Зелёный саркофаг (джен)

10.

Скрип стабилизаторов “Дэйлайта” медленно утихал вдали. Дирижабль, оставивший их в степи, тяжеловесно, с натугой, уходил в небо, стараясь вырваться из цепких лап непонятной силы, заставляющей его механизмы выходить из строя, а магический газ в оболочке терять летучесть. Капитан рассчитал точку высадки так, чтобы до границы этой неведомой силы оставалось ещё полчаса лёта, но оказалось, что за время их отсутствия эта граница переместилась уже сюда.

Инджи и Вилфред стояли в сухой траве, на порывистом ветру, сузив веки смотрели вперёд. Там, за линией горизонта, словно подпирая низкое хмурое небо, поднималась башня Порта Дирижаблей. Она походила на сильно вытянутый вверх пучок базальтовых столбов, плоская шестиугольная вершина каждого столба служила площадкой для швартовки. Тяжелые межконтинентальные дирижабли, использовавшиеся в старинные времена, не могли спускаться ниже уровня облаков, поэтому швартовались к самой верхушке, остальная мелочь притыкалась где приёдтся.

Грифина молча тронулась с места, Вилфред двинулся рядом. Пройдя несколько минут пешком, они взлетели, абсолютно синхронно, не сговариваясь. Инджи искоса осмотрела своего спутника, с удовлетворением заметив, что тот летит именно так, как следует. Вилфред встретил этот взгляд, но его лицо не выразило ничего, кроме сосредоточенного внимания.

Порт Дирижаблей, с высокой башней, окружённной целым выводком складских и хозяйственных построек, построили ещё во времена, когда Город процветал. Потом, с его угасанием, нужда в такой циклопической конструкции постепенно отпала, а когда окончательную точку в истории Города поставило Первое Древо — на другом конце света уже вовсю строились железные дороги, и гигантские хрупкие дирижабли оказались не нужны.

Город, поглощённый Лесом, узкой полоской темнел в стороне от Порта. Хотя, правильнее было бы сказать, что это Порт находился в стороне от Города, некогда бывшего если не самой густонаселённой точкой света, то точно поселением, занимавшим наибольшую площадь. Даром что треть этой площади приходилась на гигантское кладбище, опоясывающее Город неровным кольцом.

Сейчас уже никто не знал, почему именно в этом месте предпочитали упокаиваться древние маги, забирая с собой в могилы и склепы магические артефакты и нажитые сокровища. Со временем могил стало так много, что к угасающему Городу со всего света потянулись мародёры и сектанты, мечтающие заполучить из вороха мёртвых костей какую-нибудь ценную безделушку.

И, точно так же, сейчас уже неизвестно, кто и когда решился на чудовищно радикальный поступок, вырастив посреди Города семечку Первого Древа, которая очень быстро превратилась в Лес, растущий непрерывно, даже зимой, и непонятным образом вытягивающий магические силы из всего, что оказывалось под тенью его ветвей или над ними. При приближении Леса артефакты постепенно превращались в безделушки, мёртвые кости в прах, высеченные в камне изображения живых существ оплывали до неузнаваемости, а всё ценное распадалось в песчаную труху, даже завалящие гнутые медяки и бумага.

Лес далеко не сразу поглотил Город и добрался до кладбища на его окраинах, но жители полностью покинули свои дома всего за пару месяцев, после того как узнали что произошло, и что уже ничего нельзя сделать. Вместе с населением разбежались и немногочисленные городские власти, оставив кладбище без какой-либо охраны. Все жители города сгинули, пытаясь обосноваться где-то на Равнинах, они оказались забыты настолько, что никто даже не мог сказать кем они были: пони или лошадьми, оленями или может быть даже какой-то неизвестной ныне расой копытных.

Именно тогда Город, несмотря на всё своё былое величие, на время затерялся в клубящейся тьме забытой истории. Лес постепенно поглощал его, добравшись до внутренних окраин кладбища, заброшенный Порт Дирижаблей стал прибежищем степных яков-кочевников, которым не было дела до Города, им всего-навсего понравилось это место в сторонке. Из него получился хороший перевалочный пункт для караванов перед отправкой на большие Равнины или наоборот при возвращении оттуда. А за яками в Порт постепенно пришли разного рода торговцы и приживалы, быстро нащупавшие кладбище неподалёку и начавшие рыться там в поисках ценного.

После нескольких трагических случаев, вызванных безделушками, принесёнными с кладбища, кочевники собрали свой традиционный Совет Объединенных Равнин, на котором рассудили, что Город нужно изолировать. Для этого объявили набор в хранители кладбища и хранители линий: первые жили сразу на границе Города, наблюдая за ростом Леса и защищая кладбище на ключевых местах, вторые патрулировали окрестности, отлавливая всех, кто без разрешения появлялся в радиусе двух дней пути от Порта.

Меланхоличные яки из кочевников, входивших в Совет, всегда отличались бережливостью, за сотни лет у них не было поводов куда-то потратиться, они накопили прямо на своих телах настолько несметные богатства, что без проблем смогли нанять в хранители кладбища сильнейших боевых магов, а в хранители линий — летающих наёмников со всего света. Конечно, из тех, кто добровольно решил оставить приключения и осесть в одном месте в обмен на обеспечение до конца жизней. С помощью лучших нотариусов были составлены надёжные магические контракты, скреплённые самими жизнями хранителей и их нанимателей.

Лес год от года разрастался, пожирая кладбище неравномерно: участки с менее могущественной аурой поглощались им быстрее, поэтому со временем оказалось, что хранителям уже не обязательно контролировать всю окружность Города. Их стали отпускать со службы, лишая, согласно контракту, магических сил, взамен оставляя пожизненный пансион, позволяющий ни в чём не нуждаться в любой части света. То же самое происходило и с хранителями линий: мародёры и сектанты быстро уяснили, что пробраться к границе кладбища слишком тяжело, а ещё тяжелее уйти оттуда с награбленным. Правда, бывшим хранителям линий пансион не полагался, их просто отпускали на все четыре стороны с кругленькой суммой.

Через несколько смен поколений, хранителей кладбища осталось всего четверо, а хранителей линий едва набирался десяток. Одной из этих четверых была единорожка Рестинг Кипер, а из этого десятка грифина Инджиджертр.

