↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
1959 год. Больница Святого Мунго.
Комната пахла лавандой и зельем от боли — терпкий, почти металлический аромат, который въедался в кожу, как сама память. За окном серая метель шептала в стекло, будто стараясь пробраться внутрь. На белоснежных простынях, словно утопая в них, лежал Регулус Блэк — бледный, почти прозрачный, как тень самого себя. Его глаза были тусклы, губы иссушены, а дыхание напоминало шелест опавшей листвы.
Мадлен Робьен сидела рядом, держала его за руку, словно цепляясь за него всем телом, всей душой. Её живот подрагивал — жизнь в ней была ощутимой, горячей и упрямой, полной надежды и тепла, таким контрастом к медленно ускользающей жизни рядом.
— Я хотел бы… сына, — прошептал он, уголки губ дрогнули в слабой улыбке. — Но, видимо, я настолько неудачник, что у нас будет дочь.
Она всхлипнула сквозь эту улыбку, дрожащую, как свет свечи на ветру. Не от грусти — от любви, от невозможности сказать всё сразу, удержать его здесь хоть на миг дольше.
Он с трудом пошевелился, нащупал под подушкой бархатный мешочек, словно последний дар, последний акт заботы. Серебряная звезда на тонкой цепочке сверкнула тусклым светом в его пальцах.
— Отдай ей, — прохрипел он. — Когда подрастёт. Пусть знает, что… хоть я не был рядом, я думал о ней.
Она хотела сказать, что расскажет. Что никогда не даст забыть. Но не успела.
Дверь открылась с сухим щелчком, и в комнату вошёл мужчина с мраморным лицом и кипой документов. Его присутствие было неуместным, как зима в саду роз. Чиновник из Министерства магии.
Мадлен обернулась к Регулусу в замешательстве, но он уже смотрел на неё с мольбой в глазах.
— Я не хочу, чтобы мой ребёнок был бастардом, — прошептал он, изо всех сил сжимая её пальцы. — Пожалуйста… согласись.
Она кивнула, не понимая, как голос может застрять в горле от боли, а сердце — стучать в висках, как заклинание. Свадьба длилась меньше минуты: слова — как тени, подписи — как приговор. Вспышка волшебной печати окрасила комнату голубоватым светом, и в этом последнем свете Регулус ещё раз посмотрел на неё — и замер.
Тишина, наступившая после, казалась непереносимой. Она сидела, сжимая его руку, уже остывающую, и мир рушился, теряя цвета...
Когда она вышла в коридор, прижимая к груди медальон, как крошечное сердце, её встретил ледяной ветер — не с улицы, а из самих слов.
— Так вот она, — произнесла Ликорис Блэк, глаза её сверкали, как лезвия. — Безродная француженка, которая околдовала Регулуса.
Рядом стоял Арктурус, высокий, суровый, с руками, сжатыми в кулаки, как если бы он мог ударить прошлое.
— Мы не позволим тебе опозорить имя Блэков, — прорычал он. — Ты не получишь ни кната, ясно?
Мадлен медленно подняла глаза. В них уже не было слёз. Только пламя — не ярости, нет. Пламя решимости, гордости, того, что делает человека сильнее крови и золота.
— Я ничего не хочу от вашей семьи. Мне не нужно ваше золото. Самое дорогое — уже со мной. Я увезу нашего ребенка во Францию. И пусть ваша гордость гниёт здесь, вместе с вашей злобой.
Она пошла прочь — медленно, с достоинством, будто за ней не пустота, а целый мир. А позади остались два Блэка, связанные кровью, но беспомощные перед чем-то куда более сильным — любовью, которую они не могли уничтожить.
* * *
1 сентября 1971 года
Ригель Блэк сидела у окна купе, обняв руками колени, и смотрела, как перрон девять и три четверти постепенно заполняется. С каждой минутой становилось всё больше родителей и школьников. Пары, семьи, одинокие фигуры в мантиях — они всё сливались в пестрое, живое полотно, сквозь которое мелькали дым и пар, вырывавшийся из трубы "Хогвартс-экспресса".
Она приехала учиться в Хогвартс. Мама настояла — так будет правильно. Больше английского, меньше французского. Английская школа, английские корни, английская кровь. Ригель коснулась воротника своей аккуратной рубашки, где под ним, как всегда, лежал маленький серебряный медальон в форме звезды — единственное, что осталось от отца.
Дверь купе со скрипом открылась.
— Тут свободно? — спросил мальчик с рыжевато-каштановыми волосами и нахальной ухмылкой. За ним стояли еще двое — темноволосый, худощавый с острым подбородком и светлоглазый, чуть старше на вид, с надменным выражением лица.
— Да, — коротко ответила Ригель.
Они вошли и уселись напротив, без лишней церемонии.
— Я — Адам Эйвери, — сказал первый. — Это Маркус Мальсибер, а это Ивэн Розье.
— Ригель Блэк, — отозвалась она.
Наступила пауза.
— Блэк? — переспросил Мальсибер. — Как... Сириус Блэк?
— Или как Сигнус? — добавил Розье, прищурившись. — У тебя взгляд как у них. Блэков не спутаешь.
Ригель чуть усмехнулась.
— Я — дочь Регулуса Блэка. Внука Финеаса Найджелуса. Он умер до моего рождения.
В купе повисла тишина.
— Я родом из Франции. Моя мать живет там. Но она решила, что Хогвартс — лучшее место для моего будущего.
— Ничего себе, — протянул Эйвери. — Так ты правда настоящая Блэк. Почти как принцесса.
Ригель приподняла подбородок.
— Я просто ведьма. И я здесь, чтобы доказать, что не хуже любого из вас.
Маркус хмыкнул.
— Думаю, мы подружимся.
Поезд дёрнулся, и перрон начал исчезать из виду. Ригель ещё раз взглянула в окно — прощаясь с прошлым, которое она не любила, и встречая неизвестное, полное теней, амбиций и магии будущего.
* * *
Большой зал сиял золотом свечей, висящих в воздухе, и отражением звёздного неба под сводчатым потолком. Ригель остановилась прямо на пороге, не в силах сдержать восхищения. Витражи, огонь, гул голосов за длинными столами — всё это было как сцена из сказки. Только не для детей. Это был театр силы, традиций, магии — и именно сюда её привела судьба.
