесь, — начала она с тем тоном, которым обычно объявляют о задержке поезда или смертельной болезни. — Повреждений нет, гимен на месте. Однако… — и вот тут она подняла глаза, посмотрела на светящийся цветок, — уровень плодородия… выше среднего. Намного выше. Как у носительницы древней крови на пике цикла. Я проверю и сообщу вам дополнительно. Переживать не стоит.

— Я… Спасибо? — растерянно выдохнула. Что, блин, мне с этой информацией делать? Сидеть в шкафу и плодиться?

[СИСТЕМА ОБНОВЛЕНА]

[Параметр «Плодородие»: +20.

Вы теперь лакомый кусочек для брачных союзов.

Остерегайтесь чистокровных бабушек с их планами].

Ага. Великолепно. Просто потрясающе. Мне не хватало только пометки «элитная самка», инкубаторша, блин. Племенная кобыла. Я уже представляла в красках, что не избежать мне этой участи, и как я в муках рожаю семеро детей от Уизли.

И тут — ТУТ! — раздался стук, такой громкий, что я подпрыгнула, насколько позволяло это проклятое кресло. Дверь распахнулась с такой силой, что чуть не слетела с петель, и в кабинет ворвался он, сразу его узнала. Лорд Прюэтт. Отец. При полном параде: чёрный твидовый костюм, такого же цвета распахнутая мантия с серебряной вышивкой, семейный перстень на пальце, сверкающий, как маяк, и взгляд, который мог бы испепелить дракона. Его аура была такой тяжёлой, что воздух в комнате, казалось, сгустился, а руны на приборах задрожали, будто почуяв бурю.

— Молли! — голос, резкий и властный, заставил Фоссет замереть. — Что здесь творится, именем Мерлина?!

Я, извините, всё ещё с раздвинутыми ногами и с серебристым жезлом Фоссет где-то в районе, куда приличные девушки даже зеркало не подносят. Вот поэтому и не люблю гинекологические осмотры, шляются, будто проходной двор. Система, эта подлая тварь, не просто молчала — я была уверена, что она где-то ржёт, но мне то было не до смеха. Целительница замерла. Я замерла. Даже кресло, кажется, застеснялось и тихо заскрипело. Время, похоже, остановилось, и я мысленно помолилась о портале в ад, который, увы, так и не открылся.

Система тоже ожила:

[Совет: притворись мертвой, или мебелью].

И тут, как спасение — нет, новый круг ада, — в дверях возник Сметвик. Да уж, не при таких обстоятельствах я думала, он увидит моё неглиже. Хотя, кресло и не было повёрнуто к двери, скорее это был вид сбоку. Тёмные глаза метнули взгляд на лорда Прюэтта, потом на меня, и, клянусь, я уловила лёгкую тень веселья, прежде чем он заговорил.

— Лорд Прюэтт, пожалуйста, ещё минута, и ваша дочь будет готова к беседе. Рекомендую… остаться за дверью. Присядьте вон туда, на стул.

— Это моя дочь! — возмущённо рявкнул отец. — Я имею полное право знать, кто трогает её в больничной койке как какую-то подопытную!

— Трогают её с целью диагностики, милорд, — ответила целительница с идеально каменным лицом. — И если вы не хотите услышать слово «влагалище», а затем и лицезреть, рекомендую выйти.

Я захлебнулась в себе и попыталась утонуть в кресле. Безуспешно. Ни один заклинательный портал в ад не открылся. Ни один! А ведь я старалась быть хорошей девочкой в прошлой жизни, Господи!

Лорд Прюэтт шумно выдохнул, его лицо покраснело. Сметвик мягко, но твёрдо закрыл перед ним штору, и сам тоже остался за ней же. Интересно, а изначально занавесить нельзя?

— Пять минут, — заверил док. — Потом вы сможете поговорить.

Я закрыла глаза. Сдохнуть. Вот бы сейчас просто сдохнуть.

Когда целительница, наконец, увела свою волшебную палочку туда, где ей и место (в сейф, желательно), и кресло, издав униженное вздохоподобное «ж-жжик», вернулось в исходное положение, я постаралась собрать остатки достоинства по углам.

— Можете вставать, — кивнула Фоссет, исчезая за шторой.

— Теперь можно? — раздался голос Иоганна, полный еле сдерживаемого гнева.

— Нельзя, — буркнула я. — Но это же тебя не остановит.

И точно: через две секунды ворвался лорд. За ним — всё ещё на шаг позади, новый мужчина. Это следящий, чтоб никто не умер на месте от семейных разборок? А куда Сметвика дели?

— Беременности нет? — рявкнул батя, заставив даже Фоссет слегка вздрогнуть. Он повернулся к ней, и глаза, стальные и горящие, буравили целительницу, как будто она лично подливала мне зелье.

— Успокойтесь, милорд, — начала целительница. — Она не беременна. Остаточные чары от зелья в крови, но магическое вмешательство было своевременно прекращено. Физически она в порядке, коитуса не произошло.

— Вы уверены? После всего, что… натворил этот мальчишка? Этот Уизли… этот рыжий выскочка… посмевший тронуть мою дочь… Клянусь Мерлином, я его найду, и он пожалеет, что родился на свет, или он думает, что может лапать Прюэттов, как уличных девок?

Он злился, да, но не только из-за скандала. Он смотрел на меня, и в его взгляде, под слоем ярости, мелькала боль. Я не была экспертом в психологии и иногда даже сарказм понимала с трудом, но здесь все настроения, оттенки и полутона других раскрывались передо мной.

— Уверена, лорд Прюэтт, — ответила Фоссет, пытаясь скрыть раздражение за вежливостью. — Обследование не выявило беременности. Но зелье, которое принимала ваша дочь, было сложным. Мы ещё выясняем его источник.

— Выясняйте быстрее! — прорычал мужчина, сжимая кулаки.

— Иоганн, прошу, — снова вмешался мужчина, и его голос, спокойный, но твёрдый, как гранит, разрезал напряжение в комнате. Он шагнул вперёд и положил руку на плечо отцу. — Твоя дочь в безопасности, и мы делаем всё, чтобы разобраться в случившемся. Уизли, вероятно, тоже жертва зелья. Дуэли и проклятия не помогут.

Жертва зелья? Я моргнула, переваривая новые данные. Это что, Уизли тоже могли травить?

— Молодой человек даже под Империусом должен держать всё своё при себе. Это про уважение, Ваиль. Про честь семьи. Про то, что мужчина должен знать, кого он касается. И если он не знал — он должен узнать теперь. Через шрамы.

— О iisuse, — простонала я, не замечая, как перешла на русский. Вообще, интересно так получилось, что я думаю на русском, но превосходно понимаю и разговариваю на английском с самого начала. Но не об этом сейчас. — То есть, он ещё и не виноват?

— Эммануэлла, — обратился ко мне отец, и его голос, хоть и грубый, был тише на моём имени, почти умоляющим. — Но я не понимаю, почему ты не рассказала мне? Я бы… я бы защитил тебя.

В его словах было столько боли, что я почувствовала, как горло сжимается. Он любил свою дочь, это было очевидно, но его любовь была как буря — мощная, но готовая разрушить всё на своём пути, включая Уизли и, возможно, меня саму.

Я открыла рот, но слова застряли. Отец подошёл ко мне, осторожно — да, осторожно, как будто я снова была пятилетней и упала с метлы.

— Я не злюсь на тебя, дитя. Ты ни в чём не виновата. Но если кто-то воспользовался тобой — пусть даже с помощью зелья — я не должен сидеть и смотреть.

Впервые за долгие годы, кажется, Молли обняла его. Мужчина застыл, будто не понимая, как реагировать. Потом его руки медленно обхватили меня в ответ — неуверенно, почти неловко.

Система мигнула:

[Обнаружено: скрытый параметр «Отцовская любовь». Уровень: 73/100. Эффект: «Щит крови» активирован на 1 день. Все попытки внешнего давления на пользователя будут отражены ближайшим родственником. Молодец, Молли, довела старика до слёз].

— Но если Уизли ещё раз подойдёт к тебе ближе, чем на метр… Я превращу его в декоративную тыкву. И отправлю его семье по почте. Я не потерплю, чтобы этот Уизли опозорил всю семью. Твоя помолвка — не шутка, и я ожидаю, что ты будешь вести себя достойно.

Помолвка?! Не понял... точнее, не поняла.

— Думаю, на сегодня достаточно. Мисс Прюэтт нуждается в отдыхе. Я выпишу рекомендации. И, Иоганн… не вмешивайся больше в лечение. Это медицинская этика. И магическая безопасность. А также нервы моих сотрудников.

Папа посмотрел на целителя, потом на меня. Мне сказали на прощание что, мол, встретимся дома и удалились. Дверь захлопнулась, мужчина обернулся ко мне:

— А теперь — чай?

Я рассмеялась. Слёзы были где-то рядом, но я их не пустила.

— Если в нём нет зелья — налейте ведро.

Мне кивнули с лёгкой улыбкой.

— Тогда я пошёл за ведром и чаем. Вы только не превращайте его в ночной горшок, мисс Прюэтт, — заявил он, выходя вместе с целительницей. — Посидите тут, у вас ещё один забор крови, я позову Алису.

— Так, Уизли, — прошептала я в воздух, как только осталась одна. — Если ты действительно ни при чём… я тебя спасу. А если врёшь — приготовься. Потому что следующую декоративную тыкву я вырежу лично.

И система снова мигнула:

[Ваша угроза принята. Харизма +1].

* * *

— Шестьдесят пятый или шестьдесят шестой? — спросила медиковедьма, имея в виду, очевидно, год окончания школы. Её взгляд мельком скользнул по мне, словно я была очередной строчкой в её бесконечном списке дел.

— В следующем, — ответила я, не успев даже осмыслить. Мой язык опередил разум, и только спустя секунду я поняла, что только что подтвердила: сейчас 1965 год.

— Хорошо, что вам уже лучше — девушка открыла папку и пробежала глазами записи. — Ваши анализы готовы, и я хотела обсудить результаты. Вчера мы уже говорили с вами об остаточных эффектах, но есть ещё несколько моментов.

Я откинулась на подушку, чувствуя, как матрас скрипит подо мной. Формулировка, которую мне зачитала Кэрроу, звучала, как выписка из магической энциклопедии болезней: «Повторная активация симптомов драконьей оспы в латентной форме. Не заразна, но требует строгого карантина и наблюдения».

Чуть не расхохоталась, когда услышала это, но вовремя себя сдержала. Драконья оспа? Серьёзно? Это что, теперь я официально в клубе «отмазка в виде срачки-болячки», с одним отличием, что волшебные. В прошлой жизни отмазывалась от физры справкой о плоскостопии, а тут мне подсунули целый магический диагноз, чтобы держать подальше от школы. Я уже знала, что отец заплатил Шафику — заведующему этой больницей, — чтобы сослать меня домой.

— Мисс Прюэтт, — продолжила медиведьма, перекладывая бумажки с моими анализами. — Похоже, драконья оспа — не единственное, что мы нашли.

Я приподняла бровь.

— О, это звучит многообещающе. Я вся в счастливом ожидании.

Кэрроу проигнорировала мой сарказм и продолжила, словно зачитывала приговор:

— Повышенная фертильность. Крайне редкий случай для чистокровных, если честно. Обычно у вас, аристократов, с этим… напряжёнка. Также у вас короткий менструальный цикл.

Теперь я могу добавить это в своё резюме: «Способности: трансфигурация, руны, экстремально плодовита». Прежде чем я успела выдать очередную колкость, вспыхнуло уведомление.

[СИСТЕМА ОБНОВЛЕНА]

[Параметр «Плодородие»: Подтверждено. Уровень: Высокий.

Эффект: +10 к привлекательности для брачных союзов. Минус: Чистокровные сваты теперь ваш личный кошмар.

Подсказка: Зелья предохранения — твой лучший друг. Не благодари].

Не благодари?! Я мысленно швырнула в Систему воображаемый Expelliarmus, но она, конечно, только хихикнула где-то в эфире.

— Насколько короткий цикл?

— Настолько, что если бы вы были крольчихой, ваши предки уже правили бы миром.

Я закатила глаза.

— Прекрасно. То есть, если я чихну в неправильном направлении, то рискую стать матерью-одиночкой?

— Примерно так, — ответила она, протягивая мне маленький флакон с розовой жидкостью, переливающейся в свете магических ламп. — Зелье регуляции. Рецепт выписан, лучше уточнить индивидуальные параметры у нашего зельевара, услуга платная. Принимать каждое утро в течение полугода до завтрака, не смешивать с приёмом бодроперцового, водой не запивать, приёмы не пропускать. Как закончите, прийти на обследование к целительнице Фоссет. Если, конечно, не хотите провести ближайшие годы в непрерывных родах.

Я взяла флакон, разглядывая его с подозрением. Жидкость внутри выглядела слишком невинно для того, чтобы держать под контролем мою новообретённую «суперспособность».

— А есть варианты покрасивее? Ну, знаете, амулеты, заклинания, воздержание?

— Амулеты ненадёжны, заклинания требуют постоянного обновления и расходуют резерв, а воздержание… — она бросила на меня оценивающий взгляд, — судя по вашей истории, не ваш вариант.

— Ой, спасибо за комплимент.

Кэрроу ухмыльнулась и направилась к двери.

