Свет Надежды (гет)

Сердце дрогнуло, словно птица, попавшая в ловушку. Все существо Эманур обратилось в слух. Она, со всей осторожностью в движениях подобралась к седельным сумкам и извлекла свой меч. В длину около метра, с распростёршим крыла орлом на эфесе, она поудобнее перехватила его в руках и не торопясь, стараясь не выдать своего присутствия, она пробралась сквозь густые заросли кустарника. Серебристое, инкрустированное драгоценными камнями лезвие блеснуло в закатных лучах.

Оставаясь в тени кустарника, она воззрилась на каменистый речной пляж, на котором, словно птенец, выпавший из гнезда, скорчившись на коленях, у самой кромки воды, сидел ребёнок, мальчик, закрывая из последних сил голову руками, а над ним, как коршун, с занесённым мечом стоял мужчина, примеряясь для нанесения удара.

Решение в голове Эманур возникло молниеносно. Со всей возможной скоростью она рванулась вперёд, ломая ветки.

— Эй! — крикнула она, — Оставь безоружного, есть противники достойнее!

Мужчина обернулся. Лицо его, сначала удивлённое, сменилось гримасой торжества, и понятно почему. На нем был с заострёнными вершинами, украшенный металлическими деталями шлем, лёгкие, но прочные, доспехи, сделанные из кожи и металла, украшенные на груди остроконечной, в числе восьми, звездой, черные штаны и укреплённые ботинки, в то время как на Эманур были бесформенные тряпичные одежды. Он оставил мальчугана, переключив всё свое внимание к ней.

— Что же за боевые девицы ходят по нашим лесам? Будешь препятствовать исполнению воли Лорда Мираза? — голос его скрипел, сквозь улыбку он рассматривал все подробности внешности Эманур.

— Ваш лорд велит убивать детей? —

— Неугодных, и всех, кто им дорог!

— Такой воле я с радостью помешаю! — она нарочно выкрикнула эти слова, желая как можно больше своей собственной смелости призвать на помощь. Ей никогда не приходилось сражаться взаправду, всегда её противниками были либо брат, либо его наставник, которые иногда нарочно поддавались юной принцессе, не желая ранить её. Да и сами поединки были «игрушечными». Но то время минуло, теперь ей придётся доказать самой себе, что уроки прошли не даром, и она готова проявить в себе новую сущность.

— Хм, тогда помимо головы сына бунтаря, я принесу и твою голову! Хотя прежде, я думаю, я тебя не убью, а позабавлюсь! — он хищным, похотливым взглядом окинул её фигуру.

— Я тебе этого не позволю! — и с этим криком, Эманур ринулась в атаку.

Её руки дрожали, словно осенние листья на ветру, но взгляд оставался железным, сосредоточенным, будто в нём горел костёр внутренней борьбы. Она едва осознавала, с каким смертельным намерением подняла клинок — каждый мускул её тела кричал о страхе, отчаянии и одновременно безумной решимости, которая рвала её изнутри на части. Лазурные глаза вспыхивали огнём, отражая всю тяжесть выбора: убить или умереть.

Расстояние между ними сократилось в мгновение. Она бросилась вперёд, словно бешеная, меч её, едва коснувшись холодной, покрытой царапинами брони противника, заставил его насторожиться. Его лицо было безэмоциональным, холодным, как лёд, но в его глазах мелькнула тень раздражения — он привык к лёгким победам, к быстрому и безжалостному уничтожению врагов.

Он мгновенно отреагировал, парируя, и перешёл в контратаку. Удары его как удары молота — быстрые, точные, безжалостные. Каждый из них, казалось, мог сломать кость, проколоть плоть, разорвать жилы. Эманур изо всех сил уворачивалась, иногда промахивалась, и боль от мельчайших царапин и синяков уже начинала пульсировать в теле, но она не позволяла страху парализовать себя. Её движения были неуклюжими, словно у неопытного бойца, но в каждом из них читалась нарастающая жажда выжить.

Ветер поднимал пыль и мелкие камешки, смешиваясь с каплями пота, что струились по её лицу. Она заметила, как воин стал чуть расслабленнее, словно уже почувствовал свою победу. В этот момент она вспомнила тренировки, нелюбимые и мучительные, и сделала то, что больше всего ненавидела — неожиданно сместила центр тяжести, резко увернулась от очередного удара и нанесла мощный, почти звериный удар по руке врага.

Наруч рассекло, горячая кровь хлынула на камни, раскатываясь алым водопадом. Меч с громким звоном выскользнул из его ладони и упал в холодную воду. Эманур не дала себе ни секунды на передышку — второй, колющий удар прошёл в самое уязвимое место между пластинами доспеха. Меч с треском вошёл в плоть, разрывая внутренние органы, ломая позвоночник и вышел из спины. Изо рта воина вырвалась густая, тёмная кровь, брызги которой окропили её лицо и одежду, смешавшись с потом и грязью.

