Звезда семьи Блэк (гет)

Ветер гнал по полю листья и клочья травы, вырывая их из земли с лёгким свистом, будто сама осень шептала проклятия. Шестикурсники возвращались с Ухода за магическими существами, кутаясь в мантии и ежась от сырости. В сером, тяжёлом небе кружили вороны, каркая глухо, как похоронный колокол.

— Ну вот зачем ты вслух сказала, что увидела гнездо змей? — раздражённо бросила Джессика, поправляя шарф, ветер рвал его с шеи, словно пытался задушить. — Эти ненормальные носились с ними и пугали ими девчонок весь урок.

Ригель прищурилась, вглядываясь в силуэт Хогвартса на горизонте. Башни замка казались вырезанными из сланца, тёмными и неподвижными на фоне хмурого неба. Её голос прозвучал спокойно, но холодно.

— Я не думала, что Поттер и Блэк достигли прогресса и теперь не брезгуют символом Слизерина.

— Им просто весело. Они идиоты, — буркнул Розье, зябко втягивая голову в ворот мантии. — А ты их подогрела.

Мимо прошёл Снейп — тень в чёрном, с пружинистой походкой, словно сам ветер его подгонял. Плечом он задел Ригель, даже не обернувшись. Она запнулась на полшага, взгляд мгновенно потемнел, как вода в пруду при грозе. Но Ивэн чуть наклонился вперёд — едва заметное движение, как молчаливое "не стоит". Ригель выдохнула резко и пошла дальше.

У подножия холма их ждал Ремус Люпин. Его тревожный взгляд метался между ними и дорожкой, по которой только что ушёл Снейп. Волосы Ремуса трепал ветер, и он казался неуверенным — будто сам не знал, зачем остановил их.

— Ригель, можно тебя на минутку?

— У меня нет секретов от Ивэна и Джессики, — бросила она, даже не замедлив шаг.

— Это нечто… вполне мирное, — попытался пошутить Люпин, криво усмехаясь. — Сириус, когда сбегал из дома, забыл библиотечную книгу. Мадам Пинс в ярости, грозится не пускать его и Джеймса в библиотеку. Не могла бы ты… ну, раз у тебя с Блэками хорошие отношения… попросить кого-нибудь из них её вернуть?

Ригель остановилась, смерила его долгим, пристальным взглядом — в её глазах не было ни злости, ни сочувствия, лишь усталость и пронизывающий холод.

— Поговорю с Регулусом. Если эта книга вообще существует, он найдёт её.

— Спасибо, — кивнул Люпин, сдержанно, с вежливостью, которая скрывала неловкость. Он тут же развернулся и ушёл, будто боялся остаться под их взглядами.

— Ручной волчонок, — пробормотал Ивэн, не скрывая презрения. — Осталось поводок купить.

Ригель хотела что-то сказать — резкое, ядовитое — но в тот же миг её лицо исказила гримаса боли. Острый, обжигающий укол пронзил ногу, будто под кожу вонзился раскалённый крючок. Всё вокруг словно замерло: ветер, голоса, даже вороны в небе застыли на фоне туч. В глазах потемнело, мир закружился, словно воронка.

В ушах звенело. Низкое, тяжёлое, как будто под водой. Она пошатнулась.

— Змея! — закричала Джессика, голос её прорезал туман реальности, как клинок.

Ригель ощутила чьи-то руки на своих плечах — крепкие, испуганные. Кто-то — Ивэн? — впихнул ей в рот прохладный гладкий камешек. Запах металла, земли, магии.

Голос Ивэна взрезал воздух: резкий, искажённый, отдалённый. Заклинание? Проклятие? Она не поняла. Всё стало мягким, как мрак, укутывающим разум.

Колени подогнулись. Ригель рухнула в мокрую траву — беспомощно, почти беззвучно. Последнее, что она услышала, был приглушённый крик Джессики и голос Ивэна, зовущий её по имени.

А потом всё исчезло.

Мир сжался до одной точки — и растворился во тьме

* * *

Ригель очнулась от глухой, тупой боли в ноге — будто в плоть вбили металлический кол, и он теперь ныл с каждым ударом сердца. Всё тело казалось налитым свинцом, как после глубокого погружения — не воды, а в вязкое, тягучее забвение. Она попыталась пошевелиться, но даже это движение дало о себе знать вспышкой боли и головокружением. Вокруг стояла полутьма, маслянистая и вязкая, только у двери тускло горел ночной фонарь, отбрасывая вытянутые тени.

Над головой — белоснежный полог больничной койки, слишком яркий, почти издевательски стерильный. Слишком знакомый. Слишком больничный. Он пах мятой и отбеливателем, и вызывал странное, щемящее раздражение, как фантомная боль детства. На теле — пижама. Хлопковая, больничная. Чужая. Не её.

Она ещё не успела даже повернуться на бок, как за дверью раздались голоса. Один — медово-мягкий, тёплый, будто плед у камина: директор Дамблдор. Убаюкивающий, опасно ласковый. Другой — холодный, как остриё ножа, и до боли знакомый. Французский акцент в голосе, в котором дрожала сталь.

