Свет Надежды (гет)

Старательно запахнув на себе плащ, не забыв при этом укрыть отрезом ткани лицо, девушка, чья фигура теперь лишь смутно угадывалась за одеждой, прошла в двери трактира «Золотой Ячмень», единственной в предгорном городке, в котором она оказалась.

Тут же, с порога, в нос ей ударила какофония запахов, отразившиеся на её лице гримасой, которой никто не увидел. Пытаясь скрыть ещё не утраченную изящность своих движений, она тенью проскользила к столу у стены. Он весь был в пятнах жира, что утекает с тарелок, разводах эля, убежавшего из вырубленных из дерева кружек и чём-то ещё, к чему девушке приглядываться не хотелось.

Тучный трактирщик в запятнанном бежевом фартуке принял у неё заказ и отдал распоряжение напоить вороного жеребца, которого девушка оставила у коновязи. Стараясь не открывать своего лица, путница осмотрелась. Трактир представлял собой душное небольших размеров помещение, в котором в стройном порядке теснились деревянные массивные столы и скамьи. Узенькие окна с засаленными, подвижными на легком вечернем ветерке занавесками, были распахнуты настежь, что не помогало выветрить уже, казалось, въевшийся в сами стены запах эля и пота крестьян, составлявших основной контингент заведения.

Мимо её стола прошествовал один из местных, несший от барной стойки к своему столу несколько кружек пенного эля. Девушка прислушалась к разговору его и товарищей и плотнее запахнула капюшон, стараясь не дать своим белокурым волосам выскользнуть из-под него.

— Неделя прошла, а всё ещё верится с трудом… Принцесса Эманур… Горе то какое! Унеслась жизнь нашей птички… — скрипящим голосом сказал старик, поднося к губам кружку.

Девушка вздрогнула, когда поняла, что не ослышалась. Подавив желание вновь взглянуть на говоривших, она затаила дыхание, стараясь не упустить ни слова.

— Говорят, как будто заживо сгорела … Ничего не ела, ни с кем не разговаривала…

— Бедная девочка… Сначала Король Эредин, затем и принц Киллиант… не осталось у бедняжки опоры, вот и сгинула. — мужчина опускает голову, теребя край своей рубахи.

По телу девушки прошла волна жара. Она закрыла глаза руками, продолжая слушать.

— Знал я, что плохо кончится… Такая красота, такая доброта… Слишком уж хрупкая для этого жестокого мира. А королева Ксара… Ведьма! Сама же и погубила всех, говорят… Захват власти затеяла. — хватил кулаком по столу старик.

Услышав имя королевы, девушка, опустив руки, сжала их в кулаки. Глаза наполнялись слезами.

— Поделом ей, знай болтается теперь в петле… никогда я не верил особам из её рода… а эта Филлиана? Наставница принцессы, сбежала она чтоль, или…?

Девушка не заметила, как трактирщик поставил перед ней лохань с похлёбкой и кружку сока, он, по её же просьбе, не осмелился побеспокоить разговором и молча удалился. Скрытое лицо странницы стало бледным, по нему катились слёзы. А разговор продолжался.

— От неё ни слуху, ни духу, как в воду канула, когда разоблачили её вину в смерти принца Киллианта! Мерзавка, я бы её! — крестьянин злобно потряс руками.

— Слава Орлу, этот кошмар закончился. Как вспомню себя, когда услышал об убийстве короля, места себе не находил… Надеюсь, новый Король Лорéн будет править так же мудро, как и Его Величество Эредин, не даром же они родные братья.

Девушка, скрытая плащом, вновь подняла руки к лицу. Она утёрла слёзы и глубоко вздохнула. Этот разговор имел к ней самое прямое отношение. В душе её растекалась скорбь, когда она услышала из уст крестьян имена своих покойных отца и брата. Крестьянам, было невдомёк, что их возлюбленная принцесса — жива, и скрыта плащом и тенью своей горечи, в нескольких шагах от них.

