И ласточки щебечут в небесах (гет)

В свой шестой день рождения Энн Гилберт с досадой обнаружила, что выросла из всех своих красивых платьев с рюшами и рукавами-фонариками. Она смирно стояла перед зеркалом, пока Тинки пыталась застегнуть пуговицы на её спине, но те никак не хотели поддаваться.

— Это совсем нехорошо, совсем, — пробормотала Тинки, — мисс Энн нужна новая одежда.

Эльфийка призвала из гардероба очередное платье, которое, к счастью, застегнулось, однако, село так туго, что Энн боялась сделать лишнее движение.

— Тинки сейчас же доложит обо всём госпоже, — сказала домовушка и с лёгким хлопком исчезла.

Через несколько минут в детскую вошла Алеста Гилберт и оценивающе посмотрела на дочь.

— Энн слишком сильно вытянулась за лето, — заключила миссис Гилберт, заставив девочку покрутиться так, что предательские пуговицы тихо затрещали. — Что же делать? Мы больше не можем позволить себе услуги мадам Малкин.

— Тинки может сшить сама, если госпожа купит ткань, — подала голос эльфийка. — Тинки хорошо шьёт.

Алеста согласно кивнула и снова повернула Энн к себе спиной. Она осмотрела длинные чёрные волосы дочери, которые аккуратными прядями спадали до поясницы.

— Это никуда не годится, — сказала женщина, а затем достала волшебную палочку и одним лёгким движением отсекла почти двадцать сантиметров волос. Те с тихим шорохом упали на пол, пока Энн скучающе рассматривала своё отражение в зеркале.

— Так-то лучше. Прибери здесь всё, и пусть Энн спускается завтракать.

С этими словами Алеста покинула комнату, громко хлопнув дверью из-за сквозняка, а Тинки продолжила работу. Эльфийка мигом прибралась, повязала Энн ленту и слегка накрутила локоны. Энн лёгким движением перекинула волосы на плечи, те с непривычки теперь казались слишком короткими, и снова взглянула в зеркало. Она попыталась представить себя в совершенно новом облачении. Девочка вообразила длинное тёмно-изумрудное платье в пол, похожее на те, которые носила Алеста, с кружевами и шнуровкой на спине. Она не могла дождаться дня, когда начнёт носить такие же наряды, как взрослые девушки, поэтому надеялась, что уже выросла достаточно сильно.

Фантазии рассеялись, когда Тинки объявила, что пора спускаться. Энн в последний раз посмотрела на себя, поправила ленту и направилась вниз, стараясь не делать слишком резких движений. В столовой её ожидал праздничный завтрак в честь дня рождения. Энн, слегка улыбнувшись, села на своё место, где уже лежал небольшой свёрток в красивой обёртке, и, поблагодарив родителей за подарок, приступила к трапезе. Какое-то время Гилберты ели молча, затем Алеста заметила, что розы в этом году зацвели необычайно красиво, и нужно попросить Тинки срезать несколько для гостиной, после чего переключилась на обсуждение последних новостей, которые она уже успела вычитать из нового выпуска Ежедневного Пророка. Энн не особо интересовали события волшебного мира, поэтому она предалась своим мыслям, вырисовывая в воображении эскиз нового платья.

— ...и Энн нужна одежда...

Собственное имя заставило девочку вынырнуть из мира фантазий и начать следить за нитью разговора.

— ...она из всего выросла. Если купить необходимые ткани, Тинки позаботится об остальном.

Замечание жены заставило Алана Гилберта чуть ли не впервые за последний год обратить внимание на Энн. Он оценивающе посмотрел на дочь, и та даже немного ссутулилась под его пристальным взглядом.

— Подумаю, что можно сделать, — коротко ответил мистер Гилберт, после чего вернулся к своему утреннему кофе, который никто, кроме него, не пил.

Энн проследила на реакцией матери, та удовлетворённо кивнула, и снова легко улыбнулась — совсем скоро у неё будут новые наряды.

После того, как отец отправился на работу, а мать уединилась в кабинете с новенькой газетой, Энн, забрав подарок, вернулась наверх. Уже в комнате девочка открыла небольшую коробочку, в которой обнаружила красивую жемчужную заколку для волос. Она аккуратно положила её на трюмо, решив, что завтра попросит Тинки украсить ей волосы именно этой заколкой.

Энн ещё раз улыбнулась, в этот раз день рождения оказался намного более радостным, чем в прошлый. Только одно портило общую атмосферу — ей было скучно. Она уже перечитала вдоль и поперёк все имеющиеся у них сказки и рассказы, переиграла со своими игрушками в чаепитие, в торжественный обед и даже несколько раз в пикник на природе, и больше не могла представить, чем ещё можно заняться в маленьком доме, где даже нельзя было нигде спрятаться или потеряться. Энн подошла к окну, чтобы посмотреть, созрели ли уже яблоки, и по привычке взглянула на тропу, тянущуюся из леса, которая за лето успела зарасти высокой травой.

Мальчики из семьи Уизли теперь появлялись очень редко. После случая на озере Энн видела их снова всего-то пару раз. Первый, когда рыжие близнецы помогали мистеру Уизли собирать хворост в лесу, а второй, когда она с родителями шла домой от Диггори, и по пути им встретились двое самых старших из братьев Уизли. Они шли из деревни, нагруженные свёртками, и, завидев Гилбертов, бросили небрежное "Здрасте". Алан поздоровался в ответ, Алеста лишь кивнула, а Энн постаралась спрятаться за матерью, однако мальчики всё равно её заметили. К счастью для неё, те никак не выдали того, что уже виделись с ней раньше и поспешили восвояси. Больше никого из Уизли Энн не встречала. И если отсутствие самого старшего можно было объяснить началом нового учебного года в Хогвартсе, то куда подевались все остальные, так и осталось для неё загадкой. Вдобавок ко всему прочему, ещё и Седрик уехал вместе с родителями в Грецию, так что Энн ещё больше заскучала, оставшись совсем без компании, к которой уже успела привыкнуть за прошедший год.

Вечером того же дня мистер Гилберт вернулся домой, держа в руках два больших свёртка. Он оставил их на столе в гостиной и с чувством выполненного долга заперся в кабинете, где, как и всегда, пересчитывал накопления, планировал траты на будущие месяцы, или читал книги об инвестициях. Он не любил, когда его вечерний ритуал прерывали, поэтому остальные домочадцы в это время старались вести себя особенно тихо.

— Посмотрим, что здесь, — Алеста с готовностью подошла к столу, Тинки тут же оказалась рядом, а Энн несмело наблюдала со стороны.

Однако, как только мать распаковала покупки, фантазии Энн о кружевах и блестящих бусинах тут же испарились, словно вода из лужи в знойную жару. Под упаковочным пергаментом оказался моток тёмно-серой ткани, которая была такого плохого качества, что просвещалась, когда Алеста подносила ту к свету. Тинки в свою очередь вытянула ещё одну ткань, в этот раз коричневую и грубую. Выражение лица Алесты никак не изменилось, однако по её взгляду Энн могла понять, что мать была недовольна. Напряжение висело в воздухе, словно тёмная туча перед грозой. Миссис Гилберт осторожно провела рукой по грубой ткани, словно пытаясь выудить из неё хоть каплю красоты, но безуспешно. Энн прижалась к стене, наблюдая за тем, как мать сжимает губы в тщетных попытках скрыть разочарование. Похоже, эти простые куски материи стали для женщины очередным напоминанием о том, насколько изменилась их жизнь.

Тинки, с характерной для себя решимостью, попыталась приободрить хозяйку, предложив сшить наряды из тех материалов, что были, добавив какие-нибудь детали от старых платьев. Алеста кивнула, и в её глазах появилось прежнее спокойствие — даже если теперь им приходилось довольствоваться малым, её дочь всё равно должна выглядеть достойно. Тем временем Тинки уже транспортировала ткань на кухню и, взяв Энн за руку, направилась следом. Она разложила все необходимые ткани для выкройки, тогда как от Энн только и требовалось, что стоять по стойке смирно, пока измерительная лента летала вокруг неё. Как только мерки были сняты, Энн вернулась наверх и решила, что сегодня ляжет пораньше. Она с головой укрылась одеялом, крепко зажмурившись и дав себе клятвенное обещание больше никогда ни о чём не мечтать.

Утром Энн проснулась минут за пять до того, как Тинки появилась посреди комнаты. Эльфийка в своей привычной манере пожелала доброго утра, и девочка заметила в её руках кусок той самой серой ткани.

— Мисс Энн пора одеваться к завтраку.

Энн встала без особого энтузиазма, приняла от Тинки новый наряд и быстро оделась, после чего эльфийка сколола ей волосы новой жемчужной заколкой. Поклонившись, Тинки исчезла, а Энн в свою очередь встала, решив осмотреть себя в зеркале. Хоть Тинки и постаралась на славу, платье выглядело скорее практичным, чем красивым. Ткань, сложенная в два слоя больше не просвещалась и была даже приятной на ощупь, эльфийка сделала несколько швов по фигуре, чтобы наряд выглядел чуть более изящно, пришила тёмно-синий пояс, отрезанный от старой юбки, а из кусков белых кружев, найденных в запасах, смастерила манжеты и небольшой воротничок. Энн посмотрела на себя снова, и её взгляд остановился на заколке в волосах, которая теперь выглядела слишком вычурно и нелепо, абсолютно не сочетаясь с новым платьем. Девочка быстро сняла её и начала рыться в коробке с лентами, пытаясь найти что-то подходящее, но все они, как на подбор, казались чересчур красивыми и какими-то неправильными. В расстроенных чувствах Энн спрятала коробку и остальные украшения для волос в дальний ящик комода, понимая, что теперь они ей вряд ли пригодятся.