По центру зала стояла табуретка, а на ней — старая, потрёпанная Распределяющий шляпа. Она жила. Она пела. Это было странно… но завораживающе.
— Не дрожишь? — прошептал Адам, стоя рядом.
— Только от нетерпения, — бросила Ригель, не сводя взгляда с Распределяющей шляпы.
— Эйвери, Адам! — громко объявила профессор Макгонагалл.
Он шагнул вперёд уверенно. Шляпа едва коснулась его головы, как тут же громко выкрикнула:
— Слизерин!
Адам самодовольно усмехнулся и направился к зелёно-серебристому столу. Несколько старшекурсников хлопнули его по плечу.
— Блэк, Сириус!
Ригель подняла голову. Высокий, с дерзкой усмешкой и горящими глазами мальчик шагнул вперёд. В зале стало… тише. Многие знали эту фамилию. Она уловила напряжённость, пробежавшую по рядам, особенно — по столу Слизерина.
Шляпа раздумывала недолго.
— Гриффиндор!
Зал ахнул. Некоторые переглянулись, кто-то даже рассмеялся в удивлении. За столом Гриффиндора поднялся шум, кто-то хлопал, кто-то шептался. У стола Слизерина повисла тяжелая тишина. Сириус, кажется, был доволен — он шел с гордо поднятой головой.
— Что за… — прошипел Мальсибер.
— Блэк, Ригель! — прозвучало её имя.
Она выпрямилась, прошла к табурету. Шляпа опустилась ей на голову — и словно голос заговорил прямо у неё в мыслях.
— Хмм… любопытная. Острый ум, железная воля. Есть смелость — но всё же, не так важна тебе храбрость, как наследие. Ты знаешь, чего хочешь. Тогда…
— Слизерин!
Ригель встала и пошла к своему столу. Адам сделал жест, указывая на свободное место рядом. Она села, скрестив руки на коленях.
Скоро рядом расселись Маркус и Ивэн — оба, как и следовало ожидать, тоже оказались в Слизерине.
— Ну, хоть кто-то Блэк, как надо, — пробормотал Мальсибер, усаживаясь поудобней. Потом кивнул в сторону гриффиндорского стола. — А тот… позорище. И эта девчонка рядом с ним… Рыжая. Наверно грязнокровка, раз даже не поняла, почему все так удивились.
Он говорил шёпотом, но достаточно громко. Ригель скосила глаза на девочку, о которой шла речь— у неё были ярко-зелёные глаза и рыжие волосы.
Ригель усмехнулась — холодно.
— Вижу, ты быстро выводы делаешь, — сказала она и вдруг поймала чей-то колючий взгляд. Мальчик с длинным носом и жирными чёрными волосами смотрел на них с неодобрением. Его глаза были мрачными и раздражёнными. Северус Снейп. Тоже новенький. Ригель видела его в поезде с этой рыжей.
Ригель метнула на него спокойный, но острый взгляд.
— Если уж попал в Слизерин, — сказала она достаточно громко, чтобы он услышал, — стоит тщательнее выбирать друзей. Иначе можно подумать, что ты промахнулся дверью на входе.
Снейп нахмурился, но промолчал. Ригель отвернулась и потянулась за кубком тыквенного сока, будто ни в чём не бывало. В этой тьме, полной огней и шёпотов, она чувствовала себя уверенно.
Наследие жило в ней. Но она была не просто Блэк.
Она была Ригель Блэк. И собиралась сиять по-своему.
3 сентября 1976 года.
Хуже, чем не выучить трансфигурацию, было только опоздать на неё. Ригель неслась по коридорам Хогвартса, проклиная всё на свете: трансфигурацию, огневиски, Джессику Фоули и, возможно, своё собственное вчерашнее совершеннолетие. Нет, ну серьёзно, разве не знала она, что Фоули не разбудит её даже если замок загорится? А она, наивная, положилась. И не поставила будильник на утро. Второй стакан огневиски, конечно, был явно лишним.
Добежав до кабинета трансфигурации, Ригель остановилась, перевела дыхание, пригладила волосы, поправила мантию и, постучав, приоткрыла дверь.
— Простите, профессор, можно войти?
Профессор Макгонагалл даже не посмотрела на неё.
— Минус пятнадцать баллов, мисс Блэк. Присаживайтесь. Лекцию вам записывать смысла нет — возьмите конспект у кого-нибудь из однокурсников.
Ригель кивнула, продолжая проклинать про себя и утро и всё, что с ним связано. Хотя ей и повезло, с Мародёров сняли бы по двадцать с каждого.
Она села рядом с Люпином. Быстро оглядев класс, она отметила: весь курс Слизерина на месте, пара пуффендуйцев, чуть больше когтевранцев… Из Гриффиндора не было только Петтигрю и Макдональд.
Люпин мельком взглянул на неё, потом, не отрывая взгляда от своих записей, придвинул маленькую шоколадку.
— Поешь на перемене, — тихо сказал он.
Ригель кивнула в знак благодарности. С Люпином у неё никогда не было проблем — оба старосты, оба старались держаться в рамках. И всё же в голове всплыла сцена из прошлого, когда Снейп заявил, что Люпин — оборотень. Адам тогда только хмыкнул и сказал: "Какой он оборотень? Он даже ногти стрижёт".
С тех пор Ригель невольно посматривала на его пальцы — ухоженные, аккуратные. Сейчас тоже взглянула и еле заметно усмехнулась.
— Что-то смешное, мисс Блэк? — раздался холодный голос Макгонагалл в тот самый момент, когда прозвенел звонок.
Ригель облегчённо вздохнула, но не успела подняться, как раздался голос:
— Мисс Блэк, останьтесь. Остальные свободны.
Однокурсники начали собираться. Марк, Ивэн и Адам, проходя мимо, ободряюще ей улыбнулись. Джессика Фоули, напротив, метнула зловредный взгляд, явно наслаждаясь моментом.
Когда класс опустел, Макгонагалл подошла ближе, сложив руки на груди.
