Песнь Разрушения (джен)

Лагерь на краю площади представлял жалкое зрелище. Зелёное пламя костра (которое, вопреки всем законам физики, отбрасывало синие тени) освещало Элиаса, сидевшего в позе медитирующего монаха, если бы монах периодически не дёргался и не вытирал струйку чёрной слизи, всё ещё сочащейся из его левой ноздри. Его левый глаз слезился и подергивался, а правый пристально следил за Кассиусом. Лиру, которая разбирала и собирала свой ритуальный кинжал в десятый раз за час. Её острые клыки время от времени прикусывали нижнюю губу, оставляя крошечные капельки крови, которые она рассеянно слизывала. Годрика, героически пытавшегося починить свой оторванный наплечник. Его язык торчал из уголка рта в глубокой концентрации, пальцы неуклюже ковырялись в застрявшей заклёпке. Кассиуса, сидевшего в трёх шагах от остальных, его чёрный плащ сливался с тьмой, бледные пальцы перебирали треснувший камень, из щелей которого сочился тот самый жутковатый свет.

Тишину нарушил Элиас, его голос дрожал от напряжения и остаточного действия яда:

— Значит… ты уже был здесь? — Он нарочито небрежно подбросил в костёр кусочек смолы, которая вспыхнула ярко-фиолетовым.

Кассиус не поднял глаз, его пальцы продолжали гладить камень, как будто успокаивая его.

— Разве я сказал это? — его голос был ровным, без эмоций, как чтение учебника.

Лира резко подняла голову, её зелёные глаза сверкнули в свете костра.

— Буквально час назад. У гигантской плиты. — Её когти вонзились в деревянную рукоять кинжала, оставляя глубокие царапины.

Пауза повисла тяжелее, чем туман над болотами. Даже ветер на мгновение затих, как будто затаив дыхание.

Кассиус медленно поднял глаза, его губы растянулись в улыбке, которая не достигала глаз.

— Ах да. Должно быть, вы ослышались, — он слегка наклонил голову, как будто извиняясь за неудобство.

Годрик фыркнул, отшвырнув наплечник в сторону.

— Ослышались? Ты сказал…

— Годрик, — резко перебила Лира, её голос звучал как удар хлыста. Она бросила на рыцаря взгляд, полный предупреждения и чего-то ещё — страха?

Годрик замолчал, его рот остался приоткрытым, глаза бегали от Лиры к Кассиусу и обратно.

Ветер завыл громче, кружась вокруг них, поднимая пепел и брасая его в лица. Он звучал как смех, как насмешка над их попытками докопаться до правды.

Элиас вдруг почувствовал, как что-то холодное скользнуло по его шее. Он резко обернулся, но там ничего не было. Только тьма, готовая поглотить их целиком.

Пальцы Элиаса судорожно сжимали костяной жезл, на котором проступали свежие трещины — будто сама магия в нем трепетала от близости к… чему-то. Его мысли метались как загнанный зверь:

«Он лжет. Губы двигаются слишком плавно — как будто репетировал этот ответ. А глаза… Чёрт возьми, почему я раньше не замечал? Его зрачки не расширяются от огня.

Внезапно его взор упал на собственное отражение в луже чёрной смолы у ног. Лицо искажено — рот слишком широко открыт, глаза выпучились. Но самое страшное — отражение моргнуло на секунду позже, чем он сам.

Желудок сжался в ледяной ком. «Это место меняет нас. Или… он меняет это место?»

Лира притворялась, что чинит пряжку на ботинке, но её взгляд через спутанные рыжие пряди неотрывно следил за Кассиусом. В ушах звучал ритмичный стук — то ли её собственное сердце, то ли тот самый звук из-под плиты.

«Тень на стене вчера. Рука холоднее зимнего ветра. Камень, который пульсирует в такт моей крови. Он не человек. Возможно, никогда им не был».

Её пальцы сами собой нарисовали в грязи запретный знак — перевёрнутую пентаграмму с двойным кругом. Знак немедленно начал дымиться, земля под ним зашевелилась, будто что-то проснулось.