Завтрак прошёл тихо. Алан был углублён в свои бумаги, в то время, как Алеста с интересом погрузилась в новый выпуск Пророка. Энн никто ничего не сказал. Ни про платье, ни про планы на день, ни про вообще что-либо. После еды родители удалились, как будто дочка их вовсе не волновала, а Тинки молча убрала со стола. Энн ещё несколько минут сидела на своём месте, уставившись в окно, выходившее на небольшую подъездную алейку, уходящую куда-то вглубь рощи, однако девочка прекрасно знала, что там дальше была дорога в деревню. Внезапно из кустов вдалеке появились двое мальчиков Уизли. Каждый тащил по такой палке, что больше напоминала целое дерево, только ещё не до конца выросшее и с множеством спутанных веточек. Энн тут же вскочила и подлетела к окну, однако так ничего и не успела рассмотреть — рыжие головы уже скрылись в чаще леса.

К счастью для Энн однообразие её дней закончилось с возвращением Седрика в середине сентября. Они не виделись всего месяц, однако мальчик за это время хорошо дал в росте и, несмотря на то, что они с Энн ровесники, теперь был выше её. Седрик подарил Энн несколько красивых ракушек, найденных им на берегу Средиземного моря, и теперь они вдвоём сидели за столиком в детской и рассматривали картинки в книжке про греческих богов.

— Папа говорит, что они все были волшебниками, — сказал Седрик, переворачивая страницу, — просто магглы считали их богами из-за чудес, которые те могли творить.

— Но ведь это была совсем простая магия, — подметила Энн.

— А магглам больше и нужно...

Пролистав ещё несколько страниц, Седрику наскучило чтение и он достал из ящика свою коллекцию карточек от шоколадных лягушек, увалился на диван и принялся их сортировать.

— Я бы тоже хотела поехать к морю, — задумчиво произнесла Энн.

Седрик фыркнул, не отрываясь от своего занятия:

— Сплошная жара и никаких развлечений. Одни только бесконечные развалины да музеи...

Однако для Энн даже подобное времяпрепровождение казалось очень занимательным, хоть какая-то перемена от ежедневной рутины, в которой она жила с рождения. Ответ Седрика снова заставил подумать о том, как её жизнь отличается даже от жизни Диггори, не говоря уже об Уизли. И речь шла далеко не о свободе действий, а о возможностях: у Уизли была возможность исследовать окрестности, а у Седрика исследовать мир. И то и другое казалось Энн невероятно увлекательным, поэтому она грустила каждый раз при мысли, что нигде не бывает дальше своей маленькой комнатки в коттедже и ничем особо примечательным не занимается. Визиты в Хаверхилл Грейндж были для Энн хоть каким-то приключением, она всегда с нетерпением их ждала, так что возвращение Седрика стало редким радостным днём.

— Кстати, в следующий раз ты можешь приходить только после обеда, — подал голос Седрик, всё никак не закончивший со своими карточками.

— Почему? — беспокойно спросила Энн. В голове мгновенно возникла мысль, что она сделала что-то не так, чем разочаровала миссис Диггори, и теперь та не хочет, чтобы Энн дружила с Седриком.

— С понедельника я начну заниматься с учителем, — без особого энтузиазма ответил мальчик, — пять дней в неделю с девяти до часу, а потом ещё и вечерние уроки... Лучше бы я ходил в школу со всеми...

— Но там ведь много магглов!

— Ну и что, — Седрик пожал плечами, — мама хотела, чтобы я ходил в школу вместе с Уизли, это папа решил, что нужно нанять личного учителя. Он сказал, что так будет лучше для моего будущего.

При упоминании знакомой фамилии Энн заинтересовано взглянула на Седрика. До этого дня Седрик Диггори и мальчики Уизли существовали в её представлении как части совершенно разных миров, и только сейчас ей впервые пришло в голову, что они могут принадлежать одному и тому же.

— Ты знаешь кого-то из братьев Уизли? — аккуратно поинтересовалась Энн. Она закрыла книгу, которая теперь совсем перестала её интересовать, и пересела в кресло поближе к дивану.

— Нет, — ответил Седрик, и прежде, чем воодушевление Энн успело исчезнуть, добавил: — Только мистера Уизли. Он часто бывает здесь. Они с моим отцом обсуждают что-то, закрывшись в кабинете. Мама говорит, что это касается каких-то полей. А ты откуда знаешь Уизли?

— Они часто бегают вблизи коттеджа, — ответила Энн и тут же поправила себя: — Точнее, бегали...

— Хотел бы и я так побегать, — вздохнул Седрик, после чего наконец отложил свои карточки в сторону и встал. — Мама говорит, что их родителям некогда за ними следить из-за работы на ферме, поэтому они и занимаются чем хотят.

— А что они делают на озере? Ты не знаешь?

— Наверное рыбу ловят. Ох, хотел бы и я половить рыбу...

С этими словами Седрик совсем раскис и снова начал жаловаться на то, что теперь ему придётся круглыми сутками учиться. Энн не знала, как приободрить друга, поэтому молча выслушивала жалобы, сама же при этом пыталась понять, как можно выловить рыбу из озера без помощи магии. Затем в комнату вошла гувернантка Седрика, мисс Стейси, и объявила, что пришло время обеда. Для Энн же это значило, что пора уходить. Девочка встала, забрала подаренные ракушки и, пожелав Седрику удачи с новым учителем, направилась домой. Вообще-то по договорённости миссис Гилберт и миссис Диггори, мисс Стейси должна была сопровождать Энн до самого коттеджа, однако, девочка уже давно заметила, что гувернантка её недолюбливает, поэтому однажды отказалась от её компании, чтобы не вызвать на себя ещё больший гнев. Естественно Энн хранила это в секрете от матери.

По прошествии ещё нескольких дней рутинная жизнь обитателей коттеджа на краю леса снова была нарушена. Когда Гилберты завтракали, на жёрдочку для сов, которую Тинки соорудила на улице у входа в кухню, сел незнакомый почтальон. Эльфийка забрала письмо у птицы и мигом доставила его Алесте, которая, увидев золотую печатку на конверте, тут же замерла, так и не разрезав свой блинчик до конца.

— Что такое, дорогая? — спросил Алан, от которого не скрылось странное состояние жены. Энн перевела взгляд на мать и тоже перестала есть — она уже давно знала, что письма могут приносить самые плохое новости.

— Это от Дочерей Мерлина, — ответила Алеста, забирая конверт.

— Они всё ещё существуют? — удивился мистер Гилберт, попивая свой излюбленный крепкий кофе.

— Они делали паузу на время, пока...ты сам понимаешь... А с прошлого года собрались опять.

— И что им от тебя нужно?

— Это приглашение на официальный завтрак, — пробежавшись глазами по письму ответила Алеста, — будут обсуждать проблемы детей-сирот.

Алан усмехнулся:

— Что им нужно конкретно от тебя?

— Откуда мне знать? Моя прабабушка была соучредительницей Дочерей Мерлина, может быть поэтому они решили пригласить меня именно после возобновления деятельности организации?..

Мистеру Гилберту эта версия показалась мало правдоподобной, из-за чего между супругами началась дискуссия на повышенных тонах прямо за столом. Алан был категорически против, чтобы Алеста посещала подобные собрания, ведь даже если всё и пройдёт хорошо, в конце концов это закончится вымогательством денег на нужды сирот. Миссис Гилберт была несогласна. Она расценивала это приглашение, как возможность наконец вернуться в общество, ведь, судя по всему, её там всё-таки желали видеть. Тем временем Энн будто присутствовала на спектакле, где актёры забыли, что на них смотрят. Она вяло ковырялась вилкой в половинке яблока в сахарном сиропе, всё ещё не решаясь спросить, кто такие дети-сироты и для чего им нужны деньги. Разговор окончился очередной размолвкой, Алан ушёл на работу, громко хлопнув входной дверью, Алеста закрылась в кабинете, а Тинки принялась за уборку стола. Про Энн снова все забыли, поэтому девочка тихо поднялась и вышла на улицу. Она собиралась заняться катапультированием гномов прочь из сада — всяко веселее, чем сидеть у окна и ждать, пока кто-нибудь из Уизли пройдёт мимо её дома. А после обеда Энн планировала навестить Седрика, у которого обязательно спросит, кто такие эти дети-сироты, вдруг он знает.

Алеста Гилберт, проигнорировав все аргументы мужа, всё же готовилась к предстоящему мероприятию с такой тщательностью, словно её пригласили на королевский бал. В родительской спальне, на пороге которой тихонько стояла Энн, царила особая магия, та, что окружает женщин, возвращающих себе положение в обществе. Платья одно за другим вздымались в воздух, а затем снова падали на кровать: то слишком тёмное, то слишком пёстрое, чересчур скромное или чересчур старомодное — ничего не подходило. В конце концов Алеста остановилась на лавандовом платье в пол с длинными кружевными рукавами и атласной юбкой — в этом наряде она когда-то была на летнем приёме, где и познакомилась со своим будущим мужем. И пусть платье уже было слегка неактуальным, оно всё ещё в хорошем состоянии, ведь Алеста надевала его только раз. Тинки, тем временем, подала госпоже шкатулку с драгоценностями, и женщина выбрала старинную брошь, доставшуюся ей от покойной бабушки.

