Тернистый путь к исцелению (гет)

Лаборатория, ставшая на время его клеткой и убежищем, наконец отпустила его. Слабость все еще висела гирями на ногах, боль в горле была глухим, постоянным напоминанием о Нагайне, но Снейп мог передвигаться. Осторожно, опираясь на стены и мебель, медленно, как столетний старик, преодолевая головокружение и протест мышц. Девушка ушла на работу в Министерство (Отдел Тайн, как он мельком услышал из ее разговора с Лили), девочка была где-то в глубине дома, поглощенная своими детскими делами. Тишина давила, а белые стены лаборатории начали сводить с ума.

От скуки и неослабевающей тяги к контролю над окружающим пространством (старая привычка шпиона) он начал осматриваться более пристально. Его взгляд упал на высокий дубовый шкаф в углу, рядом с полками с редкими ингредиентами. Не запирался. Снейп подошел, открыл тяжелую дверцу. Внутри — аккуратно развешенные плащи девушки, несколько коробок. Но задняя стенка... Она казалась не такой глубокой, как сам шкаф. Инстинктивно, почти не задумываясь, он надавил ладонью на стык панелей.

Тихо щелкнуло. Часть задней стенки отъехала, открывая узкий проход.

Снейп замер. Потайная дверь? В доме бывшей ученицы? Любопытство перевесило осторожность. Он протиснулся в проем.

Оказался в другой комнате. Небольшой, уютной, но поразительно аскетичной. Спальня. Ничего лишнего. Простая деревянная кровать с серым покрывалом, строгий комод, письменный стол у окна с видом на заросший сад, одинокое кресло с пледом. Ни картин, ни безделушек, ни следов уюта. Минимализм, граничащий с отрешенностью. Как келья. Как его собственные апартаменты в Хогвартсе до того, как их разбомбили. Это сходство на мгновение смутило его.

Он подошел к столу. Безупречный порядок. Сложенные стопкой пергаменты, чернильница, аккуратно расставленные перья. И одна вещь, притягивающая взгляд — колдовская фотография в простой деревянной рамке. Выпускной курс Хогвартса. Лет двадцать назад. Он узнал себя — молодого, еще не изможденного годами двойной игры, с лицом, резким как клинок, но без глубоких морщин отчаяния. Стоял чуть в стороне от веселящихся учеников, руки скрещены на груди, взгляд отстраненный и оценивающий. А рядом, в первом ряду, улыбающаяся… Она. Ариза Нокс. Молодая, с сияющими глазами, полными надежд и гордости. Лучшая ученица. Звезда курса.

Фотография ожила. Молодой Снейп повернул голову, его взгляд скользнул по рядам и на мгновение задержался на ней. В его глазах не было одобрения. Была холодная оценка, почти… разочарование? И тут же в сознании Снейпа всплыл образ, яркий и болезненный:

Лаборатория зельеварения. Мрачный каменный зал, пропитанный запахами трав и кислоты. Ариза, семикурсница, стоит у своего котла, ловко помешивая изумрудную жидкость. Ее движения точны, уверенны. Снейп проходит между столами, его черные глаза, как щупальца, выискивают малейшую ошибку. Он останавливается у ее котла.

— Нокс, — его голос режет тишину. — Цвет вашего „Снадобья Семи Звезд“ слишком насыщенный. Вы превысили температуру на этапе добавления порошка лунного камня. На треть градуса.

Ариза вздрогнула, но не сникла.

— Профессор, я строго следовала инструкции. Возможно, камень был слишком…

— Возможно, вы недостаточно сосредоточены, мисс Нокс, — перебил он ледяным голосом. — Потенциал есть. Но потенциал — это лишь сырье. Без дисциплины и предельной точности он ничего не стоит. Вы слишком полагаетесь на интуицию. Науке зелий нужна железная логика, а не полеты фантазии. Убавьте огонь. Переделывайте.

Он видел, как вспыхнули ее глаза — не от злости, а от жажды доказать. Но в его груди кольнуло знакомое раздражение. Она была слишком… блестящей. Слишком легко ей давалось. Ей нужно было понять цену ошибки. Нужно было закалиться.

Снейп в настоящем отвел взгляд от фотографии. Эта сцена… Он помнил ее. Помнил свое убеждение, что строгостью и неприятием «достаточно хорошо» он заставит ее выжать из себя максимум. Помнил, как раздражала ее уверенность.

— Разве было только это? — промелькнула крамольная мысль. Не было ли в его строгости… зависти к ее незамутненному таланту? Он отогнал мысль как слабость.

