Свет Надежды (гет)

Старательно запахнув на себе плащ, не забыв при этом укрыть отрезом ткани лицо, девушка, чья фигура теперь лишь смутно угадывалась за одеждой, прошла в двери трактира «Золотой Ячмень», единственной в предгорном городке, в котором она оказалась.

Тут же, с порога, в нос ей ударила какофония запахов, отразившиеся на её лице гримасой, которой никто не увидел. Пытаясь скрыть ещё не утраченную изящность своих движений, она тенью проскользила к столу у стены. Он весь был в пятнах жира, что утекает с тарелок, разводах эля, убежавшего из вырубленных из дерева кружек и чём-то ещё, к чему девушке приглядываться не хотелось.

Тучный трактирщик в запятнанном бежевом фартуке принял у неё заказ и отдал распоряжение напоить вороного жеребца, которого девушка оставила у коновязи. Стараясь не открывать своего лица, путница осмотрелась. Трактир представлял собой душное небольших размеров помещение, в котором в стройном порядке теснились деревянные массивные столы и скамьи. Узенькие окна с засаленными, подвижными на легком вечернем ветерке занавесками, были распахнуты настежь, что не помогало выветрить уже, казалось, въевшийся в сами стены запах эля и пота крестьян, составлявших основной контингент заведения.

Мимо её стола прошествовал один из местных, несший от барной стойки к своему столу несколько кружек пенного эля. Девушка прислушалась к разговору его и товарищей и плотнее запахнула капюшон, стараясь не дать своим белокурым волосам выскользнуть из-под него.

— Неделя прошла, а всё ещё верится с трудом… Принцесса Эманур… Горе то какое! Унеслась жизнь нашей птички… — скрипящим голосом сказал старик, поднося к губам кружку.

Девушка вздрогнула, когда поняла, что не ослышалась. Подавив желание вновь взглянуть на говоривших, она затаила дыхание, стараясь не упустить ни слова.

— Говорят, как будто заживо сгорела … Ничего не ела, ни с кем не разговаривала…

— Бедная девочка… Сначала Король Эредин, затем и принц Киллиант… не осталось у бедняжки опоры, вот и сгинула. — мужчина опускает голову, теребя край своей рубахи.

По телу девушки прошла волна жара. Она закрыла глаза руками, продолжая слушать.

— Знал я, что плохо кончится… Такая красота, такая доброта… Слишком уж хрупкая для этого жестокого мира. А королева Ксара… Ведьма! Сама же и погубила всех, говорят… Захват власти затеяла. — хватил кулаком по столу старик.

Услышав имя королевы, девушка, опустив руки, сжала их в кулаки. Глаза наполнялись слезами.

— Поделом ей, знай болтается теперь в петле… никогда я не верил особам из её рода… а эта Филлиана? Наставница принцессы, сбежала она чтоль, или…?

Девушка не заметила, как трактирщик поставил перед ней лохань с похлёбкой и кружку сока, он, по её же просьбе, не осмелился побеспокоить разговором и молча удалился. Скрытое лицо странницы стало бледным, по нему катились слёзы. А разговор продолжался.

— От неё ни слуху, ни духу, как в воду канула, когда разоблачили её вину в смерти принца Киллианта! Мерзавка, я бы её! — крестьянин злобно потряс руками.

— Слава Орлу, этот кошмар закончился. Как вспомню себя, когда услышал об убийстве короля, места себе не находил… Надеюсь, новый Король Лорéн будет править так же мудро, как и Его Величество Эредин, не даром же они родные братья.

Девушка, скрытая плащом, вновь подняла руки к лицу. Она утёрла слёзы и глубоко вздохнула. Этот разговор имел к ней самое прямое отношение. В душе её растекалась скорбь, когда она услышала из уст крестьян имена своих покойных отца и брата. Крестьянам, было невдомёк, что их возлюбленная принцесса — жива, и скрыта плащом и тенью своей горечи, в нескольких шагах от них.

Эманур, вновь выпрямилась, приставила по ближе похлёбку и принялась за неё. Она была недурна на вкус.

Мысли по-прежнему роились в её голове, словно назойливые мухи. Разговора крестьян она уже не слышала, а полностью погрузилась в себя.

«Они так легко судят. Они видят только чёрное и белое. Они не понимают, что твориться в моей душе. Я любила отца и брата, но… мама… её амбиции… я ничего не могла сделать, чтобы остановить её. Или просто не сделала? Теперь они говорят об Эманур, которая умерла от горя. Но настоящая Эманур умерла гораздо раньше — в тот момент, когда поняла, что причастна к их смерти, пусть и невольно. Моё молчание, моя неспособность предотвратить трагедию... это моя вина. Я нисколько не зла на дядюшку, который теперь занял трон. Он его достоин, он будет хороший правитель… Но для меня, в стенах дворца нет больше места… Я — призрак, призрак принцессы, которая не смогла защитить своих близких. Я живу, но внутри меня пустота, похожая на бездну. Я видела смерть отца и брата… и это отразилось во мне не только печалью, а чем-то гораздо более мрачным. Я не смогу никогда простить себя… именно поэтому, я приняла решение уйти. Так будет лучше.»

