Алхимик Одиночества и Археолог Забвения. Змея и Цветок. (гет)

Прошли недели. Кабуто, полностью оправившись, стал неотъемлемой частью руин библиотеки. Он помогал Робин в её работе, его острый ум и феноменальная память служили ей неоценимым подспорьем. Он мог вспомнить детали из сотен книг, которые они находили, мог связывать разрозненные факты, находить закономерности там, где Робин видела лишь хаос. Она даже начала обучать его чтению пиктограмм, заметив его самостоятельное изучение древнего языка только по наблюдению за ней.

— Ты права, — сказал он однажды, когда они изучали обрывок древнего свитка, описывающего некую "великую битву". — Здесь говорится о "Древнем Королевстве", которое было уничтожено. Про единый остров, расколотый на множество островов, которые ты знаешь сейчас. Что же за сила способна расколоть остров? И почему произошла битва? Причина неясна, лишь намёки на "злодеяния" и "борьбу за истину".

— История часто искажается, — ответила Робин, её взгляд был полон решимости. — Те, кто побеждает, пишут её. Но правда всегда остаётся скрытой в руинах, в текстах, в памяти. Я хочу найти эту правду. Кабуто кивнул, его глаза загорелись научным азартом.

— И я помогу тебе. Эта "правда" — это знание. А знание — это сила. Я знаю, что такое искать себя, искать своё место в мире. Я знаю, каково это — быть игрушкой в чужих руках. Но я также знаю, что можно найти свою собственную силу, свою собственную истину. Его слова тронули Робин. В них звучала не гордыня, а отголосок его собственного пути.

— Мы оба что-то искали, Кабуто. Ты — себя, я — историю. Возможно, наши пути пересеклись не случайно. Он посмотрел на неё, и в его взгляде появилось нечто большее, чем просто научный интерес. Это была… привязанность? Признательность?

— Ты дала мне нечто, чего я не имел долгие годы, Робин, — сказал он. — Ты дала мне… цель. Не ту, что навязана, а ту, что рождается из общности. И это, пожалуй, самая ценная истина. Их дружба крепла. Они проводили дни, погружённые в изучение древних текстов, споря о возможных интерпретациях, открывая для себя новые грани мира, который был так далёк от их родных. Кабуто, чья жизнь была наполнена манипуляциями и болью, находил в спокойной, но сильной натуре Робин нечто, что заставляло его переосмысливать своё прошлое. Он видел, что можно быть сильным, не прибегая к насилию, что можно быть умным, не используя людей. Однажды, когда они нашли хорошо сохранившуюся хронологию событий, предшествовавших Пустому столетию, Кабуто, держа в руках тонкий свиток, произнес:

— Это… удивительно. Знания, которые были утеряны, но сохранены. В моём мире ничего похожего не было. А как была бы полезна информация о той же Кагуи Ооцуцуки в прошлом… Ты посвятила свою жизнь поиску информации. И я… я рад быть рядом. Он протянул ей одну из своих рук, предлагая большее чем дружба, что было понятно без слов. Робин, после секундного замешательства, взяла её. Не было трепета, не было бурных эмоций, но было тихое, глубокое понимание. Их руки, одна — естественно бледная со змеиной чешуёй, другая — нежная, женская — соприкоснулись. Это было начало чего-то большего. Не страсть, которая сжигает, а скорее теплое, глубокое чувство, рождающееся из взаимного уважения, понимания и общих исканий. Любовь — как тихое знание, что ты нашёл не только истину, но и человека, с которым эту истину можно разделить.