— Вам повезло, мисс Прюэтт. Ваш отец согласился на домашнее обучение. Так что можете наслаждаться «карантином» в своём поместье.

Я чуть не застонала вслух. Попасть в мир Хогвартса — с его говорящими портретами, заколдованными потолками и квиддичными матчами — и не увидеть сам Хогвартс? Это как выиграть билет на концерт любимой группы, но застрять в пробке на полпути. Всегда мечтала.

— А что насчёт… того, кто подсунул мне зелье? — спросила я, стараясь звучать безразлично. Она остановилась у двери, не оборачиваясь.

— О, не волнуйтесь. Ваш отец уже разбирается. — Тон её голоса заставил меня поёжиться.

[Обновление квеста: «Выжить в собственном доме»

Дополнительная цель: Не дать отцу убить всех подряд

Награда: Информация + шанс не стать матерью в 17 лет]

Как только не очень приятная медичка вышла, я снова открыла меню, продолжая изучать информацию, потому что вскользь упомянутая новоявленным отцом фраза про какую-то там помолвку Про мир я посмотрела ещё после осмотра. Ничего такого, чего бы я не знала. Теперь же настала очередь узнать про тех, кто меня окружает, поэтому я стала рыться в карточках персонажей.

* * *

Иоганн Леандер Прюэтт

Статус: Глава рода Прюэтт

Роль: Отец

Возраст: 41 год

Палочка: Черное дерево, волос вейлы, 13½ дюйма — страшная в гневе, как и её владелец.

Профессия: Гранд-мастер чар, член Визенгамота, официально сотрудник Отдела Исследований Заклинаний при Министерстве Магии, неофициально — даже ты не в курсе.

Характер: Иоганн — человек стальной дисциплины и пугающей харизмы. Его любовь к семье — это смесь нежности и контроля, а его гнев — холодный и разрушительный. Он редко шутит, но его сарказм остёр, как клинок. Его решения не обсуждаются, а его амбиции для рода безграничны.

Внешность: Иоганн — высокий, с острыми скулами и взглядом зелёных глаз, который будто режет насквозь. Его волосы, слегка тронутые сединой у висков, всегда уложены с военной точностью. Предпочитает тёмные мантии с вышитым гербом рода Прюэтт — феникс птица.

Особенности:

История: Иоганн родился в роду Прюэтт, чьё богатство было растрачено его прадедом на магические артефакты. В Хогвартсе он учился в одно время с Томом Риддлом, но презирал его за манипуляции и тёмные наклонности, однажды вызвав его на дуэль, которую едва выиграл. Во время войны с Гриндевальдом (1942-1945) он, будучи юным, создал чары для подполья, защищавшие убежища от ищеек Гриндевальда. Потеря сестры в этой войне перевела его защитные инстинкты на уровень «душу вынесу, но ты будешь в безопасности». После войны он быстро поднялся в Визенгамоте, используя связи и страх.

Навыки: На седьмом курсе решал NEWT по чарам за преподавателя, но твоё образование, кажется, упустил. Мастер дуэльной магии, настоящая легенда в создании сложных чар и защитных заклинаний. Говорят, он однажды сотворил щит, который выдержал атаку дракона. Щит Прюэттов — создаёт непробиваемые барьеры, но он не защитит от дочкиных глазок. Он разработал Vinculum Arcanum, связывающее заклинания в цепь для усиления эффекта. Его дуэльный стиль — молниеносный, с акцентом на контратаки.

Слабости: Его жажда контроля отталкивает близких, а паранойя заставляет подозревать всех, даже домашних эльфов. Травма от войны — повреждённое запястье — снижает точность долгих заклинаний. Его вера в чистокровные идеалы делает его слепым к новым идеям, а страх потерять семью толкает на крайности, вроде взятки главврачу Мунго. Взятка — «во благо», но если ты спросишь — он просто отмахнётся. Ужасно играет в карты, но никогда не признаёт поражения.

Отношение к Молли: Ты — его любимица, он обожает тебя, но не знает, как выразить любовь, кроме как муштры и контроля. Взятка — его способ «спасти» тебя. Он не объясняет причин, считая тебя слишком юной для правды.

Секреты: Иоганн скрывает, что в Хогвартсе он был частью тайного клуба, изучавшего древние чары, и один из его экспериментов чуть не убил однокурсника. Он боится, что твоя склонность к авантюрам в Хогвартсе связана с его прошлым.

Род Прюэтт связан древним договором.

Квестовая подсказка: Чтобы избежать его планов на твоё будущее, найди компромисс — например, предложи идею, как укрепить род без замужества. Но действуй осторожно: одно неверное слово, и он решит, что ты не готова к «взрослым решениям».

[СИСТЕМА: Осторожно! Иоганн уже начал расследование инцидента с зельем. Успей выяснить правду раньше, чем он устроит магическую вендетту!]

Эстер Терезия Прюэтт (урождённая Винтерборн)

Статус: Леди рода Прюэтт, специалист по древним рунам

Роль: Мать

Возраст: 39 лет

Палочка: Пихта, сердечная жила шотландского гнома, 10 дюймов — резкая, как утро после бала

Профессия: Хозяйка поместья Прюэтт, эксперт в ментальной магии.

Внешность: Эстер — воплощение холодной элегантности. Высокая, с идеальной осанкой, она кажется выточенной изо льда. Её длинные рыжие волосы, унаследованные Молли, всегда собраны в сложную причёску, а серо-голубые глаза смотрят так, будто читают твои мысли. Она любит семью, но её забота сурова, как зимний ветер.

Особенности:

История: Эстер родилась в роду, известном своими ментальными магами и политическими интригами. Она была сослана подальше от семьи, в Хогвартс, так как там её не смогли бы достать враждующие кланы. Она училась с Томом Риддлом и однажды блокировала его попытку легиллименции. Она отвергла семейный план стать шпионкой для сторонников Гриндевальда, сбежав к Иоганну, что стоило ей связи с братом. Во время войны она создавала ментальные щиты для сопротивления, но провал одной миссии, где погиб её наставник, оставил в ней чувство вины.

Описание: Настоящая северная леди: сдержанная, неприступная и пугающе умная. Она редко повышает голос, но её слова остры, как лезвие. Её любовь к детям проявляется в строгой заботе и высоких ожиданиях. Она мастер скрывать эмоции, но те, кто её хорошо знают, замечают, как её пальцы сжимаются, когда она злится.

Особенности: Прирождённый окклюмент и легиллимент, что делает её практически неуязвимой для ментальных атак. Она также искусна в зельеварении, особенно в создании тонких ядов и противоядий. Однако, зелья она так и не научила тебя варить. Её навыки в астрономии позволяют предсказывать магические всплески. Она также играет на арфе, но только для себя. За пять секунд может выставить тебя дурой — так вежливо, что ты ещё извинишься.

Слабости: Её холодность создаёт барьер с близкими, а чувство вины за прошлое делает её уязвимой. Проклятье, полученное в войну, ослабило её сердце, что она скрывает. Её потребность всё контролировать мешает доверять, а страх потерять семью заставляет её соглашаться с Иоганном, даже если она сомневается. Она ненавидит готовить и всегда сжигает пироги.

Отношение к Молли: Эстер видит в тебе свой характер — упрямый и яркий. Она поддержала взятку Иоганна, но тайно считает её ошибкой. Её уроки окклюменции — способ защитить тебя, но они изматывают.

Секреты: Эстер знает, что в прошлом ты, Молли, случайно подслушала её разговор с одним человеком, связанным с тёмными магами, и рассказала об этом подруге. Она простила тебя, но боится, что твоя болтливость навлечёт беду.

Квестовая подсказка: Если хочешь заслужить её уважение, покажи, что можешь контролировать свои эмоции. Но не пытайся лгать ей — она почувствует это за милю.

[СИСТЕМА: Эстер наблюдает за тобой. Один неверный шаг, и она начнёт копать глубже. Убеди её, что ты можешь справиться сама, или готовься к её «воспитательным мерам»].

Фабиан Эдгар Прюэтт

Роль: Старший брат

Возраст: 21 года (род. 1945)

Дом: Бывший гриффиндорец (Хогвартс, выпуск 1963 года)

Палочка: Орех, сердце дракона, 13 дюймов — прямолинейная, как его шутки

Род занятий: Аврор-стажёр, сдаёт специалитет по защитным чарам

Внешность: Фабиан — высокий, с крепким телосложением и вечно растрёпанными рыжими волосами, которые он теребит в задумчивости. Его веснушки — его «проклятье», а карие глаза сияют весельем. Его мантии всегда слегка помяты, к ужасу Эстер.

Характер: Фабиан — буря веселья и храбрости. Он обожает розыгрыши, но аврорская работа сделала его серьёзнее. Его преданность семье — его сила, а его шутки — способ скрыть усталость. Он всегда готов защитить тебя, даже если это значит нарушить правила.

История: Фабиан в Хогвартсе был звездой квиддича, играя охотником и ломая рекорды по голам. Его решение стать аврором родилось после нападения чьего-то неудачного эксперимента в виде Виверны на Хогсмид. Он прикрыл младшекурсников своим фамильным щитом. Он коллекционирует магловские комиксы, мечтая создать магическую версию.

Особенности: Отличный дуэлянт, особенно хорош в импровизации заклинаний. Унаследовал от отца талант к чарам, но предпочитает действие размышлениям. Любит позёрство и создаёт огненную стену, блокирующую проклятья, вместо нормальных щитов.

Слабости: Его импульсивность втягивает его в передряги, а привычка шутить в серьёзные моменты злит коллег. Травма плеча, полученная после одной вылазки, снижает его ловкость, поэтому сейчас он учится магичить другой рукой. Его страх подвести семью заставляет скрывать усталость, а любовь к сладкому делает его уязвимым для подкупа пирогами.

Отношение к Молли: Ты — его «маленькая заноза», и он обожает тебя дразнить. Но если кто-то посмеет тебя обидеть, Фабиан превратит их жизнь в кошмар. Он гордится твоей гриффиндорской храбростью. Он знает о взятке и считает её глупостью, но молчит, чтобы не спорить с отцом.

Секреты: Фабиан скрывает, что в Хогвартсе он был влюблён в Поппи Помфри, но она отвергла его, не желая отвлекаться от учёбы. Он боится, что ты узнаешь и будешь его жалеть.

Квестовая подсказка: Устрой с Фабианом вечер воспоминаний и спроси о его школьных друзьях. Он может проболтаться о Поппи, но смени тему, если он начнёт нервничать.

[СИСТЕМА: Фабиан — твой защитник, но его сердце всё ещё болит. Узнай о его прошлом, чтобы сблизиться, но не дави].

Гидеон Роланд Прюэтт

Роль: Старший брат

Возраст: 21 года

Дом: Бывший гриффиндорец (Хогвартс, выпуск 1963 года)

Палочка: Тис, волос вейлы, 12 дюймов — непрямолинейная, как его планы

Род занятий: Исследователь проклятий (место работы — неизвестно)

Внешность: Гидеон — почти копия Фабиана, но худощавый, с аккуратно подстриженными рыжими волосами и карими глазами за очками в тонкой оправе. Его мантии — тёмные, с вышитыми рунами, а на шее — амулет с древним символом. Его взгляд всегда задумчивый.

Характер: Гидеон — аналитик с саркастичным юмором, который проявляется неожиданно. Он любит книги и загадки, но его защита семьи яростна, хоть и скрытна. Его молчаливость порождает слухи о его работе.

Особенности:

История: В Хогвартсе Гидеон был гением рун, чьи эссе публиковали в журналах. Его интерес к проклятьям начался после того, как он снял заклятье с артефакта, чуть не убившего друга. После выпуска он пропал на год, вернувшись с шрамом на шее и без объяснений. Слухи связывают его с экспедициями за древними реликвиями. Он играет на флейте, но только в одиночестве.

Навыки: Эксперт в рунной магии, умеет выявлять скрытые заклинания. Умеет разрушать проклятья с хирургической точностью. Он владеет невербальной магией и уже знает несколько языков, что помогает расшифровывать тексты. Его навыки в алхимии позволяют создавать защитные эликсиры.

Слабости: Его паранойя мешает доверять, а шрам вызывает боль при магических всплесках. Его привычка всё анализировать замедляет действия, а страх быть отвергнутым делает его замкнутым. Он не умеет плавать и панически боится воды.

Отношение к Молли: Гидеон видит в тебе потенциал, но считает тебя слишком импульсивной. Он знает о взятке и считает её чрезмерной, но молчит, чтобы не злить Иоганна. Его советы звучат как лекции, но он всегда готов помочь с уроками.

Секреты: Гидеон знает, что ты в Хогвартсе была в клубе, изучавшем запрещённые руны, и это чуть не привело к твоему отчислению. Он винит себя за то, что не остановил тебя.

Квестовая подсказка: ???

[СИСТЕМА: Гидеон — твой ключ к тайнам, но его паранойя может всё усложнить. Покажи, что ты можешь быть осторожной, и он раскроется].

Поппи Элизабет Помфри

Роль: Лучшая подруга

Возраст: 18 лет (род. 1948)

Дом: Хаффлпаффка (Хогвартс, 7-й курс)

Род занятий: Студентка, стажёр в больничном крыле Хогвартса

Внешность: Поппи — невысокая, с мягкими карими глазами и каштановыми волосами, вечно собранными в растрёпанный пучок. Её веснушки сияют, когда она улыбается, а мантии — практичные, с карманами, набитыми зельями и бинтами. На шее — медальон с символом целителей, подарок матери.