— У вас, мисс Блэк, большой потенциал. Не тратьте его впустую. Вы — одна из самых способных девушек на курсе. Поверьте, я бы не стала тратить своё время на бессмысленные выговоры.
Ригель сморгнула. Привычно жёсткая Макгонагалл говорила без упрёка — с ожиданием.
Эти слова неожиданно пробрали её сильнее, чем могла бы сделать любая отповедь.
Макгонагалл достала жестяную коробку, приоткрыла её и протянула:
— Печенье. Домашнее. Возьмите. Идите.
Ригель молча взяла печенье, кивнула и вышла из кабинета.
В коридоре, свернув за угол, она внезапно остановилась. В нескольких метрах от неё стояли Лили Эванс и Северус Снейп. Ригель инстинктивно отступила в тень, не желая попадаться на глаза.
— Прекрати меня преследовать, Северус, — говорила Эванс, её голос звенел холодом. — Всё лето ты ходил за мной. Все кончено. Понял? Кончено.
Она развернулась и ушла, даже не заметив Ригель.
Снейп остался стоять, глядя ей вслед. Лицо его было бесцветным, как мел.
Ригель медленно вышла из тени, не говоря ни слова, и направилась в сторону кабинета рун. Через мгновение раздался звонок.
"Отлично", — подумала она. — "Теперь ещё и руны. Похоже, сегодня я потеряю больше баллов, чем за все предыдущие пять лет".
* * *
В учительской царила редкая для конца недели лёгкость — почти праздничная, почти хрупкая, как тонкий лёд на поверхности воды. За высокими окнами сгущались сумерки, в небесной тьме затепливались первые звёзды, а в комнате мягко мерцали огоньки стенных светильников, отбрасывая янтарные блики на пол и лица собравшихся. Над столом с домашним печеньем и чайником с ромашковым чаем витал едва уловимый аромат огневиски, перемешанный с тёплым запахом дерева и старых книг. Профессора Хогвартса — уставшие, но довольные, каждый с особой складкой у глаз — отмечали окончание первой учебной недели, как моряки в гавани отмечают конец шторма.
Профессор Слизнорт, устроившийся в центре с важностью старого кота на любимом кресле, с удовольствием размахивал бокалом, в котором пылало огневиски, и рассказывал очередной анекдот, щедро сдобренный именами своих влиятельных бывших учеников. Его голос гремел, как фанфары, и, казалось, чуть вибрировал воздух.
Большинство слушателей смеялись, даже суровая мадам Хуч позволила себе хмыкнуть, слегка прикрыв улыбку рукой.
— …И вот я говорю ему: "Сигнус, если ты собираешься варить любовное зелье для Друэллы, не перепутай с зельем удушающего обожания!" — закончил Слизнорт с широкой, самодовольной улыбкой. — А он и правда перепутал! Месяц ходил, как приворожённый, к портрету Мерлин знает кого!
Смех прокатился по комнате — лёгкий, искренний, словно сорвавшийся с плеча вечернего напряжения. Профессор Макгонагалл, сидевшая немного в стороне с кружкой чая, позволила себе едва заметную улыбку — будто из глубины мыслей вернулась на мгновение в этот уютный вечер.
Когда веселье немного улеглось, Слизнорт, поколачивая себя по животу, проговорил с тем самым тоном, в котором одновременно уживались гордость и мечтательность:
— В этом году, между прочим, потрясающе талантливый шестой курс. Сегодня мы варили Напиток Живой Смерти. И трое справились идеально. Трое! Это почти невероятно. Ригель Блэк, Северус Снейп и Лили Эванс. Настоящие таланты. Чувствую, что из них можно вылепить нечто великое.
Он мечтательно покачал головой, словно видел перед собой уже не подростков, а их имена в учебниках будущего.
— Жаль, конечно, что Лили не в Слизерине, — добавил он со вздохом, и в голосе его промелькнула нотка сожаления, почти личного. — Какой могла бы быть триада…
Профессор Вектор, не отрываясь от аккуратной стопки пергаментов, заметила сухо, не поднимая головы:
— Если бы Лили была в Слизерине, бедная девочка не протянула бы и недели.
— Ну уж! — возмутился Слизнорт, надулся, как пузырь из зелья. — Это чересчур, Септима!
— Совсем нет, — спокойно сказала профессор Синистра, отложив чашку на блюдце с тихим звоном. — Я согласна с Септимой. Шестой курс Слизерина — это уже почти готовые Пожиратели. Розье, Эйвери, Мальсибер… Что они устроили в прошлом году с Макдональд — это не школьные шалости, это попытка убийства. А Снейп и эта… Джессика Фоули всё время у них за спиной, повторяют за ними.
Слова повисли в воздухе, как проклятие. Сначала — лёгкая дрожь тишины. Затем — тишина тяжёлая, давящая, словно кто-то накрыл комнату колпаком. Даже огоньки в светильниках словно погасли на миг.
И тогда заговорила Макгонагалл. Её голос был ровным, но в нём звучала несгибаемая твёрдость, как в стали, выточенной временем:
— Мисс Блэк, насколько мне известно, не была замечена ни в оскорблениях, ни в притеснении магглорожденных.
Синистра скептически приподняла бровь, её глаза сверкнули холодом:
— Возможно. Но эта девочка — себе на уме. Молчаливая, наблюдательная. Играет в свою игру. Не знаешь, чего от неё ожидать. Я бы не стала ставить на неё ни кната.
— А может, в этом и есть её сила, — тихо сказала мадам Спраут, появляясь из-за ширмы с подносом в руках. В её голосе звучала мягкость. — Взрослеет человек. И делает выбор. Иногда — не тот, что мы от него ждём.
Некоторое время никто не говорил. Только тихо постукивали ложечки о фарфор, да в углу тикали часы.
Потом Слизнорт откашлялся, будто прогоняя неприятный осадок, налил себе ещё немного огневиски — плеск, вспышка янтаря — и буркнул:
— Всё равно талант. Из неё выйдет великое что-то. Главное — направить правильно.
Макгонагалл ничего не сказала. Она сидела неподвижно, глядя в свой остывающий чай. В её взгляде читалась не просто тревога — это было напряжённое, осторожное внимание, будто за тихим фасадом мыслей скрывался лабиринт предчувствий.