— Сегодня лучше без излишеств, — сказала Алеста, внимательно осмотрев своё отражение в зеркале со всех сторон.

Энн наблюдала за тем, как мать мягко опустилась на пуфик перед туалетным столиком, а Тинки, став на подставку, начала заниматься её волосами. Всё происходящее казалось Энн чем-то тайным и важным, чему она сможет научиться только когда сама станет взрослой.

— Что обычно делают на собрании Дочерей Мерлина? — тихо спросила Энн, продолжая наблюдать, как Тинки ловко справлялась с длинными чёрными волосами миссис Гилберт.

Алеста взглянула на Энн через отражение в зеркале и сказала:

— В основном пьют чай и обсуждают насущные проблемы общества.

— А у общества много проблем?

— Достаточно.

Энн не стала продолжать разговор, потому что прекрасно знала, что если мама начинает отвечать односложно, это значит, что ей лучше помолчать. Алеста тем временем нанесла на щеки немного румян, чтобы не быть совсем бледной, и снова внимательно на себя посмотрела. Она выглядела идеально, однако в её взгляде промелькнула тень, появляющаяся каждый раз, когда она вспоминала, как много было потеряно. Однако Алеста быстро взяла себя в руки, использовала немного духов и выровнялась, слегка вздёрнув подбородок. Энн, до сих пор наблюдавшая со стороны, не могла отвести от матери глаз — такой красивой она была сегодня.

— Пора, — бросив взгляд на часы, Алеста поднялась и, взяв поднесённую Тинки сумку и дорожную мантию, последовала вниз. — Думаю, я вернусь после обеда. Разговоры наверняка затянутся. Энн, ты остаёшься дома, дальше сада никуда не выходить.

Энн послушно кивнула, они с Тинки вместе проводили Алесту и после того, как та трансгрессировала, вернулись в дом. Звенящая тишина снова окутала Энн, словно старый дырявый плед, пропускавший каждое дуновение ветра. На улицу ей идти не хотелось, играть в детской тоже, поэтому девочка прошла в кабинет и взяв со стеллажа первую приглянувшуюся книгу, принялась её листать. Это оказался фолиант под названием "Природная знать. Родословные волшебников", и Энн с интересом рассматривала извивистые схемы родоводов различных магических семей. Древо семьи Блэк было самым большим из всех, и у Энн только полчаса ушло на то, чтобы изучить его до средних веков, после чего, устав от бесконечных сложных и непонятных имён, она принялась листать дальше. К большому удивлению в этой книге был раздел и про семью Уизли. Девочка перешла сразу в конец, где сначала пришла в восторг от того, что Уизли были близкими родственниками Блэкам, после чего быстро поникла, потому что последними, кто упоминался, были мистер Артур Уизли и его братья. Полистав книгу ещё немного, Энн в конце концов наскучило и, вернув всё на место, девочка удобно расположилась на диване в гостиной.

Тишину коттеджа нарушало только тиканье часов и звон посуды, доносившийся с кухни, где орудовала Тинки. Энн откинулась на спинку в такой же манере, как это обычно делал Седрик, и уставилась на картину над камином. Это был большой семейный портрет в позолоченной раме, на котором была изображена сама Энн с родителями. Магия полотна заключалась в том, что оно отображало всех членов семьи в реальном времени, если их таковыми продолжали считать, поэтому по мере взросления менялась и Энн с портрета. Сейчас на неё уставилось её собственное изображение с той лишь разницей, что одето оно было в красивое голубое шёлковое платьице, которого у девочки больше не было и вряд ли ещё когда-то появится. На других картинах в гостиной были изображены пейзажи с мирно пасущимися овечками, скачущими из полотна в полотно лошадьми, и птицами, почти беззвучно певшими в ореховой роще. Раньше на их местах висели портреты предков Алесты, однако те, тяжело переживая обнищание потомков, предпочитали не появляться в коттедже слишком часто, так что рамы подолгу пустовали. А когда кто-то из обитателей возвращался на своё полотно, не в силах выдержать трагедию разорения, они начинали причитать, плакать из-за тяжкой доли семьи или вообще завывать, долго и протяжно, так что коттедж стал напоминать дом с привидениями. В конце концов Алесте это всё надоело и она, без малейших колебаний, заменила портреты на пейзажи, а неугодные картины спрятала в подвале вместе с остатками наследия, которое не вписывалось в новые реалии жизни. Так что теперь, если прислушаться, порой можно было услышать тихое хныканье, доносившееся из подвала — это кто-то из жителей картин возвращался, чтобы вдоволь прореветься и пожаловаться на превратности бытия.

Тем временем часы пробили одиннадцать, а уже через пять минут входная дверь резко распахнулась, и в дом влетела запыхавшаяся Алеста. Не сказав ни слова, женщина помчалась наверх, после чего коттедж содрогнулся от громко захлопнувшейся двери спальни. Энн медленно встала и сделала два нерешительных шага в сторону лестницы. Что-то определённо случилось, что-то очень неприятное, но Энн не знала, что ей следует делать в такой ситуации. Девочка тихонько поднялась на второй этаж и подошла к родительской комнате. Оттуда доносились рыдания, словно кто-то забыл снять самый драматичный из портретов. Энн уже коснулась ручки двери, намереваясь войти, когда Тинки остановила её, положив свою ладонь сверху.

— Мисс Энн лучше погулять на улице, — сказала эльфийка, — Тинки обо всём позаботится.

Энн послушно отступила в сторону, давая Тинки возможность войти в спальню. Когда дверь приоткрылась, Энн увидела рыдающую мать, которая сидела прямо на полу, уткнувшись лицом в покрывало кровати. Её волосы были растрёпаны, сумка валялась неподалёку, а сама женщина тряслась от непрекращающихся слёз.

— Уйди, Тинки! — воскликнула миссис Гилберт, заметив эльфийку. — Я сказала, пошла вон!

Схваченный с прикроватной тумбочки подсвечник полетел в сторону двери, однако, Тинки успела ловко увернуться, не выказав ни капли страха, и тот попал прямо в Энн, больно ударив по ноге.

— Мисс Энн должна уйти, — повторила Тинки, после чего захлопнула за собой дверь.

— Пошла вон! — крики продолжались доноситься из спальни. — Не подходи ко мне! Я дам тебе одежду! Прочь!

Энн не стала слушать дальше. От непонимания того, что происходит, ей стало очень страшно, поэтому она решила последовать указу и отправилась на улицу. Однако в саду всё ещё были слышны вопли матери, и Энн без спросу покинула территорию коттеджа, направившись по тропинке в сторону озера. Девочка вышла к тому месту, где её однажды увидели мальчики Уизли, но, к счастью, сейчас там было пусто. Энн присела на лежавшее на берегу бревно, пытаясь унять дрожь в коленках и успокоиться. Однако, её одиночество долго не продлилось. Что-то вдруг зашуршало в камышах неподалёку, и оттуда вылезли двое рыжих мальчиков, в которых Энн сразу же узнала тех самых воров яблок, которые чуть не попались её матери в прошлом году. Энн напряглась, готовая в любой момент дать дёру, но Уизли продолжали складывать что-то в своё ведро, не обращая на неё никакого внимания. Со своего положения Энн не могла увидеть, что именно это было, однако она была полностью уверена, что рыбу ловят не так. Мальчики, тем временем, забрали свои вещи и, собираясь уходить, встретились с любопытным взглядом Энн, которая продолжала рассматривать их издалека. Девочка от страха сильнее вцепилась руками в древко, не зная, что ей делать дальше, но братья Уизли, ничего не сказав, развернулись и молча ушли в другую сторону.

Хоть истерика у миссис Гилберт в конце концов прекратилась, она всё равно отказалась покидать спальню. Вечером, когда мистер Гилберт вернулся с работы, он попытался в буквальном смысле достучаться до жены, но та отказалась его впускать, особенно после неосторожно брошенной фразы "А что я тебе говорил". Поэтому Тинки постелила ему в маленькой комнате, хоть он и продолжал возмущаться, почему его не пускают в собственную кровать, когда он ни в чём не виноват.

Следующим утром Энн проснулась от хлопка, означающего, что в комнате появилась Тинки. Эльфийка с улыбкой пожелала доброго утра, поставила поднос с едой на столик и принялась помогать Энн одеваться.

— Госпожа велела, чтобы мисс Энн завтракала у себя, — объяснила Тинки, заплетая девочке волосы. — Госпожа всё ещё в плохом настроении, мисс Энн лучше слушаться...

Закончив, Тинки ушла, а Энн уставилась на дверь. Она понимала, что раз ей не позволили спуститься вниз, значит родители будут обсуждать что-то, не предназначенное для детских ушей, и, скорее всего, это были события прошлого дня. Энн всё ещё недоумевала, что же такого могло случиться вчера, что вызвало у матери подобную реакцию. Девочка взглянула на поднос с едой, а потом снова на дверь — она знала, что Тинки не вернётся ещё как минимум полчаса, так что она решила незаметно подслушать, о чём говорят родители. Энн тихо вышла в коридор, стараясь ступать аккуратно, чтобы не скрипеть половицами, прокралась к лестнице и присела на верхней ступеньке. Сюда голоса родителей доносились глухо, но разборчиво, и Энн застыла, прислушиваясь.