На зубах хрустят овощи и на лоскутья разматывается сочное мясо, тыквенный сок щиплет язык. Трапеза выдаётся быстрой. Покончив с едой, Эманур встаёт и, не говоря ни слова, не давая никаких жестов трактирщику, покидает его. Её взгляд пуст, лицо не выражает никаких эмоций. Она — живой призрак, приговоренный к вечной боли, которую никто не может увидеть и понять.

Резкое дуновение ветра вырывает её из пучины мрачных мыслей. Солнце уже закатилось за горизонт и округу затапливали сумерки. Кое-где на сиреневом небе проглядывали уже первые звёздочки. Подойдя к единственному своему верному спутнику, вороному жеребцу, она потрепала его по холке, отвязывая от деревянных жердей.

— Аратар… Пора. Дорога зовёт.

Махровый нос коня ткнулся ей в плечо. Ответив ему ласковым прикосновением, Эманур ловким движением заскочила в седло и направила коня к дороге, в конце которой, возвышались словно великаны, черные от надвигающихся теней ночи горы.

* * *

В гулкой, отдающейся эхом тишине дворцовых коридоров, словно гром звучат шаги бегущей Эманур. Ноги путаются в подоле ночного платья, и спешно наброшенной накидки. Тишина наполняется криками, слуги, с воплями паники, выбежавшие навстречу, толкают и всячески задевают рвущуюся вперёд принцессу. Её единственная цель — как можно скорее добраться в покои брата, из которых доносятся шум борьбы и скрежет металла — меч, ударяющийся о меч.

Она с усилием, налегает на дверь искомых покоев, тяжелую, деревянную, с железными инкрустированными драгоценностями перекладинами. Она не поддаётся. Эманур бьётся о неё, отбивая руки, иступлённый крик вырывается из её груди: "Киллиант! Киллиант, открой!". Ответа нет. Она вновь, всем телом налегает на дверь и наконец сдвигает её настолько, что можно пробраться внутрь. Словно бестелесный дух она проскальзывает в комнату, у двери нагромождение стульев, она оборачивается и глазам её предстаёт ужасающая картина: высокий силуэт с тенью вместо лица предстаёт пред ней, в лапах Тени Киллиант, её брат, в ночной сорочке, он обездвижен, меч его валяется в нескольких метрах. «Киллиант!» — восклицает в сердцах Эманур. «Эми, беги, прячься…» полушепотом, из-за сдавленного хваткой Тени горла, хрипит парень. Эманур хочет бросится к нему, но ноги налились свинцом, она не может двинуться с места. Тень разливается дьявольским смехом, из-под капюшона выбивается вьющаяся прядь пшеничных волос, пронизанных сединой, «Ты опоздала, девчонка!» — насмехается фигура и наносит последний удар своим клинком под рёбра удерживаемого ей Киллианта. Парень испускает последний вздох и падает к её ногам. «Братец, нет!» — разрывается Эманур воплем, заполоняющий болью всё её сознание. А слух заполняет хохот. Леденящий и пронизывающий словно морозный зимний ветер…

«Нет, нет!!» Эманур вскрикивает и открывает глаза. Всё вокруг ещё покрыто дымкой сходящей на нет ночи, в свете звёзд по лбу текут капли пота, а глаза — морские волны — в испуге обшаривают округу. Светлые волосы, золотятся в мерцании первых лучей рассвета, растрёпаны и прилипают к мокрому лбу. Рука сжимает серебряный кинжал с гербом крылатого змея.

С тех пор, как произошла трагедия, Эманур никогда не ложилась отдыхать безоружной. Но никакой опасности нет, это был лишь сон. Вновь дурной сон, отнюдь не первый и далеко не последний в череде событий. Рядом, также встрепенувшись, с земли поднимает голову черный жеребец, потряхивая гривой, он устремляет взор темных карих глаз на хозяйку.

Даже во дворце, даже после казни королевы-матери, и тем более, после того как дворец покинула. Оружие было вовсе не бесполезно в её руках. Несмотря на знатное, королевское происхождение, белоручкой Эманур не слыла. Благодаря стараниям старшего брата и придворного его наставника она училась фехтованию, стрельбе из лука… наперекор недовольной этим матушке.

«Киллиант… Киллиант…» — не до конца оправившись от ночного кошмара шепчет она.

Трясущимися руками убирает кинжал в потёртые ножны на поясе, которые теряются в складках мешковатой одежды и закрывает лицо руками.

«Это никогда не отпустит меня, да, Аратар?» — спрашивает она сквозь пальцы, обращаясь к коню. Тот, глядит на неё полными преданности и сочувствия глазами, но при всём желании, ничего не отвечает.

С тяжелым вздохом она проводит рукой по своим густым волосам. Мысли об увиденном ещё клубятся в сознании, словно плотный черный дым. Эманур всё сидит, уставившись невидящими газами в войлочную подстилку, что служила ей постелью. Тем временем, ярче и ярче разгорается рассветное зарево.

И тут её руки, вновь проведя по волосам останавливаются. В сознании её всплывает образ той самой Тени из её сна, тени Наставницы, Филлианы, предавшей всю её семью и перешедшей во служение жаждущей крови Матери, и серебрящийся в лунном свете локон её светлых волос, золотые волосы собственной матери Эманур, королевы Ксары, так похожих на волосы Эманур.