Ведь Ригель Блэк действительно была себе на уме.
* * *
В подземной гостиной царила привычная полутень, запах сырого камня смешивался с терпким дымом камина. Огонь отбрасывал на стены танцующие отсветы, создавая иллюзию движения — будто сама тьма шепталась в углах.
Маркус Мальсибер вытянулся на диване, лениво перекидывая яблоко из руки в руку — в его движениях была уверенность хищника, играющего с добычей. Джессика Фоули устроилась у Адама Эйвери на коленях, перебирая его волосы с ленивой, чуть нарочитой нежностью, больше для публики, чем для него. Рядом на креслах сидели Ивэн Розье и Ригель Блэк. Вся пятёрка смеялась — на этот раз над Ригель, чья манера держаться царственно не мешала быть постоянной мишенью для подколов.
— Ты потеряла больше баллов за день, чем Мародёры обычно за неделю, — фыркнул Маркус, и яблоко ловко скользнуло обратно в ладонь. — Даже Поттер с Блэком бы позавидовали.
— А зато, — лениво протянула Ригель, откидывая с плеча прядь волос, — я восстановила их на зельеварении. Даже вышла в плюс. Так что сливочное пиво в Хогсмиде вы покупаете мне, а не наоборот.
Смех вспыхнул с новой силой. Адам, не отрывая взгляда от Ригель, медленно провёл пальцами по щеке Фоули. В его взгляде была насмешка, любопытство — и едва заметная настороженность.
— Но ты ведь помнишь… — протянул Маркус, когда веселье утихло, — о нашей просьбе. Насчёт рекомендации Снейпу.
Ригель приподняла бровь, изогнув её с почти королевским высокомерием:
— А чего не Люциуса попросили? Он же теперь "вхож".
— Просить Малфоя — это всё равно что продать душу дементору, — ухмыльнулся Адам. — Он потом предъявит счёт. С процентами. И напомнит, сколько раз он тебе “помог”.
— Приятного мало, — согласилась Ригель, и в её голосе сквознуло нечто стальное. — А Снейпу я не доверяю. Сегодня он опять бегал за Эванс, как потерянный щенок.
Джессика нахмурилась, её пальцы замерли в волосах Адама:
— А при чём тут Эванс?
Ригель метнула на неё взгляд, острый, как кинжал — и такой же холодный:
— Магглорожденная. Гриффиндорка. Первый кандидат в Орден Феникса. — отчеканила она, словно выговаривала приговор. — А если Снейпа всё-таки примем… ну, ты понимаешь. Будут проблемы. Большие. Она его слабое место. Рискует не только он, но и мы все.
Ивэн кивнул, нахмурившись:
— Значит, надо проверить его лояльность. Послушать, что он говорит. Что думает, когда уверен, что никто не слышит.
— Лучше — поставить ему задачу, — тихо сказала Ригель, взгляд её стал холодным и отстранённым. Она повернулась к Регулусу, сидевшему с книгой в углу. — Рег, позови Снейпа.
Регулус не ответил — только поднялся и беззвучно исчез в коридоре.
— Знаешь, — сказал Ивэн, наклонившись к Ригель ближе, — он в тебя влюблён. Маленький Блэк. Прямо-таки глядит, как на богиню.
Ригель пожала плечами. Ни удовольствия, ни раздражения. Будто это не имело значения.
Когда Снейп вошёл, воздух в комнате будто сгустился. Он шёл тихо, как всегда, будто ожидал удара. Чёрные глаза скользнули по лицам, задержались на Ригель.
— Снейп, — не вставая, произнесла она, — ты знаешь, какое вступительное у нас задание?
Он кивнул молча.
— Готов?
Кивок повторился. Чуть более жёсткий.
Ригель скрестила ноги, её голос прозвучал отстранённо:
— Тогда твоё задание — та, с кем ты говорил сегодня у кабинета трансфигурации. Срок — до зимних каникул.
Повисла тишина. Снейп смотрел на неё, будто пытался прочитать что-то в её лице. Потом кивнул. Один раз. Медленно. И вышел, так и не сказав ни слова.
Позже, когда Ригель с Фоули поднимались по лестнице в спальню, Джессика вдруг остановилась:
— Ты, знаешь… Я тебя уважаю теперь.
— С чего вдруг?
— Ты заказала убийство Эванс так, что если услышит кто-то посторонний — даже не поймёт, о чём речь. Идеально.
Ригель ничего не ответила. Только улыбнулась. Улыбка была тёплой — почти дружелюбной. Но в глазах её застыла ледяная пустота.
Ветер гнал по полю листья и клочья травы, вырывая их из земли с лёгким свистом, будто сама осень шептала проклятия. Шестикурсники возвращались с Ухода за магическими существами, кутаясь в мантии и ежась от сырости. В сером, тяжёлом небе кружили вороны, каркая глухо, как похоронный колокол.
— Ну вот зачем ты вслух сказала, что увидела гнездо змей? — раздражённо бросила Джессика, поправляя шарф, ветер рвал его с шеи, словно пытался задушить. — Эти ненормальные носились с ними и пугали ими девчонок весь урок.
Ригель прищурилась, вглядываясь в силуэт Хогвартса на горизонте. Башни замка казались вырезанными из сланца, тёмными и неподвижными на фоне хмурого неба. Её голос прозвучал спокойно, но холодно.
— Я не думала, что Поттер и Блэк достигли прогресса и теперь не брезгуют символом Слизерина.
— Им просто весело. Они идиоты, — буркнул Розье, зябко втягивая голову в ворот мантии. — А ты их подогрела.
Мимо прошёл Снейп — тень в чёрном, с пружинистой походкой, словно сам ветер его подгонял. Плечом он задел Ригель, даже не обернувшись. Она запнулась на полшага, взгляд мгновенно потемнел, как вода в пруду при грозе. Но Ивэн чуть наклонился вперёд — едва заметное движение, как молчаливое "не стоит". Ригель выдохнула резко и пошла дальше.
У подножия холма их ждал Ремус Люпин. Его тревожный взгляд метался между ними и дорожкой, по которой только что ушёл Снейп. Волосы Ремуса трепал ветер, и он казался неуверенным — будто сам не знал, зачем остановил их.