Сам Порт, несмотря на богатство его нынешних управителей, во все времена так и оставался унылым труднодоступным захолустьем, привлекающим только редких археологов, отваживающихся изучать Город не заходя на кладбище, да разного рода прожектёров, мечтающих высосать из несговорчивых яков хоть капельку их денег. Именно поэтому в Порту кинотеатр появился едва ли не раньше чем в некоторых крупных эквестрийских городах, а к старой башне, впервые за множество поколений, стали изредка швартоваться небольшие дирижабли, хотя на многие их рейсы приходилось всего один-два пассажира, а иногда они летали и вовсе пустыми. Но только они были единственным способом пересечь Равнины для всех, кроме самих яков, способных без каких-либо трудностей идти пешком целыми сутками. Однажды какие-то эквестрийские финансисты представляла якам проект грандиозной железной дороги, ведущей к Порту от ближайшей узловой станции, но те ответили решительным отказом. Не потому что проект стоил баснословно дорого, а он стоил, но утверждая, что на Равнинах не должно быть других искусственных объектов кроме Порта и Города. Традиции, что уж поделать.

— Разве ты сейчас не должен глубоко в-вдохнуть и сказать что-нибудь в-вроде “дом, милый дом”?

Они продолжали лететь в сторону своего гигантского ориентира, у подножия башни уже можно было разглядеть городскую застройку Порта, а в траве внизу начали всё чаще попадаться гнутые, ноздреватые от времени алюминиевые детали и выцветшие до белизны клочки обшивок дирижаблей, которым в незапамятные времена в чём-то не повезло. Инджи снова покосилась на грифона, ожидая хоть какой-то реакции на свою попытку разрядить обстановку, но реакции не последовало.

Она опустила голову, безуспешно пытаясь отгонять навязчивые мысли о том, что с приближением к цивилизации её спутник перестанет любезничать и по-доброму дурачиться, начнёт относиться к ней прохладно и чуть брезгливо, как и любой из тех грифонов, с кем она пыталась подружиться до этого, не заинтересованный в ней как в...

— Ладно, — с наигранной весёлостью проговорила грифина, повернув голову и зажмурив глаза как при широкой улыбке, — понятно к чему в-всё идёт. Я еще на “Дэйлайте” заметила твою постную рожу, но ты не думай, я даже не обижаюсь. Знаю, понимаю. Надо имидж поддерживать. Я такого уже пови…

— Инджи, ты чего, осторожно! — крикнул вдруг Вилфред, а грифина открыла, наконец, глаза, и поняла что находится очень уж далеко от своего спутника. Что за…

Она ударилась о землю и кубарем покатилась по низкой траве, в ворохе собственных перьев и мелких вещей, вылетевших из раскрывшихся сумок. От неожиданности она на мгновение задохнулась, но быстро вернула себе способность мыслить и двигаться, подскочив на ноги и озираясь вокруг в поисках неизвестного врага. Правда, врагов она не заметила, зато увидела как прямо перед ней на землю шлёпнулся и Вилфред. В отличие от зазевавшейся Инджи, его падение было более-менее контролируемым: он изо всех сил махал крыльями и попытался приземлиться, выставив вперёд все четыре лапы, но не удержался и всё равно упал в траву всем весом, перекатившись через голову и оставшись лежать на спине, поджав ноги и раскинув крылья в стороны.

— Пу-пу-пу-у, — выдал Вилфред звук, который рано или поздно производит любой взрослый грифон в неясной ситуации, он смотрел в серое небо и пытался прислушиваться к ощущениям в теле. В его поле зрения появилась голова Инджи, которая подошла вплотную и склонилась над грифоном, видимо считая что тот ударился слишком сильно и не может двигаться. Грифина не успела среагировать, когда Вилфред вдруг протянул лапу и извлёк из её макушки укрывное перо, выпавшее при падении из своего места. Она от неожиданности отшатнулась в сторону, а её спутник так и остался лежать, рассматривая перо в рассеянном свете солнца, еле проглядывающего сквозь промозглую пелену на небе.

— Перо выглядит хорошо, — проговорил он тоном хирурга на вскрытии, — пух, стержень, бородки чёткие, — он поднёс перо к клюву и понюхал, — липидный слой тоже в поря…

Ин резко вернулась в его поле зрения, выхватила перо и отвесила лежащему грифону пинка задней ногой. Тот по-доброму закряхтел, как будто сквозь смех, и поднялся на ноги.

— Я всё-таки не понимаю, — продолжил он, оглядываясь вокруг, — почему ты потеряла так много перьев, если они здоровы. И почему у тебя их так много в принципе.

Грифон при падении действительно не лишился ни одного пера, в то время как вокруг Инджи вся трава была ими усеяна.

— Ты мерзок, — со злостью прошипела грифина, тоже оглядываясь вокруг и собирая свои перья в лапу. Спустя минуту она поняла, что это бесполезно, перьев и пуха было так много, что трава вокруг походила на место трапезы какого-то хищника, добывшего крылатую дичь.

— Хоть одно ещё подберешь и лишишься хвоста, — зашипела она снова, отбрасывая пучок перьев в сторону и подбирая вещи, выпавшие из сумок, — я же сказала что объясню, но потом. Да.

Грифон сделал примирительный жест.

— Ладно, не злись, лучше скажи как себя чувствуешь. Если что-то болит, то сразу сообщи, такое падение бесследно не проходит. Если хочешь, я осмотрю крылья, нет ли…

— Хоть когтем ко мне прикоснешься, и… — Инджи остановилась и в сердцах закрыла глаза, понимая, что уже перегибает палку. Она несколько раз вдохнула и взглянула на грифона уже более доброжелательно, — В крыльях и хвосте мурашки бегают. Чувствуешь?

— А ведь верно, — удивлённо ответил грифон, пошевелив сложенными крыльями, — действительно есть такое. У тебя тоже?

— Это Лес. — сообщила Ин, поджав клюв.

— В смысле “Лес”? — удивился Вилфред, — До Леса ещё десятки миль, к тому же он мёртв. То есть, рост давно прекратился, он же сожрал остатки кладбища. Поэтому тебя и отпустили со службы. Или нет?

— Всё так. Ни одной новой шишки не упало на землю после того как деревья в-выросли над самыми крайними склепами. Но, — она встряхнулась всем телом как птица после купания, отчего на землю полетели выпавшие перья, кружась в воздухе словно кленовые семечки, — но ощущения точно такие же, как при полёте над ним. Да.

