Эхо Денали (гет)

Звуки снежной бури за окнами не стихали, временами переходя от завывания к дикому, разъяренному реву. Но Алекс почти не слышал его. Его мысли, острые и сосредоточенные, были целиком поглощены предстоящим. Он методично собирал все необходимое в рюкзак, его руки

двигались с холодной, почти механической точностью.Прежде всего, снаряжение для выживания: ультралёгкий спальный мешок, способный выдержать арктические температуры, компактная, но прочная одноместная палатка, которая могла выстоять под натиском ураганного ветра. Рядом с ними легли миниатюрная газовая горелка и два баллона с топливом — для растопки снега и приготовления горячей еды. Расчёт был на несколько дней, ведь в горах даже час может обернуться вечностью. Затем он занялся провизией, и хотя Каждый грамм веса бы на счету, но питание — это энергия, а значит, шанс на выживание. Если ему повезёт найти альпинистов живыми, то они не смогут сразу начать спуск в лагерь, поэтому у них должен быть запас еды на пару дней.

Особое внимание Алекс уделил аптечке: обезболивающие для снятия шока от возможных травм, антибиотики на случай инфекции, стерильные перевязочные материалы и жгуты для остановки кровотечения. Он положил несколько ампул адреналина — на крайний случай, для стимуляции сердца при сильном переохлаждении или анафилактическом шоке, хотя надеялся, что применять их не придётся. Алекс не мог позволить себе роскошь надеяться на лучшее; он готовился к худшему, но должен был знать, что сможет оказать первую помощь.

Закончив с последними приготовлениями, Алекс еще раз окинул взглядом зал, проверяя, ничего ли он не забыл? Вроде бы нет. Мужчина ввшел в коридор и прислушался, убеждаясь, что никто не заметит его ухода. Нельзя было допустить, чтобы его остановили. Затем, бесшумно, словно тень, он выскользнул за дверь.

На столе, в общем зале, осталась короткая, написанная торопливым, но твёрдым почерком записка: " Это Маккензи. Вышел на поиски пропавшей группы. Выйду на связь через два часа".

* * *

Снегоход Алекса, обычно быстрый и послушный, теперь с трудом пробивался сквозь плотную стену снега и ветра. Видимость сильно упала, и осторожность рейнджера была его проводником в этом снежном хаосе. Он ехал медленно, почти ползком, постоянно вглядываясь вперёд, пытаясь различить хоть что-то сквозь мелькающие снежинки. Его руки крепко сжимали руль, движения были точными и выверенными. Алекс чувствовал каждое дрожание машины, каждый её кренящийся шаг, интуитивно корректируя курс.В его мыслях не было места страху, только ледяная сосредоточенность. Каждый метр пути давался с трудом, но он продолжал двигаться вперёд, не позволяя себе ни на секунду отвлечься или потерять бдительность.Несмотря на силу бури, Алекс не терял самообладания, наоборот, он словно стал единым целым со стихией. Его ручной GPS-навигатор был верным спутником, пульсирующим голубым светом в белой мгле. На его экране, словно живые нити, прокладывались текущий и пройденный трек, а важные путевые точки отмечались яркими символами. Алекс направлялся именно туда, где два дня назад последний раз выходила на связь группа Хантера; он решил следовать этим маршрутом, именно там должны начинались его поиски.

Гусеницы снегохода с глухим гулом врезались в укатанный снег у подножия первого серьёзного подъёма, словно машина, измученная схваткой со стихией, наконец-то сдалась. Здесь заканчивалась последняя возможность использовать технику. Дальше, на пути к заснеженным вершинам, дорога принадлежала лишь ветру, льду и беспощадной силе гор. Вся надежда теперь была на собственную физичексую подготовку, снаряжение и удачу, а также на способность принимать решения в критических условиях. Ему предстояло подниматься вверх, где каждый шаг являлся борьбой, противостоянием с ледяным, пронизывающим до костей ветром, который не стихал ни на минуту, норовил сорвать капюшон и забраться под одежду.

Впереди, словно безмолвные, но грозные стражи, высились коварные склоны. Алекс смотрел на них и размышлял, пытаясь понять: почему группа не смогла спуститься или подать новые сигналы. Заблудились? Получили травмы? Заблокированы лавиной, как это часто случается в этих местах? Он прокручивал в голове все возможные сценарии, каждый из которых был хуже предыдущего. Вполне вероятно, что он не может не найти их следов в этой белой мгле, обжигала. Ведь снежная буря способна замести любые, даже самые глубокие отпечатки, превратив горные склоны в гладкое, безликое полотно. Но их маршрут был известен, а значит, существовал хоть какой-то шанс найти улики, даже если снег постарался скрыть их.