Он осел в её руках, глаза широко раскрыты, полные ужаса и боли, но также и удивления — он не ожидал, что она сможет нанести такой удар. Её дыхание стало прерывистым, сердце бешено колотилось, кровь стучала в висках. Она стояла, держа в руках холодеющее тело врага, и мир вокруг будто замер.

Промедление длилось несколько мучительных секунд — чтобы осознать содеянное. С криком, полным ужаса и отвращения к самой себе, она отскочила, оттолкнув тело, не в силах больше касаться его. Рука дрожала, пытаясь стереть кровь с лица, но она всё равно оставалась на её коже — тёплая, липкая, живая. Внутри неё бушевал шторм — ужас, с которым она никогда раньше не сталкивалась.

Она убила. Человека. Впервые в жизни она оказалась не наблюдателем смерти, а её исполнителем. В голове всплыли кошмарные образы — мёртвого отца, брата, матери, корчащейся в петле. Эти страшные фигуры затуманивали разум, душили, не давая сделать нового вдоха. Она стояла, словно парализованная, не в силах сказать ни слова, пошевелиться. Слёзы лились ручьём, смешиваясь с кровью и грязью, застилая глаза и лицо. Клинок всё ещё торчал из тела врага, холодный и безжизненный.

Она не знала, что делать дальше. Как переступить через эту тьму в душе, через этот ужас, который теперь стал частью её самой. Насилие не щадит никого, и теперь она поняла это слишком ясно — цена выживания страшна, и порой она измеряется кровью и душевной раной, которую уже не залечить.

Вдруг, слух потревожил звук сдвигающихся камней. Ожидая нового нападения, Эманур дёрнулась, обезоруженная, силясь нащупать под одеждой кинжал, ощущая леденящий страх. Взгляд её наткнулся не на подкрепление, не на пришедших на подмогу воинов — никого не было. Пляж был тих и пуст, единственным оставшимся на нём живым существом был всё тот же мальчик. Он отнял руки от лица и привстал, держа в руке камень, чтобы постараться защититься, что и повело за собой сдвиг камней и шум, напугавший воспалённое сознание Эманур.

Оба они: напуганный ребёнок и вся напружинившаяся Эманур смотрели друг другу в глаза, недоверчиво и опасливо, казалось их страх друг перед другом равен. Но в сознании Эманур всколыхнулся проблеск разума. «Это всего лишь напуганный маленький мальчик. Ребёнок! Он не враг… Нужно попытаться не спугнуть его, а попытаться поговорить… Как можно быстрее увести его отсюда»

— Я… я не причиню тебе вреда. — голос её дрожал, слова нехотя вырывались изо рта скомканными слогами. — Здесь небезопасно, нам нужно уходить. Пойдём со мной. — она, стараясь унять тряску, протянула к мальчику руку и кивнула в ту сторону, с которой пришла.

Мальчик тихонько, судорожно всхлипнул, но камня не опустил. Глаза его обшаривали силуэт Эманур. Он внимательно оглядел её, и, судорожно вздыхая, опустил руку и разжал пальцы, камень угодливо выскользнул и покатился к воде.

— Как твоё имя? — Эманур, не опуская протянутой к мальчику руки, сделала шаг ему навстречу. Мальчик опасливо дёрнулся и замер. Не видя резких выпадов от незнакомки, он протянул свою руку и взялся за руку Эманур.

— М-меня зовут Финн. — крепко сжав руку мальчугана, Эманур повела его от реки к своему лагерю. — А тебя? — голос его дрожал, как лист на ветру. Эманур вытерла собственные слёзы.

— Я — странница. Я прибыла в Нарнию из страны, что за горами. — с каждым словом сознание Эманур прояснялось, сердцебиение приходило в норму, голос становился всё увереннее, — Моё имя влечёт за собой череду невзгод. Я потеряла родных, потеряла свой дом. Оттого, имя моё даже мне самой противно, и я предпочла его забыть. Зови меня просто, Странница.

Финн отдернул свою руку от неё, замер, с огромным страхом смотря прямо ей в глаза. Эманур повернулась к нему лицом.

— Почему я должен тебе верить? Откуда мне знать, что ты говоришь правду?

Эманур задумалась. В голове её медленно, он верно промелькнули некоторые соображения, и она не преминула возможностью их выпустить на волю.

