Звезда семьи Блэк (гет)

1959 год. Больница Святого Мунго.

Комната пахла лавандой и зельем от боли — терпкий, почти металлический аромат, который въедался в кожу, как сама память. За окном серая метель шептала в стекло, будто стараясь пробраться внутрь. На белоснежных простынях, словно утопая в них, лежал Регулус Блэк — бледный, почти прозрачный, как тень самого себя. Его глаза были тусклы, губы иссушены, а дыхание напоминало шелест опавшей листвы.

Мадлен Робьен сидела рядом, держала его за руку, словно цепляясь за него всем телом, всей душой. Её живот подрагивал — жизнь в ней была ощутимой, горячей и упрямой, полной надежды и тепла, таким контрастом к медленно ускользающей жизни рядом.

— Я хотел бы… сына, — прошептал он, уголки губ дрогнули в слабой улыбке. — Но, видимо, я настолько неудачник, что у нас будет дочь.

Она всхлипнула сквозь эту улыбку, дрожащую, как свет свечи на ветру. Не от грусти — от любви, от невозможности сказать всё сразу, удержать его здесь хоть на миг дольше.

Он с трудом пошевелился, нащупал под подушкой бархатный мешочек, словно последний дар, последний акт заботы. Серебряная звезда на тонкой цепочке сверкнула тусклым светом в его пальцах.

— Отдай ей, — прохрипел он. — Когда подрастёт. Пусть знает, что… хоть я не был рядом, я думал о ней.

Она хотела сказать, что расскажет. Что никогда не даст забыть. Но не успела.

Дверь открылась с сухим щелчком, и в комнату вошёл мужчина с мраморным лицом и кипой документов. Его присутствие было неуместным, как зима в саду роз. Чиновник из Министерства магии.

Мадлен обернулась к Регулусу в замешательстве, но он уже смотрел на неё с мольбой в глазах.

— Я не хочу, чтобы мой ребёнок был бастардом, — прошептал он, изо всех сил сжимая её пальцы. — Пожалуйста… согласись.

Она кивнула, не понимая, как голос может застрять в горле от боли, а сердце — стучать в висках, как заклинание. Свадьба длилась меньше минуты: слова — как тени, подписи — как приговор. Вспышка волшебной печати окрасила комнату голубоватым светом, и в этом последнем свете Регулус ещё раз посмотрел на неё — и замер.

Тишина, наступившая после, казалась непереносимой. Она сидела, сжимая его руку, уже остывающую, и мир рушился, теряя цвета...

Когда она вышла в коридор, прижимая к груди медальон, как крошечное сердце, её встретил ледяной ветер — не с улицы, а из самих слов.

— Так вот она, — произнесла Ликорис Блэк, глаза её сверкали, как лезвия. — Безродная француженка, которая околдовала Регулуса.

Рядом стоял Арктурус, высокий, суровый, с руками, сжатыми в кулаки, как если бы он мог ударить прошлое.

— Мы не позволим тебе опозорить имя Блэков, — прорычал он. — Ты не получишь ни кната, ясно?

Мадлен медленно подняла глаза. В них уже не было слёз. Только пламя — не ярости, нет. Пламя решимости, гордости, того, что делает человека сильнее крови и золота.

— Я ничего не хочу от вашей семьи. Мне не нужно ваше золото. Самое дорогое — уже со мной. Я увезу нашего ребенка во Францию. И пусть ваша гордость гниёт здесь, вместе с вашей злобой.

Она пошла прочь — медленно, с достоинством, будто за ней не пустота, а целый мир. А позади остались два Блэка, связанные кровью, но беспомощные перед чем-то куда более сильным — любовью, которую они не могли уничтожить.

