В апреля двадцать шестой день (джен)

На следующее утро Джованни разыскал Лучано в оранжерее. Душа Рима бродил меж цветов и обернулся, заслышав его шаги.

— Доброе утро, Лучано, — сказал Джованни. — Вчера я был погружен в себя и совсем забыл спросить, как поживают твои цветы.

— Здравствуй, Джованни, — улыбнулся воплощение Рима. — Пойдем, я покажу тебе тюльпаны. Они распустились несколько дней назад.

— Хорошо, — согласился Джованни.

Лучано привел его к месту, где росли тюльпаны. Все цветы были очень красивы, но больше всего Джованни понравились ослепительно-белые тюльпаны.

— Лучано, ты не мог бы срезать для меня несколько белых тюльпанов? — попросил он. Воплощение Рима лукаво сощурился, но молча выполнил просьбу Джованни.

Лаура прогуливалась в тени аллеи.

— Донна Бисаньо? — окликнул ее Джованни. Лаура обернулась, и ее лицо озарила приветливая улыбка.

— Доброе утро, синьор ди Арно, — ответила она. Джованни вздохнул, собираясь с силами, и наконец произнес, протягивая букет:

— Я прошу вас, донна Бисаньо, принять эти цветы в знак моего глубочайшего почтения к вам и искренних извинений за вчерашнее.

Лаура чуть сердито поджала губы.

— Синьор ди Арно, я еще вчера сказала вам, что вы ни в чем не виноваты. Но за цветы благодарю.

Добавила после недолгой паузы:

— Надеюсь, вы составите мне компанию на прогулке?

— Почту за честь, — склонил голову Джованни.

На вилле Лучано Лаура и Джованни много времени проводили вместе, но вот они вернулись в свои города, и наступила пора разлуки: Лучано больше не приглашал их на виллу (он вообще отказался от этой затеи), а деловые разговоры проводил с каждым воплощением отдельно, а личной встречи они не искали.

Так пролетели двадцать лет. За эти годы Джованни нашел в себе силы рассказать о Джулиано Пьеро делла Торре, душе Сан-Джиминьяно — тоненькому юноше с черными вьющимися волосами и черными глазами. С Пьеро Джованни связывали давние приятельские отношения — когда-то, разрушая башни во всех городах Тосканы (и у себя тоже), он услышал просьбу Пьеро не трогать милые его сердцу сооружения (Сан-Джиминьяно, по мнению Джованни, был просто помешан на своих башнях). Пьеро был верным другом и соратником — вот и в тот раз он выслушал печальную историю и сказал несколько слов в утешение.

Но вот однажды Джованни получил письмо.

"От Лауры Катарины Бисаньо — синьору Джованни ди Арно

Синьор Джованни!

Прошу простить, если нарушаю гармонию Вашей жизни этими строками, но у меня есть просьба к Вам. Видите ли, сегодня вдруг что-то появилось в моей душе. Я хочу — нет, я должна! — побывать в Вашем городе, пройти по улицам, по которым ходила Симона Каттанеа, которую вы называете Симонеттой Веспуччи.

Прошу Вас, не откажите мне в этом.

Всегда Ваша, Лаура Катарина Бисаньо

Джованни глубоко вздохнул, но в ответном послании написал Лауре, что ждет ее.

Через месяц Лаура прибыла во Флоренцию, и Джованни повел ее по бесчисленным флорентийским улочкам, рассказывая о той жизни, которая причинила ему столько боли, и которую он все же любил и тосковал по ней.

Их путь завершился в церкви Всех святых, что в Оньисанти. Джованни подвел Лауру к нужному месту, коснулся ладонью стены.

— Здесь, в стене, погребена Симонетта Веспуччи, которую вы зовете Симоной Каттанеа.

Лаура опустила голову и несколько минут молчала. Джованни отступил на несколько шагов назад и ждал, когда две генуэзки, пусть таким образом, но поговорят.

Наконец Лаура подошла к нему, и они направились к выходу. Они медленно спускались по ступенькам, когда Лаура спросила:

— Синьор Джованни, кто такой Алессандро ди Мариано ди Ванни Филипепи? И почему он погребен у Симоны в ногах?

Джованни усмехнулся уголком рта.

— Донна Лаура... Вам говорит о чем-нибудь имя Сандро Боттичелли?

— Бог мой... — прошептала она, поднимая на Джованни взгляд.

— А отвечая на второй ваш вопрос, скажу: такова была воля Сандро.

— Кто его похоронил? — спросила Лаура.

— Его ученик Филиппино Липпи, — ответил Джованни. Нехотя добавил: — И я.

Потом, прощаясь, он вдруг добавил:

— Я очень долго избегал его. Чтобы не узнал, отрастил бородку — так глупо. Можно подумать, что с бородкой человек делается неузнаваемым.

— А потом? — спросила Лаура.

— Потом Сандро умер. И я... я подумал, что так будет правильно.

— Мне кажется, что так и есть, — мягко проговорила Лаура, сжимая его ладонь.

Долгие месяцы после этой встречи Джованни вспоминал очаровательную улыбку Лауры и ее светящиеся глаза. Через некоторое время он написал в Геную письмо, в котором так же писал лишь о Симонетте Веспуччи и просил о встрече. Лаура согласилась.

В коротких встречах, маленьких знаках внимания, скрытных переглядках и полунамеках шли долгие годы. Лишь в самом начале Первой Мировой Джованни вдруг осознал, что по уши влюблен в донну Бисаньо, которую в своих мыслях с той поры иначе, кроме как Прекрасной генуэзкой, и не называл.

В страстном порыве он примчался в Геную и ворвался в ее дом, чтобы застыть как мальчишка (а ему ведь тогда было почти две тысячи лет!) под удивленным взглядом Лауры и услышать неприкрытую нежность в ее:

— Здравствуйте, Джованни.

Его чувства были взаимны, но понадобилось еще несколько лет, чтобы Джованни заметил невероятное сходство Лауры и Симонетты — даже большее, чем между ним самим и Джулиано.

"Да, судьба любит пошутить", — подумал он тогда. И в то же время в его доме появился их парный портрет.

Между Джованни и Лаурой никогда не было бурной страсти, но их любовь стала их опорой в трудные времена, помогая оправиться от причиненных их городам разрушений.