— ...как выяснилось, меня там вообще никто не ждал, — говорила Алеста, — кто-то напутал со списками, и моё имя забыли вычеркнуть...

— И что, они прям сразу на тебя набросились? — спросил Алан.

— Буквально с порога. Августа Долгопупс была первой, — продолжала рассказ Алеста, и даже Энн со своего положения могла слышать, что мать с трудом подавляет дрожь в голосе. — В какой-то момент я даже подумала, что она убьет меня прямо на месте и при свидетелях. Кто-то кричал, как я смею приходить на собрание, посвящённое помощи детям, если моя семья виновата в том, что эти дети стали сиротами. Миссис Маккласки угрожала, что превратит меня в червя, если я сама не уйду...

— Я ведь тебе говорил, что ничего хорошего от них ждать не стоит.

— Ты теперь всегда будешь об этом напоминать? — Алеста повысила тон. — Я прекрасно понимаю их гнев, но я думала, что раз мне пришло приглашение, все волнения уже утихли...

— Таким людям главное найти, на кого спустить всех собак, в остальном они даже разбираться не станут!

— Ирония в том, что всё то время, пока на меня кричали и пытались выгнать, никто иная, как Нарцисса Малфой тихо сидела в углу, даже не подняв не меня взгляда. И никто ей даже слова не сказал, хотя все знают, кто её муж!

— Это просто сборище лицемеров, — фыркнул мистер Гилберт. — Хотел бы я знать, сколько Малфой отдал, чтобы откупиться и очистить репутацию!

— И как будто этого было мало, одна из этих... — Алеста выдохнула, — ...одна из этих дам осмелилась спросить: «‎а как же ваша девочка?».‎‎ Мол, бедняжка, должно быть, теперь сильно отстаёт от остальных, раз у нас больше нет средств на гувернанток. А потом специально громко и с расстановкой, чтобы все слышали, добавила, как же тяжело придётся Энн в Хогвартсе. Мерзкое отродье!

— Мерлин, да они ещё своих детей на Энн натравят, будто стаю голодных волков!

— Я никому не позволю унижать нашу дочь! — процедила Алеста сквозь зубы. — Они могут как угодно оскорблять меня, но такого отношения к Энн я не потерплю! Я сама буду учить её, Алан, и она поедет в Хогвартс подготовленной лучше, чем все их дети вместе взятые. Энн станет идеальной, и я приложу для этого все усилия!

Сидящая на лестнице Энн не особенно понимала, что именно для неё означают слова матери, как и то, почему другие волшебницы ненавидели её мать, и почему из-за этого тень падала и на саму Энн. Однако чутьё подсказывало, что совсем скоро она обо всём узнает. Остаток разговора Энн подслушивать не стала и поспешила вернуться в свою комнату, чтобы не вызвать подозрений, когда вернётся Тинки.

На следующий день, когда осеннее небо накрыло деревню по-настоящему сырой и холодной погодой, Алеста позвала дочь в кабинет. Энн, хоть и иногда бывала здесь, всё же в этот раз вошла осторожно, словно именно эта территория являлась запретной. Миссис Гилберт с важным видом восседала за столом, а рядом стояла небольшая парта, где уже лежали пергаменты, чернильница, тонкое перо с серебряным наконечником и несколько книг.

— С этого дня я буду с тобой заниматься, — объявила Алеста, строго глядя на дочь. — Хоть ты и поедешь в Хогвартс только через шесть лет, подготовку нужно начинать уже сейчас, чтобы ты не ударила в грязь лицом и никто не посмел тебя унизить.

— Да, мама, — тихо сказала Энн, не смея перечить.

— Садись, — миссис Гилберт кивнула в сторону парты. — Для начала мы займёмся письмом. Почерк — это твоё лицо, и именно по нему тебя часто будут судить не только в школе, но и в любом обществе. Я уже подготовила для тебя листы по каллиграфии, можешь приступать.

Сев на отведённое место, Энн взяла перо, как всегда это делала, левой рукой, однако Алеста тут же её прервала:

— Правая рука!

Энн сделала, как было велено, однако у неё совсем ничего не получалось. В правой руке перо лежало неудобно, кисть никак не хотела слушаться, лист постоянно съезжал в сторону, а серебряный наконечник только и делал, что царапал бумагу. Невольно Энн пыталась помочь себе рабочей рукой, но под строгим взглядом матери она мигом пресекала очередную попытку. От прилагаемых усилий Энн согнулась и тут же воздух просёк возглас:

— Спина! Сутулиться запрещено!

Энн выровнялась, лист снова съехал, и палочки с завитками получались не только кривыми, но и заваливались друг на друга, словно пьяные гости на праздновании юбилея любимого дядюшки. К концу урока у Энн болела спина, пальцы дрожали так, что держать перо стало совершенно невозможно, а кисть ныла от напряжения, к которому совсем не привыкла. Алеста осталась недовольна, сказав, что Энн старается недостаточно, и ей нужно больше практиковаться.

Следующим утром ситуация нисколько не улучшилась. Правая рука теперь не слушалась совсем, а когда после очередного замечания об осанке Энн всё равно забывала сидеть прямо, Алеста, не выдержав, взмахнула волшебной палочкой. Вокруг Энн закружил пёстрый шарф, вмиг он привязал её к спинке стула так сильно, что она вообще не могла наклониться вперёд даже на миллиметр, и левая рука тоже оказалась в неволе. В таком положении писать было ещё труднее, но Энн упорно продолжала выводить буквы, хоть дело каждый раз и заканчивалось очередной кляксой. В конце концов, через пару недель результат наконец явил себя: правая рука уже значительно лучше поддавалась контролю, левая почти не мешалась, а саму Энн перестали привязывать ко стулу, потому что спину она теперь держала неосознанно. Алеста наконец была довольна.

Практически сразу вместе с уроками письма миссис Гилберт ввела и французский. Она сетовала на то, что начать стоило намного раньше и надеялась, что детский ум Энн всё ещё был достаточно гибок для быстрого усвоения иностранных языков. Поэтому половину дня Алеста говорила с дочерью исключительно на французском, и у Энн не оставалось выбора, кроме как прислушиваться и пытаться разобрать хоть что-то. Каждый день женщина составляла список слов и фраз, которые должны были быть выучены к следующему утру, и Энн посвящала свой вечер уже не играм с куклами, а бесконечному повторению. Французский язык казался ей слишком сложным, она не понимала, как правильно читать, слова то и дело ускользали, и их трудно было держать в памяти, однако она знала, что мать не даст ей поблажек, и если к завтрашнему дню она не выучит заданное, в следующий раз слов будет значительно больше. Так что Энн сидела в своей комнате до поздней ночи, повторяя, словно дрессированный попугай: "Je m’appelle Annа. J'ai six ans. J’habite dans une maison ancienne...".⁽¹⁾ А на следующий день она стояла перед матерью с увесистой книгой на голове, потому что осанку нужно держать всегда, и проговаривала наизусть выученный текст. И если книга падала, то приходилось начинать сначала.

Так продолжалось около месяца, пока в один из дней Энн не застала Алесту выходящей из ванной и державшейся за живот. Женщина выглядела совсем плохо: на лбу выступила испарина, лицо нездорово бледное, а плечи ссутуленные, словно на них возложили тяжёлый груз. Мать медленно прошла мимо дочери, даже не обратив на ту внимания, и скрылась в спальне. Мгновением позже туда направилась и Тинки с тазом для стирки наперевес. Энн не понимала, что именно случилось, но по состоянию Алесты догадывалась, что та, скорее всего заболела. Тинки вышла через несколько минут со списком в руках и подошла к девочке.

— Госпожа сегодня нездорова, — объявила эльфийка. — Мисс Энн может пойти к Седрику Диггори и также взять в их библиотеке книги для дополнительного чтения.

Когда Энн вернулась домой с книгами под мышкой, в коттедже стояла мёртвая тишина. Только часы в гостиной тикали как обычно — чётко и монотонно. В столовой на своём привычном месте сидела Алеста. Она не пила чай, не читала газету, не ела — просто сидела, обхватив руками стакан с прохладной водой. Круги под глазами были ещё темнее, чем с утра, а губы плотно сжаты, будто она всеми силами сдерживалась, чтобы не наговорить лишнего.

Энн тихо вошла. Девочка знала, как нужно себя вести, когда мать в таком состоянии: не шуметь, не задавать вопросов, не делать резких движений. Однако, когда она хотела быстро прошмыгнуть наверх, её остановило твёрдое "Стоять!", брошенное в спину.

— Подойди! — велела миссис Гилберт, не спуская глаз с дочери. Женщина была явно не в настроении, и Энн боялась, что ей сейчас попадёт. — Что взяла?

Энн аккуратно выложила на стол книги — сборник про магических зверей, толстый том по ритуальной магии и маленький путеводитель по лесам Британии. Алеста взглядом пробежалась по корешкам и кивнула.