Характер: Поппи — тёплая, как летний день, но упрямая, когда дело доходит до помощи. Она наивна, но её доброта — её сила.

Особенности:

История: Поппи родилась в магловской семье, где её мать работала медсестрой, вдохновив её на целительство. В Хогвартсе она стала помощницей Марты Фоссет (не родственница ли она той твоей мучительницы?), спасая однокурсников от зелий и заклинаний. Её мечта — открыть клинику для маглов и магов, но она боится осуждения чистокровных. Она пишет стихи, но стесняется их показывать.

Навыки: Её зелья, вроде эликсира успокоения, — восхитительны. Она также умеет шить, создавая зачарованные повязки, сохраняющие тепло. На каждые праздники Колеса Года, помогает подготавливать ингредиенты для зелий в Мунго.

Слабости: Её доверчивость делает её мишенью для манипуляций. Она избегает конфликтов, жертвуя собой. Физически она слаба, а страх провала заставляет её работать до изнеможения. Она боится пауков и визжит при их виде, из-за этого её никогда нельзя встретить даже на опушке Запретного леса, так как всем известно, что вблизи есть логово больших полуразумных пауков.

Отношение к Молли: Поппи — твоя сестра по духу. Вы очень близки и делитесь всеми тайнами. Именно она заподозрила, что с тобой что-то не так и нашла тебя с Уизли.

Секреты: Поппи знает, что ты поссорилась с Рабастаном, защищая её от его насмешек над маглорождёнными. Она винит себя за твои проблемы и боится, что его ненависть — её вина.

Квестовая подсказка: Напиши Поппи письмо, упомянув Рабастана. Её ответ может раскрыть твой конфликт, но будь мягкой — она ненавидит чувствовать вину.

[СИСТЕМА: Поппи — твой свет, но её доброта скрывает правду. Узнай, что она знает, но не заставляй её страдать].

Артур Кедрик Уизли

Роль: Однокурсник, потенциальный союзник (или виновник?)

Возраст: 17 лет (род. 1949)

Дом: Гриффиндорец (Хогвартс, 6-й курс)

Род занятий: Студент, энтузиаст магловских технологий

Внешность: Артур — долговязый, с ярко-рыжими волосами, которые вечно торчат, будто он сунул палец в магловскую розетку. Его веснушки покрывают лицо, как звёзды, а карие глаза искрятся любопытством и лёгкой насмешкой. Мантии — потрёпанные, с зачарованными заплатками, которые иногда мигают, выдавая его эксперименты. На запястье — самодельный браслет из магловских гаек, зачарованный, чтобы гудеть при опасности. Его улыбка — тёплая, но с оттенком озорства, а походка — чуть неуклюжая, как будто он всегда спешит за новой идеей.

Характер: Артур — воплощение доброты и энтузиазма, но с гриффиндорской упрямостью. Он искренне верит, что магия и магловские изобретения могут работать вместе, и его любопытство заразительно. Он не боится спорить с чистокровными снобами, но его скромность иногда мешает ему отстаивать себя.

Особенности:

История: Артур родился в семье Уизли, чистокровной, но бедной, что сделало его мишенью для насмешек. В Хогвартсе он прославился как гений трансфигурации, особенно в создании гибридов магических и магловских предметов (например, зачарованный тостер, который пел гимн Гриффиндора). Его интерес к маглам начался с находки старого радиоприёмника в Хогсмиде, который он разобрал и зачаровал для приёма магических волн. Он мечтает работать в Министерстве, чтобы защищать маглов, и тайно пишет эссе о магловской инженерии.

Навыки: Вне магии он разбирается в магловской механике, умеет чинить велосипеды и играет на губной гармошке, зачарованной для усиления мелодии.

Слабости: Его наивность делает его уязвимым для манипуляций, а одержимость маглами злит чистокровных, включая Иоганна. Он боится высоты, что скрывает. И он краснеет, когда его хвалят. Его финансы — вечная проблема, из-за чего он носит обноски.

Отношение к Молли: Артур относится к тебе с теплотой, но с осторожностью, будто боится спугнуть. Иоганн считает его угрозой, но ты чувствуешь, что Артур может быть союзником, если узнаешь правду.

Секреты: Артур знает, кто подлил любовное зелье, но молчит, потому что боится, что правда навредит тебе больше, чем ему.

Квестовая подсказка: Попроси Артура показать его магловские изобретения и ненароком упомяни Хогсмид. Его реакция может выдать, что он знает о зелье, но будь осторожна — он замкнётся, если почувствует давление.

[СИСТЕМА: Артур Кедрик Уизли — твой потенциальный билет из этого хаоса, но его доброта скрывает тайны. Вытяни правду, но не спугни его, Молли].

Рабастан Дамиан Лестрейндж

Роль: Враг (и к твоему несчастью, жених по договору)

Возраст: 15 лет (род. 1951)

Дом: Слизеринец (Хогвартс, 5-й курс)

Род занятий: Студент, наследник рода Лестрейндж

Внешность: Рабастан — высокий и худощавый, с аристократической бледностью, которая делает его похожим на призрака. Тёмные волосы завиваются в смешные кудряшки. Его чёрные глаза — как пропасть, а холодная усмешка — оружие. Мантии — чёрные, с тонкой серебряной вышивкой в виде змей, а на мизинце — перстень с гербом Лестрейнджей: чёрный ворон на алом поле. Его осанка выдает человека, привыкшего, что ему подчиняются.

Характер: Рабастан — яд, завёрнутый в шёлк: умный, харизматичный и безжалостный. Его ненависть к тебе — не просто школьная вражда, а что-то глубоко личное, как будто ты вырвала кусок из его души, и этот договор о помолвке только подливает масла в огонь. Он верен только семье и своим целям.

Особенности:

История: Рабастан родился в роду Лестрейндж, где его с детства учили, что чистота крови — превыше всего. В тени старшего брата Рудольфуса, чья жестокость пугает даже родителей, Рабастан научился добиваться своего хитростью и обаянием. В Хогвартсе он быстро стал лидером среди слизеринцев, используя страх и лесть. Его интерес к тёмной магии начался, когда он нашёл в семейной библиотеке дневник предка, описывающий проклятья, способные ломать волю. Его мечта — превзойти Рудольфуса и стать главой рода, но он знает, что это почти невозможно. Договор о помолвке с тобой, заключённый его отцом и Лордом Прюэттом, чтобы укрепить союз двух родов, он воспринял как личное оскорбление, считая тебя недостойной. Он мечтает разорвать союз, но знает, что это может стоить ему статуса в семье. Втайне он рисует углём мрачные пейзажи — бурные моря и разрушенные замки, но сжигает их, чтобы никто не увидел его уязвимости.

Навыки: Ты знаешь, что он хорош в зельях, потому что парень не получает оценки ниже «Превосходно». Вне магии он искусный манипулятор, способный настроить толпу одним взглядом, и неплохо фехтует, тренируясь с отцовским клинком. В остальном, ты почти не обращала на него внимание.

Слабости: Его высокомерие делает его слепым к слабостям, а одержимость местью ко мне отвлекает от других целей. Он физически не так силён, как брат, и быстро устаёт в долгих боях. Его страх быть вторым после Рудольфуса заставляет рисковать, а зависимость от одобрения семьи — его уязвимость. Он панически боится огня, что связано с детской травмой, когда он чуть не погиб в пожаре. Ещё он не переносит запах мяты — от него его тошнит.

Отношение к Молли: Рабастан ненавидит тебя с такой страстью, что его голос дрожит, когда он произносит твоё имя. Поппи думает, что это из-за того, как ты защитила её от его насмешек над маглорождёнными, публично унизив его перед школой. Но его ненависть глубже — это не просто уязвлённое самолюбие. Теперь договор о помолвке, связывающий вас, превращает его ненависть в ядовитую одержимость. Он считает тебя марионеткой отца. Проходя мимо, он не откажется от очередной колкости, но его взгляд иногда задерживается на тебе дольше, чем нужно.

Секреты: Рабастан скрывает, что его ненависть началась, когда ты каким-то образом сорвала его план получить поддержку твоего отца. Теперь договор о помолвке воспринимает как насмешку судьбы. Поппи не знает истинной причины и винит себя за твой конфликт.

Квестовая подсказка: Попробуй через однокурсников выяснить, что связывало Рабастана с одним клубом в Хогвартсе. Поговори с Поппи о школьных слухах, но будь осторожна — если Рабастан узнает, что ты копаешь, его месть станет ещё изощрённее.

[СИСТЕМА: Рабастан — твой враг и вынужденный жених, его ненависть — как проклятье, которое ты не помнишь, как наложила. Узнай правду о его прошлом, но не дай ему поймать тебя в ловушку].

* * *

Здрасьте, приехали! Это что, серьёзно? Мало того, что меня занесло в какой-то магический аналог куево-кукуево, где вместо привычных 90-х с мальчиком-шрамоголовым и его чугунным лбом, в какие-то шестидесятые.

По классике жанра — попаданка должна очутиться в теле Гермионы, или на худой конец — аристократичной девы в момент, когда она на балу встречает Снейпа, и у них всё начинается с ненависти, а заканчивается — сами знаете чем. Но! Это была бы нормальная история, с внятной траекторией и хотя бы каким-то моральным компасом.

А у меня? У меня, я спрашиваю, что?!

Подсунули персонажа с таким анамнезом, отягощённом нюансами, что хоть прямо сейчас в Мунго сдавай на опыты. Не понос, так золотуха, не срачка, так болячка. А тут ещё и помолвочка, оказывается. В мире, где волшебство искрит на каждом углу, сидеть дома, вышивать руны какие-нибудь, да рожать наследников какому-то гаду.

Это я вот сейчас лежу и вспоминаю, даже не ситуации какие-то, а само чувство возмущения и омерзения. Рабастан, этот бледный гадёныш с глазами, как чёрные дыры, ненавидит меня так, будто я лично убила всю его семью (они живы и здоровы). А я его, между прочим, тоже не жалую. Ни как Молли, ни как я сама. Но кто меня спрашивал? Никто. Система, ты слышишь? Никто!

Обе памяти, как назло, важное выдают с перебоями. Вот, например, я сижу с идеально ровной спиной, будто в позвоночник вшили арматуру, и даже не замечаю, пока не начну ёрзать. Моё тело как будто знает больше, чем моя голова. Оно живёт по какому-то собственному, выученному и очень строгому протоколу.

А когда принесли ужин — о, Мерлин, это был цирк! Я инстинктивно искала полный набор столовых приборов: вилка для салата, нож для мяса, ложка для супа, ещё какая-то хрень для десерта. Серьёзно? Откуда во мне это? При том, что в прошлой жизни я могла есть лапшу вилкой, выудив её из кастрюли, стоя у плиты. И меня это устраивало.

Быть леди Прюэтт — это, скажу я вам, не два пальца обоссать. Муштра на уровне армейской дисциплины, только вместо маршей — уроки этикета, чар и «держи голову выше, Молли, ты же не магла».

А тут ещё Артур Уизли, рыжий, веснушчатый и с этими его магловскими штуковинами, которые он чинит с таким восторгом, будто изобрёл философский камень. Отец орёт, что он меня «опозорил», Шафик (тот мужик, что заходил в конце) разглагольствует, что мы оба жертвы зелья, а я сижу и думаю: если Артур правда ни при чём, то он, может, и не худший вариант. По крайней мере, он улыбается так, что хочется улыбнуться в ответ, а не проклясть его в трёх поколениях. Но нет, Иоганн уже решил: Лестрейнджи — наше будущее, а Уизли — это, цитирую, «рыжий оборванец, недостойный даже чистить наши мантии». Ну, спасибо, папа, за выбор, а мне может нравится этот ваш Уизли?

Я откинулась на подушки, чувствуя, как память тела снова берёт верх: руки сложились на коленях, подбородок приподнят, будто я на приёме у Министра магии. Почему я знаю, как правильно держать кубок, но не могу вспомнить, что натворила в Хогвартсе, чтобы заслужить этот карантин? Ну, помимо того куража.

И почему, чёрт возьми, Система молчит, когда мне нужны ответы, а не её ехидные таблички? Я хочу волшебства — настоящего, с приключениями, дуэлями и свободой, а не сидеть в золотой клетке, ожидая, пока меня выдадут за Рабастана или ещё кого похуже.

Память, будь ты неладна, выдай хоть что-то полезное! Я знаю, что могу быть не просто «огненной звездой» Иоганна. Я чувствую это в костях, в том, как пальцы сами тянутся к палочке, как сердце бьётся быстрее при мысли о Хогвартсе. Но что я натворила? И как мне выбраться из этого болота!

[Ох, Молли, размечталась о приключениях? Пока ты тут строишь планы побега, твой жених-змей, вероятно, точит клыки. Подсказка: поройся в воспоминаниях о Хогвартсе. Там есть зацепка про зелье, но не жди, что я тебе всё разжую. Харизма +1 за пафос, кстати.]

Клыки точит? Ну явно не для поцелуев! Не бойся, бледная моль, я тоже не настроена миловаться.

---

Примечания:

Противно хихикаю, потирая ладошками (серьёзно), так как раскрывая некоторые карты (если вы ещё не поняли): Мужчины семьи Прюэтт, все сплошь и рядом стихийники-огневики, и каково это будет для Басти, у которого всё огненное это дикий тригер? Даже волосы Молли вызывают в нём чувства определенного характера. Сначала пишу, потом осознаю. Честно, оно само, герои живут жизнью, которой хотят.