— То есть здесь нет подъёмной силы? Магической, в смысле. Думаешь, в Порту то же самое?

— Думаю, поэтому нас и позвали. Поэтому ни один дирижабль не может подлететь туда, и, скорее всего, улететь из Порта тоже не может. Даже не представляю что там сейчас творится.

— Нужно спешить, — вдруг сказал Вилфред своим серьёзным врачебным тоном, которого Инджи уже побаивалась, — там могут быть пострадавшие, мне нужно работать.

— Придётся идти пешком. И ещё, — она посмотрела на него с выражением не то испуга, не то горечи, — Этот эффект куда сильнее, чем я помню. Над Лесом можно было пролететь полмили, до тех пор пока не появлялись мурашки, а потом можно было развернуться и долететь обратно, никто не падал с неба камнем как мы с тобой. Да.

— Значит, скорость деградации будет настолько ощутимой, что мы уже никогда не сможем летать, если этот эффект сохранится на том же уровне. — он взглянул на спутницу, удостоверившись, что она всё услышала, и двинулся в сторону башни пешком.

Инджи хотела что-то ответить, но не стала. Она и сама догадалась обо всём сказанном, но, будучи произнесённым вслух чётким врачебным выговором, этот приговор ощущался как ведро холодной воды, вылитое на голову.

11.

К Порту со стороны Равнин не вела ни одна наземная дорога, кочевникам дороги были не нужны, а никто кроме них не приходил в Порт пешком. Башня возвышалась над другими постройками, подавляя своими размерами. Безумно высокая, белёсая от времени, солнца и ветра, обросшая пастельными наростами лишайников и ржавыми конструкциями. Когда-то башня была вратами в мир, дверью в это место или из него. Сейчас швартовочные штанги свисали с площадок как сломанные крылья.

Крылья самих грифонов чесались от напряжения, инстинкт звал расправить их, взлететь, как было бы естественно. Но воздух здесь был глух, инертен, маховые перья не подрагивали на раскрытых крыльях, словно нетерпеливые когти, готовящиеся хвататься за магическую подъёмную силу как за вертикальный горный склон.

Они прошли мимо потускневшей таблички "Порт Дирижаблей", прикреплённой поверх здоровенной каменной скрижали времён Города. Скрижаль была обращена прямо на пустую Равнину, никто так и не смог расшифровать что там написано, как и не мог понять, почему она обращена туда, где никто никогда не ходил даже в те времена. Слово “Порт” на табличке было совсем недавно перечёркнуто мелом, сверху кто-то коряво подписал “Кладбище ещё и Дирижаблей”, а ниже: “теперь только ножками”.

Несмотря на разгар дня, Порт встретил пустотой и глухим утробным стуком водокачки где-то на окраине, улицы, петляющие среди каменных и глинянных домов, были почти безжизненны. Когда-то вокруг башни располагалось множество складов, пакгаузов, ремонтных мастерских и просто гостиниц для транзитных путешественников, но из всего этого многообразия только гостиницы и портовая контора остались на своих местах. Обработанный магическим образом до идеальных геометрических форм камень, из которого были сложены здания, пришёлся весьма по вкусу тем, кто обустраивался в Порту уже в новое время. Лишние, или показавшиеся в то время лишними, брошенные здания быстро разобрали на стройматериалы, чтобы построить неказистые двухэтажные хибары, не отличавшиеся архитектурной привлекательностью. Зато в них можно было жить.

Здания по обе стороны улицы будто сами не верили, что всё ещё стоят. Кирпичи в кладке, несмотря на идеальную одинаковую геометрию, всё равно были разномастными, с выцветшими клеймами старого Порта: где-то красные, где-то почти серые, где-то обожжённые до черноты. Местами на некоторых кирпичах виднелись полустертые буквы, оставшиеся с тех времен, когда кирпич был в стене какого-нибудь технического помещения или склада.

Редкие встречные мулы, ослы и пони двигались медленно, словно измученные длительной жарой. Только якам, как обычно, всё было нипочём, под крытой галереей одного из торговых рядов оживлённо переговаривались сразу две дюжины огромных косматых существ, медленно толкая друг друга рогами и звеня золотыми украшениями. Парочка земных пони-торговцев показывала им привозные товары, нужные в дороге: мотки прочных плетёных верёвок, лёгкий тонкий брезент, окованные колёса для телег. В отличие от своих покупателей, пони выглядели так, будто страдали от нестерпимой мигрени. Казалось, ещё немного, ещё один громкий выкрик яка или громкий звон декоративного золотого колокольчика на роге, и эти пони бросят всё, выбегут на улицу и помчатся прямо в Равнины, лишь бы оказаться подальше от всего этого.

Лапы грифонов ступали по утоптанной серой земле улиц Порта. Никакого покрытия у здешних дорог никогда не было, да оно и не требовалось: здесь не бывало дождей или пыльных бурь, единожды протоптанная тропинка сохранялась десятилетиями, только немного зарастая по обочинам травой и лишайниками. Для Инджи всё вокруг выглядело как полузабытый сон, она вертела головой и в её глазах читалось только замешательство. Вилфред же всё это мог называть домом, и грифон всё сильнее ускорял шаг по мере того как спутники приближались к центру Порта.

Отсюда у одной из нижних площадок башни уже можно было рассмотреть небольшой почтовый дирижабль, висящий на причальных штангах вертикально, подвешенный за нос, словно рыба вытащенная из воды. Когда магическая подъёмная сила стала пропадать, его газ потерял летучесть и дирижабль повис бесполезной грудой тряпок, дерева и алюминия.

В центре города башня казалась совсем чудовищной. Хаотичные на окраинах, улицы в центре начинали ровными рядами опоясывать её, так что Порт вне контекста мог даже показаться довольно милым уютным городком. Здесь кое-где даже росли низенькие чахлые деревья, которые кому-то не лень было регулярно поливать. Напротив ворот ведущих внутрь башни стояло здание, некогда бывшее трёхэтажной портовой конторой. Фасадный камень у основания был грубый, необработанный, изобилующий трещинами и кавернами. Видимо древнему архитектору хотелось таким образом что-то подчеркнуть, но сейчас все эти углубления были заполнены обёртками от конфет, пучками травы и прочим мелким мусором. В тени, сбоку от парадной лестницы, прямо на пыльной придорожной траве, сидел старик-единорог с меткой каменщика, собственными копытами выдалбливая из куска какого-то податливого камня то ли вазу, то ли кружку. Маленькое металлическое зубило постоянно валилось у него из копыт, он явно был непривычен к отсутствию телекинеза.