«Нет! Больше ничего не свяжет меня с ними обоими». Она порывисто вскакивает с лежанки и добирается до разложенных невдалеке, на пне, седельных сумок. В одной из них, среднего размера, с жестким кожаным корпусом хранятся снадобья и эссенции, необходимые для алхимических работ. Эманур осознавала, что именно Филлиана в своё время приоткрыла ей завесу этого чарующего, почти магического мастерства, но последние годы Эманур постигала эту науку сама, засиживаясь в библиотеке с древними фолиантами и разыскивая по королевству те или иные компоненты.

Порывшись среди бутыльков, она достала бутылочку с медно-красной, переливающейся жидкостью. Подхватив из той же сумки деревянную миску, и гребень лежавший неподалёку, она направилась к реке. То была небольшая, ширящаяся к горизонту речка, отходящая от озерца, образовавшегося под невысоким водопадом, спускающимся с гор. Зачерпнув воды, она плеснула в миску эссенцию из бутылочки, размешала. Умерив спешку, она с расстановкой стала обмакивать гребень в получившийся раствор и прочёсывать им свои золотистые волосы, которые, соприкасаясь с гребнем, принимали медный рыжий цвет, наполняясь раствором. Процедура заняла у Эманур более получаса. Она старательно распределяла раствор, стараясь всю густоту и длину своих волос обратить из золотисто-светлых в огненно-рыжие.

Конь Эманур, будучи бесконечно преданным, а оттого не нуждающимся в привязи, подошел к реке, где занималась перевоплощением его хозяйка. Он долго и внимательно осматривал её со спины, и вот, она обернулась: раствор стекал с волос, не было и следа от природного цвета, её волосы горели теперь мягким огнём — медно-рыжий цвет переливался на взошедшем солнце, словно сотни маленьких искр, танцующих в каждом локоне. Они были как осенний лес в лучах заката: тёплые, живые, с оттенками золота и глубокого красного, которые менялись с каждым движением.

Эманур наткнулась на оценивающий взгляд своего последнего друга.

«Как тебе, Аратар?»

Конь фыркнул, потряс головой и вскинул её. Его собственная шикарная черная кудрявая грива подлетела и расцветилась отблесками в солнечном свете.

«Ха-ха», посмеялась сдержанно Эманур, опорожнив миску в ближайший куст, который тоже приобрёл теперь оттенок рыжины поверх зелёных листьев, улыбаясь, потрепала коня по холке. «Тебе такой не пойдёт, у тебя смотри какие чарующие локоны». Конь, казалось, тоже с усмешкой, фыркнул и отошел в зеркально-чистой воде.

За последний вечер, путники одолели изрядную часть своего пути и привал их, последний привал в родном королевстве, Орландии, они проводили у подножия пограничных гор. Место их ночлега лежало в самом начале рощи, которая, укрепляясь и разрастаясь деревьями покрупнее, поднималась на склоны гор, которые, казалось, верхушками своими упираются в самое небо.

Но время их затянувшегося привала уже подходило к концу. Ветер перемен влёк Эманур на восток, сверившись с картами, она определила, что наилучшим местом перехода гор, отделяющих Ордандию от Нарнии лежал здесь. На сборы уходит не меньше нескольких часов, Эманур старательно свернула войлочную подстилку, упаковала её с суму. Туда же отправился гребень, невеликие запасы провианта, как для себя, так и для Аратара. Увесистую флягу, обитую кожей, она наполнила свежей водой.

Медлить больше было нельзя. Солнце поднялось над равниной, ещё не в полуденное стояние, но уже приближалось к этому. Подозвав коня, она с усилием взвалила на его широкую спину седло с нагруженными сумками, затянула две подпруги и накинула на шею коня ремень, кренившийся к седлу и уздечке, которая была надета следом. Поводья она легонько закрепила на рожке седла. Затянула потуже свои ботинки, поправила все пряжки и убедилась в сохранности кинжала.

Конь недовольно фыркнул, намекая на длительное своё бездействие. Эманур вернулась к нему, принялась проверять все пряжки и крепления.

«Наберись терпения, Аратар. Нам остался последний рывок. Там, за этими горами — Нарния. Край величественный и благодатный. Я ещё в детстве читала и слышала столько легенд и историй, что и не пересчитать… Взять, хотя бы, легенды о Четырёх великих Королях и Королевах… а легенды о Великом Льве, который могущественен как божество, и одним рыком своим способен усмирять легионы воинов, самые ужасные бури… Я обожала слушать именно о них. А Нарнийские леса… Говорят, там до сих пор уцелели Истинные Нарнийцы… Кентавры, гномы, может быть даже Эльфы… Почему бы не проверить самим? А представь, какой сладкой там будет трава на лугах, а какими тёплыми ночи… Вот увидишь, милый мой, нам там будет лучше. Там мы сможем начать всё заново, с чистого листа. Как минимум потому, что нас с тобой, там никто не узнает.»

И с этими словами, Эманур вскочила в седло и направила коня глубже в рощу. К поднимающемся горам, к вершинам которых вела неприметная тропа.

Солнце, что еще недавно ослепительно сияло над долиной, теперь пряталось за свинцовыми тучами, словно испуганный зверь. Тропа, еще утром приветливая и манящая, теперь казалась зловещей пастью, ведущей в самое сердце гор. Девушка, сжимая поводья, чувствовала, как в воздухе сгущается предгрозовая тревога. Аратар чутко вздрогнул, ощущая перемену в погоде. Подъём становился все круче, каменистая тропа вилась серпантином, словно пытаясь сбросить путников с хребта. Орландия явно не хотела отпускать свою принцессу просто так.