Алекс чувствовал, что ответственность за каждый следующий шаг ложится на его собственные плечи, и безусловно, решающую роль играла здесь милость гор. В такую погоду они были не просто безмолвными гигантами, а живой, дышащей сущностью, которая могла как пропустить, так и безжалостно поглотить любого, кто осмелится бросить ей вызов. Мужчина ощущал их ледяное величие, их безразличие к человеческим планам. Смогут ли они пропустить его сквозь эту снежную завесу? Захотят ли? Ответы на эти вопросы теперь зависели не от технологий, а от древнейшего, невидимого договора между человеком и природой. Он был готов принять этот вызов, полностью осознавая, что в этот момент он — лишь крошечная точка в бескрайнем, заснеженном мире, чья судьба зависит от куда более могущественных сил.

На спину мужчины лёг основной рюкзак, плотно подогнанный под его фигуру. К поясной обвязке, на прочных карабинах, были пристёгнуты жизненно важные приборы и инструменты. Снаряжение ощущалось как продолжение его собственного тела, его вес распределялся равномерно, не мешая движениям. Первый участок подъёма, по относительно пологому, но уже занесённому глубоким снегом склону, прошёл без существенных затруднений. Однако Алекс прекрасно осознавал, что это было лишь начало. Настоящие испытания, коварные ловушки Денали, ждали его впереди.

Спустя полтора часа изнурительного подъёма, когда каждый шаг требовал колоссальных усилий и концентрации, Алекс ощутил, как усталость начинает сковывая движения, притупляя внимание.Он внимательно осматривался, ища хоть какое-то укрытие от ветра в этом белом безумии. Сквозь вихри снега, прямо по курсу вырисовался тёмный, массивный силуэт. Это был выступ скалы, невысокой, но достаточно широкой, чтобы образовать хоть какое-то подобие убежища.

Алекс медленно подошёл к скале. В её каменной тени ветер был уже не таким пронизывающим, а снежная круговерть ослабевала. Он прислонился к холодной, шершавой поверхности, позволяя телу немного расслабиться. Закрыл глаза, делая глубокие, размеренные вдохи, чтобы успокоить сердцебиение. Затем достал из рюкзака термос с горячим чаем; каждый глоток обжигал, но одновременно согревал изнутри, возвращая силы. В этот момент ему меньше всего хотелось думать о пропавших альпинистах; все его сознание было поглощено одной лишь мыслью — выжить в этом бескрайнем, ледяном аду. В голове звучал настойчивый шёпот инстинкта самосохранения, голос, усиленный беспощадным ветром и ледяным холодом. "Зачем? Зачем бездумно рисковать? — твердил он. — Нужно возвращаться, пока не поздно, пока погода ещё позволяет тебе сделать это. Идти дальше — безрассудство, чистое самоубийство." Мысли, словно снежинки, хаотично кружились, то подталкивая к возвращению, то удерживая на месте. Алекс представлял себе, как спускается к месту, где оставил снегоход, как медленно, но верно выбирается из этого снежного ада, возвращаясь к теплу и безопасности. Это не было малодушием или трусостью; это была здравая оценка ситуации, логичный вывод из суровой реальности, в которой каждый шаг мог стать последним. Но тут же перед его внутренним взором возник образ Дика. Это было не просто воспоминание, а некое ощущение его присутствия, столь сильное, что казалось, Дик стоит рядом, практически осязаемый. Странно, но это нисколько не удивило Алекса, он не видел в этом ничего сверхъестественного или мистического. Это было скорее глубокое, внутреннее знание, интуиция, неподвластная логике. Он просто знал, что Дик рядом. Он не мог объяснить этого феномена, но и не нуждался в объяснениях. Для Алекса это было так же реально, как завывание ветра или скрип снега под гусеницами снегохода. Дик рядом, он пришёл, чтобы помочь ему, это правильно. Ведь они друзья.

Звук рации, пробившийся сквозь завывание ветра, был похож на тихое потрескивание, её корпус был холодным от мороза, но в руках рейнджера она казалась надёжной и единственной связью с миром, оставшимся внизу.

— База Талкитна, приём. Это Маккензи, — произнёс Алекс, стараясь говорить максимально чётко, чтобы его голос не утонул в непрекращающемся завывании ветра. В эфире сначала послышался лишь треск помех -частый признак плохой связи в этих горах, но вот, сквозь шум пробился встревоженный, срывавшийся голос Дейва Брауна:

— Маккензи, какого чёрта? Где ты?!