Эманур, вновь выпрямилась, приставила по ближе похлёбку и принялась за неё. Она была недурна на вкус.

Мысли по-прежнему роились в её голове, словно назойливые мухи. Разговора крестьян она уже не слышала, а полностью погрузилась в себя.

«Они так легко судят. Они видят только чёрное и белое. Они не понимают, что твориться в моей душе. Я любила отца и брата, но… мама… её амбиции… я ничего не могла сделать, чтобы остановить её. Или просто не сделала? Теперь они говорят об Эманур, которая умерла от горя. Но настоящая Эманур умерла гораздо раньше — в тот момент, когда поняла, что причастна к их смерти, пусть и невольно. Моё молчание, моя неспособность предотвратить трагедию... это моя вина. Я нисколько не зла на дядюшку, который теперь занял трон. Он его достоин, он будет хороший правитель… Но для меня, в стенах дворца нет больше места… Я — призрак, призрак принцессы, которая не смогла защитить своих близких. Я живу, но внутри меня пустота, похожая на бездну. Я видела смерть отца и брата… и это отразилось во мне не только печалью, а чем-то гораздо более мрачным. Я не смогу никогда простить себя… именно поэтому, я приняла решение уйти. Так будет лучше.»

На зубах хрустят овощи и на лоскутья разматывается сочное мясо, тыквенный сок щиплет язык. Трапеза выдаётся быстрой. Покончив с едой, Эманур встаёт и, не говоря ни слова, не давая никаких жестов трактирщику, покидает его. Её взгляд пуст, лицо не выражает никаких эмоций. Она — живой призрак, приговоренный к вечной боли, которую никто не может увидеть и понять.

Резкое дуновение ветра вырывает её из пучины мрачных мыслей. Солнце уже закатилось за горизонт и округу затапливали сумерки. Кое-где на сиреневом небе проглядывали уже первые звёздочки. Подойдя к единственному своему верному спутнику, вороному жеребцу, она потрепала его по холке, отвязывая от деревянных жердей.

— Аратар… Пора. Дорога зовёт.

Махровый нос коня ткнулся ей в плечо. Ответив ему ласковым прикосновением, Эманур ловким движением заскочила в седло и направила коня к дороге, в конце которой, возвышались словно великаны, черные от надвигающихся теней ночи горы.

* * *

В гулкой, отдающейся эхом тишине дворцовых коридоров, словно гром звучат шаги бегущей Эманур. Ноги путаются в подоле ночного платья, и спешно наброшенной накидки. Тишина наполняется криками, слуги, с воплями паники, выбежавшие навстречу, толкают и всячески задевают рвущуюся вперёд принцессу. Её единственная цель — как можно скорее добраться в покои брата, из которых доносятся шум борьбы и скрежет металла — меч, ударяющийся о меч.

Она с усилием, налегает на дверь искомых покоев, тяжелую, деревянную, с железными инкрустированными драгоценностями перекладинами. Она не поддаётся. Эманур бьётся о неё, отбивая руки, иступлённый крик вырывается из её груди: "Киллиант! Киллиант, открой!". Ответа нет. Она вновь, всем телом налегает на дверь и наконец сдвигает её настолько, что можно пробраться внутрь. Словно бестелесный дух она проскальзывает в комнату, у двери нагромождение стульев, она оборачивается и глазам её предстаёт ужасающая картина: высокий силуэт с тенью вместо лица предстаёт пред ней, в лапах Тени Киллиант, её брат, в ночной сорочке, он обездвижен, меч его валяется в нескольких метрах. «Киллиант!» — восклицает в сердцах Эманур. «Эми, беги, прячься…» полушепотом, из-за сдавленного хваткой Тени горла, хрипит парень. Эманур хочет бросится к нему, но ноги налились свинцом, она не может двинуться с места. Тень разливается дьявольским смехом, из-под капюшона выбивается вьющаяся прядь пшеничных волос, пронизанных сединой, «Ты опоздала, девчонка!» — насмехается фигура и наносит последний удар своим клинком под рёбра удерживаемого ей Киллианта. Парень испускает последний вздох и падает к её ногам. «Братец, нет!» — разрывается Эманур воплем, заполоняющий болью всё её сознание. А слух заполняет хохот. Леденящий и пронизывающий словно морозный зимний ветер…