“Совет Объединённых Равнин”, гласила табличка над парадной лестницей конторы. Буквы были выведены криво, но старательно, всё той же жирной масляной краской, что и вывеска караван-сарая на станции. Над ними потускневший латунный герб с тремя звёздами, волнистыми кучерявыми линиями, обозначавшими ветер, и полуокружностью внизу, представлявшей единый равнинный горизонт.

Ин окинула здание взглядом. Оно не внушало ни власти, ни порядка, даже станционная контора на Восточных Воротах выглядела представительнее, но степные яки не видели нужды в строительстве каких-либо столиц и уж тем более дворцов. Их Совет мог собраться на обсуждение какого-то вопроса где угодно, хоть в случайном месте посреди Равнин, после получения известия о сборе все яки сразу каким-то неведомым образом знали куда следует идти.

В отличие от грифины, Вилфред не стал останавливаться и глазеть вокруг, он-то был здесь в последний раз меньше трёх месяцев назад, и ему не требовалось время на то, чтобы освежить что-то в памяти и тем более на какую-либо ностальгию.

— Вон там я живу, — бросил он, ткнув крылом в сторону ворот, ведущих в башню, а потом куда-то вверх. Для такого огромного сооружения, ворота не отличались размерами или прочностью, башня никогда не плинировалась как оборонительное сооружение, даже во времена Города на него некому было нападать. — Если хочешь, проведу экскурсию, но потом.

— В моё в-время туда кому попало в-в… в-входить не разрешали, — ответила Ин, оглядываясь назад с верха парадной лестницы, — на в-верхних ярусах царили в-высотники, у них в-всё строго, а на средних было пусто. Я иногда отдыхала там, там было прохладно и в-ветрено, как дома. Да.

— Там и сейчас так, — сообщил Вилфред, с облегченным вздохом сбрасывая у двери свои унылые самодельные сумки, которые всё ещё таскал на себе на всякий случай, — там места столько, что можно целый город для грифонов и пегасов построить, только если достать где-нибудь дерева для перекрытий. Я как-то предлагал начать рубить Лес, ведь он всё равно больше не был нужен, но меня посчитали сумасшедшим.

Инджи посмотрела на него именно так, как на сумасшедшего. Вилфред поймал её взгляд и неопределённо пожал плечами.

Дверь старого здания отворилась довольно туго, со скрежетом дерева по пыльному каменному полу. Вилфред первым перешагнул порог и оказался в полутени вестибюля. Просторное помещение, когда-то служившее приёмной, теперь пустовало. Гладкий каменный пол был устлан слоями пыли, только узкая дорожка из следов грифоньих лап и разных копыт уходила в коридор впереди, сворачивая там на лестницу. Паутина в углах, облупившаяся краска на перилах, висящая посреди коридора табличка "хода нет", всё говорило о запустении.

Второй этаж встретил их скрипом половиц и гулкой тишиной. Когда-то здесь располагались канцелярии, по обе стороны коридора тянулись двери со светлыми прямоугольниками в тех местах, где раньше находились металлические таблички. Сами таблички кто-то давно снял, видимо для своих поделок. Некоторые двери были приоткрыты, и за ними виднелись голые стеллажи, опрокинутые стулья, пустые шкафы. Рассеянный солнечный свет проникал сквозь узкие оконные проёмы, он обволакивал помещения даже не пытаясь образовывать каких-то теней. Обстановка производила странное впечатление, будто здесь всё ещё вполне можно было работать, если стереть пыль и протереть окна, но работать было некому и незачем.

Третий, самый маленький по площади этаж оказался уже другим. Здесь ощущалась жизнь: пыли почти не было, с потолка свисали новенькие керосиновые светильники на длинных цепочках, стены коридора покрывали приколотые кнопками свежие листы бумаги со схемами и картами, видимо, не поместившимися в комнатах. Два кабинета были открыты: в одном кто-то шуршал бумагами и слышались шаги, в другом окно было занавешено тканью, а на кушетке кто-то спал, свернувшись клубком и укрывшись зелёным сукном с канцелярского стола.

— При мне здесь было поживе… — начала, было, Инджи, но спутник её уже не слушал.

Недолго думая, Вилфред уверенно толкнул дверь и шагнул в кабинет, где очутился нос к носу с высокой земной пони тусклого голубого цвета. Судя по всему, та тоже услышала, что к кабинету кто-то приближался, и хотела выяснить что происходит. Пони отшатнулась, села на пол и закрыла голову копытами, будто бы ожидая, что грифон сходу начнёт её если не бить, то очень сильно ругать.

— Почему пыль на окнах?! — вскричал вдруг Вилфред, — Почему секретные документы вне сейфов!? Кто разрешил?! Живо мне чаю! Да сахару, сахару побольше!

Пони ещё сильнее сжалась, а затем вдруг осознала что-то и посмотрела на довольно улыбающегося грифона поверх копыт, которыми до этого в страхе закрывала глаза. В следующую секунду в Вилфреда полетело тяжелое пресс-папье с ближайшего стола, разминувшись с его головой всего на полкопыта, и оставив на штукатурке стены солидную выбоину.

— Мел, — вопил грифон, уклоняясь от других летящих канцелярских предметов, — Меллоу, прекращай, ну пошутил я так!

— Я вам не дозволяла так шутить, доктор Вилфред! На такие шутки надо заранее разрешение подавать, с тремя печатями Совета! — голос пони был высоким и хриплым, как у подростка, — Вам лишь бы чего-то вот этого, а у нас здесь нельзя! У нас здесь не того этого, всё серьёзно!

В кабинет опасливо заглянула Инджи, заставив пони замереть на месте с настольной лампой в копытах, которую она готовилась бросить в Вилфреда. Не сводя глаз с грифины, она осторожно обернулась и медленно поставила лампу на место.

— Здравствуйте, — полушёпотом сказала Меллоу, — а вы по какому делу?

— Я с ним, — Ин ткнула лапой в грифона, отряхивавшего с крыла штукатурную пыль, — точнее мы одновременно приехали по одному делу.

— По какому такому делу? — ещё тише проговорила пони. Инджи не могла определить: то ли эта пони смущается, то ли наоборот готовится наброситься на неё за несоблюдение каких-то официальных протоколов.