Из жизни автора: учусь на теолога, и год не проходив на лекции, сижу учу богоявления Аврааму, при это прошла очередной курс по таро за 50 тыщ ( в дополнение к тому, что прошла за 100) и сижу радостная, на лекциях по экзегезе ветхого завета, таро раскладываю теперь, какой сюжет лучше сделать. Ну мем, конечно, ведьма на теолога пошла учиться.

И ещё вопрос, было бы вам удобно следующие готовые главы читать на бусти раньше срока?

Туман стелился по земле, словно призрачное море, подкрадываясь со стороны старого кладбища. Надгробия, увитые шепчущим мхом, едва виднелись сквозь белесую мглу. Имена, некогда вырезанные с гордостью и точностью, теперь были полустёрты, как память, от которой пытались избавиться. Мгла поглощала всё: сначала могилы, затем запущенный сад с его шипастыми розами, неработающий фонтан, и статую девушки — некогда изящную. А ныне рассыпающуюся, с лицом, изрезанным трещинами, — скорбно тянула она руки к небесам, будто моля о спасении от забвения.

Тягучее, почти осязаемое облако обволакивало и сам Фогрейв-холл, оседая холодной росой на сером камне его стен. Башенки на углах высились, точно часовые, чьи тени пронзали низкие, свинцовые тучи, а шпили, увенчанные флюгерами-фениксами, скрипели под напором ветра, словно предвещая бурю. В графстве Девон, недалеко от деревни Оттери-Сент-Кэтчпоул, этот дом стоял, словно древний страж. Вокруг — пологие холмы, покрытые вереском, болотные дубравы и поля, чьи границы едва можно было различить в тумане. Клены и тисы, растущие в старом саду, казались живыми — их узловатые ветви скребли по окнам и стенам, будто пытались что-то сказать.

На втором этаже, у окна, стояла женщина. В высоких створках отражалось её лицо — тонкое, бледное, шотландская гордость сквозила в прямой осанке и поднятой голове, а глаза, глубокие, как озёра Хайленда, тревожно вглядывались в даль. Влажная морось — не ливень, а эта мерзкая, пронизывающая до костей сырость — стекала по зачарованным стёклам, которые отталкивали холод, но не плохое предчувствие.

Письмо, отправленное сестре Фионе в Гленко, должно было вернуться с ответом, но дорога, ведущая к Фогрейв-холлу, оставалась пустынной, словно проглоченная туманом. Кареты не было, и даже копыта фестралов не стучали по тропам. Эстер сжала тонкие пальцы, унизанные кольцами с лунным камнем, и её дыхание, тёплое, запотевшее, оставило след на стекле.

Она ждала. Ждала посланницу, что несла вести от родного клана — вести, которые могли либо спасти её дочь от ядовитых уз брака, либо ввергнуть их всех в новую клановую войну, куда бы впряглись и английские рода тоже.

В небе, среди серой пелены, мелькнула точка — едва заметная, но стремительная, как стрела, выпущенная из лука. Тело всё напряглось, а сердце забилось быстрее. Это была она. Посланница. Белый кречет, чьё имя означало «луна» на древнем кельтском наречии, рассекала туман мощными крыльями.

Оперение птички, сияющее, как свежий снег под лунным светом, казалось сотканным из самой магии, а серебряные глаза горели ментальной искрой, что связывала её с хозяйкой.

Эстер бросилась к выходу, её шаги, лёгкие, но решительные, эхом отдавались в парадном холле, где изображения на гобеленах шевелились, будто чуя тревогу хозяйки. Двери, тяжёлые, дубовые, вдруг распахнулись, впуская холодный воздух и запах мокрой земли.

Селун спустилась, но её полёт был неровным, крылья дрожали, а одна лапка, тонкая, как веточка, была ранена — алая кровь пятнала белоснежные перья, капая на каменные плиты двора. Эстер, подавив вскрик, протянула руку, и кречет, издав тихий, почти скорбный клёкот, опустилась на её запястье, когти осторожно сжали ткань наспех накинутой мантии. Письмо, свёрнутое в крохотный свиток и запечатанное воском с изображение полумесяца, висело на неповреждённой лапке, уцелевшее, несмотря на рану.

— Кто посмел, Селун? — прошептала ведьма, и её голос, с мягким акцентом, дрожал от гнева. Слабое серебряное сияние окутало лапку, останавливая кровь, но кречет, гордый и непреклонный, лишь встряхнула перьями, будто отказываясь от жалости. — Макмилланы? Или эти проклятые Лестрейнджи?

Кречет, словно понимая, повернула голову, её серебряные глаза вспыхнули, передавая образ, как ворон напал на посланницу.

— Ты молодец, mo ghràidh.

Волосы, убранные в строгую косу, блестели от мороси. Женщина знала, что ответ Фионы, её сестры, может изменить всё: либо клан поддержит помолвку Молли с Рабастаном, либо объявит войну, обвиняя Лестрейнджей в предательстве старых договорённостей.

Селун, несмотря на рану, гордо выпрямилась, её когти слегка царапнули мантию, напоминая о долге. Эстер кивнула, её взгляд, острый, как клинок, скользнул к горизонту, где туман скрывал дорогу. Она вернётся в Фогрейв-холл, прочтёт письмо и решит, как защитить дочь от интриг, что грозили сжечь их всех, как феникса в пламени.

Ответ был близко. И с ним — решение.

---

Примечания:

mo ghràidh/а ghrá — [а гра] — любовь моя, шотландский/ирландский

Кабинет главного целителя больницы Святого Мунго, Ваиля Шафика, был местом, куда не ступала нога посторонних. Зачарованные двери, шепчущие заклинания, и статуэтка бронзового гиппогрифа, чьи глаза подозрительно следили за каждым, кто осмеливался приблизиться, вот и сейчас они пристально наблюдали.

Комната утопала в мягком свете магических светильников, чьи кристаллы, подвешенные под потолком, переливались, будто пойманные звёзды. Тяжёлые дубовые полки, заставленные медицинскими гримуарами, пахли старой кожей и чернилами, а в углу тикал магический хронометр, отсчитывая время с пугающей точностью

На столе Шафика — хаос: пергаменты, пузырьки с зельями, перо, застывшее в чернильнице, словно уставшее от бесконечных записей. Иоганн Прюэтт стоял у шкафа, его длинные пальцы, унизанные кольцами, скользили по корешкам книг. Он вытащил том в тёмном кожаном переплёте — «Ритуалы крови и их последствия». За такое чтение Азкабан был бы милосердной карой, но не успел открыть — дверь скрипнула, и вошёл Шафик.

Низенький, пухлый волшебник, чей халат цвета шафрана слегка топорщился на округлом животе, прикрыл дверь с осторожностью, будто боялся разбудить спящее проклятье. Его смуглое лицо блестело от пота, а тёмные глаза, обычно хитро прищуренные, теперь нервно бегали по комнате. Лёгкий взмах палочкой, и воздух сгустился — заклинание заглушило звуки, а Protego Silens отрезало их от любопытных ушей. Разговор обещал быть не из лёгких.

Иоганн захлопнул книгу с такой силой, что пыль взметнулась в воздух, и отлевитировал её на полку, не глядя. Его голос, низкий дрожал от сдерживаемого гнева:

— Ты сказал, что Уизли тоже жертва. — Он повернулся к Шафику, и его тень, отбрасываемая светильниками, легла на пол, будто тёмный плащ. — Я хочу знать, что за бардак там творится, Ваиль.

Шафик замер, его пальцы дрогнули, сжимая палочку. Он прошёл к столу, тяжело опустился в кресло, обитое потёртым бархатом, и вытащил из ящика бутылку огневиски. Стекло звякнуло, когда он наливал янтарную жидкость в два стакана, но один остался нетронутым — Иоганн не двинулся с места. Мужчина вытер пот со лба платком, его щеки слегка затряслись, выдавая нервозность.

— Мунго — нейтральная территория, Иоганн, ты же знаешь. Как и Хогвартс, — начал он, но словно он сам не верил своим словам.

Иоганн шагнул ближе, его мантия цвета тёмного угля шелестела, как крылья фестрала. Он упёрся кулаками в стол, и светильники над головой мигнули.

— По всей видимости, нет! — рявкнул он. — Раз Диппет не может приказать своим шавкам соблюдать нейтралитет!

Шафик поморщился, словно от удара. Он отхлебнул огневиски, и его пальцы, унизанные перстнями с арабскими рунами, задрожали.

— Уизли точно так же травили, — тихо сказал он, глядя в стакан, будто там была разгадка. — Только в меньших дозах. Мы нашли следы зелья, чуть похуже в его крови. Не такое дорогое, не так много, как у Молли, но достаточно, чтобы… ну, ты понимаешь.

Иоганн выпрямился, его лицо побледнело, но глаза вспыхнули яростью.

— Меня не интересует Уизли! — Его голос сорвался на крик, эхо отразилось от стен. — Меня интересует моя дочь! С ним я разберусь потом. Лучше скажи, как её смогли опоить? Как, Ваиль? Она — Прюэтт, не какая-то маглорожденная девчонка, которая глушит сок, не глядя!

Шафик замялся. Он опрокинул стакан, и огневиски обожгло горло, но не уняло дрожь в руках. Его взгляд метнулся к окну, за которым лондонский туман клубился, словно призраки, но ответа там не было. Он развёл руками, и его пухлые щёки затряслись, выдавая смесь страха и бессилия.

— Ну ты же знаешь этих подростков, Ио, — пробормотал он, вытирая теперь платочком пот. — Кто будет проверять каждый бокал сока? Сначала, может, подлили в духи, в чернила, мантию пропитали или метлу — да откуда ж мне знать, старина? Могу сказать только, что это удовольствие кому-то влетело в галлеон. Это тебе не тяп-ляп зелье, его не сваришь в школьном котле. И нужны биологические составляющие… волосы, кровь там. От Уизли их достать, думаю, было несложно — он же везде суёт свой нос. Но Молли…

Кабинет казался всё теснее, словно стены сжимались под тяжестью слов, что витали в воздухе.

Иоганн стиснул кулаки, его кольца врезались в кожу. Гнев, что кипел в нём, сменился холодным, почти осязаемым страхом — за Молли, за её будущее, за весь их род, что балансировал на краю пропасти. Он вспомнил её смех, её упрямый взгляд, так похожий на Эстер, и сердце сжалось. Кто-то посмел тронуть его дочь, его кровь, его наследницу. Кто-то, кто знал, как ударить по самому больному. Он опустился в кресло напротив стола, обитое таким же потёртым зелёным бархатом, и провёл рукой по лицу, словно пытаясь стереть не только усталость, но и страх, что грыз сердце.

— Конечно, этот идиот Уизли, как и его отец, считают все эти чистокровные заморочки глупостью! — выплюнул Иоганн, его голос дрожал от презрения, но в нём мелькнула горечь, почти отчаяние. Скрип дерева эхом отозвался в тишине, когда на кресло откинулись. — Но Молли? Она не могла быть такой беспечной. Кто-то из Хогвартса, Ваиль. Кто-то, кто знал, как подобраться к ней.

Шафик кашлянул, его взгляд снова ушёл в сторону. Сидя за столом, выглядел главный целитель так, будто хотел раствориться в своём кресле. Его пухлые щёки снова заблестели от пота, а тёмные глаза избегали взгляда Иоганна, скользя по пергаментам, пузырькам и бутылке огневиски, что стояла между ними. Он снова кашлянул, звук вышел натуженным, почти виноватым, и тогда мужчина налил себе ещё порцию янтарной жидкости. Стакан дрожал в его руках, и он крутил его, словно надеялся, что огневиски подскажет, как смягчить удар, что он должен нанести.

— Я разберусь, — сказал вдруг лорд, и в его голосе не было ни капли сомнения. — А ты, Ваиль… ты сделай так, чтобы никто в Мунго не болтал. И найди мне всё, что можешь, про это зелье. Кто, где, когда. Я хочу имена.

Целитель открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент в дверь постучали — три резких удара, от которых оба мужчины замерли. Ваиль махнул рукой, и дверь, скрипнув, отворилась, пропуская тонкую струйку холодного воздуха из коридора.

На пороге стояла Алиса Кэрроу. Она скользнула взглядом по одному, и её губы дрогнули, выдавая лёгкое презрение, которое она тут же скрыла за холодной вежливостью.

— Лорд Прюэтт, мастер Шафик, — произнесла она, её голос был ровным, но с едва уловимой язвительностью, когда она обращалась к Прюэтту. Она кивнула, но поклон был скорее формальным, чем искренним. — Вы просили зайти к вам после смены. Я взяла дополнительные анализы, отправила их на обследование, в том числе в магловский центр, как вы просили.

— Что это значит, Ваиль? — Иоганн резко повернулся к Шафику, его брови сошлись на переносице. — Магловский центр? Ты отправляешь анализы моей дочери маглам?

— Это значит, что мы сотрудничаем с обычными больницами, чтобы получать точные анализы, Иоганн! — Его голос сорвался на высокую ноту. — Стандартная практика! Но я не поэтому позвал Алису. Заходи, дорогая, присаживайся.