Годрик сжал кулаки так сильно, что стальные перчатки заскрипели. Его обычно беззаботные мысли вдруг приобрели жуткую ясность:

«Может, он стесняется? Нет… Слишком много странного. Почему его броня никогда не пачкается? Как он находит дорогу в этом лабиринте? И…»

Внезапно всплыли воспоминания: вчерашний вечер, когда он проснулся от ощущения, что кто-то стоит над ним. В полумраке он увидел — Кассиус склонился, его рот был неестественно широко открыт, в горле пульсировало что-то фиолетовое…

«Нет, это был сон. Должно быть, сон…» Но дрожь в руках не проходила.

Лира наклонилась к Элиасу, её шёпот был едва слышен за воем ветра:

— Твой жезл… он треснул тогда, когда мы подошли к плите?

Элиас вздрогнул, его глаза бешено забегали.

— Ты тоже заметила? Он… он реагирует на того типа. Как будто боится.

Годрик неуклюже присоединился к беседе, его обычно громкий голос теперь дрожал:

— Ребята… а если он… если он…

Лира резко схватила его за запястье, её когти впились в сталь.

— Не говори. Не вслух. Стены здесь… Они слушают.

В этот момент Кассиус поднял голову, его губы растянулись в улыбке, слишком широкой для человеческого лица.

— Вы что-то обсуждаете?

Трое замерли. Элиас первым нашёл в себе силы ответить, его голос звучал неестественно громко:

— Просто… делимся впечатлениями. О погоде.

Кассиус засмеялся — звук был сухим, как шуршание мёртвых листьев.

— Да, ужасная сегодня погода. Почти как в тот день, когда умер последний стражник этого города.

Повисла тишина тяжелее свинца. Даже ветер затих, будто затаив дыхание.

Лира медленно провела языком по острым клыкам, её глаза не мигая смотрели на Кассиуса.

— Как… как ты знаешь, когда умер последний стражник?

Кассиус встал, его тень на секунду осталась сидеть у костра, прежде чем дёрнуться и поспешить за ним.

— История. Просто история.

Он ушёл во тьму, но его последние слова повисли в воздухе как ядовитый туман:

— Спокойной ночи. Если сможете.

Серое предрассветное марево стелилось по лагерю, закручиваясь в призрачные фигуры между потухшими углями костра. Лира проснулась первой — её ведьмин слух уловил тихий скрип удаляющихся шагов.

Кассиус снова исчез. Его рюкзак лежал нетронутым у погасшего кострища, швы на нём пульсировали едва заметно, будто внутри дышало что-то живое.

Лира присела на корточки, её длинные пальцы с чёрным лаком (сделанным из яда древесных змей) расстёгивали застёжки с профессиональной аккуратностью.

— Элиас, стой на шухере, — бросила она шёпотом, доставая свёрнутую в трубочку пергаментную карту.

Элиас ёрзал на месте, его глаза бегали по окружающим руинам

— Он может вернуться в любую…

— Заткнись и смотри, — резко оборвала его Лира, разворачивая карту.

Карта Долины — шёлковая, неестественно лёгкая, будто сотканная из паутины. На ней кривыми кровавыми линиями были отмечены места, которых не было на официальных схемах академии. Одно особенно бросалось в глаза — чёрная пирамида у северного края, помеченная символом, напоминающим раскрытую пасть.

Дневник, переплетённый в человеческую кожу (Лира узнала текстуру сразу). Страницы исписаны знаками, похожими на трещины в камне Кассиуса. Некоторые строчки светились тусклым зелёным, исчезая, стоило лишь перевести взгляд.

Цветок — чёрный тюльпан с каплями красного на лепестках. Годрик тыкнул в него тупым пальцем.

— Это… кровь? — прошептал он, отдергивая руку, как от раскалённого железа.

Лира принюхалась — запах меди и чего-то гнилостного.

— Хуже. Это плоть.

Шорох сзади. Лира захлопнула дневник, но было поздно — тень накрыла их троих.