* * *

1 сентября 1971 года

Ригель Блэк сидела у окна купе, обняв руками колени, и смотрела, как перрон девять и три четверти постепенно заполняется. С каждой минутой становилось всё больше родителей и школьников. Пары, семьи, одинокие фигуры в мантиях — они всё сливались в пестрое, живое полотно, сквозь которое мелькали дым и пар, вырывавшийся из трубы "Хогвартс-экспресса".

Она приехала учиться в Хогвартс. Мама настояла — так будет правильно. Больше английского, меньше французского. Английская школа, английские корни, английская кровь. Ригель коснулась воротника своей аккуратной рубашки, где под ним, как всегда, лежал маленький серебряный медальон в форме звезды — единственное, что осталось от отца.

Дверь купе со скрипом открылась.

— Тут свободно? — спросил мальчик с рыжевато-каштановыми волосами и нахальной ухмылкой. За ним стояли еще двое — темноволосый, худощавый с острым подбородком и светлоглазый, чуть старше на вид, с надменным выражением лица.

— Да, — коротко ответила Ригель.

Они вошли и уселись напротив, без лишней церемонии.

— Я — Адам Эйвери, — сказал первый. — Это Маркус Мальсибер, а это Ивэн Розье.

— Ригель Блэк, — отозвалась она.

Наступила пауза.

— Блэк? — переспросил Мальсибер. — Как... Сириус Блэк?

— Или как Сигнус? — добавил Розье, прищурившись. — У тебя взгляд как у них. Блэков не спутаешь.

Ригель чуть усмехнулась.

— Я — дочь Регулуса Блэка. Внука Финеаса Найджелуса. Он умер до моего рождения.

В купе повисла тишина.

— Я родом из Франции. Моя мать живет там. Но она решила, что Хогвартс — лучшее место для моего будущего.

— Ничего себе, — протянул Эйвери. — Так ты правда настоящая Блэк. Почти как принцесса.

Ригель приподняла подбородок.

— Я просто ведьма. И я здесь, чтобы доказать, что не хуже любого из вас.

Маркус хмыкнул.

— Думаю, мы подружимся.

Поезд дёрнулся, и перрон начал исчезать из виду. Ригель ещё раз взглянула в окно — прощаясь с прошлым, которое она не любила, и встречая неизвестное, полное теней, амбиций и магии будущего.

* * *

Большой зал сиял золотом свечей, висящих в воздухе, и отражением звёздного неба под сводчатым потолком. Ригель остановилась прямо на пороге, не в силах сдержать восхищения. Витражи, огонь, гул голосов за длинными столами — всё это было как сцена из сказки. Только не для детей. Это был театр силы, традиций, магии — и именно сюда её привела судьба.

По центру зала стояла табуретка, а на ней — старая, потрёпанная Распределяющий шляпа. Она жила. Она пела. Это было странно… но завораживающе.

— Не дрожишь? — прошептал Адам, стоя рядом.

— Только от нетерпения, — бросила Ригель, не сводя взгляда с Распределяющей шляпы.

— Эйвери, Адам! — громко объявила профессор Макгонагалл.

Он шагнул вперёд уверенно. Шляпа едва коснулась его головы, как тут же громко выкрикнула:

— Слизерин!

Адам самодовольно усмехнулся и направился к зелёно-серебристому столу. Несколько старшекурсников хлопнули его по плечу.

— Блэк, Сириус!

Ригель подняла голову. Высокий, с дерзкой усмешкой и горящими глазами мальчик шагнул вперёд. В зале стало… тише. Многие знали эту фамилию. Она уловила напряжённость, пробежавшую по рядам, особенно — по столу Слизерина.

Шляпа раздумывала недолго.

— Гриффиндор!

Зал ахнул. Некоторые переглянулись, кто-то даже рассмеялся в удивлении. За столом Гриффиндора поднялся шум, кто-то хлопал, кто-то шептался. У стола Слизерина повисла тяжелая тишина. Сириус, кажется, был доволен — он шел с гордо поднятой головой.

— Что за… — прошипел Мальсибер.

— Блэк, Ригель! — прозвучало её имя.

Она выпрямилась, прошла к табурету. Шляпа опустилась ей на голову — и словно голос заговорил прямо у неё в мыслях.

— Хмм… любопытная. Острый ум, железная воля. Есть смелость — но всё же, не так важна тебе храбрость, как наследие. Ты знаешь, чего хочешь. Тогда…

— Слизерин!

Ригель встала и пошла к своему столу. Адам сделал жест, указывая на свободное место рядом. Она села, скрестив руки на коленях.

Скоро рядом расселись Маркус и Ивэн — оба, как и следовало ожидать, тоже оказались в Слизерине.

— Ну, хоть кто-то Блэк, как надо, — пробормотал Мальсибер, усаживаясь поудобней. Потом кивнул в сторону гриффиндорского стола. — А тот… позорище. И эта девчонка рядом с ним… Рыжая. Наверно грязнокровка, раз даже не поняла, почему все так удивились.

Он говорил шёпотом, но достаточно громко. Ригель скосила глаза на девочку, о которой шла речь— у неё были ярко-зелёные глаза и рыжие волосы.

Ригель усмехнулась — холодно.

— Вижу, ты быстро выводы делаешь, — сказала она и вдруг поймала чей-то колючий взгляд. Мальчик с длинным носом и жирными чёрными волосами смотрел на них с неодобрением. Его глаза были мрачными и раздражёнными. Северус Снейп. Тоже новенький. Ригель видела его в поезде с этой рыжей.

Ригель метнула на него спокойный, но острый взгляд.

— Если уж попал в Слизерин, — сказала она достаточно громко, чтобы он услышал, — стоит тщательнее выбирать друзей. Иначе можно подумать, что ты промахнулся дверью на входе.

Снейп нахмурился, но промолчал. Ригель отвернулась и потянулась за кубком тыквенного сока, будто ни в чём не бывало. В этой тьме, полной огней и шёпотов, она чувствовала себя уверенно.

Наследие жило в ней. Но она была не просто Блэк.

Она была Ригель Блэк. И собиралась сиять по-своему.

3 сентября 1976 года.

Хуже, чем не выучить трансфигурацию, было только опоздать на неё. Ригель неслась по коридорам Хогвартса, проклиная всё на свете: трансфигурацию, огневиски, Джессику Фоули и, возможно, своё собственное вчерашнее совершеннолетие. Нет, ну серьёзно, разве не знала она, что Фоули не разбудит её даже если замок загорится? А она, наивная, положилась. И не поставила будильник на утро. Второй стакан огневиски, конечно, был явно лишним.

Добежав до кабинета трансфигурации, Ригель остановилась, перевела дыхание, пригладила волосы, поправила мантию и, постучав, приоткрыла дверь.

— Простите, профессор, можно войти?

Профессор Макгонагалл даже не посмотрела на неё.

— Минус пятнадцать баллов, мисс Блэк. Присаживайтесь. Лекцию вам записывать смысла нет — возьмите конспект у кого-нибудь из однокурсников.

Ригель кивнула, продолжая проклинать про себя и утро и всё, что с ним связано. Хотя ей и повезло, с Мародёров сняли бы по двадцать с каждого.

Она села рядом с Люпином. Быстро оглядев класс, она отметила: весь курс Слизерина на месте, пара пуффендуйцев, чуть больше когтевранцев… Из Гриффиндора не было только Петтигрю и Макдональд.

Люпин мельком взглянул на неё, потом, не отрывая взгляда от своих записей, придвинул маленькую шоколадку.

— Поешь на перемене, — тихо сказал он.

Ригель кивнула в знак благодарности. С Люпином у неё никогда не было проблем — оба старосты, оба старались держаться в рамках. И всё же в голове всплыла сцена из прошлого, когда Снейп заявил, что Люпин — оборотень. Адам тогда только хмыкнул и сказал: "Какой он оборотень? Он даже ногти стрижёт".

С тех пор Ригель невольно посматривала на его пальцы — ухоженные, аккуратные. Сейчас тоже взглянула и еле заметно усмехнулась.

— Что-то смешное, мисс Блэк? — раздался холодный голос Макгонагалл в тот самый момент, когда прозвенел звонок.

Ригель облегчённо вздохнула, но не успела подняться, как раздался голос:

— Мисс Блэк, останьтесь. Остальные свободны.

Однокурсники начали собираться. Марк, Ивэн и Адам, проходя мимо, ободряюще ей улыбнулись. Джессика Фоули, напротив, метнула зловредный взгляд, явно наслаждаясь моментом.

Когда класс опустел, Макгонагалл подошла ближе, сложив руки на груди.

— У вас, мисс Блэк, большой потенциал. Не тратьте его впустую. Вы — одна из самых способных девушек на курсе. Поверьте, я бы не стала тратить своё время на бессмысленные выговоры.

Ригель сморгнула. Привычно жёсткая Макгонагалл говорила без упрёка — с ожиданием.

Эти слова неожиданно пробрали её сильнее, чем могла бы сделать любая отповедь.

Макгонагалл достала жестяную коробку, приоткрыла её и протянула:

— Печенье. Домашнее. Возьмите. Идите.

Ригель молча взяла печенье, кивнула и вышла из кабинета.

В коридоре, свернув за угол, она внезапно остановилась. В нескольких метрах от неё стояли Лили Эванс и Северус Снейп. Ригель инстинктивно отступила в тень, не желая попадаться на глаза.

— Прекрати меня преследовать, Северус, — говорила Эванс, её голос звенел холодом. — Всё лето ты ходил за мной. Все кончено. Понял? Кончено.

Она развернулась и ушла, даже не заметив Ригель.

Снейп остался стоять, глядя ей вслед. Лицо его было бесцветным, как мел.

Ригель медленно вышла из тени, не говоря ни слова, и направилась в сторону кабинета рун. Через мгновение раздался звонок.

"Отлично", — подумала она. — "Теперь ещё и руны. Похоже, сегодня я потеряю больше баллов, чем за все предыдущие пять лет".

* * *

В учительской царила редкая для конца недели лёгкость — почти праздничная, почти хрупкая, как тонкий лёд на поверхности воды. За высокими окнами сгущались сумерки, в небесной тьме затепливались первые звёзды, а в комнате мягко мерцали огоньки стенных светильников, отбрасывая янтарные блики на пол и лица собравшихся. Над столом с домашним печеньем и чайником с ромашковым чаем витал едва уловимый аромат огневиски, перемешанный с тёплым запахом дерева и старых книг. Профессора Хогвартса — уставшие, но довольные, каждый с особой складкой у глаз — отмечали окончание первой учебной недели, как моряки в гавани отмечают конец шторма.

Профессор Слизнорт, устроившийся в центре с важностью старого кота на любимом кресле, с удовольствием размахивал бокалом, в котором пылало огневиски, и рассказывал очередной анекдот, щедро сдобренный именами своих влиятельных бывших учеников. Его голос гремел, как фанфары, и, казалось, чуть вибрировал воздух.

Большинство слушателей смеялись, даже суровая мадам Хуч позволила себе хмыкнуть, слегка прикрыв улыбку рукой.

— …И вот я говорю ему: "Сигнус, если ты собираешься варить любовное зелье для Друэллы, не перепутай с зельем удушающего обожания!" — закончил Слизнорт с широкой, самодовольной улыбкой. — А он и правда перепутал! Месяц ходил, как приворожённый, к портрету Мерлин знает кого!

Смех прокатился по комнате — лёгкий, искренний, словно сорвавшийся с плеча вечернего напряжения. Профессор Макгонагалл, сидевшая немного в стороне с кружкой чая, позволила себе едва заметную улыбку — будто из глубины мыслей вернулась на мгновение в этот уютный вечер.

Когда веселье немного улеглось, Слизнорт, поколачивая себя по животу, проговорил с тем самым тоном, в котором одновременно уживались гордость и мечтательность:

— В этом году, между прочим, потрясающе талантливый шестой курс. Сегодня мы варили Напиток Живой Смерти. И трое справились идеально. Трое! Это почти невероятно. Ригель Блэк, Северус Снейп и Лили Эванс. Настоящие таланты. Чувствую, что из них можно вылепить нечто великое.

Он мечтательно покачал головой, словно видел перед собой уже не подростков, а их имена в учебниках будущего.

— Жаль, конечно, что Лили не в Слизерине, — добавил он со вздохом, и в голосе его промелькнула нотка сожаления, почти личного. — Какой могла бы быть триада…

Профессор Вектор, не отрываясь от аккуратной стопки пергаментов, заметила сухо, не поднимая головы:

— Если бы Лили была в Слизерине, бедная девочка не протянула бы и недели.

— Ну уж! — возмутился Слизнорт, надулся, как пузырь из зелья. — Это чересчур, Септима!

— Совсем нет, — спокойно сказала профессор Синистра, отложив чашку на блюдце с тихим звоном. — Я согласна с Септимой. Шестой курс Слизерина — это уже почти готовые Пожиратели. Розье, Эйвери, Мальсибер… Что они устроили в прошлом году с Макдональд — это не школьные шалости, это попытка убийства. А Снейп и эта… Джессика Фоули всё время у них за спиной, повторяют за ними.

Слова повисли в воздухе, как проклятие. Сначала — лёгкая дрожь тишины. Затем — тишина тяжёлая, давящая, словно кто-то накрыл комнату колпаком. Даже огоньки в светильниках словно погасли на миг.

И тогда заговорила Макгонагалл. Её голос был ровным, но в нём звучала несгибаемая твёрдость, как в стали, выточенной временем:

— Мисс Блэк, насколько мне известно, не была замечена ни в оскорблениях, ни в притеснении магглорожденных.

Синистра скептически приподняла бровь, её глаза сверкнули холодом:

— Возможно. Но эта девочка — себе на уме. Молчаливая, наблюдательная. Играет в свою игру. Не знаешь, чего от неё ожидать. Я бы не стала ставить на неё ни кната.

— А может, в этом и есть её сила, — тихо сказала мадам Спраут, появляясь из-за ширмы с подносом в руках. В её голосе звучала мягкость. — Взрослеет человек. И делает выбор. Иногда — не тот, что мы от него ждём.

Некоторое время никто не говорил. Только тихо постукивали ложечки о фарфор, да в углу тикали часы.

Потом Слизнорт откашлялся, будто прогоняя неприятный осадок, налил себе ещё немного огневиски — плеск, вспышка янтаря — и буркнул:

— Всё равно талант. Из неё выйдет великое что-то. Главное — направить правильно.

Макгонагалл ничего не сказала. Она сидела неподвижно, глядя в свой остывающий чай. В её взгляде читалась не просто тревога — это было напряжённое, осторожное внимание, будто за тихим фасадом мыслей скрывался лабиринт предчувствий.

Ведь Ригель Блэк действительно была себе на уме.

* * *

В подземной гостиной царила привычная полутень, запах сырого камня смешивался с терпким дымом камина. Огонь отбрасывал на стены танцующие отсветы, создавая иллюзию движения — будто сама тьма шепталась в углах.

Маркус Мальсибер вытянулся на диване, лениво перекидывая яблоко из руки в руку — в его движениях была уверенность хищника, играющего с добычей. Джессика Фоули устроилась у Адама Эйвери на коленях, перебирая его волосы с ленивой, чуть нарочитой нежностью, больше для публики, чем для него. Рядом на креслах сидели Ивэн Розье и Ригель Блэк. Вся пятёрка смеялась — на этот раз над Ригель, чья манера держаться царственно не мешала быть постоянной мишенью для подколов.

— Ты потеряла больше баллов за день, чем Мародёры обычно за неделю, — фыркнул Маркус, и яблоко ловко скользнуло обратно в ладонь. — Даже Поттер с Блэком бы позавидовали.

— А зато, — лениво протянула Ригель, откидывая с плеча прядь волос, — я восстановила их на зельеварении. Даже вышла в плюс. Так что сливочное пиво в Хогсмиде вы покупаете мне, а не наоборот.

Смех вспыхнул с новой силой. Адам, не отрывая взгляда от Ригель, медленно провёл пальцами по щеке Фоули. В его взгляде была насмешка, любопытство — и едва заметная настороженность.

— Но ты ведь помнишь… — протянул Маркус, когда веселье утихло, — о нашей просьбе. Насчёт рекомендации Снейпу.

Ригель приподняла бровь, изогнув её с почти королевским высокомерием:

— А чего не Люциуса попросили? Он же теперь "вхож".

— Просить Малфоя — это всё равно что продать душу дементору, — ухмыльнулся Адам. — Он потом предъявит счёт. С процентами. И напомнит, сколько раз он тебе “помог”.

— Приятного мало, — согласилась Ригель, и в её голосе сквознуло нечто стальное. — А Снейпу я не доверяю. Сегодня он опять бегал за Эванс, как потерянный щенок.

Джессика нахмурилась, её пальцы замерли в волосах Адама:

— А при чём тут Эванс?

Ригель метнула на неё взгляд, острый, как кинжал — и такой же холодный:

— Магглорожденная. Гриффиндорка. Первый кандидат в Орден Феникса. — отчеканила она, словно выговаривала приговор. — А если Снейпа всё-таки примем… ну, ты понимаешь. Будут проблемы. Большие. Она его слабое место. Рискует не только он, но и мы все.

Ивэн кивнул, нахмурившись:

— Значит, надо проверить его лояльность. Послушать, что он говорит. Что думает, когда уверен, что никто не слышит.

— Лучше — поставить ему задачу, — тихо сказала Ригель, взгляд её стал холодным и отстранённым. Она повернулась к Регулусу, сидевшему с книгой в углу. — Рег, позови Снейпа.

Регулус не ответил — только поднялся и беззвучно исчез в коридоре.

— Знаешь, — сказал Ивэн, наклонившись к Ригель ближе, — он в тебя влюблён. Маленький Блэк. Прямо-таки глядит, как на богиню.

Ригель пожала плечами. Ни удовольствия, ни раздражения. Будто это не имело значения.

Когда Снейп вошёл, воздух в комнате будто сгустился. Он шёл тихо, как всегда, будто ожидал удара. Чёрные глаза скользнули по лицам, задержались на Ригель.

— Снейп, — не вставая, произнесла она, — ты знаешь, какое вступительное у нас задание?

Он кивнул молча.

— Готов?

Кивок повторился. Чуть более жёсткий.

Ригель скрестила ноги, её голос прозвучал отстранённо:

— Тогда твоё задание — та, с кем ты говорил сегодня у кабинета трансфигурации. Срок — до зимних каникул.

Повисла тишина. Снейп смотрел на неё, будто пытался прочитать что-то в её лице. Потом кивнул. Один раз. Медленно. И вышел, так и не сказав ни слова.

Позже, когда Ригель с Фоули поднимались по лестнице в спальню, Джессика вдруг остановилась:

— Ты, знаешь… Я тебя уважаю теперь.

— С чего вдруг?

— Ты заказала убийство Эванс так, что если услышит кто-то посторонний — даже не поймёт, о чём речь. Идеально.

Ригель ничего не ответила. Только улыбнулась. Улыбка была тёплой — почти дружелюбной. Но в глазах её застыла ледяная пустота.