Алиса Кэрроу вошла, её шаги были лёгкими, но в них чувствовалась напряжённость, будто она ступала по тонкому льду. Она остановилась у стола, не садясь, и скрестила руки, её пальцы слегка сжали рукава мантии. Её взгляд, холодный и острый, как лезвие, скользнул по Иоганну, и на миг показалось, что она хочет сказать что-то резкое, но сдержалась. Шафик кашлянул, пытаясь разрядить тишину, что повисла в комнате, тяжёлая, как лондонский туман за окном.

— Предполагаю, ты захочешь на время оградить Молли? — Главный целитель посмотрел на Иоганна, и в его глазах мелькнула надежда, что эта идея смягчит гнев друга. — Я дам такую возможность. Мы можем оформить карантин, сказать, что это… ну, последствия зелья. Никто не посмеет её тронуть, пока мы не разберёмся.

Иоганн медленно повернулся к Алисе, его взгляд был таким тяжёлым, что она невольно отступила на шаг. Он изучал её, будто искал следы предательства или лжи. Шафик прав, если они смогут спрятать Молли, то у него будет время найти виновных.

— Карантин? — переспросил лорд, его голос был низким, почти угрожающим. — И ты доверяешь ей? — Он кивнул на Алису, не сводя с неё глаз.

— Лорд Прюэтт, я целительница Мунго, а не шпионка. Моя клятва — спасать жизни, а не разрушать их. Если мастер Шафик считает, что я могу помочь вашей дочери, я сделаю это. Но если вы мне не доверяете, — её губы дрогнули в холодной улыбке, — то, возможно, вам стоит искать другого целителя.

Иоганн стиснул зубы, его пальцы сжались в кулаки. Он ненавидел это чувство — беспомощность, необходимость доверять тем, в ком он не был уверен.

— Хорошо, — сказал он твёрдо. — Оформляйте карантин. Но, Алиса, если хоть слово об этом дойдёт до Лестрейнджей… — Он не закончил, но угроза повисла в воздухе, острая, как клинок.

— Мы сделаем всё, старина, — сказал он тихо. — Молли будет в безопасности. Но… Иоганн, это не просто зелье. Кто-то играет в большую игру. И тебе нужно быть готовым.

Иоганн не ответил, поднялся. Мантия взметнулась, как крылья, и он направился к двери.

— И ещё, придумайте другую причину. Никто не должен знать о зелье.

* * *

Второй день царствовала отвратительная погода.

Огромные окна, зачарованные, чтобы показывать ясное небо даже в самый пасмурный день, заливали помещение мягким светом, но это не могло скрыть хаотичной суеты, царившей внутри. Длинный ряд деревянных стульев вдоль стен был заполнен волшебниками и ведьмами, кто- то из них рассматривал плакаты на стене рядом.

Один плакат изображал незадачливого волшебника, пытавшегося пронести клетку с шипящим магическим существом. Над ним, суровая, как МакГонагалл, парила целительница, указывая палочкой на табличку: «Соблюдай порядок в Мунго!» Другие надписи гласили: «Не используйте заклинания в приёмном покое без разрешения. Держите магических существ в зачарованных клетках» и «Мы лечим не только тело. Ваша душа тоже имеет значение. Поговорите с нами. — Целитель Белл». Чуть покосившийся пергамент добавлял: «Целители не ясновидящие. Честно скажите, что вы натворили. Это ускорит лечение».

[Честность — не гарантирует снижения срока в Азкабане].

Я фыркнула, читая это.

В центре зала возвышалась стойка регистратуры, за которой восседала целительница средних лет, как я узнала, миссис Пинсфолд, чьи очки в роговой оправе постоянно съезжали на кончик носа. Ее пергаменты и перья, зачарованные для самостоятельной работы, вихрем носились вокруг, записывая имена пациентов и сортируя их по степени срочности. Над стойкой парил огромный хрустальный шар, который время от времени вспыхивал разноцветными искрами, объявляя о прибытии нового больного через камин или портал.

— Имя, причина обращения? — монотонно спросила миссис Пинсфолд, не поднимая глаз от пергамента, когда перед ней возник молодой волшебник с ярко-зеленой бородой, нервно теребящий край своей мантии.

— Э-э, Герберт Смилтон, мэм, — пробормотал он, оглядываясь по сторонам. — Я… кажется, случайно выпил зелье, которое превращает волосы в… ну, вот это. — Он указал на свою бороду, которая начала слегка шевелиться, словно живая. Миссис Пинсфолд вздохнула, поправив очки.

— Отдел зелий и отравлений, третий этаж. Следующий!

В углу зала пожилая ведьма в фиолетовой шляпе с перьями громко жаловалась своему спутнику, что ее кот случайно трансфигурировал себя в чайник и теперь отказывается превращаться обратно. Рядом подросток с дымящимися рукавами мантии пытался объяснить двум медиведьмам, что его заклинание для разведения огня «немного вышло из-под контроля».

Внезапно камин в дальнем конце зала полыхнул зеленым пламенем, и из него вывалился высокий мужчина в изодранной мантии, держащий за руку маленькую девочку с длинной косой. Девочка выглядела бледной, а ее рука была покрыта странными серебристыми чешуйками.

— Целителя! Быстро! — крикнул мужчина, его голос дрожал от паники. — Она тронула зачарованный артефакт в лавке на Косой аллее!

Миссис Пинсфолд мгновенно подняла голову, ее перья замерли в воздухе. Она коснулась палочкой камня и тот завибрировал в её руках. Меньше, чем через минуту, аппарировали штатные целители.

— Отдел магических травм, срочно! — скомандовала она, указывая на девочку. — Проверьте на проклятья и артефактные ожоги!

Целители подхватили девочку и ее отца, быстро уводя их к лифтам, а приемный покой снова загудел разговорами. В этот момент из другого камина вылетела женщина, чьи волосы горели ярким синим пламенем — судя по всему, неудачный эксперимент с заклинанием смены цвета. Она визжала, размахивая палочкой, пока один из дежурных целителей не метнул в нее заклинание Aguamenti, залив ее водой с ног до головы.

— Мерлин побери, Сильвия, я же говорил, не смешивай заклинания с зельями! — пробормотал целитель, помогая женщине подняться. Она, мокрая и сердитая, лишь фыркнула в ответ.

Тем временем у стойки регистратуры разгорелся новый спор. Молодой парень с длинными дредами, державший в руках клетку с шипящей змеей, пытался объяснить миссис Пинсфолд, что его питомец «совершенно случайно» укусил его, и теперь его пальцы начинают светиться.

— Это не опасно, правда? — спросил он, нервно улыбаясь. — Я имею в виду, он же не ядовитый… наверное.

Миссис Пинсфолд посмотрела на него поверх очков, ее брови поползли вверх.

— Отдел магических существ, второй этаж. И держите эту тварь подальше от других пациентов, — сухо ответила она, прежде чем вернуться к своим пергаментам.

Гул в приемном покое нарастал. Я ждала хоть кого-то, кто заберёт меня из этого дурдома.

На перемещением камином для меня наложил запрет отец. Аппарация? Ха, забудьте. По «медицинским показателям», как выразилась Кэрроу, мой организм, отравленный этим чёртовым зельем, не выдержал бы разрыва пространства. Даже интересно, как же мы будем добираться.

[Хаос в Мунго: +1 к наблюдательности за анализ обстановки. Использовать распознавание на пациентах? Да / Нет]

Я выбрала «Нет». Хватит сидеть.

— Мисс Молли.

[Распознавание на Кроу? Да / Нет]

[Уильям Кроу, 54, маглорожденный, вассал Прюэттов с 1938. Садовник, хранитель артефактов Фогрейв-холла.

Навыки: защитные чары, травология, боевые заклинания. Лояльность: 95/100. Секреты: знает тайники библиотеки. Рекомендация: попросите порекомендовать литературу].

Мужчина стоял передо мной. Седина блестела, твидовый пиджак пах землёй. Он протянул руку, и я, вздохнув, встала. Его глаза скользнули по залу, проверяя.

— Пора, мисс, — сказал он.

Кроу улыбнулся, ведя меня через зал. Мы вышли в туман, где ждал чёрный кэб. Он открыл дверь, и я забралась внутрь, морщась от запаха кожи. Кроу сел, постучал тростью, и кэб тронулся к Паддингтону.

— Поезд до Эксетера, — сказал он, глядя в туман. — Фабиан встретит вас.

На его реплики я кивнула, не зная, как реагировать. После мужчина молчал, лишь изредка поглядывая на меня, словно проверяя, не собираюсь ли я выпрыгнуть из кэба и устроить бунт. Я бы, может, и устроила, но чары слежения, наложенные Шафиком, гудели в моих ушах, как рой рассерженных пикси, напоминая, что я под колпаком. А ещё всю ночь происходила «загрузка» памяти. Не всё прошло идеально, но что есть то есть, уже хорошо.

— Мисс Молли, не хмурьтесь так, — сказал Кроу, его голос был мягким, с лёгким западноанглийским акцентом. — Магловские поезда — не так уж плохо. В них есть… душа, знаете ли. Как в старых метлах, только без щепок в заднице.

Может он думал, что я такая задумчивая из-за того, что мне придётся долго ехать? Но что я, что Молли — были привычны поезда, обе до учебы добирались именно таким образом. Мы направлялись на вокзал Паддингтон, чтобы сесть на поезд до Эксетера, главного города Девона, где неподалёку ждал Фогрейв-холл — мой золотой плен, родовое поместье Прюэттов, и это волновало меня больше.

— Вы, кстати, продолжите квиддич? — вдруг спросил Кроу, его глаза блеснули, как будто он знал, как задеть за живое. — Вашему отцу бы это не понравилось, конечно.

— Вы думаете, меня вернут в школу?

Кроу пожал плечами, его улыбка стала чуть хитрее.

— Не думаю, что милорд лишит вас возможности поступить в Академию.

Молли хотела бы, как и Поппи, стать целителем. Но очевидно, ни в одной из версий событий, ей это было не суждено. Я тоже не горела желанием возиться с болячками. Тридцати минут в приёмном покое хватило, чтобы понять, что это не моё. Я отвернулась к окну, где туман глушил свет фонарей. Хотелось лечь и лежать, чтобы никто не лез, не доставал, не указывал. Я даже знала, что истекает срок моей повышенной интеллектуальной супер способности всё понять, но всё равно. Ещё будет время разобраться, а сейчас сил нет.

Вокзал Паддингтон встречал, как нелюбимый родственник — шумный, навязчивый, с вечно прокуренными галереями. Люди сновали туда-сюда: кто-то опаздывал, кто-то злился, кто-то уже заливал своё отчаяние кофе.

— Где ваш багаж? — спросил он, остановившись у платформы.

— Я и есть багаж, — буркнула, скрестив руки. Кроу хмыкнул, будто это было смешно. Ну, хоть кто-то сегодня веселился.

Туман тянулся следом, будто не хотел отпускать. Казалось, даже воздух был против того, чтобы я ехала в Фогрейв-холл, где ждали фамильные портреты с осуждающими взглядами, оскорблённая мебель, что скрипела от каждого шага, и отец, уверенный, что манипуляции — это высшая форма родительской любви.

Поезд уже стоял у платформы: длинный, старомодный, с тёмно-зелёными вагонами, он выглядел как компромисс между мирами. Снаружи — магловский, но с намёком на волшебство: окна чуть мерцали, а надпись «Эксетер» на табличке казалась выгравированной чарами, что было для меня просто видно. Хотя я и не могла понять, почему. Я бы не удивилась, если внутри были самоподогревающиеся сиденья и вагон-чайная, где чай наливается сам, а печенье никогда не кончается.

— Мы сядем в последнее купе, — кивнул Кроу, указывая на вагон в конце состава. — Оно зарезервировано.

Когда мы поднялись, воздух стал тише, словно поезд отрезал нас от мира. Дверь за нами закрылась, и Лондон — с его шумом, свободой, вариантами — остался снаружи. Купе было всё в тёмном дереве, с глубокими креслами и приглушённым светом от магических светильников, что притворялись газовыми. У окна стоял поднос с закусками — сэндвичи, пирожные, яблоки.

[Диалог с Кроу: Спросить о библиотеке? Да / Нет]

Я выбрала «Нет», слишком усталая для разговоров. Мы только расселись, когда поезд вздрогнул и тронулся. Я прижалась лбом к холодному стеклу, глядя, как фонари Паддингтона один за другим растворяются в тумане. Стук колёс убаюкивал и вскоре я задремала.

* * *

Лорд Прюэтт сменил один кабинет на другой, но покой не пришёл. На столе, между слоями пыли и чернильных пятен, громоздились пергаменты — исписанные рунами, древними формулами и магическими схемами, чьи чернила подрагивали, будто еще дышали. Несколько из них были приколоты серебряными зажимами — защитой от самопроизвольного оживления.

Кубок с огневиски, стоявший на гранитной подставке, чуть выдохся, но его содержимое все еще источало резкий аромат — смесь сажи, цитрусовой корки и чего-то горького, почти ядовитого. Подставка была вырезана из черного камня с прожилками, напоминавшими застывшую молнию, чтобы случайная искра не прожгла стол. Над камином, где тлели угли, висел портрет старого лорда Прюэтта — его глаза, нарисованные с пугающей точностью, следили за каждым движением в комнате, а губы, казалось, готовы были заговорить.

