Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Сон Драко Малфоя, записанный с его же слов (без купюр)
Для протокола — это был такой сон, в котором ты как будто заперт в собственном теле — все видишь, все чувствуешь, но ничего поменять не можешь.(1)
Я сидел на мягком пледе в тени яблони, но он почему-то все равно кололся. Трава была идеально зелёной, не по-британски яркой, помнишь, как на тех французских картинах с пастушками, которые мы с тобой в детстве любили рассматривать. А в воздухе пахло клубникой и… счастьем.
Рядом сидела она, едва касаясь меня коленями. Она смеялась — не язвительно, а по-настоящему. Ее смех звучал… как музыка. Знаю, знаю…
Рядом паслись овцы. Они казались абсолютно обычными (насколько я вообще могу судить об обычности овец), правда у каждой на спине был нарисован номер. Одна из них, с цифрой сто тридцать на короткой шерстке, начала медленно зачитывать стих с пугающе правильным акцентом, совсем как у матери, только немного больше блеющих ноток:
«Ее глаза на звезды не похожи…»
Захотелось как-то угодить овце (например, прочитать ей сонет в ответ с еще более идеальным акцентом), но это был всего лишь рефлекс, укоренившийся во мне с детства.
Гермиона протянула руку, и я вложил ей в пальцы сочную клубнику.
«Нельзя уста кораллами назвать…»
— Ты опять выбрал самую спелую, — сказала она, не отводя от меня взгляд.
«Не белоснежна плеч открытых кожа…»
— Ты заслуживаешь лучшее из того, что природа может предложить, — сказал я таким голосом, будто вот-вот собирался выиграть соревнование на звание идеального мужа.
Где-то недалеко громко закашляла овца под номером сто двадцать девять. Она пыталась подавить смех. Я бы наверно тоже засмеялся в тот момент, если бы собой управлял. Даже во сне я понимал: это уже перебор. Но это был слишком приятный перебор.
«И черной проволокой вьется прядь.»
Гермиона взяла клубнику, прикусила, и сок медленно потёк по её пальцам.
«С дамасской розой, алой или белой…»
И я с воодушевлением притянул её руку и перехватил её пальцы губами, прежде чем она успела стереть каплю сама. Гермиона улыбнулась мне в ответ очаровательной улыбкой.
«Нельзя сравнить оттенок этих щек.»
В тот момент я подумал, что никогда мне не было так спокойно. Никогда и ни с кем.
«А тело пахнет так, как пахнет т-е-е-е-е-е-е-л-о-о-о-о-о…»
БАХ.(2)
Я проснулся в холодном поту. Вокруг темно и тихо.
Наощупь я отправился на кухню и открыл зачарованную кладовку, чтобы на верхней полке там найти маленькую корзинку с клубникой, припасенную для совсем других случаев.
Я взял несколько ягод в руку и подумал, что она, кажется, немытая, но было так плевать… Я виновато надкусил одну из них — прохладный сок свербяще потек по горлу, он вязал, кислил и всячески не позволял собой наслаждаться. Потому что она еще не созрела. И тогда я понял, что между мной и всей этой спелостью, яркостью, идеальностью была не просто пара лужаек с овцами, а целая бездна.
* * *
Рабочий день у Драко начался с очередного столкновения.
Стоило ему выйти из каминной сети, как что-то низкое, но подозрительно твердолобое врезалось ему в грудь. Опустил глаза — конечно, Грейнджер.(3)
— Тебя не учили отходить после перемещения? — процедила Гермиона.
— Меня учили держаться подальше от тех, кто трётся слишком близко. Или хотя бы проверять после них карманы.
— Учитывая, что у тебя там только оскорбления и дорогие платки, вряд ли кто-то рискнёт.
Он ухмыльнулся одними уголками губ и проводил её взглядом к лифтам. Пальцы машинально коснулись кармана. Платок был на месте. А жаль — был бы повод.
Вчерашняя катавасия повторилась точь-в-точь. Грейнджер поджидала его опять у мужских уборных, за каждым углом, в очереди за кофе и на кухне. Чтобы сбить противника с курса, он даже ей подмигнул. Она только невозмутимо фыркнула в ответ, сдерживая любые другие звуки, которые могли бы вырваться из нее вместо этого.