— Вы обещали мне, что Хогвартс — безопасное место, Альбус, — голос Мадлен Робьен Блэк звенел натянутой струной. — Вы сказали, что она будет под защитой. А теперь моя дочь едва не погибает от укуса змеи, как где-нибудь в джунглях Амазонии!

— Это был несчастный случай, — ровно, почти отстранённо ответил Дамблдор. — Я понимаю ваше беспокойство, мадам Блэк. Но вы же знаете — магические существа вещь непредсказуемая.

— Несчастный случай? — голос матери стал резким, как хлыст. — Тогда почему, по-вашему, дети носят с собой безоары, как будто их на завтрак цианидом поят? Они на войне?

Последовала тишина — короткая, но напряжённая, как затишье перед выстрелом.

— Мисс Блэк проснулась, — наконец сказал Дамблдор. — Думаю, вам стоит поговорить с дочерью. А утром… продолжим.

Ригель замерла, прильнув к подушке, сжав пальцы в кулаки под простынёй. Её сердце забилось быстрее. Она не была готова. Не хотела видеть этот взгляд. Не сейчас.

Дверь открылась. В комнату вошла мать. Как всегда — безупречная. Элегантная накидка с отточенными складками, идеально зачёсанные волосы, лицо — бледное, как фарфор. Но глаза… глаза выдали всё. Они горели паникой, страхом, яростью.

— Ma chérie... — выдохнула Мадлен, сорвавшись с места. Она бросилась к дочери и обняла её так крепко, будто хотела спасти от самой смерти. Ригель вздрогнула — от боли, от неожиданности, от слишком сильного чувства, которое она не знала, как принять. На мгновение дыхание сбилось.

— Я думала, ты… — голос сорвался, надломился.

— Со мной всё нормально, — глухо сказала Ригель, отстранённо, словно наблюдая за собой со стороны. — Правда.

— Я не могла потерять тебя. Не тебя. Не после… — Мадлен оборвала себя. Резко выдохнула, села рядом. Несколько мгновений просто сидела в молчании, словно собиралась с духом. В комнате повисло напряжение, как в предгрозовом воздухе.

Затем её взгляд стал колким, почти хищным.

— Как давно у тебя украшение на левом предплечье?

Ригель вздрогнула. Холод прошёлся по позвоночнику. Ответ не шёл — только ком в горле.

— С лета... — прошептала она наконец, едва слышно. — На свадьбе Люциуса и Нарциссы...

Мать прикрыла глаза. Лицо на миг стало почти каменным — и в этом было что-то пугающее. Как будто она получила удар, которого давно ожидала.

— Я знала, — сказала она. — Где-то в душе всегда знала, что отдавать тебя в Хогвартс — ошибка. Но всё равно отдала. Думала, французская кровь уравновесит кровь твоего...

Она осеклась. Воздух между ними стал тяжёлым, как свинец.

— Мадам Помфри видела? — едва слышно спросила Ригель, не поднимая глаз.

— Нет. Когда я пришла, по экстренному вызову Альбуса, тебя уже переодевали. Джессика Фоули. И, кажется, Алекто Карроу. Мадам Помфри тогда антидот готовила.

Словно по сигналу, дверь отворилась. Вошла мадам Помфри — усталая, с зажатыми губами, глаза — насторожённые. На ней всё дрожало от сдерживаемой усталости.

— Извините, мадам Блэк. Пациентке нужен покой. Утром сможете навестить.

Мадлен хотела что-то сказать, даже приоткрыла рот — но лишь провела ладонью по волосам дочери, осторожно поцеловала в висок. Тепло её губ показалось Ригель чужим. Или слишком знакомым. Она не знала, что хуже.

— Мы поговорим позже, — негромко сказала мать. В голосе не было ни упрёка, ни ласки — только железная решимость. — И не думай, что это всё сойдёт тебе с рук.

Она ушла. Дверь мягко закрылась — как крышка гроба.

Мадам Помфри подошла к кровати, наложила несколько диагностических чар. Затем, немного раздражённо, заколдовала покрывало потуже — словно пытаясь удержать не только тепло тела, но и всё, что грозило вырваться наружу: страх, стыд, боль.

— Спите, мисс Блэк. Вам это сейчас нужнее всего.

Ригель молчала, уставившись в потолок. Белый, безупречный, бесчувственный потолок. Как холодная обложка закрытой книги. Её веки стали тяжёлыми, но сон не шёл.

Украшение на предплечье — холодное, пульсирующее, словно живое — горело. Оно было с ней. Оно помнило. И тьма за окном, казалось, просочилась внутрь неё, расплываясь по венам, как чернила.

