Who are you counting on (джен)

— Ну, значит, сошел я с поезда в Пуатье, все дела, и на вокзале встретился мне один мужик, который ехал в мою сторону. С виду мужик нормальный, а оказалось — натуральный мудак. 

— Анри! Не выражайся при детях! 

— Ну что я могу поделать, Мари, если этот петушила оказался копом булонским. А я-то вообще ПСЖ на дух не переношу. Ну, мы с ним и поспорили. 

— Спорить с человеком, который везёт тебя ночью по пустой автостраде. Еще и с болельщиком ПСЖ. Ты гений, Анри. 

— Ой, Клод, заткнись. 

— И где он тебя высадил? — спросил месье Бутийе, ничуть не обидевшись. 

— Да я что ли знаю? — пожал плечами Анри, грея замерзшие руки о чашку с чаем. — Может быть, километрах в десяти отсюда. Я пошел сначала по дороге: думал попутку поймать. Но он меня по какой-то трассе повез, где никто не ездит, собака. Тогда я карту открыл, и решил через лес срезать — там вроде недалеко было…

— Тебя прошлый раз ничему не научил, да? — хохотнул месье Бутийе. 

— Какой ещё прошлый раз? 

— Когда вы с Арманом поперлись в поход со сломанным компасом. 

— Который, между прочим, ты мне дал! 

— Когда я его тебе отдавал, он ещё работал. 

— Ну, вы еще подеритесь тут, — вступилась мадам Бутийе, вероятно, ощутив некоторый приступ дежавю. — Анри, перестань вертеться, иначе я отправлю тебя в травматологию. 

— Она может, — подтвердил месье Бутийе. 

Леон закашлялся от смеха, чуть не выплюнув свой сок обратно стакан. Мари-Мадлен с улыбкой постучала его по спине. 

— Очень смешно, — закатила глаза мадам Бутийе, последние пятнадцать минут занятая самоотверженными попытками минимизации ущерба, который был нанесен лицу старшего Ришелье: он стал счастливым обладателем распухшего носа и роскошного фингала, стремительно синеющего на левой скуле. При этом щеки его все еще сохраняли яркую морозную пунцовость, что вкупе со старым шерстяным свитером, найденным мадам Бутийе в забытых миром закромах дома, придавало ему легкое сходство с образцовым парижским бомжом. 

— Так ты серьезно добрался до нас пешком? — снова подал голос Клод. — Мог бы просто позвонить, чтобы мы тебя забрали. 

— Когда я забрел туда, где перестал ловить интернет, я хотел это сделать. Но мой айфон сдох прежде, чем я успел вернуться на трассу. Я заплатил за него почти тысячу долларов, чтобы во цвете лет помереть посреди леса — прямо в сочельник. Да ещё и с этим пылесосом… 

Леона снова разнесло, и на сей раз к его гоготу присоединились все присутствующие. Пылесос был мемом этого вечера. 

— Вечно ты влипаешь в истории, — покачала головой мадам Бутийе, выдавливая ещё одну порцию геля на гематому. — Когда только ум появится? 

— Что поделать, все мозги в нашей семье достались Арману. 

Месье Бутийе усмехнулся, явно имея свое мнение на сей счет. 

— Если бы, — в тон ему проворчала жена. — Этот умник только и ищет возможность как бы угробиться. Вечно лезет в самое пекло. И ведь предупреждали его не возникать — нет, он пошел свой дурацкий проект защищать. 

— От этого проекта, Мари, зависит будущее Франции, — тихо, но с крайним достоинством возразил виновник этой дискуссии с порога кухни. И мрачно добавил: — Вернее, зависело. 

— Арман! — заорал Анри и подорвавшись с места, сгреб брата в медвежьи объятия. — Черт возьми, тысячу лет тебя не видел, а ты все такая же швабра! 

— О Господи, отпусти ты меня… — простонал Арман и зашелся жутким хрипящим кашлем. 

— Прости-прости, — тут же всполошился Анри, вместе с Мари-Мадлен помогая брату добраться до стула. — Кто ж знал, что ты так расклеился. Здоровье у тебя, конечно… как ещё не сдох. 

Арман смерил его хмурым взглядом, продолжая надрываться в платок под сочувствующие вздохи племянницы. 

— Что у тебя с лицом? — спросил он, выиграв у бронхита очередное сражение. 

— А, это… сходил на футбольный матч, — лучезарно улыбнулся Анри. — Вот, сувенир на память. 

— Ммм, и как его зовут? 

— Кого?

— Мужа футбольного матча, — уточнил Арман. 

Леон опять подавился соком. 

— Знаешь, братец, — отозвался Анри с лукавой ехидцей. — Оказал я однажды услугу одному хорошему человеку — с тех пор вот вошло в привычку получать по роже. 

Арман неожиданно для всех смутился. Мари-Мадлен бросила невольный взгляд на мадам Бутийе и спрятала смеющееся лицо в ворот свитера. Анри заговорщицки подмигнул ей. 