Кассиус стоял в двух шагах, его лицо оставалось спокойным, но воздух вокруг вдруг стал густым, как сироп.

— Вы что-то искали? — спросил он, его голос звучал ровно, но в глубине зрачков загорелись точки лилового света.

Лира не моргнув подняла взгляд, её рука невольно потянулась к кинжалу.

— Твой нож. Хотела нарезать хлеб.

Пауза затянулась. Кассиус медленно наклонил голову, его шея хрустнула неестественно громко.

— Хлеб… Да. Конечно.

Элиас нервно кашлянул, разрывая напряжение.

— Эм… а где завтрак?

Кассиус развернулся, его плащ взметнулся, как крылья нетопыря.

— На южной границе. Я уже приготовил.

Его смех, тихий и скрипучий, долго звучал у них в ушах, даже когда он ушёл.

Лира сжала дневник так, что корешки впились ей в ладони.

— Мы все умрём здесь.

Годрик глубоко вздохнул:

— А я так и не попробовал жареного дракона…

Полдень в руинах храма выдался неестественно тихим. Воздух стоял густой, пропитанный запахом разлагающегося камня и чужой древности. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь разрушенный купол, лениво переползали по мозаичному полу, где лики забытых богов смешались в гримасе вечного ужаса.

Лира провела пальцем по странному выступу на стене, её ногти оставляли мелкие царапины на поверхности, покрытой чёрным лишайником.

— Здесь что-то… не так. Камни уложены неестественно ровно для руин.

Элиас присел на корточки, жезл слабо пульсировал в его руках.

— Похоже на ритуальную кладку. Видишь этот узор? Это кровеносные сосуды в языке дракона — символ…

Кассиус, стоявший в тени, резко дёрнулся. Его правая рука судорожно рванулась к карману, где лежал проклятый камень, прежде чем он осознанно опустил её.

— Просто неровность в камне, — произнёс он слишком быстро, его голос звучал неестественно высоко.

Годрик тупо уставился на стену:

— Какая неровность? Я вижу просто…

Кассиус резко шагнул вперёд и нажал на незаметную выемку. С глухим скрежетом часть стены провалилась внутрь, открывая чёрную пасть лестницы, уходящей вниз.

Лира замерла, её ноздри раздулись, улавливая запах — медь, прах и что-то… сладковатое.

— Как ты знал? — прошипела она, её рука уже лежала на рукояти кинжала.

Кассиус улыбнулся уголком рта, его глаза не отражали света.

— Удачное предположение.

Элиас обменялся взглядом с Лирой — ложь. Грубая ложь.

Лира проснулась от ощущения холода. Луна, висевшая над долиной, бросала синеватые блики на фигуру, склонившуюся над спящим Годриком.

Кассиус стоял на коленях, его рука замерла в сантиметре от груди рыцаря. Пальцы сложились в странном жесте — полукрест, полузвезда. Из-под ногтей сочился тусклый зелёный свет.

— Что ты делаешь? — голос Лиры прозвучал хрипло, её кинжал уже был в руке, лезвие покрылось инеем.

Кассиус медленно повернул голову. Его глаза отражали огонь зелёным свечением, но зрачки оставались неподвижными, как у мёртвой рыбы.

— Проверял, не замёрз ли он, — произнёс он монотонно, его губы едва шевелились.

Ложь. Голая и циничная.

Годрик ворочался во сне, его лицо исказилось от боли. На его груди, прямо над сердцем, проступило красное пятно — точь-в-точь форма руки Кассиуса.

Лира не отводила взгляда.

— Уходи.

Кассиус встал, его суставы хрустели, как у марионетки. Он сделал шаг назад, исчезая в тени.

— Спокойной ночи, Лира. Спите хорошо.

Его смех, тихий и прерывистый, долго звучал в её ушах, даже когда он ушёл.

Она знала теперь наверняка: они никогда не были в безопасности. Их шестой спутник был не Кассиусом.

Это было то, что носило его кожу, и оно ждало своего часа.

Где-то внизу, под плитой, что-то ответило стуком на стук Кассиусова камня.

Практика только началась…