Первые раскаты грома, словно зловещий рокот горного духа, пронеслись над вершинами, отражаясь от отвесных скал. Ветер, до этого лишь бодрящий, усилился, превратившись в яростную силу, трепавшую плащ девушки и косу Аратара. Капли дождя, сначала редкие, словно слезы неба, превратились в плотную стену, косо хлеставшую по лицу.

— Держись, Аратар! — прокричала девушка, пригнувшись, и быстро накинув на спину коня припрятанную попону, пытаясь защитить его от проливного дождя. Конь, напружинив мускулы, с удивительной уверенностью пробирался по скользким камням.

Тропа превратилась в ревущую реку, потоки воды смывали мелкие камни, срывая их в пропасть. Гром сотрясал землю, молнии, словно клинки небесных богов, пронзали тучи, освещая на мгновение окружающий пейзаж. Девушка с ужасом наблюдала за этими вспышками, каждая из которых казалась предвестницей гибели. Она чувствовала, как страх ледяными когтями впивается в сердце, но знала, что нельзя останавливаться.

— Ты сильный, Аратар, самый сильный конь на свете! — прошептала она, поглаживая его мокрую шею, — Еще немного, и мы выберемся из этой передряги.

Нужно продолжать путь, если она хочет достичь своей цели. Ноги скользили, ботинки промокли насквозь, как и вся одежда. Ветер, пронизывающе холодный, казалось, хотел выудить из души девушки последнее оставшееся в ней тепло и надежду.

И вот, после бесконечных усилий, когда казалось, что силы их на исходе, они достигли плато. Словно по мановению волшебных слов, ярость стихии начала утихать. Дождь перестал быть таким проливным, ветер, немного затих, перестал рвать одежду и превратился в порывы.

— Молодец, Аратар, мы сделали это! — с облегчением воскликнула девушка. Тучи, словно уставшие от своей бурной пляски, начали рассеиваться, но наступившая ночь погрузила плато в кромешную тьму.

И сама Эманур, и её конь, были вымотаны и промокли до нитки. Они решили остановиться здесь, на самом верху, надеясь, что утро принесет с собой ясность.

В кромешной темноте, под холодным светом звезд, девушка устроилась на ночлег рядом с Аратаром. Костер, потрескивая, отгонял мрак, но не мог успокоить тревогу в её душе. Ночью ей приснился кошмар. Она бежала, задыхаясь от страха, по темному лесу, а за ней гнался кто-то, чье лицо скрывала тьма. Она не могла разглядеть силуэт преследователя, но животный ужас, сковывавший ее во сне, преследовал и после пробуждения. Проснувшись в холодном поту, она долго не могла прийти в себя, оглядываясь вокруг, словно ожидая увидеть жуткого гостя из сна.

Утро пришло с мягким светом, озарившим плато, и открыло перед ними невероятную панораму. Широкая долина, окутанная дымкой тумана, словно занавес, скрывала от глаз волшебство, а горы, за которыми они оставили свой путь, были по-прежнему окутаны облаками и дымкой бури.

— Обратной дороги нет…- с грустью подумала девушка, глядя на серые облака, закрывшие её прошлое. Она погладила Аратара по лбу. — Ну вот, самое страшное — позади, осталось только набраться смелости принять то, что готовит нам судьба у спусков с гор. — и, усмехнувшись той лёгкости, которая вдруг заполнила её грудь, она принялась собирать сушившиеся у костра вещи.

* * *

К подножиям гор, в королевстве Орландия, Эманур подошла обреченной на тоску и убитой горем принцессой. Взойдя же на плато и спустившись к Нарнийским пущам, Эманур, казалось, удалось сбежать от тягот прошлого. От тяжести собственных мыслей. Она оказалась на новой земле, в новом мире, который не требовал от неё королевских приличий и светских манер. Эманур была свободна. Казалось, даже тяжкий груз потери, потери части собственной души вместе с отцом и братом, не был теперь так тяжел, ведь окрестные пейзажи, и люди, не напоминали ей теперь о тех ужасных событиях.

Спустившись с вершин, Эманур ощутила перемену даже в воздухе. Он сменился мягким, влажным бризом Нарнии, приносившим с собой аромат цветущих лугов и далекого моря. Эманур вдохнула его полной грудью, и какое-то время печаль, сковавшая ее сердце, словно лед, отступила. Со своим верным спутником они пустились в путешествие, не сравнимое с тягостным путём от дворца в Орландии к горам. Неспешные переходы по золотисто-зелёным лугам, отдых на лесных опушках у небольших озёр, наполненных чистой и свежей водой, вкус которой, казалось, был куда слаще, чем та вода, которую доводилось ей пить раньше. Иногда, случалось заходить в города. Расплачиваясь золотом с гербом Орландии, она называла себя каким угодно именем, кроме собственного. Было в нём для неё что-то чужое, болезненное, что-то, что хотелось забыть и навсегда вычеркнуть из памяти.