Его внимание привлекла папка на столе. Толстая, из грубой кожи. На обложке — никакой надписи. Любопытство снова взяло верх. Он открыл ее.

Внутри — не письма, не дневник. Исследования. Сложнейшие схемы синтеза зелий, формулы антидотов к редким ядам (он узнал несколько, над которыми бился сам), теоретические выкладки по взаимодействию магических полей в сложных составах, заметки об экспериментах с экзотическими ингредиентами. Почерк был знакомым — четким, уверенным, каллиграфическим. Аризы. Уровень анализа, глубина понимания, смелость гипотез… Это была работа Мастера. Блестящая, новаторская работа. Работа, которая могла перевернуть целые разделы зельеварения. И все это — аккуратно сложено в папку, словно архив. Забытое? Отложенное? Запрещенное?

Сердце Снейпа учащенно забилось. Он листал страницы, пораженный. Она… Она понимала. Глубже, чем он мог предположить. Глубже, чем многие признанные Мастера. Почему же тогда…?

Его пальцы наткнулись на конверт, засунутый между страниц. Простой, без марки. На нем дрожащим, но яростным почерком было выведено:

Профессору Северусу Снейпу.

Лично.

Снейп почувствовал, как холодеют кончики пальцев. Он вынул письмо. Оно не было запечатано. Лист пергамента внутри был исписан тем же нервным почерком, чернила кое-где расплылись, будто попали под капли… воды? Снейп развернул его и начал читать.

Профессор Снейп,

Это письмо Вы, вероятно, никогда не прочтете. И, честно говоря, я не знаю, хочу ли я этого. Но я должна это написать. Сегодня я сдала последний экзамен ЖАБА. «Превосходно» по Защите от Тёмных Искусств. Как и по всем остальным предметам. Кроме одного.

Я только что получила официальный отказ от Комиссии Мастеров Зелий. Основание: «Неудовлетворительная оценка по ключевому предмету на СОВ». Вы знаете, о чем я. Вы знаете, КТО поставил эту оценку.

«Выше ожидаемого». Ваша оценка. Ваш приговор.

Я пыталась. Клянусь всеми гримуарами в нашей старой библиотеке, я пыталась понять, ЧТО я сделала не так. Я перечитывала конспекты, реконструировала каждый свой шаг на том экзамене. Я искала ошибку в расчетах, в методике, в чистоте исполнения. Я не нашла ее, Профессор. Но Вы нашли. И одного Вашего слова хватило, чтобы перечеркнуть все.

Я злилась на Вас. О, как я злилась! Но сегодня, глядя на этот официальный пергамент с печатью отказа, я поняла: я злюсь не на Вас. Я злюсь на себя.

Вы были правы, Профессор. Абсолютно правы. Я — ничтожество в зельеварении. У меня нет необходимой точности, нет той «железной логики», о которой Вы так часто говорили. Я обманывала себя, полагаясь на интуицию и поверхностное понимание. Мои попытки ставить эксперименты, исследовать архивы… Это была жалкая пародия на настоящую науку. Трата времени. Самообман.

Вы видели мою несостоятельность с самого начала. И Ваша оценка была не придиркой, не несправедливостью. Она была МИЛОСТЬЮ. Милостью, уберегшей меня от позора попыток достичь уровня, который мне никогда не покорится. От карьеры, в которой я была бы посмешищем.

Поэтому я пишу Вам это. Чтобы сказать: Вы были правы. И чтобы дать клятву.

Клянусь на крови своих предков, на пыли старых фолиантов, которые я теперь закрою навсегда: Я больше никогда не прикоснусь к котлу. Никогда не смешаю ни одного ингредиента. Никогда не произнесу заклинания помешивания. Зельеварение для меня мертво. Как и мои глупые амбиции.

Я закрою эту главу. Найду другую дорогу. Там, где моя «интуиция» и «полеты фантазии» не приведут к катастрофе, которую Вы предвидели.

Спасибо Вам, Профессор. За жестокую правду. Она сломала меня тогда. Но сегодня… сегодня она освобождает.

Ариза Нокс.

Снейп стоял, сжимая пергамент в дрожащих руках. Чернила расплывались перед глазами. Не от влаги письма — от влаги, выступившей на его собственных глазах? Нет. Этого не могло быть. Это была слабость. Остаток яда.

Однако письмо било как молот. Каждое слово — гвоздь в крышку гроба ее мечты. И он забил эти гвозди. Своими руками. Своей… жестокостью? Педагогическим методом? Убеждением, что только ломая, можно закалить?

