Тайна «Болотных Елей» (джен)

Дворецкий, назвавшийся Брониславом, чинно приблизился к ним. Его спина была прямой, выправка почти военной, но эта строгость не могла скрыть дрожи в иссохших, пергаментных руках. Его жена, Ядвига, стоявшая на шаг позади, вцепилась в передник так, что костяшки пальцев побелели. Оба они не смотрели ни на Анну, ни на свою хозяйку. Их взгляды были прикованы к чему-то за спинами гостей, к тому месту, где багровые отсветы заката сгущались в лиловый мрак.

— Бронислав, — голос Баси был резок, лишён всякой теплоты, — примите вещи панны Мироновой. Отнесёте их в Голубую опочивальню. Ядвига, распорядись насчёт ужина. Подадите через час в малой столовой.

Дворецкий поклонился, не издав ни звука.

— Право, Варвара, не стоит беспокоиться об ужине, — вмешалась Анна, пытаясь придать голосу беззаботность. — Дорога была такой утомительной, я бы предпочла лечь спать пораньше. Чашка чая — и более ничего не нужно.

— Пустяки! — отрезала Бася, но тут же смягчила тон, взяв Анну под руку. Ее ладонь была холодной и влажной. — Вы моя гостья, и я не могу позволить вам лечь спать голодной. Считайте, это старинной шляхетской причудой. Кроме того, нам нужно непременно поговорить! Ужин будет лёгким, я обещаю.

Ее настойчивость была странной, почти отчаянной. Анна не стала спорить, чувствуя, что отказ будет воспринят неверно.

Тем временем кучер Казимир, свалив последний саквояж на ступени, уже разворачивал свою карету. Анна невольно обернулась на звук торопливого стука копыт. Девушка увидела, как старик, не оглядываясь, пустил лошадей в галоп, словно за ним гналась сама смерть. Этот панический побег был столь очевиден, что скрыть изумление было невозможно.

Заметив ее взгляд, Бася недовольно поджала губы.

— Прошу вас, Аннушка, не обращайте внимания на этих мужланов, — пояснила она с ноткой высокомерия. — Казимир сейчас отвезёт карету в старый каретный сарай, он в дальнем конце парка, у самого леса. А оттуда уже на одной из лошадей поедет в свою деревню. Верно торопится к своей старухе.

Объяснение звучало достаточно логично, но оно никак не вязалось с тем животным ужасом, который Анна видела в глазах кучера.

Дворецкий Бронислав, тем временем, с видимым усилием поднял один из чемоданов Анны. От наблюдательного взгляда Мироновой не укрылось, что руки старика трясутся, а лоб покрылся испариной не только от физического напряжения. В его глазах, как и в испуганных глазах его жены Ядвиги, плескался тот же самый застарелый, глубоко укоренившийся страх, что и у сбежавшего кучера. Они боялись. Но чего? Своей, как оказалось, довольно суровой хозяйки? Или чего-то ещё, обитающего под сенью здешних черных лесов?

— Прошу в дом, милостивые пани, — беззвучно прошелестел Бронислав, пропуская их вперёд.

И Анна, сделав глубокий вдох, шагнула через порог, в холодную, пахнущую пылью и забвением темноту холла. Дверь за ее спиной захлопнулась с гулким, окончательным стуком, отрезая ее от остального мира.

XXX

Огромный холл встретил Анну могильным холодом и запахом вековой пыли и сырости. Свет, скудно проникавший через высокое, затянутое паутиной окно над дверью, лишь подчёркивал царившее здесь запустение. Когда-то пол был выложен черно-белой мраморной плиткой в шахматном порядке, но теперь плитка потускнела, и во многих местах была покрыта слоем грязи. Стены, обитые темными дубовыми панелями, уходили ввысь, теряясь в сумраке под потолком. Вдоль них висели потемневшие от времени гобелены, изображавшие сцены охоты; лица всадников были искажены, а фигуры животных почти стёрлись, превратившись в бесформенные пятна. Повсюду лежала пыль — на массивном столе в центре холла, на изящном диванчике у камина, на чучеле медведя, скалившего пасть у подножия широкой лестницы, на рыцарских доспехах, сиротливо стоявших в нише. Было очевидно, что в этой части дома не просто не живут — сюда стараются не заходить.

— Жутковато, не правда ли?

Голос Баси раздался у самого уха, и Анна, едва не вскрикнув, подскочила на месте от неожиданности. Она так увлеклась осмотром, что не заметила, как ее знакомая бесшумно, словно призрак, подошла сзади. Сердце заколотилось от испуга и досады.

— Варвара, ради Бога! — сердито проговорила она, оборачиваясь. — Не подкрадывайтесь так больше!

На лице Баси отразилось искреннее раскаяние.