Вскоре Эманур начала замечать и другие, куда более тревожные вещи. Нарния, которую она представляла по старым сказкам, была совсем не такой, какой она видела её на самом деле. Да, здесь были пышные леса и чистые реки, но люди… люди были совсем другими. Она ожидала встретить благородных воинов и мудрых советников, чьи сердца были наполнены добротой. Вместо этого она видела усталые, измученные лица, полные недоверия и страха. Нарнийцы сторонились ее, перешептываясь за ее спиной и бросая на нее хмурые взгляды. Никто не говорил о чудесах, о Льве Аслане, только о бедах и невзгодах, которых им пришлось пережить в последнее время.Принцесса несколько раз пыталась завести разговор о великих легендах, но в ответ лишь натыкалась на насмешки и подозрения.

Утомившись от постоянных перемещений, ставших навевать беглой принцессе всё более сильное чувство, что их преследуют, она приняла решение разбить лагерь у кромки леса, невдалеке от озера, и выходящей из него реки, идущей вдоль лесного массива. Прикинув в уме все варианты, она сочла данное место одним из лучших, потому что ей удалось выяснить: жители королевства, до смерти боятся нарнийских лесов, оттого, расположение на грани леса позволило бы Эманур в случае опасности укрыться в чаще. Наступило затишье. За недалёкими холмами, располагалась деревенька, в которой можно было пополнить провиант, попросить мастеров о починке и не отставать от жизни. Эманур понимала, что вечно быть «призраком» у неё не выйдет, но никаких идей, не приходило в голову принцессе.

Помимо единственного и неизменного Аратара, её спутниками стали ночные кошмары. Ведь, как и любое затишье, это — было не вечным. Каждую ночь, стоило лишь солнцу покинуть небосвод, а сумеркам сойти на нет, неотвратимо преследовал её ледяной хохот матери, предсмертный стон брата и вид обескровленного лица отца, искаженно и неправильно упавшего прямо посреди коридора. И постоянный, навязчивый, невидимый преследователь. Ей доводилось, периодически, просыпаться в таком же мокром и жутком поту, как и тогда, на вершине гор, когда привиделся ей преследующий силуэт.

Если бы не «плечо» верного Аратара рядом, наверное, даже и Нарнийское благоденствие не спасло бы Эманур. Когда она, вздрагивая, или вскрикивая просыпалась от кошмара, конь неизменно был рядом, прислонял к её заплаканной щеке свой бархатный нос и неотступно следовал за ней, чтобы не допустить случиться беде.

День за днем, опасения Эманур росли. Ей казалось, что место, в котором она оказалась, вовсе не спасение, а новая клетка, только не из золота, а инкрустированная страхом и покаянием. Эманур все больше времени проводила в одиночестве, углубившись в свои мысли, и все реже выбиралась из лагеря. Она чувствовала себя потерянной, отчаявшейся и не представляла, куда ей двигаться дальше.

И вот, однажды, когда солнце уже клонилось к закату, и тени сгущались, Эманур разбила лагерь у опушки леса, неподалёку от реки. Она разбирала вещи, погруженная в свои мрачные размышления, когда услышала тихий плач и громкие возгласы…

Сердце дрогнуло, словно птица, попавшая в ловушку. Все существо Эманур обратилось в слух. Она, со всей осторожностью в движениях подобралась к седельным сумкам и извлекла свой меч. В длину около метра, с распростёршим крыла орлом на эфесе, она поудобнее перехватила его в руках и не торопясь, стараясь не выдать своего присутствия, она пробралась сквозь густые заросли кустарника. Серебристое, инкрустированное драгоценными камнями лезвие блеснуло в закатных лучах.

Оставаясь в тени кустарника, она воззрилась на каменистый речной пляж, на котором, словно птенец, выпавший из гнезда, скорчившись на коленях, у самой кромки воды, сидел ребёнок, мальчик, закрывая из последних сил голову руками, а над ним, как коршун, с занесённым мечом стоял мужчина, примеряясь для нанесения удара.

Решение в голове Эманур возникло молниеносно. Со всей возможной скоростью она рванулась вперёд, ломая ветки.

— Эй! — крикнула она, — Оставь безоружного, есть противники достойнее!

Мужчина обернулся. Лицо его, сначала удивлённое, сменилось гримасой торжества, и понятно почему. На нем был с заострёнными вершинами, украшенный металлическими деталями шлем, лёгкие, но прочные, доспехи, сделанные из кожи и металла, украшенные на груди остроконечной, в числе восьми, звездой, черные штаны и укреплённые ботинки, в то время как на Эманур были бесформенные тряпичные одежды. Он оставил мальчугана, переключив всё свое внимание к ней.

— Что же за боевые девицы ходят по нашим лесам? Будешь препятствовать исполнению воли Лорда Мираза? — голос его скрипел, сквозь улыбку он рассматривал все подробности внешности Эманур.

— Ваш лорд велит убивать детей? —

— Неугодных, и всех, кто им дорог!

— Такой воле я с радостью помешаю! — она нарочно выкрикнула эти слова, желая как можно больше своей собственной смелости призвать на помощь. Ей никогда не приходилось сражаться взаправду, всегда её противниками были либо брат, либо его наставник, которые иногда нарочно поддавались юной принцессе, не желая ранить её. Да и сами поединки были «игрушечными». Но то время минуло, теперь ей придётся доказать самой себе, что уроки прошли не даром, и она готова проявить в себе новую сущность.

— Хм, тогда помимо головы сына бунтаря, я принесу и твою голову! Хотя прежде, я думаю, я тебя не убью, а позабавлюсь! — он хищным, похотливым взглядом окинул её фигуру.

— Я тебе этого не позволю! — и с этим криком, Эманур ринулась в атаку.