* * *

Гриффиндорцы шумной, пёстрой толпой спускались в Большой зал, переговариваясь, споря и смеясь. Сквозняк из приоткрытых окон гнал по коридору потоки прохладного воздуха, заставляя мантии трепетать, как флаги в бурю. Утро было ветреным и серым — точь-в-точь как настроение Сириуса Блэка, и он выражал его особенно громко, не стесняясь в выражениях и интонациях.

— Да Маккошка совсем рехнулась, — возмущался он, размахивая руками так, что первокурсники шарахались в стороны. — Обвинила меня в нападении на Ригель! Если бы я и хотел навредить слизеринцу, то выбрал бы кого-нибудь, кто действительно этого заслуживает. Ну, Нюнчика, например!

— После прошлогодней истории с Дракучей Ивой, — спокойно заметил Люпин, сдержанно оттягивая Сириуса от толпы, — тебе, мягко говоря, не доверяют.

— Это была ошибка! — вскипел Блэк, его голос сорвался, а глаза сверкнули. — Я извинился!

В этот момент они как раз подошли к дверям Большого зала. Из тени колонны, точно вынырнув из-под земли, метнулся Регулус Блэк. Его лицо было искажено яростью.

— Подонок! — прорычал он, и прежде чем Сириус успел открыть рот, кулак младшего брата с глухим звуком врезался в его челюсть.

Сириус отлетел назад и с грохотом рухнул на каменные плиты. Регулус тут же оказался сверху, нанося удар за ударом, с яростью, накопленной годами молчания. Казалось, в этом бою он бил не только брата, но и всё, что Сириус когда-либо боготворил или принимал.

— Ты с ума сошёл?! — заорал Джеймс, рванув вперёд, но внезапно перед ним выросли две палочки, направленные прямо в грудь.

— Не вмешивайся, Поттер, — холодно сказал Барти Крауч-младший, и его голос прозвучал как приказ. — Это — дело братьев.

Рядом стоял Рабастан Лестрейндж, ухмыляясь, будто наблюдал за хорошим спектаклем. Его палочка была направлена точно и уверенно — он не колебался ни на секунду.

Джеймс заскрежетал зубами, лицо его налилось кровью от бессильной ярости, но он не сдвинулся с места. Тем временем Сириус, извернувшись, с трудом врезал Регулусу под дых. Тот зашипел, согнулся, и братья закрутились в ожесточённой схватке — теперь уже больше похожей на борьбу животных, чем на магов. Крики, удары, злость, всплески мантии, как крылья у раненых птиц.

Вокруг них сгрудились студенты — гриффиндорцы и слизеринцы вперемешку, образовав полукруг. Кто-то возбуждённо подбадривал, кто-то замирал с раскрытым ртом, но никто не вмешивался. Даже старосты не решались вмешаться в драку двух отпрысков древнейшего и благороднейшего рода

Только Люпин шагнул вперёд, с явной внутренней борьбой на лице, но так и не сделал ни шага дальше.

— Пусть дерутся, — пробормотал Адам, наклоняясь к Джессике. — Всё равно по-другому они друг друга не поймут.

— Жаль, что у никого нет камеры, — хихикнула та, прикрывая рот ладонью.

И тут вдруг, как удар грома в ясном небе, раздался голос, перед которым отступали даже самые дерзкие старшекурсники:

— ХВАТИТ!

Воздух дрогнул. Яркая вспышка пронеслась по коридору, и невидимая сила отшвырнула обоих Блэков в стороны. Они с грохотом упали, катясь по полу. Над ними, словно гнев богини, возвышалась профессор Макгонагалл. Её мантия вздымалась, как буря, а глаза метали молнии, способные испепелить одним взглядом.

— ХВАТИТ! — повторила она, всё ещё держа палочку наготове. — Господа Блэк! Минус пятьдесят баллов с каждого. Отработка — каждый день до конца семестра. Недопустимо драться как магглы!

Регулус приподнялся, собираясь что-то сказать, но при одном взгляде профессора осёкся и опустил глаза. Сириус вытер кровь с губы и, криво ухмыляясь, пробормотал:

— Ну, хоть в чём-то мы теперь равны, Рег.

— По своим гостиным оба, — бросила Макгонагалл, почти срываясь на братьев. — До занятий сидеть там. Остальные — на завтрак. Живо.

— Но драку начал Регулус, — тихо заметил Люпин, всё ещё потрясённый. — С Сириуса незачем снимать баллы.

— А вы, мистер Люпин, как староста, не нашли нужным вмешаться? — её голос был ледяным, как утренний ветер. — Значит, вы приняли эти правила. Меня не интересует, кто "начал". Никто не вступился за своего — значит, соучастник.

Макгонагалл развернулась и ушла прочь, оставив после себя тяжелое молчание. Даже слизеринцы не рискнули шептаться.

Гриффиндорцы, подавленные, молча направились в зал. Только Эйвери снова наклонился к Джессике, его голос был почти игрив.

— А вот если бы с палочками — это уже не драка. Это дуэль. Значит, можно.

— И куда как веселее, — прошептала она и снова хихикнула, словно это было всё просто захватывающее утреннее представление.