«Нет, нет!!» Эманур вскрикивает и открывает глаза. Всё вокруг ещё покрыто дымкой сходящей на нет ночи, в свете звёзд по лбу текут капли пота, а глаза — морские волны — в испуге обшаривают округу. Светлые волосы, золотятся в мерцании первых лучей рассвета, растрёпаны и прилипают к мокрому лбу. Рука сжимает серебряный кинжал с гербом крылатого змея.

С тех пор, как произошла трагедия, Эманур никогда не ложилась отдыхать безоружной. Но никакой опасности нет, это был лишь сон. Вновь дурной сон, отнюдь не первый и далеко не последний в череде событий. Рядом, также встрепенувшись, с земли поднимает голову черный жеребец, потряхивая гривой, он устремляет взор темных карих глаз на хозяйку.

Даже во дворце, даже после казни королевы-матери, и тем более, после того как дворец покинула. Оружие было вовсе не бесполезно в её руках. Несмотря на знатное, королевское происхождение, белоручкой Эманур не слыла. Благодаря стараниям старшего брата и придворного его наставника она училась фехтованию, стрельбе из лука… наперекор недовольной этим матушке.

«Киллиант… Киллиант…» — не до конца оправившись от ночного кошмара шепчет она.

Трясущимися руками убирает кинжал в потёртые ножны на поясе, которые теряются в складках мешковатой одежды и закрывает лицо руками.

«Это никогда не отпустит меня, да, Аратар?» — спрашивает она сквозь пальцы, обращаясь к коню. Тот, глядит на неё полными преданности и сочувствия глазами, но при всём желании, ничего не отвечает.

С тяжелым вздохом она проводит рукой по своим густым волосам. Мысли об увиденном ещё клубятся в сознании, словно плотный черный дым. Эманур всё сидит, уставившись невидящими газами в войлочную подстилку, что служила ей постелью. Тем временем, ярче и ярче разгорается рассветное зарево.

И тут её руки, вновь проведя по волосам останавливаются. В сознании её всплывает образ той самой Тени из её сна, тени Наставницы, Филлианы, предавшей всю её семью и перешедшей во служение жаждущей крови Матери, и серебрящийся в лунном свете локон её светлых волос, золотые волосы собственной матери Эманур, королевы Ксары, так похожих на волосы Эманур.

«Нет! Больше ничего не свяжет меня с ними обоими». Она порывисто вскакивает с лежанки и добирается до разложенных невдалеке, на пне, седельных сумок. В одной из них, среднего размера, с жестким кожаным корпусом хранятся снадобья и эссенции, необходимые для алхимических работ. Эманур осознавала, что именно Филлиана в своё время приоткрыла ей завесу этого чарующего, почти магического мастерства, но последние годы Эманур постигала эту науку сама, засиживаясь в библиотеке с древними фолиантами и разыскивая по королевству те или иные компоненты.

Порывшись среди бутыльков, она достала бутылочку с медно-красной, переливающейся жидкостью. Подхватив из той же сумки деревянную миску, и гребень лежавший неподалёку, она направилась к реке. То была небольшая, ширящаяся к горизонту речка, отходящая от озерца, образовавшегося под невысоким водопадом, спускающимся с гор. Зачерпнув воды, она плеснула в миску эссенцию из бутылочки, размешала. Умерив спешку, она с расстановкой стала обмакивать гребень в получившийся раствор и прочёсывать им свои золотистые волосы, которые, соприкасаясь с гребнем, принимали медный рыжий цвет, наполняясь раствором. Процедура заняла у Эманур более получаса. Она старательно распределяла раствор, стараясь всю густоту и длину своих волос обратить из золотисто-светлых в огненно-рыжие.