— Меллоу, это Инджиджертр, хранитель линий, — заявил Вилфред, — вы же сами её вызвали.

И очередной раз грифина увидела как очередная пони на её жизненном пути зашевелила губами, пытаясь выговорить кошмарный для их речевого аппарата набор звуков, служивший ей именем.

— Инш… Иншеш… — пони вдруг обомлела, — Ин. Вы же Ин!

— Да, скорее в-всего это я, — призналась грифина, проходя вглубь помещения и выглядывая в окно. Повисший на башне, словно трофей, труп почтового дирижабля легонько раскачивался прямо над чьими-то домами. Следовало бы хоть как-то закрепить его верёвочными растяжками, но, видимо, никто так и не придумал как к нему подобраться без крыльев.

— Простите, — тихо сказала Мел, — я вас не узнала, точнее, я вас никогда ещё не видела, вы тут работали ещё до моего папеньки. — Она вдруг почти подпрыгнула на месте, — А! Погодите, у меня же ваше дело есть. Пожалуйста, погодите!

Пони начала рыться в огромном несгораемом шкафу, откуда полетели ошмётки паутины, какие-то полуистлевшие квитанции, а по полу начало расползаться облако пыли. Затем Мел минуты три воевала со старым запорным механизмом на сейфе, который удалось задраить только с помощью, любезно предложенной Вилфредом.

— Та-ак, — протянула Меллоу, бросив не слишком объёмную папку на стол. Внутри оказалось подшито не так много содержимого, причём последняя подшивка была совсем свежей. В ней Инджи узнала копию письма, полученного ею же неделю назад. Вилфред тоже попытался сунуть свой любопытный клюв в бумаги, но ещё до того как Ин что-либо сообразила, его уже оттолкнула Меллоу.

— Доктор Вилфред, ну прекращайте, — взмолилась пони, — вы и так опоздали на целый месяц!

Вилфред, до этого хитро улыбавшийся, сразу стал серьёзен.

— В каком смысле “на месяц”? — осведомился он, — Я получил письмо две недели назад, и безотлагательно всё бросил. Прямого дирижабля на Порт не было, поэтому я поехал с пересадкой. Но даже так я никак не мог опоздать, я добрался всего за две недели!

— Я получила письмо меньше недели назад, — недоуменно сказала Ин, подходя ближе к столу, — я что, тоже опоздала на месяц?

— Пожалуйста, не надо! — неожиданно взмолилась пони, прячась за столом как за укрытием, — Я правда не знаю почему так получилось! Доктор, скажите ей, я не виновата!

— В смысле “скажите ей”? — раздражённо бросила Ин, — Я в-вообще-то прямо здесь стою. Что происходит?

Вдруг пони начала плакать, громко всхлипывая и размазывая слёзы испачканными в пыли несгораемого шкафа копытами. Инджи и Вилфред с тревогой переглянулись, после чего грифон обошёл стол и аккуратно погладил пони по голове, тихо успокаивая её и пытаясь отвлечь какой-то глупой шуткой. Спустя несколько минут Меллоу почти успокоилась и даже отважилась опасливо выглянуть из-за стола на грифину, нервно бьющую по полу львиным хвостом.

— Она тебя боится, думает, ты сейчас будешь её резать, — ровным голосом сообщил Вилфред, когда, наконец, смог разговорить Мел, которая твердила что-то очень тихо и постоянно всхлипывала.

— Меня? — Ин нахмурилась, — За что? Я ей ничего не сделала. Я её в-вообще в-впервые в-в… вижу!

— Она никогда не видела хранителей линий, вас распустили ещё до того как она переехала в Порт к своему папаше. Зато она наслушалась всяких баек про вас, о том, как вы расправлялись с нарушителями, и из какого сорта кандидатов вас набирали.

Инджи вдруг раздражённо щёлкнула клювом, этого жеста Вилфред не видел от неё уже долгое время.

— Я никогда не была наёмницей. — резким голосом сообщила грифина, обращаясь не то к Вилфреду, не то к прятавшейся за столом Меллоу, её взгляд был злым и острым, — И никого в жизни даже не мучила. Насмерть убивают только желторотики! Не надо считать меня в-в… — она запнулась, — в-вот чем-то подобным! У в-вас в-ведь в деле есть записи, в-в…

— Почему шум в административном помещении? Почему документы на столе? Почему чайник холодный!?

12.

Инджи обернулась и увидела в дверном проёме низенького единорога со смешной квадратной головой. Всей своей комплекцией он больше всего походил на поросёнка из детских книжек, однако взгляд его был пронизывающим, словно у городского стражника. Грива на голове единорога характерно топорщилась, и грифина поняла, что это он спал в соседнем кабинете.

— Господин председатель, — проговорила пони, высовываясь из-за стола, — Доктор Вилфред и наём… хранитель Ин прибыли только что.

— Вижу, что прибыли, — буркнул единорог, — Не вижу, чтобы мои поручения выполнялись. Дело в шкаф, чайник на огонь, но сперва лицо помыть с мылом. Быстро.

Пони мигом выскочила из своего укрытия и, затравленно обогнув Инджи по широкой дуге, скрылась где-то в коридоре. Единорог некоторое время стоял на месте, буравя грифину тяжёлым взглядом, а затем неопределённо мотнул головой и направился к Вилфреду.

— Здорово, док, — бросил он, поднимая копыто для приветствия.

— И тебе привет, Грейн, — дружелюбно ответил Вилфред, боднув копыто пони сжатым кулаком, — я примчался сразу как только смог. Честно.

— Верю, — ответил пони, подвигая к столу большое директорское кресло и тяжело усаживаясь на него так, чтобы оказаться во главе и стола, и всего кабинета сразу. Затем он замолчал и снова вперил изучающий взгляд в грифину, будто пытаясь увидеть что-то сквозь неё.

— Что ещё? — устало проговорила Ин, — Тоже думаете, я только и жду, чтобы кому-то кровь пустить? Я прибыла сразу как получила письмо.

— Верю, — повторил пони всё тем же почти бесцветным голосом, — я тебя тоже смутно помню, я тогда секретарём был. Меня зовут Стерн Грейн, я здесь сейчас главный.

— Инджиджертр, — снова повторила грифина.

Пони одарил её долгим тяжёлым взглядом, даже не пытаясь ничего произнести.

— Разберёмся, — сказал он через минуту, опираясь передними ногами на стол, — сейчас меня интересует, почему письма настолько опоздали.