И тогда память нанесла последний, сокрушительный удар. Экзамен СОВ. Зал. Ариза Нокс, бледная от напряжения, но собранная. Она отвечала безупречно. Теория, практика, распознавание ингредиентов с завязанными глазами — все на «Превосходно». Он видел надежду в ее глазах. Уверенность. И… раздражение закипело в нем. Уверенность — враг совершенства.

Последний вопрос, мисс Нокс, — его голос прозвучал как удар хлыста в тишине зала. — Представьте: вам необходимо приготовить „Эликсир Истинного Зрения“ для лечения магической катаракты у пожилого волшебника, чье магическое ядро ослаблено длительной болезнью. В рецепте указан стандартный порошок орлиного глаза. Ваши действия?

Ариза, уставшая, но торжествующая, ответила быстро, почти не задумываясь: «Я использую порошок орлиного глаза высшего качества, как указано в рецепте, Профессор. Для гарантии эффективности.»

Снейп медленно поднял голову. В его глазах вспыхнул холодный огонь.

— Неверно, — произнес он, и в зале ахнули. — Вы только что обрекли пациента на мучительную смерть или, в лучшем случае, на полную потерю магических способностей. Ослабленное ядро не выдержит чистого воздействия орлиного глаза в полной дозе. Требовалось либо уменьшить дозировку на 30%, либо, что предпочтительнее, заменить его на более мягкий аналог — порошок соколиного глаза, предварительно очищенный лунным светом. Вы не учли ключевой фактор — состояние пациента. Блестящее знание рецепта бесполезно без понимания сути и адаптации к реальным условиям. Это не просто ошибка, мисс Нокс. Это профессиональная несостоятельность.

Он видел, как рухнуло все ее существо. Как побелели губы, задрожали руки. Как надежда в глазах сменилась ледяным ужасом и… стыдом. Глубочайшим стыдом.

— П-профессор, я… Может, пересдача? Я… — ее голос сорвался.

— Пересдача? — Снейп усмехнулся беззвучно, холодно. — Чтобы вы снова не заметили очевидного? Оценка «Выше ожидаемого» — это более чем щедро за такую фатальную слепоту. Считайте это ценным уроком, мисс Нокс. Возможно, он убережет вас от куда больших ошибок в будущем, которого у вас в Мастерстве Зелий, к счастью для потенциальных пациентов, не будет. Свободны.

Она не плакала. Она просто стояла, превратившись в статую позора и отчаяния. Он видел, как она пыталась догнать его после экзамена в коридоре, как молила о шансе, но он отрезал: «Не унижайтесь, мисс Нокс. Ваше место — не у котла. Смиритесь.» И ушел, оставив ее разбитой.

Снейп в настоящем оперся о стол. Письмо в его руке казалось раскаленным. Он сломал ее. Не просто завалил на экзамене. Он уничтожил ее веру в себя. Он назвал ее «ничтожеством», и она поверила. Она отказалась от своего дара, от своей страсти, поклялась никогда не прикасаться к тому, в чем была гениальна — об этом кричали ее исследования в папке! И все потому, что он, Северус Снейп, решил преподать ей «ценный урок» жестокости.

А потом… Потом она нашла его умирающим. И нарушила свою клятву. Не ради мести. Ради… чего? Спасла его, ненавистного ей разрушителя ее мечты, используя все те знания, которые он сам объявил «ничтожеством». С риском для себя. Неделями боролась за его жизнь.

В горле Снейпа встал ком. Не от физической боли. От чего-то другого. Острого, жгучего, незнакомого. Стыда? Раскаяния? Он сглотнул с трудом, глядя на аккуратный стол, на скромную комнату — на жизнь, которая могла бы быть наполнена славой Мастера Зелий, но стала этой… кельей. Из-за него.

Он осторожно положил письмо обратно в папку, стараясь сохранить тот же изгиб. Закрыл ее. Отошел от стола. Его взгляд снова упал на колдовскую фотографию. На молодую, полную надежд Аризу и на себя — холодного, безжалостного судью.

Тишина комнаты вдруг стала оглушительной. Гораздо громче, чем любая боль в горле. Снейп медленно повернулся и, опираясь на стены, пошел обратно к потайной двери. Ему нужно было вернуться в лабораторию. Спрятаться. Осмыслить эту ядовитую правду, которую он только что выпил до дна. Правду о себе. И о той женщине, которая, вопреки всему, подарила ему вторую жизнь.