— Будешь вести читательский дневник. Одна страница с двух сторон на каждую книгу: о чём, твои впечатления и что полезного ты из этого вынесла. Я проверю.

Энн только кивнула, не решаясь даже ответить вслух.

Остаток дня прошёл напряжённо. Миссис Гилберт не ушла в кабинет, не поднялась наверх, не отправилась никуда. Она всё так же сидела в столовой, иногда меняя позу, но не покидая насиженного места. Взгляд её всё время был направлен на входную дверь, иногда в окно, но в основном именно на дверь.

Энн старалась всеми силами делать вид, что занята делом. Она сидела на диване в гостиной и пыталась заучивать французские слова, но никак не могла сосредоточится. Её внимание то и дело отвлекала Алеста, всем своим видом напоминавшая котёл с неправильно приготовленным зельем, который может рвануть в любую секунду.

Когда, наконец, распахнулась входная дверь, и в дом вошёл мистер Гилберт, Алеста сразу же поднялась.

— Энн, наверх! — сказала она так твёрдо, что ослушаться было просто невозможно.

Энн встала, не сказав ни слова, и поспешила к себе в комнату. Однако на лестнице она снова задержалась — её остановил разговор родителей, которые опять спорили о чём-то на повышенных тонах. Энн замерла, прислушиваясь.

— Ты ведь говорил, что всё будет без последствий! — причитала мать, в голосе которой прослеживалась явная тревога. — Ты же уверял меня! Обещал!

— Откуда я знал, что так получится? — голос отца был раздражённым. — Как женщина, ты должна была принять меры...

— А что должен ты?! — воскликнула Алеста, окончательно выходя из себя. — И что мне теперь делать?! Ты сам знаешь, как это всё сейчас не вовремя!

Женщина замолчала. Несколько секунд были слышны только беспокойные шаги по гостиной, а потом спор начался снова.

— Всё уже случилось, давай не будем...

— Нет! Не уходи от разговора так быстро...

Дверь в кабинет резко захлопнулась, и теперь Энн могла слышать только глухой звук голосов родителей, которые продолжали выяснять отношения. Энн медленно поднялась в свою комнату. Она не понимала, о чём говорили отец с матерью, но знала, что, скорее всего, на следующий день они будут вести себя так, будто ничего не случилось.

Однако, в этот раз очередного молчаливого примирения не наступило. Алеста снова не вышла с утра, сославшись на плохое самочувствие, а Тинки весь день хлопотала вокруг неё. Вечером, когда вернулся Алан, он безмолвно прошёл в кабинет, не став даже ужинать, а позже Энн заметила, что Тинки снова постелила ему в маленькой комнате. Энн не понимала, что происходит, и ей никто не спешил объяснять.

Однажды Энн случайно увидела мать, когда проходила мимо родительской спальни. Дверь была приоткрыта, и девочка смогла рассмотреть Алесту, которая сидела у открытого окна и махала на себя красивым кружевным веером. Женщина была совсем бледная, волосы влажные от то и дело выступавшего пота, а руки немного дрожали, когда она пыталась взять стакан с водой.

— Что ты тут делаешь? — строго спросила миссис Гилберт, заметив дочь.

— Ничего… Я только… — пролепетала Энн.

— Марш заниматься! — велела Алеста и магией захлопнула дверь.

Энн послушно спустилась вниз и села за свою парту, где её уже ожидали задания на день, подготовленные Тинки по указу хозяйки. В комнате было тихо, только перо постукивало по бумаге, когда Энн выводила строчку за строчкой, стараясь не испачкать чернилами платье. Задание на сегодня было простое — заполнить свой читательский дневник, а еще прочесть две первые главы справочника по целебным травам и выписать основное. Лист был уже исписан наполовину, и хотя почерк становился всё ровнее, рука всё ещё слишком быстро уставала. Энн сидела с выпрямленной спиной, как её учили, и хотя та неприятно ныла, привычка держаться ровно уже прочно закрепилась в теле.

Прошло больше часа, а в доме всё ещё царила полнейшая тишина — мать не выходила, Тинки ухаживала за ней наверху, а отец был на работе. Закончив с читательским дневником, Энн отложила перо и откинулась на спинку стула, разрешая себе немного отдохнуть. Плечи затекли. Она потерла шею и только тогда почувствовала чей-то взгляд на себе.

Картина висела на той же стене, что и всегда — справа от парты прямо напротив окна, выходящего на сад. Это был единственный портрет, оставшийся в доме, который Алеста никогда бы не посмела упрятать в подвал. Энн видела его каждый день, но сейчас почему-то ощутила его присутствие особенно остро, как будто фигура на холсте стала чуть живее, чем раньше. На полотне была изображена молодая девушка в красивом бальном платье, с высоко собранными тёмными волосами, но не настолько чёрными, как у Алесты и Энн, и тонкими чертами лица. Её руки были сложены на коленях, а глаза, голубые, с лёгким блеском, смотрели прямо на Энн. Не строго, как мать, и не с холодной надменностью, которую девочка привыкла видеть в глазах отца. Нет. Её взгляд был грустным.

Девушка внимательно наблюдала за Энн, а в её лице была задумчивая тишина, как будто она хотела что-то сказать, но никак не могла решиться. Но Энн знала, что это вряд ли является правдой, потому что именно этот портрет никогда не разговаривал. По собственной прихоти, или же это был какой-то дефект, девочка не знала.

Тем временем, встав из-за стола, Энн медленно подошла ближе. Портрет был написан чётко, почти как фотография, а в углу была еле заметная приписка «Энн Гардинер, 15 лет». Энн уже читала это раньше, но как будто впервые почувствовала, что это имя настоящего человека, а не просто надпись. Девушка с портрета была её бабушкой. И всё, что Энн про неё знала, это то, что она так и не доучилась в Хогвартсе, потому что её забрали оттуда, чтобы выдать замуж, что она умерла, когда Алеста сама ещё была ребёнком, и что Энн назвали в её честь. Девочка стояла у портрета долго, рассматривала детали платья, воображая себя в таком же, но потом вдруг Энн Гардинер встала и медленно ушла. Полотно опустело, остался только вид на стену малой гостиной в их прежнем поместье, и Энн решила продолжить занятия, она прекрасно знала, что бабушка вернётся нескоро.

В ноябре состояние миссис Гилберт нисколько не улучшилось, отчего Энн начала переживать. Никто ничего не объяснял, поэтому она решила, что мама тяжело больна, и ей было страшно, что та может умереть. Алеста теперь совсем не выходила из спальни, проводя всё время в постели или в кресле у окна. Тинки постоянно уносила из комнаты подносы с нетронутой едой и только и делала, что пополняла запас воды в графине. Иногда Энн подолгу стояла под дверью, прислушиваясь к тишине за ней, надеясь уловить хоть какое-то движение, кашель или шорох — любой признак, что мама всё ещё там. Но чаще всего из родительской спальни не доносилось ни звука, и тогда девочке казалось, будто за ней пустота. Тревога росла с каждым днём, но всё, что Энн могла делать, это продолжать прилежно учиться, пока портрет бабушки с немой грустью наблюдал за тем, как внучка пытается не расплакаться.

К Рождеству ситуация стала немного лучше. Алеста начала иногда выходить из комнаты и даже присоединилась к праздничному ужину, хотя от Энн не скрылось, что мама ела очень мало. Позже Энн осмелилась спросить у Тинки, что происходит с Алестой, на что та ответила, что ничего страшного не случилось, просто скоро в семье появится ещё один ребёнок. Этот ответ не удовлетворил Энн, потому что она всё равно не понимала, что случилось с матерью, и при чем тут какой-то ребёнок.

— Наверное, я стану сиротой, — призналась Энн Седрику, когда в очередной раз навещала его во время зимних каникул.

— Почему?

— Я думаю, что моя мама скоро умрёт. Она очень сильно болеет...

После сказанных слов у Энн выступили слёзы и она заплакала. Седрик, пытаясь её утешить, высказал предположение, что возможно её мама не умрёт, ведь волшебники научились лечить почти все болезни, но Энн это не помогло. Возвращалась домой она в подавленном настроении, прижимая к груди очередную партию книг из библиотеки Диггори. Когда она уже свернула на тропу, ведущую в лес, обычный короткий путь до коттеджа, счастливый смех достиг её ушей, и она замерла. Обернувшись, Энн увидела вдалеке, как мальчики Уизли в полном составе спускались с заснеженного холма на старом корыте. В какой-то момент оно застряло и ребята кубарем полетели вниз, затем довольные и весёлые вскочили на ноги и снова полезли на холм. Энн с грустью в глазах наблюдала за ними, после чего развернулась и скрылась в лесу, желая больше никогда не видеть их счастливые лица.

Через несколько месяцев Энн в очередной раз убедилась в том, что миссис Гилберт всё-таки тяжело больна. Однажды Энн проходила мимо спальни родителей и, как обычно, увидела там Алесту. Она вовсе не собиралась подглядывать, дверь была приоткрыта, и девочка заметила, как мать стоит у окна, одетая в один только халат. Алеста держалась за подоконник и тяжело дышала, будто воздух сам не хотел заходить в лёгкие. Спина её была чуть согнута, а одной рукой она поглаживала поясницу. А потом вдруг пояс на халате развязался, и Энн увидела, каким большим и выпирающим стал живот матери, при том, что та очень сильно похудела. Испугавшись, Энн убежала на улицу, где спряталась под яблоней и дала волю слезам. Она даже представить не могла, что же это за болезнь такая, при которой ты ничего не ешь, но у тебя раздувается живот. Увиденное ещё раз напомнило Энн, что она скоро станет сиротой и девочка со страхом представила, как её отдадут каким-то чужим людям, и что она будет жить в общем доме с другими детьми-сиротами.