— Я что-то пропустил? — спросил Леон с подозрением. Мари-Мадлен покачала головой. 

Чета Бутийе наблюдала за этой сценой с одинаковым уровнем недоумения в глазах, но пояснения не последовало. 

— Ладно, — пробормотал Арман, неловко кутаясь в свой халат. — Если серьезно, Анри: что ты здесь забыл? Два дня назад ты звонил мне из Валь-Торанса. 

— Хотел сюрприз сделать, — непринужденно пожал плечами Анри. — А я не понял, ты что — не рад мне? 

— Рад, — обреченно произнёс Арман. — Но мог бы и предупредить, что заявишься. У нас тут не особенно много места, а я не собираюсь спать с тобой в одной кровати. 

— А между тем, это не я пинаюсь во сне. С конем спать безопасней, чем с тобой.

— Зато ты храпишь как стадо носорогов. 

— Клевета! 

— А вот и нет. 

— А вот и да!

— Анри, ты можешь лечь в гостиной, — прервала их мадам Бутийе. — Альфонс все равно не приедет. 

— Почему не приедет? — нахмурился Арман. 

— Он позвонил и сказал, что повредил ногу. Так что он никуда не полетит в этом году. 

— Ха! Ну типичный Альфи! — громогласно расхохотался Анри. — Он и перед вашей свадьбой ногу сломал. 

— Худшая свадьба в моей жизни, — пожаловался месье Бутийе. 

— Что ты сказал? — спросила мадам Бутийе сладким голосом. 

— Ничего, дорогая. Тебе послышалось. 

— Нет, на самом деле, было весело — Арман так накидался, что нам пришлось везти его домой в садовой тележке. 

Бедный Леон загоготал во все горло, до смерти напугав свернувшуюся у ног хозяина Сумиз. Мари-Мадлен, в свою очередь, уставилась на дядю с весёлым удивлением. 

— Анри, ещё одно слово, и спать ты будешь в подвале, — предупредил Арман, на чьем лице было слишком отчетливо написано желание исчезнуть из этой вселенной как можно скорее. 

— Ой, да лаааадно тебе, — отмахнулся Анри. — Я считаю, семья для того и нужна, чтоб перед ней позориться. Не можешь же ты скрывать все свои косяки вечно. 

— Я сейчас начну вспоминать твои косяки, и мы будем сидеть здесь до завтрашнего вечера. 

— Да я только «за»! У вас есть хорошее вино? 

— Так, ну уж нет, — твердо возразила мадам Бутийе. — Арман болеет, Клод не пьет, потому что я так сказала, а я с тобой точно пить не буду. Так что никакого алкоголя. 

— Какая же ты зануда, Мари, — проворчал Анри и обернулся к Клоду. — Как ты с ней живешь вообще? 

Месье Бутийе покачал головой, делая многозначительный жест у шеи. Но поймав сердитый взгляд жены, он улыбнулся так, что вопросы отпали сами собой. 

Леон закатил глаза и что-то зашептал на ухо Мари-Мадлен — что-то очевидно смешное, потому что она спрятала лицо в ладонях и отчаянно захихикала. 

— Все с вами ясно, — покачал головой Анри и счастливо вздохнул. — Нет, все-таки я хорошо сделал, что приехал. Так давно вас всех не видел… 

Арман смотрел на брата задумчиво и немного грустно, скрестив на груди руки. Где были его мысли, нельзя было однозначно сказать, но вероятно где-то далеко в прошлом. Он в конце концов отвернулся, как будто хотел отвлечься от собственных размышлений, и вдруг нахмурился. В углу у окна стояла картонная коробка, намокшая с боков — настолько огромная, что в нее при желании могли бы уместиться все шесть его котов. 

— А это еще что такое? — спросил он с недоумением.

— О… это робот-пылесос, — ответил Клод, и Леон с Мари-Мадлен снова принялись хохотать. 

— Откуда он здесь? — вздернул брови Арман. 

— Я принёс, — отозвался Анри. 

— Ты серьезно? 

— Серьезней не бывает. Я тащил его сюда через гребанный лес почти четыре часа и чуть не сдох — все ради тебя. 

— Что? Какой ещё лес? 

— Он ехал на попутке, и его высадили за плохое поведение, — пояснила Мари. — А потом он пошел сюда пешком. 

— Каждый раз, когда мне кажется, что ты превзошел сам себя, происходит это, — хмыкнул Арман.

Анри пожал плечами с обезоруживающий улыбкой. 

— Ну, ты же меня знаешь. Во мне силен дух авантюризма. 

— Это называется маразм, Анри, — заметил Клод, и кухня снова наполнилась смехом.

Арман покачал головой и тоже улыбнулся — почти с таким же выражением, с каким улыбался его брат. И хотя минуту назад он думал, что слишком многое изменилось с тех пор, как они были детьми, он был рад убедиться в том, что некоторые вещи, кажется, вполне себе вечны.