Вилфред откашлялся.

— Если вы отправляли всё через Восточные Ворота, тогда понятно почему, — по оживившимуся взгляду председателя он понял, что угадал, — тамошний воздушный маршрут больше не работает, единственный дирижабль разбился в прошлом году.

— А мы приняли борт оттуда два месяца назад, — приподняв брови проговорил единорог и сокрушённо уронил голову на копыта, — отгрузили туда всю почту и выплаты для ветеранов…

— Кто-то очень хитрый в-вас обманул и присвоил все деньги. — подытожила Инджи, — Большая удача, что этот проходимец оказался хоть немного порядочным и в-всё-таки отправил письма, хоть и с опозданием. — затем она добавила с некоторым злорадством в голосе: — В моё в-время такого не было и быть не могло. Да.

— Здесь всё разваливается на глазах, — выдохнул единорог, всё ещё не поднимая головы, — как только история с Лесом завершилась, Совет потерял всякий интерес к происходящему здесь, даже стражу в Порт набрать не дают. Да и набирать не из кого.

— Но ведь история не завершилась, верно? — осторожно проговорил Вилфред.

Вместо ответа единорог демонстративно посмотрел на писчее перо, торчащее из подставки на другом конце обширного стола. Его рог засветился, но всего на полсекунды, а перо так и не сдвинулось с места.

— Сам-то как думаешь? — проговорил он.

— Мне за это думать некогда, — ответил Вилфред, — сам за это думай, у тебя голова большая. А сейчас давай к моим задачам, как обстановка, кому нужна помощь в первую очередь.

— Ладно, давай сперва с тобой разберёмся, — единорог подвинул к себе ворох бумаги с какими-то записями, — что касается медицины, всё пока более-менее, но тенденция нехорошая. Мулы, яки, ослы — им всё нипочём. Пегасы не могут летать, никаких побочных эффектов вроде нет, кроме психологических. Единороги не могут колдовать, это неудобно, — он скривился и крякнул, — но жить можно. А вот с земными пони уже сложнее, их магия, видимо, работает по-другому, и пока сопротивляется. Однако их всех мучают головные боли, некоторым приходится очень плохо.

— Терапия? — быстро спросил Вилфред.

— Все подходящие лекарства закончились, яки притащили с Равнин нужные травки, но из них ещё нужно приготовить микстуры, никто здесь кроме тебя этого делать не умеет. Поэтому вот, — он развёл копыта в стороны от головы, — такие дела.

— Почему не отправили кочевников за помощью? — вклинилась в разговор Инджи.

— Мы отправили. Они только на сборы потратили почти две недели, потом целый день отдыхали. Потом, на следующий вечер, выглядываю в окно, а они поставили лагерь милях в десяти от башни и чаи гоняют. Видимо, нам так и не удалось втолковать им насколько ситуация серьёзная.

Вилфред некоторое время изучал бумаги на столе, затем развернулся и молча зашагал к выходу, уже погружённый в мысли о том, что следует предпринять в первую очередь.

— До свидания, что ли, — проговорила Инджи, провожая его немного виноватым взглядом, но Вилфред ответил лишь коротким кивком, даже не взглянув на неё.

Грифина поджала клюв, окончательно понимая, что их короткое и даже в чём-то весёлое приключение только что быстро и бесславно завершилось.

— Мисс Хранитель, точнее лучше просто Хранитель, так будет проще. — Грейн даже не пытался выкрутиться с помощью каких-то уловок вежливости, а просто поставил Инджи перед фактом.

— Да, я слушаю. Но, — она слегка замялась, — так будет неудобно, хранителей ведь много, лучше называйте меня просто Ин.

— Сказанное мной вполне подойдёт, ты единственный хранитель в городе. Поэтому уже сейчас начинай осознавать всю ответственность.

— Как единственный? А остальные?

— Кроме тебя никто так и не появился. Письма разослали десятерым линейным и трём кладбищенским, всё впустую. Сама понимаешь, магический контракт штука серьёзная, его нельзя просто проигнорировать. Так что, либо они очень-очень далеко и в любом случае не успеют, либо просто ушли из жизни. — Единорог снова вперил в Инджи свой тяжёлый взгляд, — Либо нашли как разорвать контракт в одностороннем порядке.

— Ты чего на меня-то смотришь, я-то как раз здесь.

— Подозрительно это всё, — проговорил Грейн, наклоняя голову, — в контракте указан срок реагирования в один месяц. Если через месяц лицо подписавшее контракт не явится по требованию, то, — он сделал движение копытом в воздухе, показывая, как что-то вертикальное становится горизонтальным. — А не получить требование нельзя.

— Я знаю, что нельзя, — подтвердила грифина, — я получала такой в-вызов однажды, когда задержалась у одного из хранителей кладбища. В голове свербящая мысль появляется, будто дома утюг забыла, и с каждым часом всё сильнее, если ничего не делать. Да.

— Рад что ты понимаешь о чем речь, — сказал единорог, нисколько не сбавляя подозрительность своего голоса и взгляда, — ну так и в чём же дело? Даже если письма задержались на месяц или два, ты задолго до этого должна была зашевелиться и понять, что нужно прибыть сюда. Как и все твои бывшие напарники, дружки, коллеги, Селестия знает как вы там друг друга называли.

— Мне не нравится твой тон, председатель Грейн, — тихо сказала Инджи, — Ты или в-выкладывай в-всё сразу, или не морочь мне голову.

— Ты можешь поклясться, что прибыла сюда по зову службы, а не как наёмник?

— Если бы я прибыла сюда как наёмник, что в-вы мне сделаете? — с вызовом хохотнула Ин, понимая, что ситуация на самом деле куда проще, чем ей казалось. Эти пони просто не застали старую службу, судя по всему, в городе настолько скучно, что кто-то распустил целую гору баек обо всём, связанном с хранителями, и теперь это всё аукается.

Грейну, судя по его виду, было совсем не до смеха. Казалось, что из не слишком угрожающего по своей природе лица пони невозможно выдавить ещё более тяжёлый взгляд, но этому единорогу вполне удалось.