Однако, к счастью для Энн, Алеста продолжала жить. Женщина всё ещё выглядела бледной и слишком худощавой, однако теперь она чаще выходила и проводила время на свежем воздухе в саду. Только пугающий живот продолжал увеличиваться в размерах, что никак не позволяло Энн забыть о своих тревогах. Так что она делала всё что могла — продолжала усердно учиться, чтобы хоть чем-то порадовать маму, и когда её французский заметно улучшился, девочка впервые за долгое время увидела в глазах Алесты взгляд одобрения.

Весна действительно будто бы предала всем сил. В коттедже стали появляться детские вещи, хотя Энн думала, что они скорее подойдут её куклам, а Тинки начала наводить порядок в маленькой спальне. Энн не знала, когда именно появится новый ребёнок, и кто его привезёт, но она надеялась, что к тому времени мама наконец выздоровеет, потому что та действительно стала выглядеть лучше и больше есть. Энн, в свою очередь, старалась быть прилежной и не добавлять взрослым хлопот.

В один из тёплых майских дней Энн в очередной раз пошла к Седрику, чтобы справиться о его успехах в уроках владения волшебной палочкой, после чего, прихватив новые книги, направилась домой. Она как раз вышла на тропу, ведущую прямо к коттеджу, когда заметила чуть поодаль, как кто-то пыхтел и копошился в камышах. Ей вдруг подумалось, что это мог быть гоблин, поэтому захотелось быстрее миновать эту часть пути, как вдруг в свете солнца заблестели рыжие волосы существа, кое-где покрытые уже засыхающей грязью. Энн вмиг поняла, что это был один из тех самых мальчиков Уизли, с которыми мама строго настрого запретила дружить. Паренёк, чертыхаясь, пытался вытащить что-то из болота, но у него никак не получалось. Он сам увяз по колено в грязи, весь измазался, но упорно продолжал своё дело. Ведомая любопытством, Энн остановилась. Ей показалось, что мальчик пытается голыми руками выкорчевать небольшое дерево. Потом она поняла, что дереву в болоте делать нечего, и снова присмотрелась, но так и не смогла понять, что же там было.

В этот самый момент мальчик вдруг обернулся, и от вида Энн его замурзанное лицо вдруг осветилось радостью.

— Слава Мерлину! — воскликнул он и театрально вознес руки к небу.

Энн, которую сложившаяся ситуация тут же напугала, медленно попятилась.

— Стой! Не уходи! — закричал мальчик, он хотел было метнуться, чтобы остановить Энн, но забыл, что сам застрял в болоте, и тут же упал плашмя прямо в грязь.

От неожиданности Энн вскрикнула и подбежала ближе, посмотреть вдруг мальчик успел убиться или сильно покалечиться. Однако, тот поднялся так же быстро, как и упал, вытер лицо краем футболки, на который ещё не успела попасть грязь, и снова взглянул на Энн.

— Помоги мне, пожалуйста! — воскликнул он. Но Энн, увидев, что его жизни ничего не угрожает, снова начала отходить.

— Прошу, пожалуйста! А то меня мама убьёт!

Волшебное заклинание, силу которого мог знать только ребёнок, сработало, и Энн остановилась. Погибнуть от руки матери было кошмаром каждого, поэтому отчаянный клич о помощи вмиг отозвался в её сердце.

— Что… что случилось? — тихо спросила она.

— Ты из того дома, да? — мальчик указал пальцем в сторону коттеджа, и Энн кивнула. — Я тоже волшебник, как и ты. Я хотел научиться летать на метле. Мой старший брат Чарли уже хорошо летает, он обещал меня научить, но мама запретила брать мётлы. Я спросил почему, а она сказала, что я себе шею сверну, если сяду на метлу. А как можно свернуть шею сидя? Ты не знаешь?

— Не знаю, — так же тихо ответила Энн.

— Вот и я не знаю. Поэтому я спросил у Билла, как именно сворачивается шея, когда сидишь на метле, а он сказал, что если подняться сильно высоко, то голова начинает вертеться, а потом и шея сворачивается, представляешь!

Энн подняла глаза и посмотрела в небо, в воображении тут же предстал волшебник верхом на метле, у которого шею выкрутило настолько, что та успела спутаться и образовать узел. Девочка поморщилась, отгоняя неприятные картинки.

— Мы с Джорджем решили, что со скрученной шеей будет неудобно есть и спать, — продолжал мальчик, — поэтому я и летел невысоко, чтобы голова не начала вертеться. А потом вдруг меня как понесло! И прямо сюда, в болото! Я сам еле выбрался, но самое страшное, что метла застряла намертво! И если я её не вытащу, мама мне сама шею скрутит, я точно знаю!

Энн заглянула за спину мальчика и наконец поняла, что же торчало из болота — древко метлы, а помело, по всей видимости, застряло глубоко в недрах грязи и ила.

— Как я только не пытался, но вытащить метлу не получилось, а тут ты пришла, и если ты меня не спасёшь, то я лучше останусь жить здесь с жабами, чем вернусь домой.

— Что надо делать? — робко спросила Энн, от чего мальчик тут же просиял.

— Давай схватимся вместе и сильно-сильно потянем!

Энн на мгновенье заколебалась, взглянула в сторону дома, который был уже совсем близко, потом на рыжего мальчика. Поняв, что ей тоже придётся извозиться в грязи, она вздохнула и сняла туфли. Этому рыжему, может быть, и повезёт сегодня, а вот Энн точно достанется, когда мама увидит её всю грязную в компании Уизли. Но отступать было некуда, потому что Энн уже стало его жаль.

Она подошла, и мальчик уступил ей своё место, пройдя вглубь ближе к метле. Холодная вязкая субстанция неприятно обволакивала ноги, и Энн стала проваливаться вниз. Ей вдруг показалось, что её засосет с головой, но она, так же, как и Уизли, погрузилась всего лишь до колен. Дети вместе схватились за древко и по команде дружно потянули. Энн старалась изо всех сил. Ей казалось, что метла действительно застряла намертво, однако, та вдруг, как по волшебству, сдвинулась с места. От резкой потери опоры Энн упала на спину, мальчик упал на Энн, а злополучная метла аккуратно примостилась вдоль.

— Получилось! — закричал рыжий. Он очень прытко вскочил, выбрался из болота, а затем помог Энн, которая никак не могла сама подняться.

Энн с досадой осмотрела себя, прикидывая, какую отговорку можно придумать, но, как назло, ничего путного не приходило в голову.

— Спасибо! — мальчик подал Энн её туфли, и та заметила, что сам он был босой, видимо его обувь пала смертью храбрых где-то в недрах ила. — Я тебе тоже обязательно как-нибудь помогу! Меня, кстати, Фред зовут, — он поспешно вытер правую ладонь о футболку и протянул руку, довольно улыбаясь, — Фред Уизли. А тебя?

— Энн Гилберт, — ответила девочка. Она покосилась на протянутую руку, но пожимать её не стала.

— Я живу вон там дальше, через поле, — указал Фред.

— Я знаю, — пробормотала Энн и, развернувшись, поспешила прочь. Она и так уже сильно задержалась, вся вывозилась в грязи, так если ещё и мама увидит её вместе с Уизли, ей точно несдобровать!

— Эй, ты куда? — воскликнул Фред, а затем схватил метлу и понёсся следом. — Сколько тебе лет? Мне шесть.

Энн никак не отреагировала, продолжая идти как можно быстрее. Она надеялась, что если не будет отвечать, то Фред от неё отцепится, но видимо сам Фред думал иначе.

— У тебя есть братья или сёстры? У меня много братьев! Ты видела моих братьев?

Энн снова промолчала.

— Наш дом называется Нора, а как называется ваш? — снова тишина. — Мама велела никогда не приближаться к вашему дому. Я спросил почему, но она ничего не сказала. А потом Билл, мой старший брат, рассказал по секрету, что у вас живёт огромный трёхголовый пёс, который меня сожрёт, если я появлюсь рядом.

— Нет у нас никакого такого пса, — отмахнулась Энн.

— Вот и я так подумал, — не унимался Фред. — Я же раньше уже подходил близко, и меня никто так и не сожрал! Но когда сегодня я пролетел прямо над твоим домом, мне вдруг почудился какой-то рык, и я от страху залетел прямо в болото. Метла застряла, я решил уже что всё, конец моим дням настал, потому что мама отгрызёт мне голову быстрее, чем ваш пёсик. А тут ты меня очень удачно выручила!

Энн ускорилась настолько, что ещё чуть-чуть и готова была бежать, лишь бы этот странный Фред от неё отвязался раньше, чем мама увидит, что она идёт с ним бок о бок.

— Отстань, мне нельзя с тобой разговаривать!

— Почему это? — удивился Фред.

— Потому что ты дружишь с магглами! — выпалила Энн и наконец сорвалась на бег.

— А почему нельзя дружить с магглами? — вслед крикнул Фред, с метлой наперевес он не мог за ней угнаться. — Энн, подожди! Почему нельзя?! Я хочу знать! Энн!

Но Энн уже скрылась в саду, поэтому Фреду ничего не оставалось, кроме как грязному и расстроенному поплестись домой, гадая, что такого особенного в магглах. А вдруг у них тоже есть трёхголовая собака?! Мороз вмиг пробежал по спине Фреда, и мальчик со всех ног помчался домой.

К счастью для Энн, когда она вернулась, мама вместе с Тинки были в спальне, поэтому девочке удалось тихонько пробраться в свою комнату, быстро переодеться в чистое, а грязное платье спрятать на дне корзины под остальной одеждой для стирки. Выдохнув, она, наконец, присела на кровать, и мысли тут же увели её к новому знакомому. Энн казалось, она правильно расслышала, и Фред Уизли был её ровесником, однако он выглядел младше, чем она, или даже Седрик. Поэтому её удивляло, почему он вообще решил учиться летать на метле именно сейчас, это же опасно и безрассудно! У Энн пробежали мурашки по спине, когда она представила, как же сильно отругает Фреда его мама, когда он вернётся домой весь грязный и с испорченной метлой. А потом Энн вдруг представилось, что миссис Уизли выяснит, кто помог её сыну вытащить метлу из болота, и она всё расскажет её родителям. Девочка нервно сглотнула, после чего поднялась и подошла к окну. К счастью, Фреда Уизли нигде не было видно.

Следующие несколько дней Энн действительно ждала, что вот-вот на пороге коттеджа появится миссис Уизли, чтобы доложить миссис Гилберт о том, что её дочь помогла Фреду. Однако, проходили дни, а никто так и не пришёл, так что девочка наконец успокоилась. Весна, тем временем, становилась всё теплее, и сегодня Энн решила немного позаниматься на улице. Девочка взяла учебник по французскому, свои записи и устроилась на скамейке прямо под цветущей яблоней, чей сладкий аромат разносился на всю округу. Под гул пчёл Энн принялась заучивать новые фразы, постоянно сверяясь с правилами чтения, чтобы нигде не допустить ошибку. День был погожий, но иногда дул лёгкий ветерок, игриво переворачивая страницы книги. Энн заправила мешавшие волосы за уши и только хотела заглянуть в словарь, чтобы найти перевод интересующего слова, как до неё донёсся еле слышный шёпот:

— Энн!

Девочка вздрогнула и быстро взглянула в сторону живой изгороди. Там ничего не было. Но как только она снова склонилась над учебником, голос прозвучал уже громче:

— Энн! Ты тут?

Энн снова посмотрела на кусты и в этот раз заметила чуть выше растений рыжую макушку, плавно перемещающуюся из стороны в торону, словно акула в океане, пытающаяся поймать свою добычу.

— Мерлин, что ему нужно? — нервно прошептала Энн, покосившись на окна родительской спальни. Ей оставалось только надеяться, что мама до сих пор лежит в своей постели и не видит мальчишку Уизли у сада.

Стараясь делать вид, что не заметила ничего необычного, Энн отвернулась и снова склонилась над книжкой. Она даже притворилась, что повторяет фразы вслух, но если уж начистоту, в этот момент она скорее думала, почему у Уизли столько свободного времени.

— Энн! — снова услышала девочка, но она упорно продолжала читать.

Со стороны кустов стал доноситься непонятный треск, затем всё стихло, и вдруг глухой звук удара о землю и звонкое "Ай!" заставило Энн резко подняться. Она сразу же поняла, что с Уизли что-то случилось и, возможно, ему нужна помощь. Отложив книгу, Энн ещё раз оглянулась на окна коттеджа и медленно подошла ближе к живой изгороди. Она пыталась хоть что-то рассмотреть сквозь ветки кустарника, но не видела ровным счётом ничего. Тем временем странный треск раздался снова, и как только Энн выровнялась, на другой стороне прямо над кустом вдруг выросла рыжеволосая голова. От неожиданности Энн отскочила и чуть не упала, споткнувшись о собственную ногу.

— Привет! — просиял Фред Уизли, широко улыбаясь. — Смотри, мне вчера брат два зуба выбил. Папа сказал, что скоро отрастут обратно. Круто, правда?!

— Привет, — тихо ответила Энн, совершенно не разделяя энтузиазм Фреда. Она была уверена, что выбивать зубы — это очень больно, а ещё нервничала, что её могут наказать из-за этого разговора. Энн ещё раз взглянула на Фреда, пытаясь понять, как вообще он умудрился залезть на живую изгородь, но мальчик перебил ход её мыслей очередным вопросом:

— А тебе когда-то выбивали зубы?

— Нет, — кратко ответила Энн.

— Понятно, — протянул Фред, продолжая светиться от радости. — А что ты там делаешь?

— Учу французский.

— Зачем?

Энн опешила. Вопрос Фреда Уизли привёл её в ступор. Она ещё ни разу в жизни не задавалась вопросом, зачем делать то, что велят взрослые. Всё происходящее вокруг всегда имело одну единственную причину — потому что так надо. Потому что именно так правильно. Потому что это делала мама, и её мама до неё. Поэтому, не найдя, что ответить, Энн задала встречный вопрос:

— А ты что тут делаешь?

— Пришёл позвать тебя... Ай!

Не удержавшись, Фред снова полетел вниз и с глухим звуком стукнулся о землю. Энн решила, что будет лучше, если она выйдет за пределы сада, пока Фред совсем не покалечился. Девочка быстро метнулась к калитке, ещё раз бросила взгляд на окна и, убедившись, что за ней не следят, выскользнула наружу. Фред, тем временем, уже поднялся и собирался снова лезть на куст, но к счастью вовремя заметил Энн.

— Пошли с нами на озеро, — предложил мальчик, потирая ушибленное колено.

На мгновение в глазах Энн заблестел огонёк любопытства, ведь наконец-то появилась возможность узнать, чем именно Уизли постоянно там занимаются. Однако этот огонёк потух так же быстро, как и загорелся.

— Мне нельзя.

— Почему?

— Я... Я должна заниматься...

— Мы ненадолго, — тут же парировал Фред, продолжая не моргая смотреть на девочку снизу вверх. — Посмотрим, как утонет лодка, которую мы сделали из ящика для тыкв. Ну, или не утонет. Но скорее всего утонет...

— Вы специально сделали лодку, которая должна утонуть? — не поняла Энн.

— Ну...не так. Она должна была поплыть, а потом Перси сел в неё, и она начала трещать. Чарли сказал, что это хорошо — раз трещит, значит крепкая...

— Наоборот, — перебила Энн Фреда.

— Что наоборот?

— Раз НЕ трещит, значит крепкая.

— Ну, я не знаю. Пошли, сама посмотришь!

— Мне нельзя.

— Почему?

Энн медлила с ответом, понимая, что разговор пошёл по кругу, да и она уже знала, что Фред просто так от неё не отстанет. Поэтому девочка решила надавить на жалость:

— Моя мама сильно болеет, и она будет недовольна, если я уйду из дома.

— Она что, умирает? — с искренним любопытством спросил Фред, глядя на Энн своими голубыми, как небо, глазами.

— Я не знаю... А ещё, в семье скоро появится новый ребёнок, и я должна быть дома, когда его привезут...

— Тогда пошли скорее, мы быстренько утопим лодку и вернёмся обратно, твоя мама даже не заметит! — сказал Фред и сделал абсолютно неожиданное — схватил Энн за руку и потащил по тропинке к озеру. Энн до того опешила, что забыла сопротивляться — ещё никто до этого её так не хватал, а когда она наконец пришла в себя, возвращаться назад было поздно. К тому же, Энн подозревала, что если попытается сбежать, Фред её обязательно догонит.

— А ты знала, что если прыгать очень долго на одной ноге, то вторая отпадёт? Ну, Чарли так сказал, а он врал только один раз — про то, что его жаба умеет говорить. Хотя я до сих пор думаю, что жабы очень умные. А ещё у нас была кошка, она всё время шипела, а потом сбежала, и мама сказала, что это из-за того, что у нас много детей. Ты знала, что кошки не любят детей? Если бы я был котом, я бы наверное тоже не любил детей...

Впервые в своей недолгой жизни Энн встретила кого-то, кто так много и бессвязно болтал. Она пыталась следовать потоку мыслей Фреда, но уловить его логику было очень тяжело. После спокойного и молчаливого Седрика, Фред напоминал ей воробьёв, которые прытко перелетали с ветки на ветку в её саду. Фред же скакал от одной фразы к другой, и казалось, что ни одна его мысль не имела чёткого начала, зато обязательно имела продолжение уже на совершенно другую тему. Тем временем сам Фред наконец отпустил руку Энн только лишь для того, чтобы резко метнуться к дереву и поднять увесистую палку, которую он заприметил ещё несколько минут назад. Убедившись, что Энн никуда не собирается сбегать, Фред пошёл чуть впереди, размахивая своей новой находкой.

— А ещё Билл говорит, что если съесть слишком много клубничного мороженого, то язык может навсегда остаться красным, и тогда тебя не пустят в школу, потому что решат, что ты дракон. Я бы хотел быть драконом... У меня тут в кармане раньше жила улитка, но потом она сбежала. Я нашёл другую, но она тоже сбежала. А мама сказала, чтобы я больше не приносил в дом улиток. А вчера я прятался в шкафу, и там было темно, и пахло папиной старой мантией, и я придумал, что если закрыть глаза и представить, что мне уже одиннадцать лет, то можно попасть в Хогвартс. А ты хочешь в Хогвартс? Я очень хочу! Мой брат Билл поехал в Хогвартс...

Когда дети наконец вышли из леса, озеро встретило их лёгким бризом. На берегу стояли остальные мальчики Уизли, которых Энн видела уже не в первый раз, а на мелководье монотонно покачивался деревянный ящик, прибитый к доске и обмотанный верёвками.

— Где ты пропадал? — спросил старший из мальчиков, когда Фред вместе с Энн подошёл к берегу.

— Я ходил позвать Энн, — ответил Фред, и его братья наконец обратили на неё внимание.

— Привет, — робко выдавила из себя девочка, после чего добавила: — Я пришла посмотреть, как утонет лодка.

— Может быть ещё и не утонет, — задумчиво сказал другой брат. — Конструкция крепкая...

— Это мой брат Перси, — объявил Фред, указывая на мальчика в очках, который продолжал осматривать лодку, — это мой брат Чарли, а это мой брат Джордж.

На Энн посмотрела абсолютная копия Фреда и точно так же улыбнулась, правда все зубы у неё были на месте.

— А это Энн Глиберт...

— Гилберт, — поправила Энн.

— Ага, Гилбрет...

— А я Фреду вчера зубы выбил, ты видела? — к Энн подошёл довольный собой Джордж. — Папа сказал, что они опять не вырастут, так и останется...

Энн не стала уточнять, кто из близнецов Уизли говорил неправду, потому что уже успела понять, что их лучше не выводить на разговор, иначе всё закончится многочасовой болтовнёй.

— Ладно, малышня, давайте начинать, — позвал всех Чарли. Они с Перси дружно взяли мешок, набитый чем-то тяжёлым и запихнули его в ящик.

— Что это такое? — спросила Энн.

— Наш капитан, мистер Картошка, — усмехнулся Чарли. — Судьба его, скажем так, нелегка...

— ...геройски пойти на дно вместе с кораблём, — добавил Перси, поправляя очки.

Мальчики дружно взялись за борта ящика и изо всех сил толкнули самодельную лодку дальше в воду. Конструкция медленно поплыла, и хоть она и кренилась немного на бок, ничто не указывало на то, что мистер Картошка сегодня собирался тонуть. Дети, тем временем, наблюдали за всем на берегу, непроизвольно выстроившись в ряд по росту: сначала Чарли, как самый старший, затем Перси, который, впрочем, был уже почти такого же роста, как брат, посредине стояла Энн, а справа о неё Фред с Джорджем, которые были на полголовы ниже. Энн покосилась на Уизли — братья стояли в одинаковых позах, по-деловому уперев руки в бока и совершенно одинаково прищурившись, и это вызвало лёгкую улыбку на её лице.

— Видимо, всё же не утонет, — подал голос Перси.

— Может всё-таки утонет? — спросил Джордж.

— Надо помочь! — объявил Чарли, и мальчики вдруг дружно сорвались со своих мест и начали набирать камни на дороге.

— Посторонись!

Уизли подбежали к самой воде и принялись забрасывать лодку камнями. Деревянный ящик жалобно трещал от неожиданной атаки, но совершенно точно не собирался сегодня тонуть. Тогда братья набрали новую партию и снова занялись катапультированием. К удивлению Энн оказалось, что Фред с Джорджем попадали по цели чаще, чем старшие.

— Наверное, точно не утонет, — грустно сказал Фред. — Ну, может быть мы придём ещё раз, если твоя мама не умрёт...

Чарли и Перси удивлённо посмотрели на Энн, но Фред успел ответить прежде, чем они задали вопрос:

— Мама Энн сильно болеет, а ещё скоро им привезут нового ребёнка...

— Ты в этом точно уверена? — спросил Перси.

— Я не знаю, — ответила Энн.

— У неё что, большой живот и она всё время лежит? — тут же задал вопрос Чарли, и Энн кивнула. — Можешь не переживать, твоя мама не умирает. Просто у неё в животе ребёнок.

Энн пораженно смотрела на Чарли, не совсем понимая, что он имеет в виду.

— Как это?..

— Наша мама тоже так же болела, — продолжил старший Уизли, — а потом появилась Джинни, наша младшая сестричка. А когда у мамы были близнецы, она вообще не вставала, потому что ей было тяжело ходить.

— Я был у мамы в животе! — гордо объявил Фред, но Энн пропустила это мимо ушей.

— А как ребёнок туда попал? — спросила Энн у Чарли. Обычно она не отличалась дотошностью, но наконец появился кто-то, кто мог ей объяснить, что происходит.

— Я знаю! — тут же воскликнул Фред. — Билл сказал, что когда мама с папой хотят нового ребёнка, они проводят специальный магический ритуал, чтобы ребёнок вырос внутри мамы.

— А потом что? — не унималась Энн.

— Приходит целитель и достаёт тебе брата или сестру, — ответил Джордж. — Через пупок.

Энн охнула. Она даже представить себе не могла, как такое возможно, чтобы целый ребёнок пролез через пупок, и зачем мама на это вообще согласилась. Чарли и Перси, тем временем, только переглянулись и продолжили забрасывать лодку камнями, но, похоже, что мистер Картошка намеревался жить долго и счастливо.

— Я спросил у папы, почему они с мамой не хотят снова провести ритуал, — продолжал Джордж.

— Ага, вот было бы круто, если бы у нас появились ещё одни близнецы! — воскликнул Фред. — Точно такие же, как мы!

— Но папа сказал, чтобы я перестал задавать вопросы и лучше учился в школе, — сказал Джордж.

Отчасти Энн была согласна с мистером Уизли, однако она была благодарна ребятам, что они ей всё рассказали, хоть это и не до конца уняло тревогу за маму.

— Кстати, Энн, — Фред снова взглянул на неё, и Джордж тут же присоединился к нему, — ты тогда так и не сказала, почему нельзя дружить с магглами.

— Ну, — протянула Энн, ей было немного неловко под двумя одинаковыми любопытными взглядами, — магглы, они не такие, как мы. Они... Они злые. Если они узнают, что мы волшебники, они захотят нас убить.

Фред уже открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, как вдруг сзади раздался возглас:

— Энн Гилберт!

Сердце Энн оборвалось и шлёпнулось прямо в пятки, а со щёк вмиг сошёл весь румянец. Девочка медленно развернулась и посмотрела на мать, которая стояла на дороге и строго взирала на неё, рукой поддерживая свой большой живот.

— Живо домой!

— Простите, мне нужно идти, — пискнула Энн и поспешила выполнить указ.

Близнецы тоже замерли в немом страхе. Джордж вскинул брови, Фред так и остался с приоткрытым ртом, будто и не понял, что произошло. Когда Энн бросилась прочь, они молча проводили её взглядами, и по их лицам было видно, что внезапная короткая встреча с Алестой Гилберт произвела на них куда большее впечатление, чем сама Энн.

Когда миссис Гилберт с дочерью скрылись в лесу, Чарли вдруг повернулся к Фреду:

— Откуда ты знаешь эту девочку?

— Не скажу, — выйдя из оцепенения, буркнул Фред и отвёл взгляд.

— Я же всё равно узнаю.

— Он с ней недавно познакомился, — сдал брата Джордж, ехидно улыбаясь, — когда катался на метле.

— Эй! — воскликнул Фред и, схватив с земли палку, замахнулся на своего близнеца, но тот успел увернуться.

— Так значит, мало того, что ты нарушил запрет мамы не подходить к тому дому и ни с кем из тех людей не разговаривать, ты ещё и мою метлу сломал! — сказал Чарли, угрожающе подходя к Фреду.

— Я... Я не специально, — нервно сглотнул мальчик.

— Эй, Перси! — Чарли ткнул брата локтем в бок, заговорщицки улыбаясь. — Ты помнишь, что мама говорила сделать, если близнецы опять не будут слушаться?

Джордж, который обо всём догадался первым, живо дал дёру.

— Точно! — подыграл Перси. — Она велела отдать их русалкам!

— НЕТ! — воскликнул Фред и попытался убежать, но старшие братья быстро его догнали. Чарли и Перси потащили Фреда к воде, пока тот брыкался, пытаясь вырваться, но братья были явно сильнее.

— Нет! Не надо! — во всё горло вопил Фред, ему было действительно страшно. — Не отдавайте меня русалкам! Я больше так не буду! Пожалуйста! Н-е-е-е-ет!

Но братья были непреклонны и хорошенько искупали напуганного Фреда в холодной озёрной воде. Через несколько минут он сидел уже на берегу, он был весь мокрый, с рыжих волос стекали крупные капли, а тело било ознобом, однако он выглядел вполне довольным. Всё потому, что Фред мог поклясться чем угодно — он точно видел настоящий русалочий хвост!

---

Примечания:

Арт Энн Гилберт https://t.me/ameliawilliamsfb/203

Также в тгк по хештегу #Ласточка можно найти арты и спойлеры

---

1) "Меня зовут Энн. Мне 6 лет. Я живу в старом доме..."

Вернуться к тексту