Зачарованные окна дрожали от невидимого давления извне; на стеклах оседал иней, складываясь в узоры, похожие на отпечатки пальцев какого-то древнего существа. Подоконник украшали крохотные капли — россыпь тумана, пробравшаяся сквозь зачарованные стёкла, как будто даже магия начинала сдавать.

Иоганн Прюэтт сидел, сгорбившись над столом, его пальцы, покрытые старыми шрамами, сжимали перо, за эту ночь поместье покинули три почтовых совы и личный сапсан. Он говорил не с пустотой — она была здесь.

— Я отправил за ней Кроу, — произнес он, его голос был хриплым, как треснувший камень. — В Эксетере их встретит Фабиан

Он говорил не с пустотой — она была здесь.

— Ты так и не ложился спать. — женщина обогнула стол, подошла сзади и положила руки на лоб мужчины, и тот устало прикрыл глаза. Тонкие пальцы, прохладные, как утренний туман, легли на его лоб, когда женщина обогнула стол и подошла сзади. Иоганн устало прикрыл глаза, позволяя её рукам ненадолго унять бурю в мыслях.

— Я не могу спать, — пробормотал мужчина.

Эстер не ответила сразу. Её пальцы замерли, затем медленно скользнули к его вискам, будто массируя сами воспоминания, выталкивая из них яд. В её прикосновении было больше магии, чем в любой из тех формул, что лежали перед ним. Она не лечила — она вытаскивала, выскребала, давая возможность хотя бы дышать.

— Ты отправил Фабиана, — сказала она наконец, её голос был почти шёпотом, но в нём звенела сталь. — Он не справится, если она решит бежать. Ты знаешь её, Иоганн. Она не кукла для твоих интриг.

Продолжался старый спор.

Иоганн открыл глаза, его взгляд стал твёрже, но в нём мелькнула тень вины. Он сжал кулак — не резко, а медленно, как будто схватывал что-то внутри себя, чтобы не дать этому вырваться.

— Она должна быть в безопасности, — сказал он, и в его словах было больше приказа, чем просьбы. — Кроу знает, что делать. Фабиан… он. Он не подведёт.

Эстер отступила, её руки медленно опустились. Иоганн повернулся к ней. Она смотрела на него, и в её взгляде было всё:

— Безопасность, — повторила она, и в её голосе скользнула горечь. — Ты запираешь её, Иоганн, как заперли бы артефакт. Но она — не одна из ваших реликвий. Она — наша дочь. Ты не спасаешь ее. Ты хоронишь ее. И нас вместе с ней.

Камин треснул, угли вспыхнули, и тени заплясали по стенам, будто портреты ожили, готовые вынести приговор.

— Я делаю, что должен, — сказал он, и его голос был холоден, как камни Фогрейв-холла.

Эстер не отвела взгляд. Её руки сжались, но она не отступила.

— Тогда молись, чтобы она простила тебя, — тихо сказала она. — Потому что я не уверена, что смогу. Кстати, клан прислал свой ответ.

— Что пишут твои сородичи?

— Фиона считает, что мы предаём Молли, — сказала она, её голос был тихим, но каждое слово падало, как камень. — Она считает, что ты продаёшь её Лестрейнджам, ради денег. И не отпирайся, сколько они тебе обещали?

— Ты думаешь, я не вижу, что делаю?

Он встал, медленно подошёл к камину, как будто хотел бросить туда не поленья, а собственные воспоминания. Пламя отражалось в его глазах, делая взгляд почти нечеловеческим. У них уже был такой разговор много месяцев назад, где-то под Йоль, а потом ещё один…

Молли ещё не приехала с Хогвартса, обычно поезд прибывал ближе к вечеру. Мальчики тоже задерживались. В последнее время у Фаба было много бумажной волокиты, а Гидеон на любые вопросы о том, как двигаются дела, лишь пожимал плечами и отговаривался одной лишь фразой: "так и не подобрали комбинацию".

Это даже хорошо, что никого не было дома, кроме них самих. Только что Лейстрендж переместился по их камину в своё поместье.

Эстер сидела в его кресле, палец её постукивал по столу, а сам Иоганн вот стоял у камина.

— Что за договор он упомянул?

— Эстер… это очень давние договорённости. И я был бы рад, если бы тут дело было в деньгах. Мы бы нашли способ увернуться. Было бы проще. Или я тогда мог бы сказать: «Да, я мерзавец, но хоть счёт оплачен». Но Лестрейнджи — не просто кошельки. Они — сила в этой игре. Без них мы сейчас потеряем всё. Не только стены Фогрейв-холла, но и наш голос в Визенгамоте. Наше имя. Наше будущее….

— Ты боишься потерять стены поместья. А я боюсь потерять дочь. Пусть рушатся залы — но не Молли.

— Вместе с этими едоками лягушек мы остановим реформаторов. Тех, кто мечтает превратить Министерство в приют для магглов. Тех, кто хочет, чтобы наша магия растворилась в их мире!

— О, Морриган святая, Лестрейнджи давно уже не французы, успокойся, — сказала она, и ее голос стал чуть мягче, но не утратил остроты. — И чем тебе Риддл не угодил? Просто объединитесь с ним. Да и в школе он подавал надежды… умный, харизматичный. Ну увлекается тёмной магией, все мы не без греха.

— С этим… полукровной выскочкой? — Иоганн почти выплюнул последнее слово. — Помесь грязи и непомерных амбиций. Он хочет сжечь систему, которую мы веками строили, только чтобы на её пепле водрузить собственный герб.

— А ты? — тихо спросила она. — Что ты хочешь, Иоганн? Сохранить род? Или сохранить трон, на который никогда не сядешь?

— Он не видит в нас союзников. Только ресурсы. Наследие, которое можно использовать, пока не надоест! И ты это знаешь. Называет себя наследником, но он и сотой доли этого бремени бы не вынес.

— А ты, Иоганн, хочешь мир, где магия принадлежит только тем, кто родился с правильным именем? — сказала женщина, эти разговоры у них тоже когда-то были. И не во всем супруги было согласны. — Даже если ради этого придется пожертвовать своей дочерью. Подумай, что ты оставишь Молли. Не поместье. Не титул. А память о том, что ее отец отдал ее Лестрейнджам ради… чего? Власти? Или страха?

Она повернулась и вышла из кабинета, оставив за собой только шелест мантии и запах лаванды, который медленно растворялся в тяжелом воздухе. Иоганн остался у камина, глядя в пламя, которое не могло согреть ни его, ни стены Фогрейв-холла.

Сейчас же они снова заводили тот же разговор. Эстер села в кресло у стола.

— Написали что-то ещё? — мужчина повернулся к жене.

— Фиона пока не станет сообщать никому, что даст нам время. Но если свадьба состоится, то рано или поздно…

— Есть ли какая-то вероятность, что они вмешаются?

— Очевидно, ещё в мои времена, были разные мнения на счёт этой семьи, сейчас же, они могут подумать, что это очередная попытка влезть в клановые тайны через нашу дочь. Зачем она им понадобилась, вот в чём вопрос.

— Эти договоренности…

— Можно обойти. Не соблюдать, в конце концов, так как старый союз распался, наша семья давно больше не входит в их Ковен.

— Но обязательства остались. Это нерасторжимый договор, не с нашей стороны.

— А что если, — Эстер всплеснула руками. Излишняя эмоциональность была ей не свойственна, но сегодня дело было чрезвычайное. — скомпрометировать мальчишку?

— Также, как пытались поступить с нашей дочерью!?

— Может быть это значит, что они также ищут способ обойти договор?

Иоганн покачал головой.

— И что, Лестрейндж может так просто взять, прийти и потребовать соблюдение какого-то…

— Стой, Молли пришла. — присутствие других членов семьи всегда ощущалось остро для Главы, вот и сейчас эти ощущения не дали обмануть. — Мы можем перенести этот разговор на вечер.

Эстер кивнула, поджала губы, встала и вышла из кабинета, оставляя мужа одного. И так каждый раз! Невиданное дело, похоже собственный муж удумал что-то скрывать.

Словами не описать красоты,Что я видел сегодня во дворе домаТак смысл же мне говоритьОт того ей не стать тебе боле знакомойБоле знакомой

Мир за окном поезда тонул в молочной пелене. Густая и неподвижная, она висела над полями, цеплялась за ветви деревьев, накрывала низкие холмы — словно немая, зачарованная стража, скрывающая всё, что осталось позади и впереди. Тот же самый, как лондонский туман. Он повсюду, оказывается.

Я проснулась резко и неприятно, будто меня дёрнули за волосы. Голова тяжело оторвалась от рук, и я едва не стукнулась лбом о спинку сиденья. В мутном стекле окна отразилось помятое лицо с заспанными глазами и тонкой ниточкой слюны на подбородке. Какое очарование! Я поспешно вытерла её рукавом своей мантии.

Поезд лязгал, поскрипывал, будто старый дом, готовый вот-вот развалиться. За окном мелькали тёмные силуэты деревьев. Купе, где мы сидели, было тесным, с выцветшими бархатными сиденьями, чья зеленая обивка местами истерлась до серого.

— О, — воскликнул мистер Кроу, вассал моего отца, сидевший напротив. — Вы проснулись, отлично.

Я моргнула, пытаясь собрать мысли в кучу. Аккуратно ущипнула себя за запястье, надеясь, что это всё-таки сон. Ну мало ли мне всё это приснилось? Боль была настоящей, хоть и слабой. Хотя это тоже ни о чём не говорило, когда во сне занимаешься сексом, тоже ощущения имеются. Мистер Кроу, меж тем, заметил моё движение — его цепкие глаза, похожие на два чёрных уголька, тут же впились в меня. Он улыбнулся, обнажив слегка кривые зубы, и сказал:

— Уже подъезжаем, мисс. Не волнуйтесь, скоро будете дома.

Я потерла онемевшие пальцы, пытаясь вернуть им чувствительность. Они казались чужими, будто я спала не пару часов, а целую вечность.

— А после… долго нам ещё добираться?

— Около получаса верхом, — ответил Кроу, поправляя своё пальто, стряхивая какую-то пыль. На плечах блестели капли росы — должно быть, он выходил на одной из станций, потому как пахло сигаретами. Запах был резким, противным — и дико желанным одновременно, ведь я и сама курила. Рука невольно потянулась к карману, которого не было. Покурить хотелось до спазма в горле. Но перейдём к другой проблеме.

— Верхом? — я почувствовала, как брови поползли вверх. Это не то, о чём я подумала? Если моя никудышная память мне не изменяет…

— На лошадях, мисс, — мужчина усмехнулся. — Не пугайтесь, всё будет хорошо.

— А… Бетси? — вырвалось у меня машинально, и я сама удивилась этому имени. Бетси? Я нахмурилась, пытаясь поймать ускользающее воспоминание.

Кроу посмотрел на меня с любопытством, будто я только что выдала какой-то секрет.

— Мать вам не писала? — он наклонился чуть ближе. От него пахло табаком и мятой — тошнотворно и притягательно одновременно. Я молча покачала головой. — Наша Бетси ожеребилась. Жеребёнок крепкий. Но она на покое, так что поедем на других.

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент поезд вздрогнул, протяжно зашипел, словно выдыхая последние силы, и замер. За окном мелькнула станция — деревянная платформа и тёмные фигуры людей, торопливо выходящих из вагонов.

Мы с Кроу вышли почти последними. В лицо ударил влажный холод. Я поёжилась, тонкая мантия совсем не грела. Туман, бесконечный туман цеплялся за деревянные балки станции, за тусклые фонари, чей свет едва пробивал мглу, и за мои сапоги, которые хлюпали по влажной доске.

— Эй, мелкая! — раздался голос, такой знакомый, что у меня перехватило дыхание.

Я моргнула дважды, прежде чем поняла кто это. Знание пришло само, вложенное кем-то другим, но такое же своё. Ну да, у меня есть брат. И не один даже! Фабиан стоял у края платформы. На нём был старый плащ с оторванной пуговицей, перчатки без пальцев, а волосы, слегка растрёпанные, падали на лоб. Сколько же мы не виделись?

Он улыбался широко, но взгляд его скользнул не по моему лицу, а чуть выше плеча, будто он проверял, кто стоит за мной. Я обернулась — никого, только Кроу.

— Фаб, — выдохнула я, и голос прозвучал тише, чем я ожидала. В груди защемило, как будто кто-то сжал сердце. Я действительно его знаю.

Он шагнул ко мне, обнял, но как-то осторожно, будто боялся, что я растворюсь, если он сожмёт сильнее.

— Ты выросла, Молли.

— Ты тоже, — о, вот и обмен любезностями. — Только плащ всё тот же. Пуговицу так и не пришил? — слова пришли сами, выскочили из какой-то щели в памяти. Я уже знала, что она оторвалась когда-то.

Фабиан рассмеялся, коротко и хрипло, и потёр шею, будто смутился.

— Привычка, знаешь ли. Он как старый друг. Не выбрасывать же из-за одной пуговицы.

— А пришить никак? — в ответ он покачал головой и снова рассмеялся.

— Некогда. Да и не до того сейчас. Как доехала?

— Спала. Проснулась от слов «полчаса верхом». Честно, Фаб, я до сих пор не уверена, что это не сон. Кажется, вот-вот моргну — и окажусь в своей комнате.

Он даже не подозревал, насколько двусмысленной была фраза. И говорила я вовсе не про Фогрейв-холл.