Драко пытался ее игнорировать, как игнорируют особенно громкую кричалку из дома, когда в Хогвартсе «по ошибке» взорвался очередной котёл. Но от этого он как будто только замечал ее все чаще в наказание.(4)
Как и следовало ожидать, Драко стал подозревать слежку. Что Гермиона следит за ним по какой-то невообразимо коварной причине. Как назло, вчера Поттер тоже метнул в его сторону особенно косой взгляд — и Драко окончательно уверился: они что-то замышляют. Очередная месть за школьные годы. Хотя если подумать… нет, не они. Она. Мучительный образ Грейнджер, со всем ее пугающим интеллектом и упертостью, которая семь лет вынашивала какой-то макиавеллиевский план, заставил уши Драко вспотеть. Он и сам знал, что был перед ней виноват. Но разве настолько?
И вот под конец дня ему наконец удалось выйти из кабинета и не столкнуться с ней ни разу в кулуарах Министерства. Однако, возвращаясь обратно, он почувствовал себя героем дешёвого детектива, который с каждым шагом приближался к очередной засаде. Ладонь тяжело легла на ручку, и он вдруг увидел через рифленую поверхность дверного стекла искаженную кудрявую прическу и надломленный кружок ее раскрытого в удивлении рта.
Он распахнул дверь — и навис над пойманной с поличным заговорщицей.
— Грейнджер, какого пикси?!
Удивляло даже не то, что она так нагло рылась в его кабинете, а скорее сам факт, что она туда вообще попала — в комнате хранились финансовые документы, но зачарована она была против всяческих взломов так, будто в ней хранили как минимум один из крестражей, как максимум самого Волдеморта.(5)
Он шагнул вперёд, и Гермиона инстинктивно отступила. Он продолжал наступать — медленно, но решительно. Пока она не упёрлась в его стол. Сердце грохотало, как будто собиралось разнести грудную клетку. Близость Малфоя напоминала Гермионе не шутливое «опять ты», а нечто гораздо более опасное. Да и разве можно винить её за то, что она испугалась мужчины с подобным прошлым? Инстинкт самосохранения — вещь полезная.
— Я… это не… — ее голос дрогнул.
— Ты шпионишь за мной! — прошипел он. — Что вы с Поттером задумали?
— Что? Да сдался ты мне… Я не знаю, как сюда попала…
— Ты в моем кабинете, Грейнджер!
— Я понятия не имею даже, на каком этаже твой кабинет находится. Может, это ты меня заманил сюда вообще!
— Я? — он рассмеялся. — А может, тебя сюда принес почтовый голубь? Ты сходишь с ума? Или просто врать не умеешь?
Малфой смотрел на нее своим фирменным прищуром, заставляя Гермиону только еще больше хмуриться. Выглядели они как два филина, перед которыми помахали мышью и положили ее обратно в коробку. Самым серьезным тоном она ответила:
— Малфой… Я думаю, нас прокляли.
— То есть ты на самом деле не знаешь, как тут оказалась?
— Конечно!
Они оба задумчиво молчали, Гермиона присела на столешницу.
— Может, проклятие перманентной связи?..
— Мы бы тогда не смогли по домам расходиться.
— Эликсир рефлексного притяжения?
— Нет, у него очень специфичные побочки, это что-то другое…
Он сел на стул перед ней и что-то прилежно вспоминал. Гермиона внимательно смотрела на его лицо. А видела она темные круги под глазами и как будто углубившиеся морщинки у губ.
— Какой-то ты потрепанный.
— Спал плохо… Сны дурацкие снились.
— Сны? — Гермиона слегка развеселилась. — Не про клубнику случаем?
— Что? Как ты узнала?
— Да я пошутила…
Глаза Гермионы расширились.
— Ты кормил меня клубникой…
Бывает наступает такой момент, когда ты вдруг осознаёшь: вот перед ней ты по уши виноват — хотя, казалось бы, никогда ничего ужасного не делал. Это был не совсем их случай. Но именно так они себя и чувствовали.
Гермиона продолжала смотреть на него, запоздало обескураженная. Она прочистила горло — и этот звук, совершенно будничный, выдернул Драко из ступора. Он резко отвёл взгляд, чтобы не посмотреть опять на ее губы и не вспомнить клубничный сок, пальцы, смех, чувства... Он тут же почувствовал, как предательски нагреваются щеки.
Позже ни один из них не мог точно вспомнить, сколько длилось это молчание. Пару секунд? Минуту? Или, может быть, целую маленькую вечность, спрессованную между «ничего не было» и «всё уже случилось».
Это было то самое молчание, в котором отчётливо читалось, как два человека яростно борются с искушением сказать: «Давай просто притворимся, что этого не было».
