Ананасовый джем (гет)

На следующий день он учил её стрелять.

— Держи лук крепче. Но не как врага — как дорогую чашу. — Он поправлял её пальцы, его руки накрывали её запястья. Принцесса не хотела говорить, как больно было рукам, когда она тянула тетиву. Он видел, чувствовал — и молчал. Только сжимал её ладони мягко и уверенно.

— Почему ты меня учишь? — спросила она.

— Потому что я не всегда смогу быть рядом, чтобы защищать тебя.

Она знала. Он знал. Каждый закат — шаг ближе к расставанию. Его проклятие не отпускало: каждую ночь он обязан был возвращаться в свой замок, иначе медленно, мучительно рассыпался бы в пыль, как проклятые из старых легенд.

А она… Она умирала. Не от воды. От чего-то внутри, невидимого. Яд, болезнь, проклятие — называли по-разному. Она не жаловалась. Просто время от времени её глаза были слишком блестящими, и она подолгу держалась за его руку, словно боялась исчезнуть прямо там, в лесу, в ложе, в воздухе между их дыханием.

В тот вечер они лежали рядом у костра. Он гладил её по волосам, спиной ощущая, как тикает проклятие внутри него — отсчитывая часы до заката.

— Ты знаешь, что мы не сможем долго так, — прошептала она. — Я… я не доживу до следующей весны. А ты не можешь уйти со мной.

Он молчал. Потом крепко прижал её к себе.

— Тогда мы найдём весну прямо здесь. Сегодня. В каждом дыхании. В каждом твоём взгляде. Я буду жить в тебе, пока ты живёшь. А потом — я найду тебя. Хоть в аду, хоть в другой жизни.

— Ты ведь и правда рыцарь, да?

— Я — твой рыцарь. Только твой.

И в тогда, под шорох звёзд и шелест сосновых крон, их сердца бились одинаково. Рядом. Пока ещё рядом.