Хроноцид: война времени (гет)

Тяжелый, как свинец, запах пепла и озонных разрядов висел в воздухе над руинами вокзала Кингс-Кросс. Вернее, над тем, что от него осталось. Одна платформа уходила в небытие, обрываясь в пульсирующую трещину пространства, из которой доносились звуки морского прибоя и далекие пушечные залпы. Другая платформа плавно перетекала в каменную мостовую римского военного лагеря, где стояли груженые амфоры повозки.

Гарри Поттер стоял под призрачным навесом, который то был стеклянным куполом XXI века, то превращался в деревянные балки с соломенной кровлей. Он чувствовал, как усталость въедается в кости глубже, чем прах временного коллапса. Ожидание было его проклятием. Ожидание следующего сдвига, следующей аномалии, следующей потери.

После видения 25-го часа на Маятнике Кроноса мир казался еще более зыбким. Как карточный домик на ветру безумия.

«Он приближается, Гарри. С северо-востока. Скорость... непостоянная. Траектория... хаотична. Но вектор сходится сюда.» Голос Гермионы в его сознании был напряженным проводником в этом море неопределенности. «Энергетическая сигнатура сложная. Смесь паровой магии, электрических импульсов и... чего-то древнего. Очень древнего.»

«Поезд,» — прошептал Гарри хрипло, не отрывая взгляда от искореженных рельсов, которые то появлялись, то исчезали, как мираж. «Тот самый гибрид.»

«По описаниям беженцев — да. Хогвартс-Экспресс, царский поезд Романовых и... что-то военное. Очень военное. Будь осторожен. Его появление всегда вызывает локальные временные бури.»

Прежде чем Гарри успел ответить, земля под ногами дрогнула. Не сдвиг — именно дрожь, низкая, гудящая вибрация, которая шла снизу, от самых недр. Звук нарастал, превращаясь из отдаленного гула в оглушительный рев. Это был не чистый гудок паровоза и не свист локомотива. Это был чудовищный симбиоз звуков: протяжный, тоскливый вой сирены воздушной тревоги времен Второй мировой, перекрываемый хриплым, надрывным гудком старинного паровоза, и все это пронизывал мерзкий, высокочастотный визг, похожий на скрежет металла по стеклу. Звук бил по барабанным перепонкам, заставляя сжиматься сердце.

И тогда он появился.

Не на рельсах — рельсы в этом месте уже скрылись под слоем внезапно выросшей тундровой травы. Он появился из воздуха, как кошмарный призрак. Сперва — клубы черного, маслянистого дыма, смешанного с искрами статического электричества. Потом — искаженный контур, набирающий плотность и форму.

Поезд был монстром, сшитым из кошмаров разных эпох.

Головной вагон — это был паровоз, но какой! Гигантский, словно выкованный для титана, черный, покрытый броневыми листами с заклепками размером с кулак. Из его трубы валил не белый пар, а тот самый черный, маслянистый дым. На его лобовой части, вместо номера, красовалась выщербленная эмблема Третьего Рейха — орёл со свастикой, но свастика была частично расплавлена, как будто попала под сильнейшее заклятие. За ним цеплялись вагоны — настоящий сюрреалистичный парад. Роскошные, с позолотой и бархатными шторами царские салон-вагоны Николая II соседствовали с обшарпанными, но узнаваемыми вагонами Хогвартс-Экспресса в его багрово-бордовой ливрее. А за ними — угрюмые, закрытые теплушки времен Великой Отечественной, с зарешеченными окнами и зияющими дверями, из которых сочился холод. И все это венчал хвостовой вагон — нечто футуристическое, из полированного металла и стекла, похожее на модуль космического шаттла, но с прожженными дырами и трещинами.

Поезд не ехал. Он проявлялся. С каждым гудящим выхлопом черного дыма его формы становились четче, материальнее. Он завис в метре над землей, сотрясаясь и ревя, как раненый зверь. Двери вагонов распахнулись одновременно, с лязгом и скрипом, выпуская наружу не пассажиров, а... волну леденящего страха и безумной тоски.

Гарри пригнулся за обломком мраморной колонны (римской? викторианской?), палочка наготове. Его опыт научил его: любое новое явление в этом мире сначала убивает, потом задает вопросы. Если вообще задает.

Из дверей начали выходить фигуры. Люди? Не совсем. Они двигались рывками, как марионетки с перепутанными нитями. Их одежда была лоскутным одеялом эпох: поверх фрака — солдатская шинель; платье фрейлины — с гимнастеркой и автоматом за плечом; мантия мага Хогвартса — поверх кожаного летного шлема. Лица были бледными, восковыми, с пустыми глазами, устремленными куда-то в бесконечность или внутрь себя. Они не разговаривали. Они бормотали. Обрывки фраз на разных языках, наречиях, временах сливались в жуткий, бессмысленный хор:

«...билет до Берлина... плацкарт...»

«...кровь за Царя и Отечество...»

«...следующая остановка Хогсмид... пять минут...»

«...мама... где мама?..»

«...выполнить приказ любой ценой...»

Они бродили по платформе, натыкаясь друг на друга, на обломки, на внезапно вырастающие фрагменты других мест и времен — киоск с газетами 40-х, античную статую, современный билетный автомат. Один "пассажир" в смеси мундира вермахта и хогвартской мантии вдруг вскинул руку в нацистском приветствии и закричал: "Хайль Дамблдор!" Другой, в разорванном бальном платье и с автоматом, упал на колени и стал рыдать, целуя внезапно появившуюся под ногами лужицу нефти.

Абсурд. Удушающий, обесчеловечивающий. Гарри чувствовал, как холодный пот стекает по спине. Это были не петлевики, застрявшие в своей личной трагедии. Это были... эхо. Призраки эпох, вырванные из контекста и сбитые в одну безумную толпу. Живые манекены в театре распада времени.

«Гарри, сосредоточься! Седьмой вагон от головы. Царский салон. Там... есть разум. Сильный. Целенаправленный. Он не принадлежит этому хаосу.»

Гермиона. Ее голос был спасательным кругом. Гарри перевел взгляд. Седьмой вагон. Действительно, один из роскошных салон-вагонов с позолотой и бархатными шторами. В его окнах не было видно пустых, блуждающих теней. Шторы были плотно задернуты, но в одном окне на мгновение мелькнула щель, и Гарри почувствовал на себе пристальный, острый взгляд. Как удар иглой. Знакомый? Нет. Но... не чуждый. Взгляд хищницы, оценивающей добычу или союзника.

В этот момент из двери соседнего, полуразрушенного вагона Хогвартс-Экспресса вывалился человек. Вернее, то, что от него осталось. Он был одет в лохмотья когда-то дорогого костюма начала XX века. В одной руке он сжимал изысканную трость с серебряным набалдашником, в другой — обломок шпаги. Его лицо было искажено гримасой ярости и безумия. Увидев Гарри, он заорал, разбрызгивая слюну:

«Подлец! Шпилька в колесе прогресса! Ты украл мои чертежи! Мои дирижабли! Верни!» Он замахнулся тростью, как дубинкой, и бросился вперед. «Ложард! Взрывай его! Взрывай!»

Гарри едва успел отпрыгнуть в сторону. Там, где он только что стоял, воздух с шипящим звуком вывернулся маленькой, кроваво-красной дырой, из которой повалил едкий дым. Взрывное заклинание? Но произнесено не было! Или... последствия опередили причину? Человек в лохмотьях ревел, размахивая тростью и шпагой, выкрикивая обрывки технических терминов и ругательств на смеси русского, французского и немецкого.

«Не трать силы, Гарри! Он петлевик, застрявший в моменте кражи его изобретений. Игнорируй! Доберись до седьмого вагона! Тот разум... он знает о Ключе!»

Голос Гермионы звучал как приказ. Гарри стиснул зубы. Он нырнул под внезапно появившуюся арку из римских кирпичей, проскочил мимо группы "пассажиров", которые пытались коллективно толкнуть вагон, словно это застрявший трамвай, и устремился вдоль чудовищного состава. Воздух вокруг поезда вибрировал, искрил статикой. От него веяло холодом пустоты и запахом озона, смешанным с ароматом старинных духов и пороховой гари.

Он подбежал к роскошным ступенькам салон-вагона. Дверь была приоткрыта. Внутри царил полумрак, нарушаемый лишь мерцанием хрустальной люстры, которая то загоралась ярко, то гасла, то светилась тусклым, зловещим багрянцем. Гарри сделал шаг внутрь.

Контраст был ошеломляющим. После внешнего хаоса и воя сирен здесь царила гробовая, напряженная тишина, нарушаемая лишь тиканьем множества часов — настенных, каминных, карманных, развешанных и расставленных повсюду. Все они показывали разное время. В воздухе витал запах дорогого табака, пыли веков и... чего-то острого, металлического. Страха? Решимости?

В дальнем конце салона, в глубоком кресле у затемненного окна, сидела женщина. Сначала Гарри увидел только силуэт: прямая спина, высоко поднятая голова, руки, спокойно лежащие на подлокотниках. Потом детали: строгое, темное платье, скорее напоминающее костюм 1920-х годов, чем магические робы — прямой крой, чуть ниже колена, с накладными плечами и нитью жемчуга на шее. Волосы, когда-то дикие и черные, как смоль, теперь были туго убраны в строгую, седую шиньон, прорезанный лишь парой непокорных прядей у висков. Лицо... Лицо было картой прожитых лет и испытаний. Резкие черты, знакомые до боли — высокие скулы, острый подбородок, тонкие губы. Но в них не было прежней истеричной жестокости. Была ледяная собранность. Холодная, как космос, ясность. И в глубоко посаженных глазах, когда она медленно повернула голову и встретилась взглядом с Гарри, горел не безумный фанатизм, а нечто иное. Расчетливый интеллект? Неизбывная скорбь? Или... решимость, равная его собственной?

Беллатрикс Лестрейндж. Она была жива. Она была здесь. И она смотрела на него не как на врага, а как на... необходимость.

Гарри замер на пороге, палочка все еще сжата в руке, сердце колотилось где-то в горле. Прошли десятилетия. Они оба постарели. Они оба были сломлены и перекованы войной, которая никогда не кончалась. Слова застряли комом. Он помнил ее крики в Запретном лесу, ее ненависть, ее смерть от руки Молли Уизли... которая, видимо, так и не состоялась в этой новой, исковерканной реальности.

Беллатрикс не шевелилась. Ее темные глаза, лишенные прежнего безумного блеска, изучали его с безжалостной тщательностью. Казалось, она взвешивала каждую его морщину, каждый след усталости и отчаяния. В салоне тикали часы, показывая абсурдное время: половина четвертого утра 1917 года, без пяти двенадцать 1998 года, четверть восьмого 2040-го...

Наконец, она заговорила. Голос был низким, хрипловатым от времени и, возможно, от дыма бесчисленных сражений в чужих эпохах. Но в нем не было ни тени прежней истерики. Была сталь. И усталость, похожая на его собственную.

«Не за тобой, Поттер,» — произнесла она четко, отчеканивая каждое слово. Ее взгляд скользнул мимо него, в открытую дверь вагона, в бушующий за ней хаос платформы, где «пассажиры» метались, а безумный изобретатель орал про дирижабли. — «Я пришла за временем.»

Она сделала паузу, давая словам осесть в грохочущей тишине салона. Ее пальцы слегка постукивали по подлокотнику кресла, ритмично, как метроном. Потом она подняла руку и указала не в окно, а... вверх. На потолок вагона, где вместо росписи зияла странная воронка искаженного пространства, сквозь которую было видно небо — не пепельное небо Лондона 2040-го, а ясное, звездное небо какой-то другой ночи.

«Он здесь, Гарри,» — прошептал в его сознании голос Гермионы, полный тревоги и невероятного напряжения. «Кролик. В окне... смотрит.»

Гарри резко повернул голову. В одном из затемненных окон салон-вагона, за спиной Беллатрикс, на мгновение мелькнула знакомая тень. Огромный глаз в цилиндре, печальный и всепонимающий. Гигантский кролик. Он стоял снаружи, на платформе, среди метущихся теней, глядя прямо на них. В его лапе блеснули те же карманные часы на цепочке. Он поднес их к морде, словно проверяя время, потом медленно покачал головой. Предупреждение? Упрек? Затемнение окна сгустилось, и тень исчезла.

Беллатрикс, казалось, не заметила ни взгляда Гарри, ни кролика. Ее глаза были прикованы к нему. В них читалась не просьба. Было требование. Предложение, от которого невозможно отказаться.

«Этот поезд,» — продолжила она, ее голос звучал как скрежет камней, — «не едет. Он ищет. Он ищет путь сквозь разломы. Он ищет точку входа. Точку, где можно все исправить.» Она наклонилась чуть вперед, и в ее глазах вспыхнул тот самый, знакомый огонь, но теперь направленный не на разрушение, а на что-то невообразимое. «Я знаю, где Ключ, Поттер. И этот поезд... он единственный, кто может нас туда доставить. До того, как Маятник шагнет в 26-й час и разорвет последнюю нить.»

Она замолчала. Тиканье десятков часов в салоне заполнило паузу, создавая жутковатый, напряженный ритм. За окном вагона безумный изобретатель в лохмотьях с криком «Дирижабль! Взлет!» прыгнул в пустоту, где минуту назад была платформа, и исчез в мерцающей дымке. Гудок поезда взвыл с новой силой, сотрясая вагон. Черный дым заклубился за окнами.

Беллатрикс Лестрейндж медленно поднялась из кресла. Ее фигура, все еще стройная и исполненная скрытой силы, казалось, заполнила собой весь салон. Она не доставала палочку. В ней не было угрозы. Была только абсолютная, пугающая уверенность.

«Садись, Поттер,» — сказала она, и в ее голосе впервые прозвучало что-то, кроме стали. Усталость. Огромная, космическая усталость. — «Поезд отправляется. Следующая остановка...» — она бросила взгляд в пульсирующую воронку на потолке, — «...никто не знает. Но это единственный путь назад. К исправлению.»

Гарри стоял на пороге салона монструозного поезда, слушая вой сирен и безумный хор за окном, глядя в ледяные глаза своей самой заклятой враги, которая предлагала ему союз в самом сердце апокалипсиса. Воздух сгустился, пропитанный запахом озона, пепла и дорогого, старого дерева салона. Тиканье часов звучало как отсчет последних секунд перед прыжком в бездну. Поезд в Никуда ждал своего пассажира.

Добрый день, читатель.

Раз ты здесь — значит, что-то из моих историй тебя зацепило.

Если хочешь поддержать автора, подпишись — это действительно помогает.

Загляни и в другие мои тексты: «Павший» и «Дорога молчания» живы и активно пишутся, я их не бросаю.

А «Дорога молчания» участвует в конкурсе «Роуд Стори» — буду благодарна за лайк!

Спасибо, что читаешь. Это многое значит.