Порочный (гет)

Ворочаясь в постели общей спальни, Драко так и не удавалось уснуть. В принципе он мучился бессонницей уже давно, но слабая надежда на то, что в этих стенах его покинут ужасы Малфой-мэнора, исчезла, не оправдавшись. Новые потрясения и обвинения ранили, но уже не так. Видимо он все же успел зачерстветь хоть немного, чтоб не принимать так близко резкие слова обиженных и настрадавшихся детей. Только никто не видел перед собой такого же ребенка, который с трудом старался не затолкнуть свое тело в угол потемнее и не вопить в подушку, чтоб приглушить собственный крик. Он старался отгородиться стеной от присутствующих, но вид Поттера, который подтолкнул его пережить очередные нападки со стороны добродетельных факультетов, вызывал ярость и дикую злость. Будто ему было мало всего того, что он уже успел пережить и увидеть! Но никого это не волновало, а дурацкий вызов теперь казался издевкой. В какой-то миг светлый образ святого Поттера начал мараться и меркнуть. Драко ухмыльнулся злорадной улыбкой — Гарри тоже имел свои грязные слабости, он хотел, чтоб над Малфоем поиздевались ему на забаву. Странно, что он все еще не распластался с проповедью среди трепетно боготворивших его слушателей, а ходил угрюмым и грозным.

Сев наконец и набросив на себя мантию поверх пижамных брюк и черного пуловера, Драко стоя начеркал несколько строк и отправился в башню для сов. Холодный ветер с озера и свет от луны, освещающий коридоры, взбодрил его еще больше, и не будь проверяющих на этажах, он бы с удовольствием побродил по замку, но детский страх встретить новых привидений, помимо тех, которые и так числились в стенах школы, не отпускал, поэтому он очень быстро приближался к цели своего назначения, смотря в пол.

Распахнув дверь, парень удивленно рассмотрел силуэт девушки в ночном длинном пушистом халате, виднеющихся из под него ночных штанах и мягких тапочках, подняв голову, Драко разглядел взлохмаченную шевелюру и огромные, снова испуганные глаза Гермионы.

— Грейнджер? — процедил он сквозь зубы, но сдержался, потому что еще пару минут назад вся его злоба сосредотачивалась на Поттере, а вот на девчонке срывать весь свой запал было ни к чему, хотя он делал так уже не первый год без особых причин. Пора бы было повзрослеть.

Девушка отпустила прикармливающуюся сову в полет, на секунду воззрилась в небо, провожая птицу взглядом, и направилась к выходу.

— Не за чем так торопиться. Я сейчас уйду. — спокойно выговорил каждое слово парень, поглаживая филина, который терпеливо ждал, когда ему на лапу прикрепят послание.

— Мне тоже нет нужды здесь задерживаться, — вскинула подбородок девушка, стараясь, как всегда, выглядеть достаточно самоуверенно, не понимая, что все ее эмоции можно было прочесть по одним лишь зрачкам.

— То есть ты меня не боишься? — повернулся к ней всем корпусом Малфой, скрещивая руки на груди. Она сделала то же самое, не отводя от него взгляда.

— А должна? — приподняла одну бровь Гермиона, искренне удивляясь. И он заметил эту искренность, чтоб ее. И это злило еще больше, чем равнодушный взгляд Поттера.

— Наверное сейчас меня действительно бояться нечего. Я выгляжу жалким, когда любой мое имя втаптывает в грязь, а мое существование на этой земле считают святотатством. Думаю, что вы с Поттером от души повеселились, наблюдая за мной сегодня.

Девушка гневно дернулась, но насильно заставила себя глубоко вздохнуть пару раз, заговорила спокойно:

— Ты ошибаешься, Малфой, как и всегда. У Гарри не было никаких причин издеваться над тобой. Он предложил тебе лишь то, что сделал бы сам, будучи на твоем месте...

— Но он не на моем месте, и вряд ли мы поменяемся. Герой войны и предатель, в последний момент опомнившийся...

— Гарри никогда не считал тебя предателем, в отличие от твоего отца, он всегда знал, что тебе претит выполнять задания темного лорда.

На этих словах Гермиона приблизилась к парню на несколько шагов, даже не осознавая этого. А Драко прижался к стене, переваривая каждое слово.

— Не смей... говорить... про моего отца! — в один миг очутился парень рядом с Гермионой лицом к лицу. Со стороны казалось, будто они готовы были отгрызть друг другу головы, если не отстоят свою правоту.

— Ты не расслышал, о чем я говорю? Гарри никогда не пытался усложнить тебе жизнь. Он предоставил тебе выбор. Он защитил твою семью на суде!

— Моя семья защитила его в момент смертельной опасности. Так что мы — в рассчете. — отрезал Малфой. — А насчет моего отца не смей тут высказываться! Это не твоего ума дело.

Гермиона отступила на шаг назад, осознав, что они стоят непозволительно близко. Больше у нее не было желания спорить. Потому что этому ослу, вбившему что-то в голову, уже было не объяснить высоких материй. Опустив взор, девушка обняла себя за плечи, зябко поежившись, и направилась к двери вон из совятни.

— Значит это твой дружок придумал такой план, чтоб заманить меня в школу и посмотреть на то, как на меня изрыгают всю накопившуюся за лето желчь и злобу. Кстати, где же он? Что-то его рыжую макушку я не видел за столом Грифиндора... — выплевывал каждое слово Малфой, стараясь задеть девчонку, спешащую на выход, но на мгновение остановившуюся, услышав его слова.

— Он бросил школу, чтобы... помочь с бизнесом брату взамен погибшего близнеца. — с болью в голосе и снова образовавшимся комом в горле прошелестела Гермиона. — Хотя не понимаю, зачем я тебе все это объясняю. У меня нет повода оправдываться перед тобой, Малфой. Даже если ты считаешь иначе.

Драко проводил ее взглядом до двери и так и остался стоять один среди копошащихся птиц. Теперь ему и самому казалось маловероятным, что его таким образом заставили помучиться. Оставалось множество вопросов, но с ответами можно было разобраться и позднее. Сейчас он постарался сосредоточиться на встрече с родителями. Он назначил им встречу в Хогсмиде следующим утром — это и было в записке. Ждать больше было нельзя. День отъезда был назначен судом, и до него времени осталось совсем немного. Надо было сообщить родным, что он решил остаться, чтоб закончить школу, и что они увидятся теперь только на каникулах. Это было его решением и обсуждению не подлежало. Оставалось только поставить родителей в известность, что от них уже ничего не зависит.