Но все было. И оба это знали.
Потому что одно дело целоваться в пьяном угаре, и совсем другое — заботиться о ней. Пусть даже и во сне.
— Ты… — начала она неуверенно, словно еще не до конца знала, как эту мысль закончить, а это случалось с ней крайне редко.
— Грейнджер, думай, что с тобой произошло вчера необычного? Мы начали натыкаться друг на друга после того собрания.
— Да ничего особенного… Стой, а с чего ты взял, что это именно я?
— Я вчера точно никого не злил, а вот ты со своим характером…
— Зато знаешь, в жизни ты много чего… Нет… нет-нет-нет…
Гермиона как-то неестественно замотала головой.
— Что?!
— Шкатулка…
— Какая еще шкатулка?
— Черная такая, а на ней золотым написано…
— Amor Subjugat?
— Откуда ты…
— Я убью эту сволочь! Идем!
— Куда?
— В поместье Ноттов.
Драко схватил ее за руку и потащил к двери, на что она яро начала возмущаться.
— Но еще целый час до конца рабочего дня.
— Я все равно работать не могу, когда ты за мной постоянно хвостом увиваешься.
Гермиона нахмурилась еще сильнее, но все же пошла за Драко.
* * *
Домовик Тилли проводил их в одну из бесчисленных гостиных поместья Ноттов. Назвал её «голубой». Хотя с тем же успехом мог бы сказать «фиолетовая» — от этого она не стала бы хоть сколько-нибудь более узнаваемой.(6)
— Тео!
Приветствие Драко сложно было назвать дружеским, но и вражеским его назвать было тоже нельзя.
— А ты чего не на работе?.. О… Грейнджер? Ты тут как — официальный представитель Министерства или очередная жертва?
— Я не…
— Она со мной, — отрезал Драко.
— А, значит второе, — довольно кивнул Тео.
— Помнишь тех павлинов, что я натравил на тебя в детстве?(7)
— Ни один хороший разговор у меня так ещё не начинался.
— Так вот, будет намного хуже, если ты не разрешишь эту проблему сейчас же! — он выдал это так громко, что комната вздрогнула вместе с Тео.
— Да какую еще проблему?
— Я про твою шкатулку-сваху.
— Аа, я ее называю Амортензор.
— Прости, Амор-что?
— Звучит как название лекарства от аллергии!
— Аллергии на романтику, Грейнджер, да. Магия согласованной эмоциональной синхронизации. Объединяет людей по магическому резонансу.(8) Очень этично. Практически. Ну… почти.
— У нас с ним сны синхронные, а не эмоции! — взорвалась Гермиона. — Я в туалет не могу выйти, чтобы на его самодовольное лицо не полюбоваться. Я в аду, понимаешь!
Тео многозначительно хмыкнул и потянулся за блокнотом.
— Значит вот оно как, надо записать…
Мерзко заскрипело перо по плотной бумаге.
— Ты что, сам не знаешь, на что твое изобретение способно?!
Тео проигнорировал вопрос разъяренной Гермионы.
— Грейнджер, а тебе как она досталась?.. Ой, это та, что у меня изъяли пару дней назад? Мда… И как тебе?
— Не твое змеячье дело, — выдавила Гермиона.
— А твоя шкатулка где? — спросил Тео друга.
— Ты же не думал, что я поставлю ее на самое видное место и буду каждый день проверять нашлась моя суженная или нет?(9)
— На что шкатулка давала первый день? — вмешалась Гермиона.
— Она вам не рассказала? Черт… Подожди-подожди, запишу…
Тео снова стал черкать пером, и Гермиона узнала в его завитушках почерк, которым был написан «Купидонус Тоталус». Она мысленно опять назвала его идиотом.
— На то, чтобы вы договорились о свидании. Так звучал контракт…
Эта информация не понравилась никому в комнате.
— Какой еще… — начала Гермиона.
— Какого драккла ты меня не предупредил, Тео? — перебил Драко. — Контракт нужно давать прочитать до того, как человек его подпишет. Тебе это никто не рассказывал?
— Тебе дам, но ей чтобы не показывал. Министерство на меня уже давно зуб точит…
Тео достал из кармана какой-то потрепанный пергамент, на котором виднелись максимум десять строчек, и протянул его Драко.(10)
— В свое оправдание хочу заметить, что я настраивал шкатулку работать вообще не так, — затарабанил Тео. — Она должна была назвать вам идеального партнера, убедиться, что вы сходили на свидание и, может, вам какую-то романтическую песенку сыграть, пока вы ужинаете при свечах. Кто ж знал, что вы два таких упертых осла…
Драко подошел к другу вплотную, вырвал из его рук пергамент и угрожающе над ним навис.