— Мы ничего не сможем с тобой сделать, — процедил он, складывая копыта, — если ты действительно та, за кого себя выдаёшь, здесь никто с тобой не справится без магии. Но что тебе нужно? Монеты? У нас их здесь нет, караван с деньгами для ветеранов будет через через два меся…

— Да в-вы что, рехнулись, что ли? — не выдержала Инджи, подаваясь вперёд, — какие деньги? Я — страж линий Инджиджертр, я прибыла по первому требованию, согласно контракту. Да я, в-выдери тебе рог, сына маленького дома оставила, чтобы в эту пыльную дыру в-вернуться. — она всплеснула лапами, — А тут сидит кабинетный паук и заявляет, что я какой-то грабитель.

— Обзываться не надо только, — он заметно расслабился, — пауков тут и без меня столько, что вёдрами можно ловить. Но всё-таки, ты ничего не почувствовала? С месяц назад.

— Нет, определённо нет.

— Это очень странно, но мы всё равно ничего не знаем о происходящем, поэтому будем работать с тем, что есть. Даже если кто-то из тех троих хранителей кладбища и мог бы нам ответить, письма обратно всё равно не дойдут. А их контракты, в отличие от ваших, линейных, были конечными. — Единорог придвинул к себе подшивку каких-то старых отчётов, — Вот Рестинг Кипер могла бы помочь, но до неё не достучаться, не будем же мы дверь выламывать. К тому же у нас и права нет её заставлять что-то делать, её контракт завершён.

На единорога, углубившегося в чтение бумаг, упала тень. Он успел повернуть голову всего чуть-чуть, прежде чем когтистая лапа Инджи впечатала его шею в велюровую обивку кресельной спинки. Он поднял было копыта, чтобы попытаться защититься, но быстро понял, что в этом нет смысла. Горящие ненавистью глаза грифины оказались напротив его глаз, а со стороны двери послышался тихий вскрик и громкий удар: Меллоу вернулась в кабинет с пузатым чайником в зубах, который тут же выронила, когда увидела что происходит.

— Вы. Оставили. Её. Здесь? — процедила Инджи, не двигаясь и не ослабляя хватки.

Единорог демонстративно пожевал губами, показывая, что не может говорить. Грифина чуть ослабила хватку.

— Она сама отказалась… уезжать. — быстро прохрипел он, не отводя взгляда, — Наши обязательства были исполнены, контракт был завершён. Она получила деньги и свободу.

— Она должна была уехать! — закричала Ин, не единорогу, а как будто самой себе или миру вокруг.

— Наши обязательства были исполнены, — повторил Грейн, — она осталась добровольно.

— Вы ей угрожали! Вы заставили её остаться!

— Нет. В соседнем кабинете, в сейфе, есть все документы, есть билет на летучий корабль, купчая на дом. Она не взяла билет и купила дом, я не помню точного адреса, но она осталась здесь.

Инджи отпустила единорога и села на пол, отступив на несколько шагов назад.

— Я не понимаю, — она приложила лапу к лицу, — зачем? Я ведь всё устроила, она должна была… Она должна была жить.

Меллоу, всё ещё торчащая в дверях, некоторое время переводила взгляд с председателя на грифину, потом ей что-то пришло в голову и она одними губами произнесла “я приведу помощь”. Единорог помотал головой, сделав копытом знак “успокойся”.

— Мел, а Мел, — вдруг тихо сказала Инджи, не поворачиваясь, — найди, пожалуйста, адрес бывшего хранителя кладбища по имени Рестинг Кипер.

13.

Улица, на которой жила Рес, была одной из самых новых. Здешние дома построили с надеждой на то, что в Порт начнут прибывать жители, после того как будет официально объявлено о том, что Лес и его содержимое больше не представляют опасности. Вокруг Порта не было никаких стен или сельских предместий, крайние дома этой новой улицы, казалось, стоят прямо на Равнинах. Улицу успели заселить только на четверть, большинство зданий даже не было заперто, потому что внутри ещё нечего было воровать. Наспех построенный дом Рестинг стоял в тени башни, неказистый и немножко кривой, как забытая заметка на книжных полях. Рес, какой её знала Инджи, никогда бы не потратила деньги на что-то подобное.

Грифина задержалась на пороге. Дверь была заперта на кривую щеколду, которая сразу же отвалилась, стоило легко толкнуть дверь когтем. Инджи не стала входить в приоткрывшуюся темноту и запахи продуктовой гнили, высохших чернил и чего-то неуловимо щемящего, как в гнезде у пожилого отца. Грифина несколько раз постучала в дверной косяк.

— Рес? Это я.

Дверь отворилась спустя полминуты. Конечно не магией, а копытом. На пороге стояло то, что осталось от Рестинг Кипер. Единорожка, худая, как тень, грива спуталась до колтунов, линяющая шерсть висела клоками, шея и лицо в пятнах от чернил, а провалившиеся глаза пугали лихорадочным блеском. Казалось, она не удивилась, увидев старую подругу, лишь моргнула пару раз и опустила голову, будто разочарованная в том, что её всё-таки кто-то увидел.

— Ин… — голос единорожки был ровным, без какого-либо удивления. — Ты в городе.

Комната была погружена в сумрак. Окна занавешены и закрыты снаружи ставнями, свет пробивался только сквозь щели в рассохшихся досках. Повсюду лежали исписанные тетради. Груды, горы, осыпавшиеся на пол, сваленные в углах, обвязанные шнурами и завёрнутые в куски тканей. На всех горизонтальных поверхностях покоились старые бумаги, немытая посуда, где-то пролитый чай и чернила, где-то заплесневелый кусок хлеба или остатки другой еды, даже не испорченной, а уже давно превратившейся в коричневатый прах. Пол покрывали какие-то грязные тряпки, обрывки обёрточной бумаги и сломанные перья, так и не дождавшиеся чернил, либо наоборот повидавшие их слишком много.

Рес тихо сказала что-то ещё, но Ин не ответила сразу, в оцепенении следуя вглубь дома.

— Ты живёшь здесь одна? — вполголоса спросила Ин, будто бы боясь громкими звуками разбудить где-то в этой комнате нечто страшное, то что держит острый коготь у горла подруги, держит её в заложниках вот этого всего.

— С тех пор, как Лес остановился, я больше не нужна. Граница стабильна, магии нет, нарушителей нет.

Ин, словно в дурмане, подошла к столу, окружённому горой мусора, стараясь не наступить на что-нибудь. На липкой столешнице чётко выделялось единственное чистое место, на котором лежал открытый типовой журнал наблюдений: "День 2942. Изменений в поле нет. Колебания в пределах нормы. Признаков роста нет." Грифина аккуратно подцепила когтем страницы толстого журнала, который с хрустом открылся в самом начале. “День 2890. Измене…”. Она не стала читать дальше, записи были абсолютно такими же.