Её руки дрожали, словно осенние листья на ветру, но взгляд оставался железным, сосредоточенным, будто в нём горел костёр внутренней борьбы. Она едва осознавала, с каким смертельным намерением подняла клинок — каждый мускул её тела кричал о страхе, отчаянии и одновременно безумной решимости, которая рвала её изнутри на части. Лазурные глаза вспыхивали огнём, отражая всю тяжесть выбора: убить или умереть.

Расстояние между ними сократилось в мгновение. Она бросилась вперёд, словно бешеная, меч её, едва коснувшись холодной, покрытой царапинами брони противника, заставил его насторожиться. Его лицо было безэмоциональным, холодным, как лёд, но в его глазах мелькнула тень раздражения — он привык к лёгким победам, к быстрому и безжалостному уничтожению врагов.

Он мгновенно отреагировал, парируя, и перешёл в контратаку. Удары его как удары молота — быстрые, точные, безжалостные. Каждый из них, казалось, мог сломать кость, проколоть плоть, разорвать жилы. Эманур изо всех сил уворачивалась, иногда промахивалась, и боль от мельчайших царапин и синяков уже начинала пульсировать в теле, но она не позволяла страху парализовать себя. Её движения были неуклюжими, словно у неопытного бойца, но в каждом из них читалась нарастающая жажда выжить.

Ветер поднимал пыль и мелкие камешки, смешиваясь с каплями пота, что струились по её лицу. Она заметила, как воин стал чуть расслабленнее, словно уже почувствовал свою победу. В этот момент она вспомнила тренировки, нелюбимые и мучительные, и сделала то, что больше всего ненавидела — неожиданно сместила центр тяжести, резко увернулась от очередного удара и нанесла мощный, почти звериный удар по руке врага.

Наруч рассекло, горячая кровь хлынула на камни, раскатываясь алым водопадом. Меч с громким звоном выскользнул из его ладони и упал в холодную воду. Эманур не дала себе ни секунды на передышку — второй, колющий удар прошёл в самое уязвимое место между пластинами доспеха. Меч с треском вошёл в плоть, разрывая внутренние органы, ломая позвоночник и вышел из спины. Изо рта воина вырвалась густая, тёмная кровь, брызги которой окропили её лицо и одежду, смешавшись с потом и грязью.

Он осел в её руках, глаза широко раскрыты, полные ужаса и боли, но также и удивления — он не ожидал, что она сможет нанести такой удар. Её дыхание стало прерывистым, сердце бешено колотилось, кровь стучала в висках. Она стояла, держа в руках холодеющее тело врага, и мир вокруг будто замер.

Промедление длилось несколько мучительных секунд — чтобы осознать содеянное. С криком, полным ужаса и отвращения к самой себе, она отскочила, оттолкнув тело, не в силах больше касаться его. Рука дрожала, пытаясь стереть кровь с лица, но она всё равно оставалась на её коже — тёплая, липкая, живая. Внутри неё бушевал шторм — ужас, с которым она никогда раньше не сталкивалась.

Она убила. Человека. Впервые в жизни она оказалась не наблюдателем смерти, а её исполнителем. В голове всплыли кошмарные образы — мёртвого отца, брата, матери, корчащейся в петле. Эти страшные фигуры затуманивали разум, душили, не давая сделать нового вдоха. Она стояла, словно парализованная, не в силах сказать ни слова, пошевелиться. Слёзы лились ручьём, смешиваясь с кровью и грязью, застилая глаза и лицо. Клинок всё ещё торчал из тела врага, холодный и безжизненный.

Она не знала, что делать дальше. Как переступить через эту тьму в душе, через этот ужас, который теперь стал частью её самой. Насилие не щадит никого, и теперь она поняла это слишком ясно — цена выживания страшна, и порой она измеряется кровью и душевной раной, которую уже не залечить.

Вдруг, слух потревожил звук сдвигающихся камней. Ожидая нового нападения, Эманур дёрнулась, обезоруженная, силясь нащупать под одеждой кинжал, ощущая леденящий страх. Взгляд её наткнулся не на подкрепление, не на пришедших на подмогу воинов — никого не было. Пляж был тих и пуст, единственным оставшимся на нём живым существом был всё тот же мальчик. Он отнял руки от лица и привстал, держа в руке камень, чтобы постараться защититься, что и повело за собой сдвиг камней и шум, напугавший воспалённое сознание Эманур.

Оба они: напуганный ребёнок и вся напружинившаяся Эманур смотрели друг другу в глаза, недоверчиво и опасливо, казалось их страх друг перед другом равен. Но в сознании Эманур всколыхнулся проблеск разума. «Это всего лишь напуганный маленький мальчик. Ребёнок! Он не враг… Нужно попытаться не спугнуть его, а попытаться поговорить… Как можно быстрее увести его отсюда»

— Я… я не причиню тебе вреда. — голос её дрожал, слова нехотя вырывались изо рта скомканными слогами. — Здесь небезопасно, нам нужно уходить. Пойдём со мной. — она, стараясь унять тряску, протянула к мальчику руку и кивнула в ту сторону, с которой пришла.

Мальчик тихонько, судорожно всхлипнул, но камня не опустил. Глаза его обшаривали силуэт Эманур. Он внимательно оглядел её, и, судорожно вздыхая, опустил руку и разжал пальцы, камень угодливо выскользнул и покатился к воде.