— Оттого, что я такой же беглец, как и ты. Я жила… — она задумалась. — и не замечала, как в мою родную обитель пробрались ложь и предательство. Моя семья… — Эманур замолчала, прикрыв рот рукой. На глаза навернулись слёзы. Мальчик внимательно слушал её и с каждым словом принцессы, в глазах его оставалось всё меньше недоверия. — Изнутри была уничтожена завистью и жаждой власти. В борьбе добродетели и порока, победил порок. И в его лапах сгинули мои родные… мой брат, и мой отец. — при последнем слове, в глазах у мальчика также засеребрились слёзы, у Эманур перехватило дыхание. А мальчишка, видя неподдельные скорбь и отчаяние в её глазах, неосознанно, придвинулся ближе. — Пережив муку, вызванную их смертями и чувствуя вину за их гибель, я сбежала. — Она подняла глаза на мальчика. — И вот, я здесь. Веришь ли ты мне теперь, зная мою историю?

Мальчик задумался, не сводя с неё горестного взгляда. Тяжело вздохнув, он промолвил:

— Верю.

Они двинулись дальше, из-за завесы кустов показалось скромное место ночлега Эманур. Огонь костра, что был вскоре разведён, потрескивал, выбрасывая искры, которые в танце уносились вверх, под купол темного расцвеченного звёздами нарнийского неба. Эманур закутала мальчика в запасной плащ, накинув свой на плечи. Она тщательно обрабатывала ссадины и порезы на руках и лице Финна, нанося на них снадобье, одно из тех, что прихватила с собой из Орландии. Финн, хоть и не жаловался, но изредка вздрагивал от прикосновений к особенно болезненным местам. Его лицо в отблесках огня казалось ещё более бледным, а глаза, хоть и немного потускнели от усталости, всё еще были полны боли и страха.

— Расскажи мне, кто тебя преследовал? Кого… — Эманур запнулась, вспоминая эту ужасающую картину, — Кто остался там на пляже?

Финн, горестно всхлипнув, отвёл взгляд к реке. Мысли его унеслись далеко-далеко от этого места и казалось, что картины ужасного, что с ним произошло, вновь встали перед его глазами.

Он заговорил о своём отце, который был Сказителем, так его называли в деревне. Он не был ни воином, ни волшебником, а был рассказчиком. По ночам, когда все жители собиралась возле костра, он рассказывал сказки. Не про обычных людей, нет, а про старую Нарнию. Он говорил о временах, когда правил великий Лев Аслан, когда звери говорили, и деревья ходили, когда в лесах жили кентавры и дриады, а в реках плавали русалки, о временах Золотого Века Нарнии, о величественных Королях и Королевах. Он говорил о чести и справедливости, о доброте и смелости, о том, что даже в самые темные времена можно найти надежду. Финн вспоминал, как он, маленький, сидел, открыв рот, и слушал, видя в глазах отца не только огонь костра, но и пламя прошлых веков. Он верил каждому его слову, потому что чувствовал, что это всё правда... правда, которую отобрали у них, из которой сделали страшную ложь.

Финн временами всхлипывал и поднимал глаза на Эманур.

Но, как выяснилось, не всем нравились сказки отца. Были и те, кто шептался, кто смотрел исподлобья, кто считал, что он набивает детям головы глупостями. А потом, несколько дней назад, пришли они… Солдаты Непровозглашенного Короля. Они пришли ночью, когда Финн спал. Он проснулся от криков. Криков отца. Он слышал, как тот говорил, как он просил оставить его в покое, как кричал, что не делает ничего плохого. Но они не слушали. Они грубо вытащили отца из дома, бросив его, словно мешок с зерном. Его били, тащили, а Финн спрятался под кроватью, дрожа, как лист на ветру. Он слышал, как крики отца становились тише и тише, пока совсем не затихли. Мальчик запомнил звук тяжелых сапог, уходящих прочь, словно они уносили с собой его жизнь.

Когда все стихло, он выбрался из своего укрытия. Дом был пуст. Никого. Финн просто… убежал. Он прятался, как бездомный пес, ел то, что мог найти, и каждую ночь видел во сне, как уводят его отца. Солдаты сказали, что убьют его, если он еще хоть раз расскажет сказки… Финн не знал, где сейчас его отец, жив ли он. И сегодняшней ночью, один из патрульных, заметил его, погнался и убил бы, если бы не подоспела Эманур. Когда мальчик окончил рассказ, Странница нахмурилась. Она внимательно вглядывалась в его лицо, изо всех сил сдерживая порыв подступивших слёз сочувствия. Этим вечером, что-то в ней переломилось, что-то важное, что-то сокровенное… но внимание её привлекло не это.

— Я… сожалею. Но, ты сказал о патруле, верно? — Финн кивнул. — Как далеко от этого места он проходил, что заметил тебя? — тревога зашевелилась в сознании Эманур.