— Тео! Ты не в том положении…
— Знаю-знаю, павлины и все дела…
— Отмени это все!
— Не могу…
— Что значит не можешь?!
— Контракт нельзя никак разорвать. Вам нужно сходить на свидание…
— Нет!
— Нет!
— Иначе станет хуже.
— Хуже как? — теперь и Гермиона нависала над ним, что при разнице в росте между ней и Тео было довольно впечатляюще.
— Ага, ну сны станут все более откровенными… Сближать вас начнут агрессивнее… Да и вообще, пойдите просто воплотите в жизнь то, что вам показал сон… Что вам мешает? Вам же понравилось…
Драко и Гермиона почти одновременно вздрогнули.
— Что за извращенное чувство юмора?!
— Никакого юмора. В любви и на войне, как говорится, — Тео игриво усмехнулся.
— Я расколочу все твои шкатулки, Тео.
— Ну и ничего этим не изменишь. Магический контракт уже не привязан к шкатулке. Он внутри вас двоих.
Гермиона и Драко переглянулись, будто пытались понять в какой именно части их двоих этот контракт спрятался. И как его оттуда выжечь.
— Я тебе это еще припомню, Нотт, — прорычал Драко и направился к выходу.
Гермиона посмотрела на Тео с таким выражением, будто уже мысленно писала на него жалобу. Потом развернулась и последовала за Малфоем.
Они шли к точке аппарации от поместья Ноттов. Драко понемногу успокаивался. Она шагала рядом с ним в своих мыслях. Наверняка пыталась понять, как можно перехитрить этот контракт, лишь бы не оказаться с ним в замкнутом пространстве в романтической обстановке.
— Так значит, тебе нравится Шекспир? — решил разрядить ситуацию Драко. — Или только когда его с выражением читают овцы?
— Кому в Британии не нравится Шекспир?
Драко ухмыльнулся так, будто она сказала какую-то глупость. Он знал как минимум пару Пожирателей, которые бы опровергли ее теорию.
— Сто тридцатый сонет — не самый лучший.
Гермиона удивленно подняла на него взгляд.
— Не любишь земных женщин? Предсказуемо…
— Не люблю, когда пародируют чужие чувства.
— И что, хочешь сказать, у тебя есть любимый сонет?
— Сто шестнадцатый намного лучше, — сказал он, почти нехотя.(11)
Драко тут же пожалел, что затеял эту литературную дискуссию, которая вместо того, чтобы помочь ему отвлечься, приводила к абсолютно противоположному результату.
Она замолчала, слишком надолго для обычной беседы. Потом медленно проговорила:
— «Любовь не знает убыли и тлена. Любовь — над бурей поднятый маяк…»
Он опустил взгляд. И будто стал немного меньше, на несколько сантиметров ниже.
— Да вы, оказывается, романтик, Драко Малфой, — сказала она чуть тише, чем собиралась.
— Только когда дело касается поэзии, — буркнул он и упрямо уставился на булыжник у дороги, как будто тот был потерянным братом философского камня.
— Удивительно. Из всего сна, в душу тебе запал именно выбор сонета. Не клубника. Не пальцы. Даже не овцы. Сонет.
— Об остальном я предпочитаю не думать, — буркнул он, но слишком поздно. Румянец уже незаметно добрался до скул.
1) Хотя подобные замечания не соответствуют нормам объективного опроса, следует указать — респондент демонстрировал явные признаки неискренности или тревожности. Избегал смотреть в глаза, постукивал пальцами по столешнице, уровень потоотделения — выше нормы. Выводов не делаю. Но вы можете.
2) (в этом месте респондент громко хлопает ладонью по столу)
3) Чтобы в полной мере оценить масштаб события, стоит уточнить: всё происходило на глазах у как минимум пятидесяти свидетелей. И, как это обычно бывает, каждый из этой полусотни составил собственную версию произошедшего — от «они сначала поцеловались, а потом она отвесила ему пощёчину» до «он наслал на неё летучемышиный сглаз, а она в ответ сделала книксен». В результате весь Министерский корпус оказался в курсе, что между Малфоем и Грейнджер что-то произошло — вот только ни один свидетель не совпал с другим в показаниях. На фоне этого в столовой вспыхнула как минимум одна ссора, в отделе связи — две, а в коридоре у транспортного отдела — одна полноценная дуэль, в которой пострадали шкаф для мётел и репутация одного стажёра.