— Как твоё имя? — Эманур, не опуская протянутой к мальчику руки, сделала шаг ему навстречу. Мальчик опасливо дёрнулся и замер. Не видя резких выпадов от незнакомки, он протянул свою руку и взялся за руку Эманур.

— М-меня зовут Финн. — крепко сжав руку мальчугана, Эманур повела его от реки к своему лагерю. — А тебя? — голос его дрожал, как лист на ветру. Эманур вытерла собственные слёзы.

— Я — странница. Я прибыла в Нарнию из страны, что за горами. — с каждым словом сознание Эманур прояснялось, сердцебиение приходило в норму, голос становился всё увереннее, — Моё имя влечёт за собой череду невзгод. Я потеряла родных, потеряла свой дом. Оттого, имя моё даже мне самой противно, и я предпочла его забыть. Зови меня просто, Странница.

Финн отдернул свою руку от неё, замер, с огромным страхом смотря прямо ей в глаза. Эманур повернулась к нему лицом.

— Почему я должен тебе верить? Откуда мне знать, что ты говоришь правду?

Эманур задумалась. В голове её медленно, он верно промелькнули некоторые соображения, и она не преминула возможностью их выпустить на волю.

— Оттого, что я такой же беглец, как и ты. Я жила… — она задумалась. — и не замечала, как в мою родную обитель пробрались ложь и предательство. Моя семья… — Эманур замолчала, прикрыв рот рукой. На глаза навернулись слёзы. Мальчик внимательно слушал её и с каждым словом принцессы, в глазах его оставалось всё меньше недоверия. — Изнутри была уничтожена завистью и жаждой власти. В борьбе добродетели и порока, победил порок. И в его лапах сгинули мои родные… мой брат, и мой отец. — при последнем слове, в глазах у мальчика также засеребрились слёзы, у Эманур перехватило дыхание. А мальчишка, видя неподдельные скорбь и отчаяние в её глазах, неосознанно, придвинулся ближе. — Пережив муку, вызванную их смертями и чувствуя вину за их гибель, я сбежала. — Она подняла глаза на мальчика. — И вот, я здесь. Веришь ли ты мне теперь, зная мою историю?

Мальчик задумался, не сводя с неё горестного взгляда. Тяжело вздохнув, он промолвил:

— Верю.

Они двинулись дальше, из-за завесы кустов показалось скромное место ночлега Эманур. Огонь костра, что был вскоре разведён, потрескивал, выбрасывая искры, которые в танце уносились вверх, под купол темного расцвеченного звёздами нарнийского неба. Эманур закутала мальчика в запасной плащ, накинув свой на плечи. Она тщательно обрабатывала ссадины и порезы на руках и лице Финна, нанося на них снадобье, одно из тех, что прихватила с собой из Орландии. Финн, хоть и не жаловался, но изредка вздрагивал от прикосновений к особенно болезненным местам. Его лицо в отблесках огня казалось ещё более бледным, а глаза, хоть и немного потускнели от усталости, всё еще были полны боли и страха.

— Расскажи мне, кто тебя преследовал? Кого… — Эманур запнулась, вспоминая эту ужасающую картину, — Кто остался там на пляже?

Финн, горестно всхлипнув, отвёл взгляд к реке. Мысли его унеслись далеко-далеко от этого места и казалось, что картины ужасного, что с ним произошло, вновь встали перед его глазами.

Он заговорил о своём отце, который был Сказителем, так его называли в деревне. Он не был ни воином, ни волшебником, а был рассказчиком. По ночам, когда все жители собиралась возле костра, он рассказывал сказки. Не про обычных людей, нет, а про старую Нарнию. Он говорил о временах, когда правил великий Лев Аслан, когда звери говорили, и деревья ходили, когда в лесах жили кентавры и дриады, а в реках плавали русалки, о временах Золотого Века Нарнии, о величественных Королях и Королевах. Он говорил о чести и справедливости, о доброте и смелости, о том, что даже в самые темные времена можно найти надежду. Финн вспоминал, как он, маленький, сидел, открыв рот, и слушал, видя в глазах отца не только огонь костра, но и пламя прошлых веков. Он верил каждому его слову, потому что чувствовал, что это всё правда... правда, которую отобрали у них, из которой сделали страшную ложь.

Финн временами всхлипывал и поднимал глаза на Эманур.

Но, как выяснилось, не всем нравились сказки отца. Были и те, кто шептался, кто смотрел исподлобья, кто считал, что он набивает детям головы глупостями. А потом, несколько дней назад, пришли они… Солдаты Непровозглашенного Короля. Они пришли ночью, когда Финн спал. Он проснулся от криков. Криков отца. Он слышал, как тот говорил, как он просил оставить его в покое, как кричал, что не делает ничего плохого. Но они не слушали. Они грубо вытащили отца из дома, бросив его, словно мешок с зерном. Его били, тащили, а Финн спрятался под кроватью, дрожа, как лист на ветру. Он слышал, как крики отца становились тише и тише, пока совсем не затихли. Мальчик запомнил звук тяжелых сапог, уходящих прочь, словно они уносили с собой его жизнь.