— Ригель, можно тебя на минутку?
— У меня нет секретов от Ивэна и Джессики, — бросила она, даже не замедлив шаг.
— Это нечто… вполне мирное, — попытался пошутить Люпин, криво усмехаясь. — Сириус, когда сбегал из дома, забыл библиотечную книгу. Мадам Пинс в ярости, грозится не пускать его и Джеймса в библиотеку. Не могла бы ты… ну, раз у тебя с Блэками хорошие отношения… попросить кого-нибудь из них её вернуть?
Ригель остановилась, смерила его долгим, пристальным взглядом — в её глазах не было ни злости, ни сочувствия, лишь усталость и пронизывающий холод.
— Поговорю с Регулусом. Если эта книга вообще существует, он найдёт её.
— Спасибо, — кивнул Люпин, сдержанно, с вежливостью, которая скрывала неловкость. Он тут же развернулся и ушёл, будто боялся остаться под их взглядами.
— Ручной волчонок, — пробормотал Ивэн, не скрывая презрения. — Осталось поводок купить.
Ригель хотела что-то сказать — резкое, ядовитое — но в тот же миг её лицо исказила гримаса боли. Острый, обжигающий укол пронзил ногу, будто под кожу вонзился раскалённый крючок. Всё вокруг словно замерло: ветер, голоса, даже вороны в небе застыли на фоне туч. В глазах потемнело, мир закружился, словно воронка.
В ушах звенело. Низкое, тяжёлое, как будто под водой. Она пошатнулась.
— Змея! — закричала Джессика, голос её прорезал туман реальности, как клинок.
Ригель ощутила чьи-то руки на своих плечах — крепкие, испуганные. Кто-то — Ивэн? — впихнул ей в рот прохладный гладкий камешек. Запах металла, земли, магии.
Голос Ивэна взрезал воздух: резкий, искажённый, отдалённый. Заклинание? Проклятие? Она не поняла. Всё стало мягким, как мрак, укутывающим разум.
Колени подогнулись. Ригель рухнула в мокрую траву — беспомощно, почти беззвучно. Последнее, что она услышала, был приглушённый крик Джессики и голос Ивэна, зовущий её по имени.
А потом всё исчезло.
Мир сжался до одной точки — и растворился во тьме
* * *
Ригель очнулась от глухой, тупой боли в ноге — будто в плоть вбили металлический кол, и он теперь ныл с каждым ударом сердца. Всё тело казалось налитым свинцом, как после глубокого погружения — не воды, а в вязкое, тягучее забвение. Она попыталась пошевелиться, но даже это движение дало о себе знать вспышкой боли и головокружением. Вокруг стояла полутьма, маслянистая и вязкая, только у двери тускло горел ночной фонарь, отбрасывая вытянутые тени.
Над головой — белоснежный полог больничной койки, слишком яркий, почти издевательски стерильный. Слишком знакомый. Слишком больничный. Он пах мятой и отбеливателем, и вызывал странное, щемящее раздражение, как фантомная боль детства. На теле — пижама. Хлопковая, больничная. Чужая. Не её.
Она ещё не успела даже повернуться на бок, как за дверью раздались голоса. Один — медово-мягкий, тёплый, будто плед у камина: директор Дамблдор. Убаюкивающий, опасно ласковый. Другой — холодный, как остриё ножа, и до боли знакомый. Французский акцент в голосе, в котором дрожала сталь.
— Вы обещали мне, что Хогвартс — безопасное место, Альбус, — голос Мадлен Робьен Блэк звенел натянутой струной. — Вы сказали, что она будет под защитой. А теперь моя дочь едва не погибает от укуса змеи, как где-нибудь в джунглях Амазонии!
— Это был несчастный случай, — ровно, почти отстранённо ответил Дамблдор. — Я понимаю ваше беспокойство, мадам Блэк. Но вы же знаете — магические существа вещь непредсказуемая.
— Несчастный случай? — голос матери стал резким, как хлыст. — Тогда почему, по-вашему, дети носят с собой безоары, как будто их на завтрак цианидом поят? Они на войне?
Последовала тишина — короткая, но напряжённая, как затишье перед выстрелом.
— Мисс Блэк проснулась, — наконец сказал Дамблдор. — Думаю, вам стоит поговорить с дочерью. А утром… продолжим.
Ригель замерла, прильнув к подушке, сжав пальцы в кулаки под простынёй. Её сердце забилось быстрее. Она не была готова. Не хотела видеть этот взгляд. Не сейчас.
Дверь открылась. В комнату вошла мать. Как всегда — безупречная. Элегантная накидка с отточенными складками, идеально зачёсанные волосы, лицо — бледное, как фарфор. Но глаза… глаза выдали всё. Они горели паникой, страхом, яростью.
— Ma chérie... — выдохнула Мадлен, сорвавшись с места. Она бросилась к дочери и обняла её так крепко, будто хотела спасти от самой смерти. Ригель вздрогнула — от боли, от неожиданности, от слишком сильного чувства, которое она не знала, как принять. На мгновение дыхание сбилось.
— Я думала, ты… — голос сорвался, надломился.
— Со мной всё нормально, — глухо сказала Ригель, отстранённо, словно наблюдая за собой со стороны. — Правда.
— Я не могла потерять тебя. Не тебя. Не после… — Мадлен оборвала себя. Резко выдохнула, села рядом. Несколько мгновений просто сидела в молчании, словно собиралась с духом. В комнате повисло напряжение, как в предгрозовом воздухе.
Затем её взгляд стал колким, почти хищным.
— Как давно у тебя украшение на левом предплечье?
Ригель вздрогнула. Холод прошёлся по позвоночнику. Ответ не шёл — только ком в горле.
— С лета... — прошептала она наконец, едва слышно. — На свадьбе Люциуса и Нарциссы...
Мать прикрыла глаза. Лицо на миг стало почти каменным — и в этом было что-то пугающее. Как будто она получила удар, которого давно ожидала.
— Я знала, — сказала она. — Где-то в душе всегда знала, что отдавать тебя в Хогвартс — ошибка. Но всё равно отдала. Думала, французская кровь уравновесит кровь твоего...