— Ну, значит, проснёмся окончательно. — хмыкнул Фабиан, беря мою руку в свою.

Его пальцы были тёплыми, а на ладони я почувствовала мозоли от палочки. Надеюсь, от метлы. Иначе это намекает на очень тревожное количество тренировок по заклинаниям. С мётел мысли переключились на квиддич.

И вот что я скажу, делить одну память на двоих — ощущения, воспоминания, жизнь. Это странно, а иногда почти невыносимо. Одна моя часть, та, что я знала лучше, испытывала дрожь в коленях при мысли о том, чтобы оказаться выше трех метров над землей. Боялась высоты до тошноты. Другая — отчаянно жаждала её.

Я не помнила, когда последний раз держала в руках метлу, но само тело, казалось, помнило за меня — лёгкость, скорость, свист ветра в ушах. И ощущение безграничной свободы. Как будто я могла разорвать небо, если бы захотела. И я…

[Что из этого победит?]

О, даже немного забыла, что моя новая реальность «с дополнениями». Моргнула, и табличка с вопросом исчезла.

Фабиан повёл меня через толпу, где все суетились, как потревоженные муравьи. Я шла за ним, стараясь не отставать, и чувствовала себя как тень, скользящая за своим хозяином. Мистер Кроу шёл чуть позади, его шаги были неслышны. Честно, если бы он внезапно кашлянул, я бы умерла на месте.

Мы вышли с вокзала.

— Сюда, — сказал Фабиан, останавливаясь в месте, где туман сгущался, формируя странные силуэты. Я прищурилась, пытаясь разглядеть, что там, и замерла. Да вы издеваетесь?!

Фестралы. Конечно. Почему бы и нет? Два костлявых существа стояли в тени, их черные крылья, вырезанные из ночного неба — сложены, а глаза светились белым, как мертвые звезды. Кожа, тонкая и почти прозрачная, натянулась на костях, и я невольно сглотнула, чувствуя, как горло сжимается. Это были не лошади, о которых говорил Кроу. Это были создания, которых видишь только после того, как смерть посмотрела тебе в глаза. И я не хотела думать, почему я только что попала в незавидный клуб, повидавших смерть.

На плечи легла неожиданная тяжесть — грубый плащ брата, холодная, пропахшая дымом и ветром ткань на мгновение обожгла шею. И тут же по коже пробежал прохладный, невесомый шёпот магии. Невидимая пелена скользнула с кончиков его пальцев на меня — звуки стали приглушёнными, отдалёнными, будто между мной и реальностью опустилась тончайшая, колышущаяся стена воды. Чары для отвода глаз. Я стала призраком в собственном теле.

В метре от нас Кроу, не обращая на нас больше внимания, докуривал свою вонючую (и такую сейчас желанную) сигарету, выпуская струйки дыма в ночь. Он ждал, пока мы усядемся. Меня колотила мелкая, предательская дрожь, которую я тщетно пыталась подавить.

Фабиан с лёгкостью взгромоздился на седло, его фестрал нетерпеливо перебирал костлявыми ногами. Я подошла к своему. Держа тонкие, холодные поводья в левой руке, я с нелепой, неуклюжей грацией забралась на спину, без седла то ещё удовольствие. Кожа подо мной была натянутой и сухой, как пергамент. Я переложила поводья, ощутив жёсткую кожу в каждой ладони, и почувствовала, как всё моё тело сжалось. Пальцы судорожно впились в поводья, ухватившись за то единственное, что казалось хоть сколько-нибудь реальным. Я зажмурилась, и моё сердце забилось где-то в горле, бешено, как у пойманной птицы.

— Не нравится мне этот туман, — бросил Кроу, швырнув окурок на землю. Он ткнул в него палочкой — и тот исчез в лёгкой дымке. С той же лёгкостью он взгромоздился на своего фестрала.

Я не боялась необычных лошадей. Я боялась полёта. Потому что я никогда не летала. Летала Молли. А я теперь и есть она.

— Держись, — только и сказал Фабиан.

И мир ушёл из-под ног.

Не было толчка, не было разбега — было лишь мгновенное, безжалостное падение вниз, в пустоту, пока земля не рванулась навстречу, чтобы так же резко, с тошнотворной силой, отпрянуть, стремительно уменьшаясь, уходя в чёрную бездну. В лицо тут же хлестануло потоками воздуха так, будто сам мир решил мне сделать бесплатный пилинг. Из горла вырвался короткий, подавленный вскрик, и из глаз тут же хлынули слёзы, тут же унесённые встречным ветром.

Господи боже, хоть бы не упасть, Господи боже! Господибожеблять. Я не могла дышать. Воздух выбило из лёгких. Ветер завыл в ушах безумным хором, рвал плащ, яростно тянул за волосы, пытаясь стащить, сбросить в чёрную, вращающуюся пустоту подо мной. Я прильнула к спине существа, чувствуя, как подо мной работают каждым мускулом, каждым сухожилием, как костяные крылья рассекают воздух с беззвучным свистом. Это было жутко. Это было противно. Это было падение в никуда.

— Ты в порядке? — донёсся голос Фабиана сквозь сплошной рёв ветра, будто из другой реальности. Да нет, знаешь, кайфую! Неправда, я готова орать от ужаса.

На вопрос не ответила. Не могла. Я лишь чувствовала, как падаю, как лечу, как меня разрывает на части от этого немыслимого ускорения.

— Молли! — голос зазвучал резче, совсем рядом. Его фестрал пристроился вплотную, крылом к крылу. — Всё в порядке? Открой глаза!

Нет. Ни за что. Я никогда…

Но другая часть меня уже скучала по этому. Скучала по свисту ветра и этой леденящей свободе. Я сделала выдох. Короткий, прерывистый, больше похожий на стон. И силой воли, будто раздирая плёнку, затянувшую лицо, открыла глаза.

Сначала — просто привыкнуть к мысли. Я лечу. Не падаю, а лечу. Потом взгляд, против воли, устремился вниз.

И я замерла.

Мы летели над спящей землёй. Далеко-далеко внизу, как рассыпанные бусины, плыли крошечные огоньки одиноких ферм и деревень. Тёмные, дышащие лоскуты лесов сменялись серебряной нитью реки, отражавшей луну. Она висела прямо над нами, огромная, холодная, царственная, заливая мир синеватым, призрачным, нереальным светом. Воздух был ледяным, чистым и острым, как лезвие. Он обжигал лёгкие, но пьянил, наполнял жизнью, которой не было минуту назад.

Страх не ушёл. Он сидел внутри, сжавшийся в холодный, твёрдый комок. Но поверх него, медленно, как восходящее солнце, нарастало что-то другое. Дикий, неконтролируемый восторг. Ужасающая, всепоглощающая красота этого полёта.

Я кивнула. Сначала едва заметно, сама себе, потом — увереннее, уже ему, в сторону силуэта брата, черневшего на фоне луны. Кроу летел позади нас.

Да. Теперь — в порядке.

Я медленно, преодолевая остатки скованности, выпрямилась в седле. Пальцы разжались, ослабив мёртвую хватку. Я была в небе. И была свободна. По крайней мере, на это время.

Фестралы приземлились с мягким шорохом крыльев, их костлявые копыта коснулись влажной травы, и я почувствовала, как земля под ногами вернула мне ощущение реальности. Воздух, минуту назад ледяной и острый, стал влажным и тяжёлым.

Фабиан легко спрыгнул на узкую тропу, вымощенную старыми камнями, покрытыми мхом и пятнами лишайника. Протянул руку, чтобы помочь мне слезть. Его пальцы снова сомкнулись на моих, твёрдые и уверенные.

— Жива? — спросил он, и в его голосе сквозь привычную бравару пробивалась лёгкая тревога. Я кивнула, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение. Плащ соскользнул с плеч, и Фабиан аккуратно сложил его, передав Кроу. Тот молча кивнул, его цепкие глаза скользнули по нам, прежде чем он повернулся к фестралам, чтобы увести их.

— Разочарован? — спросила я, пытаясь улыбнуться, хотя голос дрожал сильнее, чем хотелось бы. Всё от холода.

Фабиан хмыкнул, его губы изогнулись в знакомой насмешливой улыбке.

— В чём? В том, что тебе не оторвало голову, и мы не рухнули в лес?

— Ну да, прости. Хотела было упасть драматично, но, видимо, не хватило таланта.

— О, талант у тебя всегда был сомнительный, — он шутливо ткнул меня в плечо. — Но упрямство, как у осла, спасает тебя чаще, чем магия. Помнишь, как ты в пять лет пыталась оседлать козу в саду? Вот это была драма.

Воспоминание о козе — или его отсутствие — кольнуло где-то в груди. Я выросла в приюте, без родителей, без Фогрейв-холла, без коз и квиддичных полей. Но теперь я здесь, с братом, который смотрит на меня так, будто мы делили эти воспоминания всю жизнь. Странно осознавать, что у меня теперь есть родители, дом, семья. И страх — новый, поднимающийся из глубины, что они заметят, что я — не их Молли. Не совсем.

— Поверь, Молли, я бы не пережил, если бы ты свалилась. Папа бы меня закопал, а мама бы держала палочку с Люмосом и говорила, где закопать её любимого сыночку.

— Ну… хоть компания у тебя была бы, — ответила я и пожала плечами. — Семейный пикник, только наоборот.

Кроу шёл впереди нас, по дороге. Фабиан взял меня за локоть и притормозил, подождал пару секунд, пока мужчина отойдёт подальше. Я переводила взгляд с одного на другого. Сейчас будут разговоры "про вечное".

— Знаешь, про твои слова тогда, на вокзале, — он заговорил тише, почти шёпотом. — Я первые недели после стажировки по утрам просыпался и щипал себя. Ждал, что проснусь в своей кровати, дома. Или на худой конец, в общежитии. Что всё это — просто дурной сон.

В его голосе была такая горечь, что мне стало холоднее, чем от ветра.

— И? — тихо спросила я. — Прошло?

Он посмотрел на меня прямо, и в его глазах я увидела то же потерянное отражение, что и в мутном вагонном стекле.

— Нет. Не прошло. Просто ты перестаёшь ждать, что проснёшься. Ты понимаешь, что это и есть твой сон теперь. Единственный, который у тебя есть. И в нём нужно как-то… жить.

Его пальцы всё так же сжимали мою, цепко, будто он боялся, что я споткнусь о невидимый камень.

— Я не был готов, — сказал он так же тихо. — Но сейчас мы здесь. И мы вместе. Это пока единственное, что имеет значение. Держись за это, Молли. Держись за меня.

Я решила перевести тему, а то ещё немного, и заиграет драматичная песня.

— Как родители, ты уже видел их?

Странно было осознавать, что у меня есть родители. Может, моё сознание всё-таки умирает, и решило создать себе вот такой мир. Потому как сама я выросла в приюте, и теперь с каким-то замиранием ждала этой встречи. С горечью и новым, поднимающимся страхом. Они узнают. Конечно, они должны заметить, что их дочь — больше не их дочь. Я шутила у себя в голове, пыталась придумать какое-то объяснение. Но когда ты во сне, всё происходит по-другому. Быстро, картинки сменяют друг друга. Время не тянется так медленно, как сейчас.

— Папа… — Фабиан замялся, выбирая слова. — Папа злится. И на тебя, думаю, тоже.

— Почему?

Фабиан на мгновение замолчал, прислушиваясь к отдаляющемуся скрипу сбруи и цокоту копыт.

— Он думал, что ты не смогла постоять за себя, — наконец сказал он, и его голос стал низким, резким. — Что позволила кому-то использовать себя. Неважно, что это было зелье. Думаю, он считает, это проявлением слабости.

Я почувствовала, как во мне поднимается волна ярости. Я не была слабой! Я была жертвой, но не слабой!

— А ты? Что ты думаешь? — спросила я, и мне было страшно услышать ответ.

— Думаю, что это неважно, — сказал он. — Важно то, что ты здесь. В безопасности. Это единственное, что имеет значение. — Он задержал взгляд, и на мгновение мне показалось, что он хочет что-то добавить, но только сжал мою руку крепче. — Просто… будь осторожна. Хорошо?

До самых ворот мы шли молча.

До того, как я увидела женский силуэт на крыльце, ко мне подлетела птица. Бесшумно, появившись из пелены тумана, словно рождённая им.

— Селун, — поздоровался Фабиан, и в его голосе прозвучала лёгкая усталая нежность.

Птица в ответ издала короткий, хриплый звук — нечто среднее между кряканьем и щебетом, — и без раздумий вспорхнула мне на плечо. Коготки цепко, но аккуратно впились в ткань мантии. Прежде чем ум успел отреагировать, рука сама потянулась её погладить. Перья под пальцами оказались на удивление мягкими и тёплыми, живыми.

— Она скучала, — тихо сказал Фабиан, наблюдая за нами.

— Привет, красавица, — прошептала я, и птица, словно в ответ, ткнулась клювом в мою щёку. Коротко и ласково.

На этой женщине была надета длинная мантия, темно-синяя, как самое глубокое небо перед рассветом, расшитая замысловатыми серебряными нитями — тонкие, изящные, как паутинка инея на стекле. Они были вытканы в виде звёздных узоров и призрачных, струящихся созвездий, которые мерцали и переливались при каждом её едва заметном движении, словно живые. Дорогая, тяжелая ткань мягко колыхалась на влажном ветру, и этот шелест был единственным звуком, нарушавшим давящую тишину.