— Я был на вершине вон того холма, — махнул он рукой, указывая на ближайшую возвышенность.

Эманур подскочила. С того холма и равнина, и опушка, на которой они находились были как на ладони. Небезопасно и опрометчиво было бы остаться здесь. Глаза её заметались, в голове замелькали беспокойные мысли: как быстро обнаружат отсутствие одного из стражей патруля, заметили ли уже? А как быстро заметят пылающий у опушки огонь?! И в потоке её мыслей, глаза сами наткнулись на лес. Такой манящий, тёмный, таинственный… Она обратила взгляд к Финну.

— Вставай. Мы не останемся здесь на ночь. Мы уходим в лес. — Финн удивленно приподнял брови.

— Ты тоже считаешь, что в лесу безопаснее? Все наши деревенские жители старались держаться от него подальше…Только мы с отцом иногда выбирались туда и… — мальчик всё больше увлекался своим рассказом, но Эманур в нетерпении чуть повысила голос.

— По дороге расскажешь, вставай!

Паника начала подкрадываться, проникая в ее сознание, словно ледяная вода. Она торопливо начала собирать свои вещи, складывая плащ, дорожные сумки и разбросанные там и сям пожитки. Время, как ей казалось, ускорилось, и каждая секунда была на вес золота.

Когда всё было уложено, она, подобрав ближайшую увесистую палку, обмотала её отрезом ткани, обдала получившуюся мотню эссенцией из одного из пузырьков и подожгла от костра. Получился первоклассный факел. Она вручила его Финну, затоптала не без усилий их костёр и прикрыла валявшимися там и тут лапистыми ветвями елей. Мальчика она подсадила на коня, а сама, взяв поводья, повернула его в сторону леса. Сердце Эманур наполнилось противоречивыми чувствами. Лес пугал её, тем более окутанный ночной тьмой, с другой же, Финн явно знал про эти леса больше её и не боялся. Собрав все силы в кулак, она глубоко вдохнула, стараясь успокоить дрожь в руках, решительно направилась к лесу. Как только она вошла под сень деревьев, ее накрыл непроглядный мрак, разгоняемый только подвижным пламенем в руках Финна. Лес был густым и мрачным, но она не чувствовала страха. Она шла, ступая по мху и траве, ведя за собой под уздцы Аратара, словно повинуясь какому-то невидимому зову. Лес сгущался вокруг неё, давя и как будто бы крича: «Уходи, уходи, прочь!», но принцесса не сбавляла своего шага, продвигаясь всё глубже и глубже.

Как вдруг, Аратар остановился и жалобно заржал, будто бы отговаривая хозяйку двигаться дальше. Эманур обернулась к жеребцу, подошла на шаг назад.

— Аратар, миленький, Верь мне. Идём. — полушепотом проговорила ему наухо Эманур. Что-то подсказывало ей, шуметь не стоит. А потом она обнаружила, почему Аратар вдруг остановился.

Финн, хоть и крепко державший в руке факел, начал клевать носом. С благодарностью взглянув на коня, Эманур забрала из рук мальчика факел и посоветовала ему, держась ногами за седло, откинуться на спинку седла и седельные сумки и вздремнуть. Мальчик сначала отнекивался, бодрясь, но вскоре согласился и сделал ровно так, как посоветовала Эманур. Совсем скоро, он блаженно засопел, укачиваемый размеренными шагами Аратара.

Тишина, клубилась вокруг словно туман, нарушаемая только дыханием коня и еле слышным сопением Финна. Она заливалась в уши, чем вызывала стрёкот. Казалось, что они идут уже не час, и не два, а как минимум несколько дней и всё никак не могут продвинуться дальше. Темнота, и усталость, от пережитых переживаний и долгого пути, начала давать знать о себе, Эманур то и дело цеплялась носками ботинок за выпирающие корни.

Спустя изрядное количество времени, когда они прошли наверно несколько миль, Эманур решила устроить привал. Молчаливая лесная чаща, казалось, рассматривает незадачливых, но таких упорных в своём рвении путников. Девушка отогнала от себя ощущение, что за ней смотрят несколько пар внимательных глаз. Остановив коня, она подошла к седельным сумкам, и стараясь не нарушить сна Финна, отстегнула один из ремешков, взяла в руки бурдюк, наполненный озёрной водой.

За спиной девушки послышался шорох, и не успела она обернуться, как за ним, тут же последовал едва уловимый звук натяжения тетивы. Эманур замерла, не донеся до рта живительную воду.

— Кто ты такая, и зачем забралась так глубоко в наш лес? — раздался низкий и властный голос из-за её спины.