4) Если верить одной старой философской премудрости (в которой, скорее всего, сомневаются даже те, кто её придумал), человек в момент абсурдной угрозы выбирает абсурдную защиту. Например: котёл взорвался — значит, лучше вести себя так, будто ты просто проходил мимо. Иногда работает. А иногда заканчивается лекцией отца, с которой, увы, не справляются даже сильнейшие заглушающие заклинания. Да, я знаю, что это звучит как личная история. Нет, я не обязан подтверждать или опровергать это предположение.
5) Вопрос о том, почему Министерство продолжает доверять Малфою документы, которые он приравнивает к крестражам, остаётся открытым. Возможно, это форма терапии. Или, может быть, кто-то просто решил: раз он уже общался с Волдемортом, то уж и с бухгалтерией как-нибудь справится. Что же до взлома — если кто-то способен обойти мои защитные чары, я обычно не сержусь. Я интересуюсь, как они это сделали, и предлагаю сотрудничество.
6) Система цветовой классификации гостиных была введена покойным лордом Ноттом — предположительно, как воспитательная мера. Или, что вероятнее, чтобы в случае внезапного визита гостей все чувствовали себя одинаково потерянными. Мнение сына, разумеется, не принималось в расчет.
7) Вся эта история с павлинами произошла, когда обоим участникам было лет по семь. Малфой-мэнор, праздничный день, декоративные птицы, которые внезапно перестали быть просто украшением. Классический сценарий: «Погладь, он ручной», — сказал один ребёнок, и в следующий момент зачем-то громко хлопнул в ладоши. Павлин, как и полагается гордой птице, взбушевался и кинулся на другого мальчика. Пострадавший с тех пор не переносит ни пернатых, ни дружеских жестов без предварительной проверки на подвох.
8) Амортензор™ — потому что любовь, как и пространство, искривляется под давлением. Этот артефакт использует принципы магического тензорного резонанса (мы тоже не уверены, что это значит), чтобы вычислить, с кем у вас будет максимальная эмоциональная совместимость. Затем он мягко подталкивает вас навстречу друг другу… иногда с грацией гиппогрифа. Побочные эффекты варьируются от кратковременного раздражения до брака.
9) Теодор Нотт, конечно, не ожидал, что Малфой воспримет его шкатулку всерьёз — и не был удивлён, когда тот без особого энтузиазма запихнул её в самый дальний ящик. Тем приятнее было наблюдать, как впоследствии именно этот «бесполезный сувенир» запустил череду событий, в результате которых скептик оказался в весьма деликатном положении. Всё-таки иногда недооценённые изобретения решают судьбы.
10) Контракт, устанавливающий правила взаимодействия с магическим артефактом "Амортензор": 1) Пользователь обязуется прикоснуться к артефакту добровольно, трезвым (умственно, не обязательно физически) и без применения Империуса. 2) С момента активации Шкатулка устанавливает Резонансную Эмоциональную Связь (РЭС) с первым подходящим субъектом поблизости. 3) Совместимость считается подтверждённой при возникновении общих сновидений, непроизвольной тяги друг к другу и словесных перепалок с элементами флирта. 4) Артефакт обязуется не вмешиваться физически, но оставляет за собой право слегка подкорректировать реальность (и отношение пользователей друг к другу). 5) Рекомендуется в течение 24 часов организовать свидание, чтобы минимизировать побочные эффекты (навязчивые мысли и высказывания, повышенное сексуальное напряжение, изменение пространственных ориентиров). 6) Магическая связь не является проклятием. В большинстве случаев. 7) Разрыв РЭС невозможен, никак и никогда. 8) Пользователи несут ответственность за сломанные шкатулки, стертые личные границы и непредвиденные эмоции. 9) Все совпадения с внутренней драмой — не случайны. 10) Теодор Нотт не несёт ответственности ни морально, ни материально, ни эмоционально.
11) Ваш покорный слуга, к счастью, свободен от поэтической слепоты, присущей обоим героям, и остаётся верен сонету №154 — тому самому, что прекрасно описывает любовь как явление… опосредованное. Иногда, чтобы зажечь пламя, нужен не только факел, но и тот, кто его подложит.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|