Игра на три результата (джен)

Время тянулось медленно, размеренно. Маятник мерно отстукивал секунды, погружая сознание в своего рода транс.

Тук...Тук...Тук...

Ритм сердца поддавался на настойчивый звук часов, успокаивая пульс, и позволяя мыслям полностью завладеть разумом.

Тишина.

Не гнетущая, не липкая, не пугающая. По крайней мере пока...

Сколько каждый из них сделал ходов? Уотан не считал. Но в шахматах это можно было сделать: переставить фигуры назад, проанализировать партию, найти момент, где ошибся. В жизни же такой роскоши не было. Здесь ходы не переигрывались. Здесь нельзя было сказать: «Я передумал, давай вернёмся к началу».

Уотан скользнул взглядом по доске. Его белые фигуры всё ещё преобладали — крепкий центр, защищённый король, ладьи, контролирующие открытые линии. Казалось бы, преимущество на его стороне. Но почему-то именно сейчас, в этой тишине, под мерное тиканье часов, он чувствовал, что игра уже проиграна.

Когда-то у него были все козыри на руках: талант, возможности, любящая женщина. Казалось, сама судьба расставила фигуры в его пользу. Но что-то пошло не так. Один неверный ход. Потом другой. Незаметные на первый взгляд ошибки, которые в конечном счёте привели к краху.

— Интересно, — неожиданно произнёс Рейт, перекладывая в пальцах пешку. — Почему люди так уверены, что контролируют свою жизнь?

Уотан не ответил. По правде говоря, ему был неизвестен ответ на этот вопрос.

— Ты ставишь фигуры, строишь планы, рассчитываешь варианты... — Рейт поставил пешку на новое место, — а потом вдруг оказывается, что всё это время ты играл не по тем правилам.

Тук... Тук... Тук...

— Или, может быть, правил вовсе не было? — продолжил он, слегка наклонив голову. — И все эти стратегии, все эти «верные решения» — просто иллюзия?

Уотан медленно вытянул руку и передвинул свою фигуру. Очень часто друга «заносило» на философские темы, которые сам Уотан не любил.

— Ты думаешь, что у тебя есть выбор, — говорил Рейт. — Но на самом деле все твои действия — всего лишь реакция. На обстоятельства. На людей. На свои собственные страхи.

Он передвинул коня, и вдруг положение на доске изменилось. То, что в начале казалось бездумным решением, теперь выглядело как чётко спланированная ловушка.

— Видишь? — Рейт вдруг приподнял уголки губ в странной полуулыбке. — Ты думал, что контролируешь игру. Но это не так.

Тишина снова наполнила комнату. Но на этот раз будто осязаемая, видимая. Она расползалась, как хищные лианы, опутывая своими ядовитыми шипами измученное тело. Тишина давила, угнетала, оседала пеплом в ушах. И размеренный стук часов лишь сильнее погружал в оцепенение, в котором оказалось сознание Уотана от внезапного просветления.

Что, если всё уже предрешено? Что, если все наши ходы — лишь видимость выбора? А что, если...

Он сжал в руке пешку, ощущая шероховатость дерева. В памяти, как плохо склеенная кинолента, всплывали обрывки воспоминаний. Ненужных. Забытых. Неважных. Или важных?

Её руки, дрожащие над утренним кофе. Он никогда не замечал, чтобы она нервничала. У неё был всего лишь лёгкий тремор, ведь так?

Её хриплый, надтреснутый голос, который она сама объясняла простудой. Он никогда не видел, чтобы она много плакала. Это ведь просто голос. Он ничего не значит, правда?

Тени под её глазами. Он никогда не ощущал, чтобы у неё была бессонница. Скорее всего она просто уставала днём, да?

«Я же не мог знать. Как я мог знать?»

Уотан провёл ладонью по лицу, в надежде стереть с себя эти неприятные чувства, поселившиеся глубоко внутри. Он вспомнил, как отмахивался от её жалоб, как говорил: «Выспишься — пройдёт». Разве это было равнодушием? Нет. Это была... нормальная реакция. Так думал бы любой.

«Любой на моем месте...»

Руки сами собой начали выстраивать на краю стола миниатюрную защиту — своеобразную стену из выбывших из игры фигур.

«Я работал. Обеспечивал нас. Стремился к лучшей жизни. Разве это преступление?»

Внезапно в отражении зеркала Уотан увидел себя со стороны — не тирана, не равнодушного монстра, которым он себя считал, а просто уставшего человека. Человека, который верил, что головная боль проходит от аспирина, а плохое настроение — от шоколада.

«Я не врач. Я не ясновидящий. Как я мог...»

Мысль оборвалась, встретившись с погибельной лавиной, которая обрушилась на него со всей яростью стихии:

Но ведь мог...

Пешка выскользнула из пальцев и покатилась по деревянному столу, сбивая построенную защиту. Все его аргументы рассыпались, как эти резные фигурки.

Не хотел. Не увидел. Не понял.

Страшные мысли. Горькие мысли. Отчаянные мысли.

И в этом была его единственная, но непростительная вина. Он не заметил...

На шахматной доске фигуры вдруг ожили в воображении Уотана. Ему вспомнился день, когда они играли с ней вместе: её белые пешки отступали под натиском его чёрных ладей. Королева белых беспомощно замерла в углу доски.

— В какой-то соседней квартире снова ремонт, да? — вдруг спросил Рейт, задумчиво разглядывая Уотана.

Тот вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Такой обыденный вопрос. Такой... человеческий.

— Что? — Уотан моргнул, пытаясь вернуться в реальность.

— Ремонт. — Рейт потянулся за пешкой, задержав на мгновение пальцы в воздухе. — Хотя, откуда тебе знать. Ты полностью погружён в собственные мысли.

В этих словах не было упрёка. Просто констатация факта. Но почему-то именно сейчас они прозвучали особенно горько.

Уотан сделал абсолютно бездумный ход и посмотрел на свои бледные руки с выступающими венами. Когда они стали такими? Он не помнил. Так же, как не помнил, когда в последний раз видел солнце не через запылённое окно.

— Я... Мне кажется, я не был виноват.

Друг замер. Его глаза расширились.

— В чём? — Рейт сделал вид, что не понимает. Но понимал. Конечно, понимал.

— Во всём. — Уотан жестом охватил комнату, доску, себя. — Может, это просто... случилось. Без причины. Без чьей-то вины.

На столе стоял уже пустой стакан. Как и Рейт, Трейси никогда не пила. Только чай. Когда-то она любила гадать по чаинкам. Утверждала, что видит в этих невнятных кляксах будущее.

Друг последовал за его взглядом.

— Ты прав, — неожиданно согласился он. — Ты действительно ни в чём не виноват.

Уотан почувствовал, как что-то сжимается у него в груди. Не облегчение. Не радость. Что-то острое и колючее. Неприятное. Нехорошее.

— Но тогда, — продолжил Рейт, ставя ферзя на новую клетку, — получается, ты и не мог ничего изменить. Ни тогда. Ни сейчас.

Чёртова лампа опять мигнула. Вспышка света ослепила Уотана на секунду. И вдруг он увидел её. Не фотографию. Не воспоминание. Её саму, сидящую напротив, с той же усталой улыбкой, с теми же тёмными кругами под глазами и отчаянием во взгляде. Такую, какую он видел жену в последний раз.

Потом свет вернулся, и перед ним снова сидел только друг. С идеальной причёской, холодными глазами и безошибочными ходами.

Уотан взглянул на шахматную доску. Каждый следующий ход неминуемо вёл к ухудшению позиции.