Было понятно, что там, на другом конце, нервничают, понимая, что Алекс бросает вызов стихии.

— Начал поисковую операцию, — спокойно, насколько это было возможно в такой ситуации, ответил Алекс, игнорируя эмоциональный всплеск.

— Достиг точки входа на восточный маршрут.

— Приказываю возвращаться. Немедленно. Погода ухудшается, ты рискуешь собой без всякой нужды.

Алекс крепче сжал рацию. Несмотря на шум ветра, он услышал каждое слово, и прекрасно почувствовал волнение в голосе своего начальника.

— Следующий выход на связь через два часа — спокойно ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал твёрдо, несмотря на помехи и завывание ветра. Ответ Дэйву, прозвучавший так споспокойно, словно перерезал невидимые нити, связывающие его с безопасностью базы. Он отключил рацию и повернулся к заснеженной круговерти, чтобы опять двинуться вперёд. Алекс не спешил, осознавая, что аккуратное расходование сил сейчас важнее скорости. Он поднимался в гору медленно, осторожно, чувствуя рельеф, угадывая неровности, будто сливаясь с ритмом стихии, экономя каждый вдох.

Он поднялся на небольшую возвышенность у стены скалы, продолжая вглядываться в белую круговерть. Внезапно, словно призрак, сотканный из метели, впереди начали проступать неясные очертания. Сначала это казалось игрой света и тени, случайным нагромождением снега. Но чем ближе подходил мужчина, тем отчетливее становились эти формы. Они возвышались над ровной поверхностью сугробов какими-то странными, геометричными выступами. Сердце Алекса сделало неосознанный скачок. Он прищурился, пытаясь отфильтровать мелькание снежинок. Среди белого хаоса, ему почудилось… край палатки. Едва различимый, словно бледный акварельный мазок на белом холсте, но всё же — прямой угол, натянутая ткань, отличная от хаотичных надувов снега. Разум Алекса пытался обработать увиденное, сопоставляя призрачный образ с суровой реальностью бушующей вокруг. Он поспешил к палатке, по колени проваливаясь в глубокий снег, а сама палатка казалась призрачным курганом, почти полностью поглощённым разбушевавшейся стихией. Сквозь танцующую белую пелену виднелись лишь её смутные очертания, похожие на обледеневший холм, из которого торчит лишь небольшой фрагмент ткани.

Чтобы добраться до входа в палатку, Алексу пришлось приступить к настоящим раскопкам. Снег был не рыхлым и пушистым; он был плотным, набитым ветром, местами уже превратившимся в твёрдый наст.

Лавинная лопатка Алекса вонзалась в плотный, набитый ветром снег, скалывая его пласты и отбрасывая их в сторону. Лицо Алекса было сосредоточенным, дыхание прерывистым, но движения оставались точными, отработанными.

Вход был засыпан до самой верхушки, но по мере того, как снег отступал, Алекс с нарастающим напряжением осознавал: молния не застегнута. Это означало, что палатка была открыта, возможно, даже распахнута, когда её накрыл буран. Эта деталь, казалось бы, незначительная, лишь усиливала тревогу. Если бы она была застёгнута, внутри мог быть воздух, тепло, хоть какое-то подобие убежища. Но открытый вход означал, что стихия беспрепятственно хозяйничала внутри.

Наконец, когда последний плотный слой снега был сброшен, Алекс отбросил лопату в сторону. Входная часть палатки, теперь открытая ветру, хлопала и трепетала. Через тёмный, промёрзший проём он заглянул внутрь.

В тусклом сумраке, проникающем сквозь плотную ткань, он сразу же увидел, что его худшие опасения подтвердились. Палатка была пуста. Ни спальных мешков, ни снаряжения, ни единого следа человеческого присутствия, кроме, быть может, пары занесённых снегом отпечатков, если таковые вообще были. Внутри царил тот же ледяной холод, что и снаружи, и ничто не указывало на то, что кто-то недавно здесь был.

Неужели он на верном пути? Они были здесь. Это было одновременно и облегчением, и новым витком тревоги. Если вещи брошены, значит, что-то произошло. Алекс выпрямился, тяжело переводя дыхание, и огляделся, пытаясь оценить обстановку. Окружающий пейзаж был однородным, почти инопланетным — бесконечные, безжизненные сугробы, сквозь которые едва проступали размытые силуэты скал, утонувшие в молочной пелене.

Куда пошла группа Хантера? Почему бросили палатку? Вещи взяли с собой, значит, рассчитывали найти более надежное укрытие? Ответы на эти вопросы теперь казались еще более неотложными и важными.