Она осеклась. Воздух между ними стал тяжёлым, как свинец.
— Мадам Помфри видела? — едва слышно спросила Ригель, не поднимая глаз.
— Нет. Когда я пришла, по экстренному вызову Альбуса, тебя уже переодевали. Джессика Фоули. И, кажется, Алекто Карроу. Мадам Помфри тогда антидот готовила.
Словно по сигналу, дверь отворилась. Вошла мадам Помфри — усталая, с зажатыми губами, глаза — насторожённые. На ней всё дрожало от сдерживаемой усталости.
— Извините, мадам Блэк. Пациентке нужен покой. Утром сможете навестить.
Мадлен хотела что-то сказать, даже приоткрыла рот — но лишь провела ладонью по волосам дочери, осторожно поцеловала в висок. Тепло её губ показалось Ригель чужим. Или слишком знакомым. Она не знала, что хуже.
— Мы поговорим позже, — негромко сказала мать. В голосе не было ни упрёка, ни ласки — только железная решимость. — И не думай, что это всё сойдёт тебе с рук.
Она ушла. Дверь мягко закрылась — как крышка гроба.
Мадам Помфри подошла к кровати, наложила несколько диагностических чар. Затем, немного раздражённо, заколдовала покрывало потуже — словно пытаясь удержать не только тепло тела, но и всё, что грозило вырваться наружу: страх, стыд, боль.
— Спите, мисс Блэк. Вам это сейчас нужнее всего.
Ригель молчала, уставившись в потолок. Белый, безупречный, бесчувственный потолок. Как холодная обложка закрытой книги. Её веки стали тяжёлыми, но сон не шёл.
Украшение на предплечье — холодное, пульсирующее, словно живое — горело. Оно было с ней. Оно помнило. И тьма за окном, казалось, просочилась внутрь неё, расплываясь по венам, как чернила.
* * *
Гриффиндорцы шумной, пёстрой толпой спускались в Большой зал, переговариваясь, споря и смеясь. Сквозняк из приоткрытых окон гнал по коридору потоки прохладного воздуха, заставляя мантии трепетать, как флаги в бурю. Утро было ветреным и серым — точь-в-точь как настроение Сириуса Блэка, и он выражал его особенно громко, не стесняясь в выражениях и интонациях.
— Да Маккошка совсем рехнулась, — возмущался он, размахивая руками так, что первокурсники шарахались в стороны. — Обвинила меня в нападении на Ригель! Если бы я и хотел навредить слизеринцу, то выбрал бы кого-нибудь, кто действительно этого заслуживает. Ну, Нюнчика, например!
— После прошлогодней истории с Дракучей Ивой, — спокойно заметил Люпин, сдержанно оттягивая Сириуса от толпы, — тебе, мягко говоря, не доверяют.
— Это была ошибка! — вскипел Блэк, его голос сорвался, а глаза сверкнули. — Я извинился!
В этот момент они как раз подошли к дверям Большого зала. Из тени колонны, точно вынырнув из-под земли, метнулся Регулус Блэк. Его лицо было искажено яростью.
— Подонок! — прорычал он, и прежде чем Сириус успел открыть рот, кулак младшего брата с глухим звуком врезался в его челюсть.
Сириус отлетел назад и с грохотом рухнул на каменные плиты. Регулус тут же оказался сверху, нанося удар за ударом, с яростью, накопленной годами молчания. Казалось, в этом бою он бил не только брата, но и всё, что Сириус когда-либо боготворил или принимал.
— Ты с ума сошёл?! — заорал Джеймс, рванув вперёд, но внезапно перед ним выросли две палочки, направленные прямо в грудь.
— Не вмешивайся, Поттер, — холодно сказал Барти Крауч-младший, и его голос прозвучал как приказ. — Это — дело братьев.
Рядом стоял Рабастан Лестрейндж, ухмыляясь, будто наблюдал за хорошим спектаклем. Его палочка была направлена точно и уверенно — он не колебался ни на секунду.
Джеймс заскрежетал зубами, лицо его налилось кровью от бессильной ярости, но он не сдвинулся с места. Тем временем Сириус, извернувшись, с трудом врезал Регулусу под дых. Тот зашипел, согнулся, и братья закрутились в ожесточённой схватке — теперь уже больше похожей на борьбу животных, чем на магов. Крики, удары, злость, всплески мантии, как крылья у раненых птиц.
Вокруг них сгрудились студенты — гриффиндорцы и слизеринцы вперемешку, образовав полукруг. Кто-то возбуждённо подбадривал, кто-то замирал с раскрытым ртом, но никто не вмешивался. Даже старосты не решались вмешаться в драку двух отпрысков древнейшего и благороднейшего рода
Только Люпин шагнул вперёд, с явной внутренней борьбой на лице, но так и не сделал ни шага дальше.
— Пусть дерутся, — пробормотал Адам, наклоняясь к Джессике. — Всё равно по-другому они друг друга не поймут.
— Жаль, что у никого нет камеры, — хихикнула та, прикрывая рот ладонью.
И тут вдруг, как удар грома в ясном небе, раздался голос, перед которым отступали даже самые дерзкие старшекурсники:
— ХВАТИТ!
Воздух дрогнул. Яркая вспышка пронеслась по коридору, и невидимая сила отшвырнула обоих Блэков в стороны. Они с грохотом упали, катясь по полу. Над ними, словно гнев богини, возвышалась профессор Макгонагалл. Её мантия вздымалась, как буря, а глаза метали молнии, способные испепелить одним взглядом.
— ХВАТИТ! — повторила она, всё ещё держа палочку наготове. — Господа Блэк! Минус пятьдесят баллов с каждого. Отработка — каждый день до конца семестра. Недопустимо драться как магглы!
Регулус приподнялся, собираясь что-то сказать, но при одном взгляде профессора осёкся и опустил глаза. Сириус вытер кровь с губы и, криво ухмыляясь, пробормотал:
— Ну, хоть в чём-то мы теперь равны, Рег.
— По своим гостиным оба, — бросила Макгонагалл, почти срываясь на братьев. — До занятий сидеть там. Остальные — на завтрак. Живо.