— Простите, Аннушка, простите. Это все он... этот проклятый дом. В нем разучиваешься ходить, как нормальный человек, и начинаешь скользить тенью.

Она обвела холл тяжёлым, мрачным взглядом. В нем смешались тоска, ненависть и какая-то застарелая боль.

— Вы не поверите, но когда-то здесь все было иначе. Отец обожал свет и балы. По этим панелям плясали блики сотен свечей, с галереи наверху лилась музыка, и отовсюду доносился смех... Все было живым. — Она вздохнула. — Но все изменилось. Все пошло прахом после той его поездки... в Новый Свет...

Бася резко замолчала на полуслове, будто прикусила язык. Взгляд ее стал диким, затравленным. Она, не мигая, уставилась наверх, на широкую площадку второго этажа, где в предвечерних тенях, сгустившихся у перил, казалось, шевелилось что-то тёмное и злое. Она смотрела так напряжённо, словно пыталась разглядеть там лицо своего личного кошмара.

Прошла минута в полной тишине. Потом Бася решительно тряхнула головой, отгоняя наваждение, и заставила себя улыбнуться. Улыбка вышла кривой и жалкой.

— Не обращайте на меня внимания, — проговорила она слишком быстро. — Усталость. Ядвига! Проводите панну Миронову в ее комнату. — Она взглянула на часы, приколотые к лифу платья. — В восемь ужинаем. У нас в «Болотных Елях» так заведено.

Пожилая женщина, до того неподвижно стоявшая у входа, шагнула вперёд и молча кивнула, взяв в руки один из небольших саквояжей Анны.

Анна последовала за молчаливой спиной Ядвиги к лестнице. Ступени из тёмного дуба скрипели и стонали под каждым шагом, словно жалуясь на непрошеных гостей. Поднимаясь, Анна чувствовала на себе тяжесть этого дома, его недружелюбное, давящее молчание. И чем выше она поднималась, тем сильнее становилось иррациональное, но отчётливое ощущение, что этот особняк не просто стар и запущен. Он был болен. Смертельно болен какой-то застарелой, невидимой болезнью, и заражал ею все, что находилось в его стенах.

XXX

Ядвига остановилась перед массивной дверью из светлого дерева и, повернув тяжёлый латунный ключ, пропустила Анну внутрь.

— Ваша комната, пани, — прошелестела она, ставя саквояж на пол.

— Благодарю вас, Ядвига, — кивнула Анна, пытаясь улыбнуться как можно дружелюбнее. — Скажите, а вы с мужем давно служите у Сикорских?

Старуха замерла и медленно подняла на неё свои выцветшие глаза. В них на мгновение мелькнул испуг, который тут же сменился глухой, непробиваемой отчуждённостью.

— Давно, пани, — коротко ответила она, делая шаг к двери.

— Должно быть, тяжело вам вдвоём управляться с таким-то огромным домом, — не унималась Анна, надеясь растопить лёд.

Ядвига лишь неопределённо качнула головой и, пробормотав нечто похожее на «с вашего позволения», выскользнула за дверь, тихо притворив ее за собой. Провокация не удалась. Анна разочарованно вздохнула.

Оставшись одна, девушка огляделась. Голубая опочивальня, к ее удивлению, выглядела куда более жилой, чем холл. Здесь не было той вопиющей грязи и пыли. Видно было, что комнату регулярно убирают, готовя к приезду редких гостей. Мебель была старинной, но добротной: кровать с высоким резным изголовьем, покрытая выцветшим голубым покрывалом, платяной шкаф из тёмного дуба, изящный туалетный столик с потускневшим зеркалом.

За резной ширмой в углу ее ждал и вовсе неожиданный сюрприз, вызвавший вздох облегчения и почти детской радости. Там стояла большая медная ванна, уже наполненная дымящейся горячей водой.

И все же, даже в этих ухоженных покоях, неотступно ощущался въевшийся в самые стены отпечаток затхлости и тлена. Возможно, этому способствовали отблески алого заката, которые пробивались сквозь давно немытые, покрытые серой плёнкой окна. Они ложились на пол и стены кровавыми пятнами, заставляя плясать в воздухе мириады золотистых пылинок. В этом тревожном свете вся комната казалась залитой кровью, точь-в-точь, как и весь особняк снаружи.

Анна решительно отогнала дурные мысли. Она устала, промёрзла, и горячая ванна была именно тем, что ей сейчас нужно. Быстро раздевшись, она с наслаждением погрузилась в воду. Тепло приятно обволакивало тело, смывая дорожную усталость. Но расслабиться полностью не получалось.

Ее не покидало навязчивое ощущение, что в комнате она не одна. Что кто-то — или что-то — неусыпно следит за ней. Не просто смотрит, а разглядывает — тяжёлым, холодным, оценивающим взором. