Гипотеза границы (гет)

Септимус Уизли недовольно приоткрыл один глаз и мрачно уставился на надсадно трещащее колдорадио. Утренняя передача начиналась ровно в шесть — и это был едва ли не единственный способ встать вовремя и не опоздать на службу. Уже полгода как Септимус вел самостоятельную жизнь начинающего — а временами даже подающего надежды — сотрудника Отдела магического правопорядка при Министерстве магии, и до сих пор не мог определиться, внушает ли ему симпатию столь унылый образ существования. Быть может, исследовать древние проклятия в затерянных странах, как выбрал брат, или ухаживать за драконом в диких предгорьях было бы ему куда ближе по духу, но матушка в этом вопросе оставалась непреклонна. До сих пор он удивлялся, что ему и вовсе позволили покинуть родительский дом. Впрочем, мама исправно присылала его любимые домашние блюда и вязала носки, и это немного примиряло с несправедливостью происходящего.

Септимус широко зевнул и попытался высвободиться из-под одеяла, умудрившись запутаться в нём одной ногой. Дом производил впечатление, будто через него пронеслась целая орда разъярённых пикси. Всё дело в том, что у Септимуса было увлечение, о котором не принято говорить в обществе, даже если твоя семья уже давно носит неподходящий для брачного рынка ярлык «предатели крови». Он с юных лет питал страсть к устройству маггловских механизмов. Втайне Септимус мечтал, что однажды у него родится сын, который разделит это непопулярное хобби; ну а пока — изобретал и ломал в гордом одиночестве.

Вчера он вознамерился усовершенствовать старинные дедовские часы — антикварные, совершенно маггловского изготовления, и, если верить маминым рассказам, баснословно дорогие. План был благородный, хоть и предсказуемо несерьезный: встроить в них магическое предупреждение о приближении начальства. На деле же пружина выстрелила прямо в кота, механизм приказал долго жить, а детали до сих пор были разбросаны по кухне.

Септимус, наконец, одолел одеяло, наощупь добрался до ванной, выругался, наступив босой ногой на какую-то шестерёнку, вновь напугал кота и окончательно убедился, что день его ничем хорошим не ознаменуется. А начнётся, вероятнее всего, с выговора от мистера Огдена, если он не поторопится.

Вход в Министерство магии располагался в общественной уборной, и Септимус не мог придумать лучшего способа вырабатывать у молодых сотрудников смирение и устойчивость к дальнейшим унижениям. А ведь когда-то в Хогвартсе он обожал полёты — хоть и не попал в факультетскую сборную, даже в качестве запасного… Как же всё дошло до такого?

— Уизли, тебя вызывают к шефу, — хмыкнул Альберт Фоули, вскинув бровь. Высокомерный сноб, некогда учившийся на несколько курсов старше, а теперь кичившийся родством с прежним министром Гектором Фоули и якобы близостью к действующему — Персивалю Уилберфорсу. — Так-так, полагаю, у кого-то неприятности…

Спешно приводя себя в порядок, Септимус бросился к лифтам, опоздал к одному, успел на другой, благополучно застрял между двумя пожилыми чиновницами, левитирующими стеклянную панель из кабинета мистера Шаффика, и лишь чудом добрался до кабинета весьма нетерпеливого Боба Огдена.

— Я уж подумывал поручить это дело Блишвику, — проворчал Огден, сощурившись за стекляшками очков. — Вы же сами жалуетесь, Уизли, что вам не доверяют самостоятельных заданий. А стоит выдать одно — и вас не дозовёшься. Немедленно отправляйтесь в Литтл Хэнглтон, к Гонтам. Чары на доме сработали, и, судя по всему, это была не владелица. Подозреваем — магглы. Оцените обстановку, и, если потребуется команда обливиаторов — вы знаете, как со мной связаться. Если же ничего серьёзного, представьтесь местным аврором и спровадьте их.

— Полицейским, — поправил Септимус. — У магглов они зовутся полицейскими.

— Да хоть единорогом, — фыркнул Огден. — Лишь бы они ушли. Вы всё ещё здесь, Уизли?

Септимус не стал ждать повторного приглашения и поспешно ретировался. Не хватало только, чтобы делом заинтересовался мистер Шаффик — вот тогда уж точно можно было забыть о любом повышении.

Септимус аппарировал в Литтл Хэнглтон и на мгновение замер, позволяя глазам привыкнуть к утреннему свету и серому пейзажу, раскинувшемуся перед ним. В прошлый раз здесь побывал сам мистер Огден, доставляя повестку Морфину Гонту по делу о нападении на маггла. Септимус в том визите участия не принимал, но подробности инцидента хранились в думосбросе и были ему хорошо знакомы. Гонты, без преувеличения, воплощали собою всё, от чего он с юности инстинктивно сторонился — однако судьба с упорством, достойным лучшего применения, вновь и вновь сводила его с представителями подобных семейств. Впрочем, сейчас был неподходящий момент думать о Цедрелле.

— Ни с места. Констебль Уизли, северный участок графства, — отчеканил он с выученной деловитостью, переступая порог убогой хижины, столь непритязательной, что Нора в сравнении с ней выглядела почти респектабельно. Комизм ситуации едва не вызвал у него непроизвольной улыбки: четверо магглов, явно не походивших на грабителей, замерли в смятении, едва завидев форму.

Первый из них — высокий, утончённый, даже в столь ранний час безупречно одетый — напоминал Септимусу кого-то из высокопоставленных чиновников: Люциана Малфоя из Департамента международного сотрудничества, возможно, даже прежнего министра Фоули. Второй, ниже ростом, в очках и котелке, пристально, с тонкой настороженностью, смотрел прямо ему в глаза. По расположению рядом с юной леди было очевидно, что он её отец, и — по всему виду — предпочёл бы видеть дочь как можно дальше от этого проклятого места. Девушка же, напротив, казалась исполненной живейшего любопытства — Септимус мысленно определил бы её в Рейвенкло, не раздумывая. А вот четвёртый участник их странного собрания показался ему подозрительным уже с первого взгляда: надменный красавец, типичный квиддичный любимец публики, с той самодовольной ухмылкой, что не требует ни воображения, ни объяснений.

— Откуда вы здесь, констебль? — сдержанно поинтересовался высокий джентльмен, чей тон невольно выдавал привычку к власти. — Насколько мне известно, Литтл Хэнглтоном заведует констебль Спенсер.

— Простите, господа, но мне поручено произвести осмотр этого строения, — ответствовал Септимус, оценивая, стоит ли сейчас ограничиться устным предписанием или применить лёгкий Конфундус, с тем чтобы спокойно отчитаться перед мистером Огденом. — Дом находится под следствием в связи с предполагаемым хранением веществ, находящихся под контролем. Прежние владельцы арестованы, и с тех пор на объект наложено наблюдение. Я обязан удостовериться, что вы не проникли сюда с недобрыми намерениями. Прошу отнестись с пониманием: пребывание посторонних в подобных случаях расценивается как препятствование следственным действиям.

— Значит, наша версия подтверждается, — с торжеством отозвался тот же джентльмен. — Как видите, вся семья промышляла этим ремеслом. Констебль, я намерен дать официальное заявление. Мне достоверно известно, что после ареста Марволо Гонта и его сына, их дочь продолжила противоправную деятельность, и жертвой стал мой сын…

— Однако найденные нами снадобья и ингредиенты не соотносятся ни с одним известным науке составом, — с упрямством, переходящим в досаду, перебил его джентльмен в очках, словно продолжая давно тянущийся спор. — Ни одно из этих веществ не напоминает лекарственные растения, произрастающие в здешних лесах. С позволения сказать, я — доктор, и мне не удалось определить даже приблизительное назначение этих препаратов. Даже если здесь действовала некая подпольная аптека — в чём я, к слову, глубоко сомневаюсь, — подобная практика остаётся вне пределов научного метода. За все годы моего пребывания в округе мне не довелось ни разу иметь дело с пострадавшими от рук этого так называемого аптекаря… или знахаря, как его, возможно, именовали. И всё же риск от применения данных смесей мне представляется весьма существенным, хотя и совершенно непредсказуемым.

— Жалоб, поданных Томом, тебе, выходит, недостаточно, — вспылил первый джентльмен, явно раздражённый. — Бертрам, оставь ты, наконец, поиски сверхъестественного там, где всё предельно очевидно. Всё говорит о том, что девица попросту вынесла остатки отцовского снадобья, а затем, когда запасы иссякли, попыталась изготовить замену — да не справилась. Вряд ли она даже завершила школьное образование…

— Констебль, — неожиданно вмешался молчавший до того юноша, устремляя на Септимуса пытливый взгляд, — простите моё любопытство, но как вы узнали, что мы находимся в этом доме? И, если уж на то пошло, почему, если владельцы арестованы и собственность опечатана, столь опасные вещества до сих пор хранятся здесь без присмотра?

— Полиция графства, сэр, неизменно действует в интересах подданных её Величества, — отрезал Септимус с видом человека, которому порядком надоели все подобные расспросы. Что за упрямые магглы попались ему на сей раз! Он терпеть не мог вызывать обливиаторов — особенно в случаях, когда Статут сохранялся формально, а происходящее можно было бы истолковать в рамках маггловской логики. — Повторяю, господа, покиньте дом. Если вы желаете подать официальную жалобу, существует установленная процедура.

— Но вы ведь один из них, не так ли? — неожиданно сощурился тот же юноша, и в его голосе прозвучала едва различимая насмешка. — Вы — волшебник. Не утруждайтесь отрицаниями, констебль. Меропа Гонт достаточно ясно разъяснила нам сам факт существования вашего… вашего племени, расы, простите. Или как уж вы предпочитаете именовать себя по отношению к обычным людям.

— Мы пришли сюда, потому что нам требуется помощь, — вступила в разговор молодая особа, до этого хранившая сдержанное молчание. — Эта ведьма удерживала моего жениха в заточении на протяжении нескольких месяцев, принуждая его принимать некое зелье. Похищение человека — не шутка, даже в вашем мире, констебль, вы ведь, должно быть, понимаете это.

— Позвольте уточнить, — вновь перехватил инициативу старший джентльмен, с привычной уверенностью человека, привыкшего к заседательным залам. — Вы, стало быть, сотрудничаете с полицией? И как давно, позвольте спросить, Скотланд-Ярду известно о волшебниках?

Септимус поднял руку, призывая к тишине. Поток вопросов грозил превратиться в бурю, и он начинал жалеть, что не прихватил с собой кого-нибудь постарше и построже. Однако дело оказалось куда как любопытнее, чем могло бы показаться мистеру Огдену — в противном случае в Литтл Хэнглтон направили бы вовсе не его, стажёра.

— Господа, прошу вас сохранять спокойствие. Вас, как ни крути, четверо, а я — всего один, да и к тому же, увы, не аврор. Чтобы понять, кто именно может вам помочь, мне следует сначала выслушать всю эту историю. Кажется, речь идёт о весьма серьёзном обвинении.

И в следующие четверть часа Септимус Уизли услышал, пожалуй, самую невероятную историю, с какой ему доводилось сталкиваться в своей пока ещё юной и в общем-то не особенно героической карьере. Его отдел, как правило, занимался делами совершенно иного рода: зачарованными маггловскими предметами (он уже не первый год настаивал, чтобы по ним выделили особый департамент), нелепыми заклятиями в быту, нарушениями, достойными скорее насмешки, чем дознания. И вдруг — похищение, насильственное удержание, использование магии с элементами принуждения. По инструкции он был обязан немедленно вызвать старших авроров, оповестить Отдел по соблюдению Статута Секретности, доложить о происшествии — и ждать.

Но в этот момент юноша, назвавшийся Томом Риддлом, внезапно попросил разрешения поговорить наедине — к видимому неудовольствию своего отца, которому, по-видимому, вовсе не улыбалась мысль, что беседа выйдет из-под его контроля.

— Не для протокола, если позволите, констебль, — произнёс он, когда они вышли в заросший, но всё ещё ухоженный сад. — Хотя, смею думать, я не ошибусь, предположив, что вы — вовсе и не констебль. По правде сказать, вы не держитесь, как полицейский.

— Вообще-то, я только стажёр, — с лёгким смущением признался Септимус, разведя руками. — Но уверяю вас, вашим делом займутся всерьёз. Никто и представить себе не мог, что в этом Литтл Хэнглтоне может происходить подобное. Одно только применение Амортенции в отношении маггла — простите, так у нас называют не-волшебников — вызвало бы скандал в Министерстве магии. Даже при том, что нынешний министр предпочитает обходить стороной всё, что касается семейств вроде Гонтов.

— В Британии существует Министерство магии? — изумился Том. — И оно действительно следит за тем, чтобы такие, как вы, не нападали на обыкновенных людей?

— В том числе, — кивнул Септимус. — Простите, Томас, но я не имею права рассказывать вам многое о нашем мире. Иначе мне придётся, с прискорбием, стереть вам память, а, Мерлин свидетель, после всего, что вам довелось пережить, я бы предпочёл по возможности обойтись без применения чар.

— Вы говорите о Мерлине — том самом, из Смерти Артура сэра Томаса Мэлори? — переспросил Том с недоверием. — О персонаже легенд о короле Артуре?

— Не столь уж они легенды, как принято полагать, — с едва заметной усмешкой заметил Септимус. — Вижу, вы весьма неплохо осведомлены о волшебстве, Томас. Что же, расскажите, о чём вы хотели говорить?

— Есть одно обстоятельство, о котором знает лишь мисс Дагворт. Наши родители не в курсе и не должны пока знать, — Том запнулся, прежде чем продолжить: — Меропа Гонт… Мы не просто сожительствовали. Мы были женаты — перед Богом и людьми. И я отдал бы многое, чтобы этот брак был аннулирован. Если вы понимаете, о каком зелье идёт речь, то понимаете и то, что я не владел собой. У меня были семья, имя, невеста. Мне важно не только добиться ареста Меропы, но и освободиться от любых уз, какими она меня связала.

Септимус выдохнул, слегка потрясённый. Что ж, похоже, девица Гонт оказалась вовсе не так глупа, как представлялось из воспоминаний мистера Огдена — затравленная, безропотная, с поникшей спиной и пустым взглядом.

— Если наши родители узнают об этом браке раньше времени, — продолжал Том, — они никогда не позволят нам с Сесилией соединиться, даже когда союз с Меропой будет признан недействительным. Наше будущее — в ваших руках, мистер Уизли. — Он замолчал, потом добавил тише: — И, прошу вас, как бы ни развивались события, ей не должен быть причинён вред. По её словам, она носит моего ребёнка. Возможно, это очередная уловка… но пока я не знаю, правда ли это.

— Мерлиновы кальсоны… — пробормотал Септимус с искренним сочувствием. — Ну и история, мой друг. Откровенно говоря, не завидую вам. Гонты пользуются весьма дурной славой даже среди нас. Близкородственные браки, презрение к образованию, изоляция, гордость сверх всякой меры — и, как правило, наследственная способность к змеиному языку, темный дар. Когда-то они были славным родом, но ныне — почти выродились. Я не могу припомнить ни одного здравомыслящего мага, который бы пожелал породниться с ними по доброй воле. Разве что безумец.

— Великолепное наследие для моего сына, — с горечью отозвался Том. — Но Сесилия права. Ребёнок не выбирает свою мать. А в данном случае — и отца тоже. Я не могу оставить его расти здесь, — он с отвращением кивнул в сторону полуразвалившейся хижины. — Какова вероятность, что Марволо или Морфин вернутся?

— Марволо вернется уже через несколько месяцев. Как никак глава рода и ущерб символический. Морфин — точно не в ближайшие годы, — заверил Септимус. — Ему назначен внушительный срок в Азкабане, волшебной тюрьме, за серьезное нарушение Статута о секретности. Такие вещи у нас не оставляют безнаказанными. Иначе наш мир давно бы канул в хаос. Но, Томас, я вас уверяю — я сделаю всё от меня зависящее, чтобы вы нашли Меропу и избавились от этого, хм, сомнительного брака. В некотором роде, я слишком хорошо понимаю, каково это — зависеть от прихотей семей вроде Гонтов. Моя возлюбленная происходит из одного такого дома… И, честно говоря, скорее уж солнце упадёт с неба на землю, чем её родня даст согласие на наш союз.

Том сдержанно кивнул, хотя по выражению его лица можно было заключить, что сама мысль о добровольном браке с волшебницей казалась ему чем-то столь же невероятным, сколь и тревожным.

— Как вы полагаете, мистер Уизли… — произнёс он, тщательно подбирая слова, — есть ли хоть малейшая надежда, что ребёнок… окажется вполне нормальным? Поймите меня правильно: я не смею возлагать на мисс Дагворт столь тяжкое бремя. Если младенец будет болен — или хуже того, станет представлять для неё опасность, — это будет исключительно моей виной.

— Боюсь, ответ на этот вопрос невозможно дать до самой его встречи с этим миром, — не стал обнадеживать его Септимус. — Я, увы, не колдомедик, и уж точно не провидец. В истории нашего мира были случаи, когда дети от союза мага и маггла унаследовали волшебный дар — и случаи, когда не унаследовали вовсе. Некоторые старые семьи даже сознательно смешивали кровь с магглорожденными, чтобы избежать пагубного вырождения, подобного тому, что мы наблюдаем у семейства Гонтов. Отношение к этому вопросу разнится. Но если ваш ребёнок окажется одарён, его обучат. Мы умеем помогать таким детям — учить их владеть своей силой, управлять ею, а не разрушаться под её гнётом.

Том кивнул вновь, на этот раз с выражением благодарности. Он предложил вернуться к остальным, и Септимус коротко объяснил, каким образом они смогут впредь держать с ним связь — через совиную почту, столь обычную для волшебников и столь нелепую с точки зрения магглов.

Ему предстоял долгий день. Надлежало обдумать, как изложить случившееся начальству, и к кому из старших обратиться за поддержкой. В глубине души Септимус не питал особых надежд на мистера Огдена — и уж тем более на мистера Шаффика, не проявлявшего к таким делам ни рвения, ни, кажется, сочувствия.

Если бы в этот момент Септимус Уизли мог на миг отвлечься от мыслей о судьбе несчастного Тома и его храброй невесты, и обратить взор на семейство своей возлюбленной, он бы понял, что в ту самую минуту решается и его собственная участь.