Когда все стихло, он выбрался из своего укрытия. Дом был пуст. Никого. Финн просто… убежал. Он прятался, как бездомный пес, ел то, что мог найти, и каждую ночь видел во сне, как уводят его отца. Солдаты сказали, что убьют его, если он еще хоть раз расскажет сказки… Финн не знал, где сейчас его отец, жив ли он. И сегодняшней ночью, один из патрульных, заметил его, погнался и убил бы, если бы не подоспела Эманур. Когда мальчик окончил рассказ, Странница нахмурилась. Она внимательно вглядывалась в его лицо, изо всех сил сдерживая порыв подступивших слёз сочувствия. Этим вечером, что-то в ней переломилось, что-то важное, что-то сокровенное… но внимание её привлекло не это.

— Я… сожалею. Но, ты сказал о патруле, верно? — Финн кивнул. — Как далеко от этого места он проходил, что заметил тебя? — тревога зашевелилась в сознании Эманур.

— Я был на вершине вон того холма, — махнул он рукой, указывая на ближайшую возвышенность.

Эманур подскочила. С того холма и равнина, и опушка, на которой они находились были как на ладони. Небезопасно и опрометчиво было бы остаться здесь. Глаза её заметались, в голове замелькали беспокойные мысли: как быстро обнаружат отсутствие одного из стражей патруля, заметили ли уже? А как быстро заметят пылающий у опушки огонь?! И в потоке её мыслей, глаза сами наткнулись на лес. Такой манящий, тёмный, таинственный… Она обратила взгляд к Финну.

— Вставай. Мы не останемся здесь на ночь. Мы уходим в лес. — Финн удивленно приподнял брови.

— Ты тоже считаешь, что в лесу безопаснее? Все наши деревенские жители старались держаться от него подальше…Только мы с отцом иногда выбирались туда и… — мальчик всё больше увлекался своим рассказом, но Эманур в нетерпении чуть повысила голос.

— По дороге расскажешь, вставай!

Паника начала подкрадываться, проникая в ее сознание, словно ледяная вода. Она торопливо начала собирать свои вещи, складывая плащ, дорожные сумки и разбросанные там и сям пожитки. Время, как ей казалось, ускорилось, и каждая секунда была на вес золота.

Когда всё было уложено, она, подобрав ближайшую увесистую палку, обмотала её отрезом ткани, обдала получившуюся мотню эссенцией из одного из пузырьков и подожгла от костра. Получился первоклассный факел. Она вручила его Финну, затоптала не без усилий их костёр и прикрыла валявшимися там и тут лапистыми ветвями елей. Мальчика она подсадила на коня, а сама, взяв поводья, повернула его в сторону леса. Сердце Эманур наполнилось противоречивыми чувствами. Лес пугал её, тем более окутанный ночной тьмой, с другой же, Финн явно знал про эти леса больше её и не боялся. Собрав все силы в кулак, она глубоко вдохнула, стараясь успокоить дрожь в руках, решительно направилась к лесу. Как только она вошла под сень деревьев, ее накрыл непроглядный мрак, разгоняемый только подвижным пламенем в руках Финна. Лес был густым и мрачным, но она не чувствовала страха. Она шла, ступая по мху и траве, ведя за собой под уздцы Аратара, словно повинуясь какому-то невидимому зову. Лес сгущался вокруг неё, давя и как будто бы крича: «Уходи, уходи, прочь!», но принцесса не сбавляла своего шага, продвигаясь всё глубже и глубже.

Как вдруг, Аратар остановился и жалобно заржал, будто бы отговаривая хозяйку двигаться дальше. Эманур обернулась к жеребцу, подошла на шаг назад.

— Аратар, миленький, Верь мне. Идём. — полушепотом проговорила ему наухо Эманур. Что-то подсказывало ей, шуметь не стоит. А потом она обнаружила, почему Аратар вдруг остановился.

Финн, хоть и крепко державший в руке факел, начал клевать носом. С благодарностью взглянув на коня, Эманур забрала из рук мальчика факел и посоветовала ему, держась ногами за седло, откинуться на спинку седла и седельные сумки и вздремнуть. Мальчик сначала отнекивался, бодрясь, но вскоре согласился и сделал ровно так, как посоветовала Эманур. Совсем скоро, он блаженно засопел, укачиваемый размеренными шагами Аратара.

Тишина, клубилась вокруг словно туман, нарушаемая только дыханием коня и еле слышным сопением Финна. Она заливалась в уши, чем вызывала стрёкот. Казалось, что они идут уже не час, и не два, а как минимум несколько дней и всё никак не могут продвинуться дальше. Темнота, и усталость, от пережитых переживаний и долгого пути, начала давать знать о себе, Эманур то и дело цеплялась носками ботинок за выпирающие корни.

Спустя изрядное количество времени, когда они прошли наверно несколько миль, Эманур решила устроить привал. Молчаливая лесная чаща, казалось, рассматривает незадачливых, но таких упорных в своём рвении путников. Девушка отогнала от себя ощущение, что за ней смотрят несколько пар внимательных глаз. Остановив коня, она подошла к седельным сумкам, и стараясь не нарушить сна Финна, отстегнула один из ремешков, взяла в руки бурдюк, наполненный озёрной водой.

За спиной девушки послышался шорох, и не успела она обернуться, как за ним, тут же последовал едва уловимый звук натяжения тетивы. Эманур замерла, не донеся до рта живительную воду.

— Кто ты такая, и зачем забралась так глубоко в наш лес? — раздался низкий и властный голос из-за её спины.