— Ты всё ещё в-ведёшь, — Инджи проглотила комок в горле, но он вернулся почти сразу, — журнал?

— Да, — последовал ответ Рес, оставшейся неловко стоять посреди комнаты, потому что Инджи находилась как раз там, где единорожка проводила целые дни за столом. — Это порядок. Это помогает. Когда Лес снова начнёт, я буду готова.

— Рес, он уже… — на этот раз грифина не смогла продолжить фразы, потому что заглянула в дверной проём, ведущий в другую комнату, и закачалась на месте от ужаса и обиды за то, что вокруг происходило.

На негнущихся ногах она подошла к подруге и заключила её в объятья, точно так же как обнимала своего сына. Вот только сын пах молоком и солнцем, пытался отпихнуть мать сильными лапами и хихикал от щекотки, когда Ин накрывала его своими крыльями. Рес стояла на месте, не реагируя ни на что и пошатываясь от малейшего прикосновения, а исходивший от неё запах выбивал слёзы из глаз. Даже не потому что он был неприятным, а он был, но потому что грифина начала отчётливо понимать, что ещё тогда, десятилетие назад, после того как они расстались в этом самом городе, Ин успела прожить целую жизнь, пусть по большей части довольно дрянную, но полную событий. Рестинг всё это время провела прямо здесь, в этом склепе, иссыхая, словно картошка, забытая в углу погреба. И весь её мир состоял из бесполезного журнала, она даже не знала, что Лес снова проснулся, хотя готовилась к этому.

— Что же случилось такое, а… — всхлипывала Инджи, чувствуя, как вот-вот начнёт плакать навзрыд, — Почему всё так? Ты ведь со своими фонарями всегда была как путеводная звёздочка. Бывало, летишь по опушке, а внизу чернота, хоть глаза выколи, а потом будто целое созвездие видишь, это лампы твои горят вдоль дорожки, а в домике свет, и чаем пахнет с брусникой…

— Меня нету, Ин… — тихо сказала единорожка бесцветным голосом, — Я погасла вместе с Лесом.

В дверном проёме появилась Меллоу, видимо председатель отправил её по пятам за грифиной, чтобы проследить, не случится ли чего. Увидев происходящее в доме, и особенно то, что представлял собой сам дом, пони замерла на пороге, закрыв рот копытом.

— Мел, — проговорила грифина сквозь слёзы, всё ещё заключив единорожку в объятия, а затем неожиданно для самой себя закричала на грани истерики, — Меллоу, родная, помоги мне! Я не знаю что делать, что мне делать? Я не разбираюсь! Как такое лечат?!

— Спокойно, мисс, — дрожащим голосом проговорила пони, осторожно пятясь наружу, — ничего не делайте, я позову доктора Вилфреда, он должен знать, он всё знает.

Ин провела в доме подруги почти час, её лапы всё это время с дрожью обнимали худую шею Рестинг, а перья на щеках не просыхали от слёз.

— Ты же не можешь… так нельзя, — всхлипывала она, прижимаясь лбом к спутанной гриве подруги. — Я искала Рестинг Кипер, хранителя кладбища, смешно обижавшуюся, когда её зловещее имя называли зловещим, а нашла… Я ведь даже в-всем говорила что ты замужем, поправляла всех, ругалась, я ведь всё уже устроила…

Рес, опустив голову, не отвечала. Она была неподвижна, будто исчезла внутри себя, спряталась где-то глубоко и не хотела возвращаться.

Некрашеные доски на крыльце скрипнули, и в дом, окутанный облаком пыли после быстрого бега, вошёл Вилфред. Он осмотрелся, восстанавливая дыхание, весь его вид мгновенно стал цепким, без лишних эмоций.

— Инджи, отойди, — твёрдо сказал он. — Дай ей воздуха.

Грифина, всё ещё всхлипывая, встала и ушла в сторону. Вилфред приблизился, опустился рядом с единорожкой и мягко коснулся её, отодвигая в сторону запутавшуюся гриву. Проверил зрачки, с лёгкой улыбкой заметил на ноге длинный шрам там, где Рес когда-то порезала себя ножом, для того чтобы показать троице запутавшихся грифонов, что они заблуждаются.

— Здравствуйте, мисс Рестинг, вот мы снова и встретились, — вкрадчиво говорил он, быстро ощупывая бока и передние ноги пони, проверяя пульс. — Вы бы хоть шепнули, что тоже здесь живёте, я бы в гости заходил… — Он говорил спокойно, уверенно, голосом, в котором звучало не сожаление, а забота.

— Она истощена, обезвожена. Глубокая депрессия, разрушение личности, я не зна… — он быстро оборвал себя, нельзя было сейчас показывать неуверенность. — Питание скудное, нерегулярное, санитария нулевая. Ин, открой окна, проветри здесь. Ставни скорее всего заколочены, выдирай их с корнем. Найди воду, желательно тёплую, и чистую ткань.

— Мисс Рестинг, посидите, пожалуйста, тут, никуда не двигайтесь, — проговорил он, поднимаясь на ноги и проходя вглубь дома. — Ин, нужно положить её в постель, где здесь… — грифон заглянул в дверной проём, ведущий в спальню, и быстро отвернулся обратно. На его лице отразилось секундное замешательство, но он быстро вернул себе самообладание. — Та-ак, ладно. Нужно расчистить здесь, у стола, хоть немного места. Дождёмся сумерек и отведём её ко мне в больницу. Или отвезём, если Меллоу найдёт нам телегу. Кстати, Мел здесь?

— Да, — всхлипнула Инджи, — там на крыльце. Да.

— Скажи ей чтобы начала опрашивать соседей, пусть найдёт того, кто столько лет подряд приносил мисс Рестинг воду и пищу, и тетради с чернилами. Когда найдёт, мы спросим с него, почему он молчал обо всём этом, наверняка тут кроется что-то мерзостное.

Грифон увидел как Ин снова застыла на месте, глядя на сидящую неподвижно подругу.

— Она быстро поправится, — уверенно сказал Вилфред. — Она ещё не разучилась говорить, она реагирует на раздражители. Просто никто не был с ней, никто не знал о ней. Теперь мы знаем, и мы здесь.