Конь Эманур, будучи бесконечно преданным, а оттого не нуждающимся в привязи, подошел к реке, где занималась перевоплощением его хозяйка. Он долго и внимательно осматривал её со спины, и вот, она обернулась: раствор стекал с волос, не было и следа от природного цвета, её волосы горели теперь мягким огнём — медно-рыжий цвет переливался на взошедшем солнце, словно сотни маленьких искр, танцующих в каждом локоне. Они были как осенний лес в лучах заката: тёплые, живые, с оттенками золота и глубокого красного, которые менялись с каждым движением.

Эманур наткнулась на оценивающий взгляд своего последнего друга.

«Как тебе, Аратар?»

Конь фыркнул, потряс головой и вскинул её. Его собственная шикарная черная кудрявая грива подлетела и расцветилась отблесками в солнечном свете.

«Ха-ха», посмеялась сдержанно Эманур, опорожнив миску в ближайший куст, который тоже приобрёл теперь оттенок рыжины поверх зелёных листьев, улыбаясь, потрепала коня по холке. «Тебе такой не пойдёт, у тебя смотри какие чарующие локоны». Конь, казалось, тоже с усмешкой, фыркнул и отошел в зеркально-чистой воде.

За последний вечер, путники одолели изрядную часть своего пути и привал их, последний привал в родном королевстве, Орландии, они проводили у подножия пограничных гор. Место их ночлега лежало в самом начале рощи, которая, укрепляясь и разрастаясь деревьями покрупнее, поднималась на склоны гор, которые, казалось, верхушками своими упираются в самое небо.

Но время их затянувшегося привала уже подходило к концу. Ветер перемен влёк Эманур на восток, сверившись с картами, она определила, что наилучшим местом перехода гор, отделяющих Ордандию от Нарнии лежал здесь. На сборы уходит не меньше нескольких часов, Эманур старательно свернула войлочную подстилку, упаковала её с суму. Туда же отправился гребень, невеликие запасы провианта, как для себя, так и для Аратара. Увесистую флягу, обитую кожей, она наполнила свежей водой.

Медлить больше было нельзя. Солнце поднялось над равниной, ещё не в полуденное стояние, но уже приближалось к этому. Подозвав коня, она с усилием взвалила на его широкую спину седло с нагруженными сумками, затянула две подпруги и накинула на шею коня ремень, кренившийся к седлу и уздечке, которая была надета следом. Поводья она легонько закрепила на рожке седла. Затянула потуже свои ботинки, поправила все пряжки и убедилась в сохранности кинжала.

Конь недовольно фыркнул, намекая на длительное своё бездействие. Эманур вернулась к нему, принялась проверять все пряжки и крепления.

«Наберись терпения, Аратар. Нам остался последний рывок. Там, за этими горами — Нарния. Край величественный и благодатный. Я ещё в детстве читала и слышала столько легенд и историй, что и не пересчитать… Взять, хотя бы, легенды о Четырёх великих Королях и Королевах… а легенды о Великом Льве, который могущественен как божество, и одним рыком своим способен усмирять легионы воинов, самые ужасные бури… Я обожала слушать именно о них. А Нарнийские леса… Говорят, там до сих пор уцелели Истинные Нарнийцы… Кентавры, гномы, может быть даже Эльфы… Почему бы не проверить самим? А представь, какой сладкой там будет трава на лугах, а какими тёплыми ночи… Вот увидишь, милый мой, нам там будет лучше. Там мы сможем начать всё заново, с чистого листа. Как минимум потому, что нас с тобой, там никто не узнает.»

И с этими словами, Эманур вскочила в седло и направила коня глубже в рощу. К поднимающемся горам, к вершинам которых вела неприметная тропа.