Я задержала дыхание, вглядываясь в лицо.

И мир замер, в который раз.

До боли знакомое. Я знала каждый его уголок, каждую черту, будто годами изучала его на самом дорогом портрете. Высокие, точеные скулы, бледная, почти фарфоровая кожа, тонкий, прямой нос — маска аристократической, ледяной красоты, за которой скрывалась целая вселенная.

Но в то же время оно было абсолютно чужим.

Я вглядывалась в её глаза — серо-голубые, как застывший во льдах океан. Я искала в них тепло, лучик радости, признание… и видела лишь бесконечную, утомлённую тревогу. В уголках её глаз таилась сеточка мелких морщинок — не от смеха, а от постоянного, напряжённого ожидания. Губы, которые, должно быть, могли складываться в ласковую улыбку, были плотно сжаты в тонкую, строгую ниточку.

Моё сердце сжалось от щемящего, противоречивого чувства. Грусть? Тоска? Это лицо было воплощением всего, о чём я могла мечтать в детстве, представляя себе мать, — благородное, красивое, сильное. Она была той, к кому хотелось прижаться в страшную ночь, чей голос должен был звучать как самое действенное утешение.

Она могла бы быть ей, — пронеслось в мыслях. Мне хотелось назвать её «мама». Хотелось, чтобы это слово прозвучало легко, естественно, как вдох.

Но сейчас, под её оценивающим, проницательным взглядом, который, казалось, видел все мои секреты, все трещины в этой новой коже, я чувствовала лишь ледяную пропасть. Она была не «мамой». Она была сейчас скорее «этой женщиной». Хранительницей порога в мир, куда я невольно ворвалась. И её молчаливое, прекрасное лицо причиняло больше боли, чем любое слышанное мной оскорбление.

— Эмми, — её голос был тихим, но он разрезал туман, как заклинание. А от имени, что она произнесла, перехватило дыхание. Как будто... — Ты вернулась.

Слюна стала вязкой и её трудно было сглотнуть. Чувствуя волнение, Селун на моем плече шевельнулась, будто подбадривая меня. Я не знала, что думает эта женщина. Лицо было скрыто в тени, но я чувствовала взгляд, который проникал в мою душу.

И теперь, когда ты здесь, в этом доме, что ты собираешься делать? Спрашивала сама себя. Что ж, пути назад, по какой-то причине, нет. Будем играть роль, что нам распределена.

Я сделала ещё один шаг, и Селун, словно почувствовав моё замешательство, тихо прощебетала и взлетела с моего плеча. Кречет сделала круг над моей головой и улетела в сторону, как будто показывая мне путь.

— Идемте в дом, — сказала эта женщина, и голос был мягче, чем я ожидала.

Я прошла мимо неё в холл, и воздух здесь был таким же холодным, как и на улице.

Высокие потолки терялись в сумраке. Просторный зал, посреди которого с обеих сторон взмывала вверх широкая лестница из тёмного дерева. По бокам зияли арочные проходы, ведущие в другие, пока что молчащие комнаты. Тишина стояла такая густая, что звук наших шагов казался почти святотатством. Из тени одного из таких проходов бесшумно выплыла небольшая, сгорбленная фигура. Кожа была цвета темного воска, а большие, бледные глаза смотрели на нас с почтительным вниманием. Длинные пальцы перебирали бахрому на его странном одеянии, похожем на старинную ливрею.

— Гэвин рад встречать молодых хозяев. — просипел эльф, и его голос напоминал скрип несмазанной двери. Он сделал ловкий, исполненный достоинства поклон, поймал мантию Эстер, которую она сбросила с плеч не глядя, словно это была не ценная вещь, а надоевшая кожура. Затем его взгляд обратился ко мне. Я замерла на мгновение, чувствуя себя не в своей тарелке, но потом медленно стянула с себя свою мантию. Гэвин принял её с той же церемонной бережностью, будто это была королевская одежда, а не поношенная дорожная одежда. Его большие пальцы аккуратно расправили складки на ткани.

Фабиан, чуть помедлив, с лёгкой, почти небрежной ухмылкой швырнул ему свой потрёпанный плащ. Гэвин поймал и его, не моргнув глазом, и всё так же бережно уложил поверх моей мантии.

Я последовала за Эстер наверх, чувствуя, как под ногами скрипят отполированные временем ступени. Фабиан, чуть помедлив, пошёл за мной.

Его шаги были абсолютно неслышны.

Я прислушалась, краем глаза пытаясь уловить его движение. Но нет — только мои собственные неуверенные шаги и бесшумное скольжение Эстер впереди. Он двигался как тень, как часть самого дома, его присутствие ощущалось лишь легким движением воздуха за спиной и смутным чувством, что ты не один.

Их что, всех специально учат этому? Или это что-то врождённое, эта способность растворяться в пространстве, становиться невидимым и неслышимым, когда того потребуют обстоятельства?

Эстер остановилась у лестницы и, не поворачиваясь, спросила, обращаясь ко мне:

— Вы голодны?

— Нет, мам, — почти хором ответили мы с Фабианом. — Я поужинал.

Несмотря на то, что я не ела весь день, я также покачала головой. Мысль о еде вызывала тошноту.

Женщина тут же поджала губы, тонкие и бледные. Её лицо, освещённое колеблющимся пламенем свечи в её собственной руке, на мгновение исказилось чем-то похожим на досаду или разочарование.

Мы с братом переглянулись.

— Хотя, знаешь, ма… — парень сделал шаг вперёд, его голос прозвучал нарочито легко, пытаясь разрядить обстановку. — Я, пожалуй, не отказался бы от одной порции пирога. Если он, конечно, есть. А то в дороге как-то не до еды было, знаешь.

Эстер остановилась. Медленно обернулась. Свеча в её руке качнулась, и тени заплясали по стенам с новой силой. Она посмотрела на Фабиана, потом на меня. В её взгляде было что-то тяжёлое, невысказанное.

— Пирог есть, — наконец произнесла она. — Бакстер, наверное, ещё на кухне.

Несмотря на то, что прибыли мы довольно поздно, всё равно этот дом не спал.

Мы поднялись выше, и воздух становился всё гуще. Казалось, он хранил запах воска, старого дерева и чего-то ещё — знакомого до боли, но забытого настолько, что теперь от этого скручивало живот.

Эстер шла впереди, свеча в её руке освещала лишь узкую полоску пространства, а остальное тонуло в сумраке. Иногда в темноте мелькали зеркала, и в них отражались наши силуэты, вытянутые, искажённые, как будто мы сами были призраками, плетущимися за ней.

Мы свернули в боковой коридор и вышли в небольшую столовую. По сравнению с залом она казалась камерной — длинный стол, накрытый тёмной скатертью, несколько тяжёлых кресел и камин, в котором ещё тлели угли. На столе стояли блюда, накрытые крышками: кукурузный суп с копчёной рыбой, хаггис, каллен-скинк. И, чуть в стороне, — традиционный шотландский пирог. Его золотистая корочка поблёскивала в свете свечи, будто насмехаясь над моей тошнотой.

— Садитесь, — сказала мать. Её голос не был просьбой. Это был мягкий, но не допускающий возражения приказ.

Фабиан первым опустился на стул, закинул ногу на ногу и откинулся назад. Я села напротив,буквально через секунду ощущая, как Селун, устраивается на спинке стула и слегка переступает когтями.

Мать стояла у стола, и на секунду мне показалось, что она не с нами, а где-то далеко. Лишь потом, коротким движением, она опустила свечу в подсвечник, и комната ожила мягким светом.

— Пирог, — сухо произнесла она. — Попробуйте.

Фабиан, конечно, не упустил шанс. Он отрезал себе щедрый кусок и, едва попробовав, улыбнулся:

— Всё такой же вкусный, ма.

Он посмотрел на меня, подмигнув. Я взяла нож, руки дрожали. Корочка хрустнула, и в нос ударил запах мяса и... что это, лук? Я поднесла кусочек к губам — и едва не выронила вилку.

Селун склонила голову, словно призывала меня попробовать. Я откусила. Вкус был… не просто знакомым. Он был болезненно домашним. Слёзы подступили к глазам, и я поспешно опустила взгляд, уставившись в тарелку. Словами не описать

— Хорошо? — спросила Эстер.

Я не сразу поняла, что она обращается ко мне. Подняла глаза — и встретилась с её взглядом. В нём было что-то, что я не смогла расшифровать. Ни строгости, ни нежности — скорее ожидание.

— Да, — прошептала я. — Очень.

Внутри всё кричало. Хотелось рыдать, спрятать лицо в ладонях и выть от этой невыносимой, сладкой боли. От этого вкуса прошлого, которое принадлежало не мне, но жгло, как моё собственное. Кто бы мог подумать, что такое интересное начало и тот невероятный красавчик, лишь красивая приманка в этот мир!

Тишина в столовой стала звенящей, разбухшей от призраков. Я почти слышала его — чужой смех, детский, тонкий, резкий, как звон хрустальных ложек о края фарфоровых тарелок. Почти чувствовала на своей макушке тепло чьей-то ладони, тяжесть и нежность, которых никогда не знала. И это «почти» было хуже любой неопределённости. Оно разрывало меня изнутри, тянуло в две противоположные бездны, как будто мои собственные кости и нервы вели яростный спор, кому же на самом деле я принадлежу.

— Эммануэлла?

Голос этой женщины прозвучал неожиданно мягко. Слишком мягко. Он ворвался в мой внутренний хаос, как нож, обёрнутый в бархат.

Я вздрогнула так сильно, что серебряная вилка с лёгким звоном соскользнула из моих ослабевших пальцев и упала на край тарелки. Звук показался оглушительным.

Нет. Кричало что-то во мне, дикое и перепуганное. Я не твоя Эммануэлла. Я не из этого дома. Не из этого мира. Моё детство пахло безнадёжностью и кашей из приюта, а не мясным пирогом!

Мои губы, предатели, сами собой, дрожащим, едва слышным шёпотом, повторили заученную, безопасную фразу:

— Очень… вкусно.

Она медленно кивнула, и её взгляд снова стал отстранённым, ледяным, вернувшись в привычные рамки.

— Гэвин будет рад, — произнесла она ровно. Будто только что между нами ничего не произошло. Но щемящая пустота внутри меня знала, что произошло всё. И ничего. Тишина повисла снова, на этот раз тяжёлая и неловкая.

Фабиан, чувствуя напряжение, решил вмешаться. Он громко откашлялся, отодвинув свою тарелку.

— Да, ма, пирог и вправду отменный, — сказал он с натянутой лёгкостью, пытаясь заполнить пустоту. — Прямо как в старые времена. Помнишь, как мы с Гидом воровали его с подноса, пока Гэвин отворачивался?

Эстер медленно перевела на него свой взгляд. Её лицо оставалось непроницаемым.

— Помню.

Я потупила взгляд, снова уставившись в уже остывающий кусок пирога на своей тарелке. Аппетит бесследно пропал. Каждый крошечный кусочек во рту теперь казался предательством — по отношению к той, настоящей Молли, и по отношению к себе самой.

— Мне… мне кажется, я больше не голодна, — прошептала я, едва слышно.

Эстер не стала настаивать. Она лишь слегка кивнула, улыбнулась, но её взгляд скользнул по мне, задерживаясь на мгновение дольше необходимого, будто пытаясь прочитать тайные мысли за моим опущенным взором.

— Спокойной ночи, мама.

— Спокойной ночи, Фабиан, — ответила Эстер, не глядя на него. Её взгляд был всё так же прикован ко мне. — Эммануэлла.

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и вышла, чувствуя на спине тяжесть её взгляда. Фабиан задержался, что-то негромко сказал Эстер, и только потом догнал меня в коридоре.

— Пойдём, — тихо сказал он, но его голос звучал мягко, почти ободряюще. Мы сделали несколько шагов вглубь коридора, где тени сгущались, скрывая нас от возможных глаз и ушей, затем под ногами возник светлячок, освещающий путь. Фабиан замялся, словно проверяя, стоит ли говорить дальше. Его ботинки бесшумно повернулись ко мне на каменном полу.

— Ты… всё в порядке?

— Да… да, всё нормально. — выдохнула я, заставляя уголки губ дрогнуть в подобии улыбки. Она оказалась липкой и неискренней, как маска.

Он замер на мгновение, глаза изучали меня. Словно пытался прочитать, что скрыто за моей улыбкой. Интересно, он тоже читает мысли? Мои ему точно не под силу прочитать. И хорошо. Да, хорошо...

— Не… не хочется мне думать, что тебе тут плохо, — сказал он наконец, понизив голос. — Я могу… помочь?

В нём была грубоватая, неуклюжая готовность. Думаю, это была готовность слушать. Готовность быть рядом. Готовность, возможно, нарушить какие-то негласные правила этого дома ради меня. Это было больше, чем я ожидала. И гораздо больше, чем я заслуживала.

— Я справлюсь. Просто... долгая дорога. Я очень устала.

Он кивнул, коротко и резко, приняв мой ответ, даже если не поверил ему до конца.

— Ладно, — произнёс он тихо. — Спокойной ночи, Молли.

— Спокойной, — прошептала я в ответ, и мой голос затерялся в сумраке коридора.

Он развернулся и растворился в темноте так же бесшумно, как и появился. Я осталась стоять одна, слушая, как тишина снова смыкается вокруг меня, теперь уже окончательная и полная.