— Но драку начал Регулус, — тихо заметил Люпин, всё ещё потрясённый. — С Сириуса незачем снимать баллы.
— А вы, мистер Люпин, как староста, не нашли нужным вмешаться? — её голос был ледяным, как утренний ветер. — Значит, вы приняли эти правила. Меня не интересует, кто "начал". Никто не вступился за своего — значит, соучастник.
Макгонагалл развернулась и ушла прочь, оставив после себя тяжелое молчание. Даже слизеринцы не рискнули шептаться.
Гриффиндорцы, подавленные, молча направились в зал. Только Эйвери снова наклонился к Джессике, его голос был почти игрив.
— А вот если бы с палочками — это уже не драка. Это дуэль. Значит, можно.
— И куда как веселее, — прошептала она и снова хихикнула, словно это было всё просто захватывающее утреннее представление.
Мальсибер сидел у кровати Ригель в больничном крыле, покачивая ногой и откусывая шоколадную лягушку. Обёртки уже валялись на прикроватной тумбочке, рядом с банкой тыквенного сока и крошками от печенья.
— Ты бы видела это, Ри, — говорил он, ухмыляясь. — Младшенький так врезал старшенькому, что тот отпрыгнул, как мандрагора на солнце. Львеночек, а? Ради тебя на всё готов. Даже из собственного брата внутренности выбить.
Он захохотал, не обращая внимания на осуждающий взгляд мадам Помфри, мелькнувший у двери. Ригель лишь усмехнулась краем губ. Лёжа в постели, она чувствовала, как всё в теле ныло и словно вибрировало от перенапряжения — яд, антидот, шок, тишина.
Маркус потянулся за ещё одной лягушкой, но, вспомнив, что принёс их ей, протянул следующую Ригель. Она взяла молча.
— Ну, и как разговор с твоей мадемуазель-маменькой? — поинтересовался он, чуть сбавив тон. — Джесс и Алекто шептались, что она видела... метку.
Ригель отвела взгляд, уставившись в потолок.
— Утром не получилось поговорить. Помфри была рядом. — Она помолчала. — Но мать намекнула… на каникулах продолжим.
Мальсибер пожал плечами.
— Не переживай. Просто волнуется. Она же мать. Боится, что ты себе что-то сломаешь, вляпаешься или умрёшь не той смертью. Она не враг тебе, Ригель. Не из тех, кто сдаёт своих. У неё хватит ума молчать.
— Я знаю, — тихо согласилась Ригель. — Но от этого не легче. Её любовь — это… нож в бархатной обёртке. Красиво, но режет. Медленно.
Мальсибер на это ничего не сказал — лишь пожал плечами и засунул в рот остатки лягушки.
В этот момент дверь тихо открылась, и в комнату вошёл Ремус Люпин. В руках у него была корзинка с конфетами и упаковками тыквенного печенья.
— Это от нашей группы по рунам, — сказал он, подходя ближе. Его голос был мягким, как осенние листья. — Мелисса даже написала тебе открытку, но стеснялась подписывать.
Ригель впервые за день по-настоящему улыбнулась.
— Спасибо, Ремус.
Он поставил корзинку на тумбочку и добавил:
— И, кстати. Я уверен — это не Сириус. Он не мог бы. Он... идиот, но не убийца.
— Если бы кто-то из нас подумал иначе, — лениво отозвался Маркус, не вставая с кресла, — то из башни Гриффиндора сегодня утром бы выносили труп в черном пакете. Думаю, ты догадываешься чей.
Люпин сжал зубы, но промолчал. Он кивнул Ригель:
— Передам твоё “спасибо”. Он волнуется, знаешь ли. Хотя и притворяется, что нет.
— Передай, что я его не виню, — сказала Ригель, глядя ему в глаза. — Просто несчастный случай. И спасибо за сладости.
Люпин кивнул и ушёл.
Как только дверь закрылась, Марк, понизив голос, сказал:
— Ты понимаешь, да? Люпин — не просто “хороший мальчик”. Он Дамблдору по гроб обязан. И если пойдёт за ним в Орден, станет такой же проблемой для тебя, как Эванс для Снейпа.
Ригель не ответила сразу. Она смотрела в потолок, чувствуя, как на грудь опускается невидимая тяжесть — как одеяло, но колючее и тяжёлое.
— На меня слишком много навалилось, — прошептала она. — Снейп, Регулус, Мама… Теперь ещё и Люпин.
Марк встал, подошёл к ней и положил ладонь на её плечо:
— Ты справишься. Ты — Блэк. А у вас в роду это вроде как врождённое.
Ригель прикрыла глаза. И подумала, что если бы у неё была палочка в этот момент — она бы, возможно, разнесла всё к дьяволу. Или просто создала портал в другое измерение. Где нет фамилий, долгов и людей, которые хотят от неё слишком много.
* * *
Сириус сидел в кресле у камина, склонив голову на бок, пока Лили, нахмурившись, приклеивала очередной маггловский пластырь к свежей ссадине на его скуле. Кожа под пластырем зашипела.
— Мерлин, Эванс, ты меня лечишь или казнишь? — проворчал он, отдёргивая плечо.
— Не ной, — ответила Лили, наклеивая пластырь. — Ты сам себе зелья лишил. Макгонагалл строго-настрого запретила тебе высовываться из Гриффиндорской гостиной. Только на уроки. И то — под моим присмотром.
— А в Больничном крыле хотя бы зелья есть. И Помфри, а не ты с аптечкой из супермаркета. — буркнул Сириус.
— В Больничном крыле ты бы наткнулся на слизеринцев, — хмуро напомнила Лили. — Еще одна драка — и даже терпение Макгонагалл лопнет. Хочешь вылететь со школы?
По комнате нарезал круги Джеймс Поттер — взъерошенный, как снитч после матча.
— Это нельзя оставлять просто так. Это же явно Розье. Он натравил Регулуса. Хочет, чтобы Сириус сорвался. Хочет показать, что Гриффиндор — слабаки.
— Или просто Регулус решил выплеснуть гормоны на кого-нибудь, кроме стены в ванной, — подала голос Мэри МакДональд, не отрываясь от вязания, которое каким-то чудом умудрялась делать во время всей этой суматохи.
— Ты чего? — насторожился Джеймс. — С чего ты взяла, что Регулус... в таком состоянии?
Мэри усмехнулась:
— Он смотрит на Ригель Блэк в Большом зале точно так же, как ты на Лили, когда думаешь, что никто не видит.
— Враньё, — буркнул Джеймс, вспыхнув.
Сириус расхохотался:
— Семейка Блэков — один большой род извращенцев. Племянник влюблён в тётку — ну хоть не в портрет предка, уже достижение.
В этот момент в гостиную вошёл Люпин. Он выглядел усталым, как после прогулки с Джеймсом и Сириусом.
— Ригель не обвиняет тебя, Сириус, — сказал он. — Даже Мальсибер, как ни странно, согласен. Думают, это был несчастный случай.
— Несчастный случай, ага, — фыркнул Джеймс. — И зубы у змеи сами выросли. Эти слизеринцы — стая змей, у каждой — хозяин. Надо их проучить.
— Нет, — резко сказала Лили, отложив коробку с пластырями. — Достаточно ссор. Один удар — и у Макгонагалл инфаркт случится. Ты тоже хочешь провести остаток семестра в отработках?
— Хорошо, — сказал Джеймс, глядя на Лили с неожиданным лукавством. — Тогда у меня условие. Идёшь со мной в Хогсмид — и я забываю про слизеринцев.
Лили покраснела — и не из-за злости.
— В смысле — на выходных?
— Угу, — Джеймс улыбнулся, внезапно почти застенчиво. — Официально. С разрешения профессоров и прочими скучными вещами.
— Ну… ради спокойствия Макгонагалл, — протянула Лили, едва заметно улыбнувшись. — Согласна.
Джеймс, сияющий как дракон, только что проглотивший золотой галеон, бросил взгляд на Сириуса. Тот подмигнул ему:
— Ты бы так предложил ещё в прошлом году — может, и синяков у меня бы не было.
Лили бросила в него тюбик с кремом.
* * *
Снейп сидел в углу библиотеки, окружённый тихими шелестами страниц, и что-то царапал в своём старом учебнике по зельеварению. Чернила, пахнущие пижмой, оставляли строгие строки рядом с наполовину стёртыми комментариями прежнего владельца. Он исправлял рецепты, уточнял пропорции, добавлял свои тонкости — но мысли его были далеко за пределами библиотеки.
Была последняя неделя октября. Хэллоуин дышал в спину, а до каникул оставалось чуть больше месяца. И с каждым днём ощущение ловушки сжималось всё туже.
Он не спал ночами. Не ел толком. Не знал, что делать.
Он не хотел убивать Лили.
Но если не выполнит задание — всё пропало. Метку он не получит. Ему не поверят. Его выкинут на помойку, и никакой Темный Лорд не возьмёт обратно полукровку с грязной родословной.
Проклятая Ригель Блэк. Загнала его в угол. Отравила воздух, которым он дышал.
С самого распределения она смотрела на него сверху вниз. Дочь старинного рода, с французским акцентом и идеальным маникюром, она всегда давала понять — он не свой Ни крови, ни рода, ни манер. Все они — аристократическая слизеринская знать, “священные 28”, как они любили себя называть. А он? Полукровка в поношенной мантии, с заправленными рукавами, чтобы не запачкать чернилами. От него пахло зельями и бедностью.
И, к его ярости, Ригель знала зелья. Знала тонко, точно, без усилий. Даже Слизнорт — старый морж с вечным стаканом медовухи — хвалил её и только её. И в клуб Слизней её пригласил, а не Снейпа. Словно он — тень, подмастерье без права на признание.
Рядом с ним бесшумно опустился Ивэн Розье, положив учебник с видом человека, которого вообще не волнует содержание страниц.
Некоторое время они молчали.
— Зачем тебе это? — тихо спросил Ивэн, не глядя на него.
Снейп не понял.
— Что?
— Метка. Зачем тебе Метка, Снейп? Нам понятно. Мне, Марку, Эйвери. Мы — из домов, что всегда были за Лорда. Это наш путь. Нас ждут, от нас ждут. Мы — война. Но ты… зачем?
Снейп сжал челюсть.
— Надо, — буркнул он. — Так нужно.
— Кому? Тебе? Или ты всё ещё думаешь, что если получишь Метку, станешь круче Поттера? Или Блэка? — в голосе Ивэна появилась насмешка. — Ты не станешь. Никогда. Поттер — потомок Певереллов. А Блэк… — он усмехнулся. — Даже изгнанный, он всё равно Блэк. С рождения. А ты…
Он не договорил. Только пожал плечами.
Снейп не ответил. Смотрел на свою исписанную страницу и хотел прожечь в ней дыру.
— Хочешь совет? — продолжил Ивэн, уже без издёвки. — Брось ты это. Серьёзно. Забей на Метку. После школы открой бизнес. Варка зелий. Ты чертовски талантлив. Я это признаю. Даже Ригель признаёт, хоть и делает вид, что нет.
Он вытащил из кармана мятую бумажку — какой-то рекламный проспект — и сунул её Снейпу.
— Получишь патенты на свои изобретения. Достанешь разрешения на редкие ингредиенты. Будешь варить подпольные заказы. Старик мой даст стартовый капитал. Моржу подарим бутылку дорогого огневиски, и он напишет рекомендательное письмо в любой комитет. Всё. Живи. Развивайся. Метка — она подождёт. Или вообще не понадобится. Придёт Лорд к власти — ты получишь кресло в Мунго или кафедру в Хогвартсе. Без крови на руках. Если, конечно, сам не захочешь иначе.
Снейп молчал. Долго. Потом лишь пробормотал:
— Я подумаю.
Ивэн вздохнул.
— Ну и дурак, если честно. За такое предложение половина слизеринцев душу первенца бы дементору продала.
Он встал, не прощаясь, и ушёл, растворившись между полками.
Снейп остался один. Глаза скользнули по бумажке. Потом он аккуратно разорвал её на две части. И бросил в урну.
Он не мог думать о будущем. Потому что у него не было настоящего. Только злость.
И имя, которое жгло хуже проклятия.
Ригель Блэк.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|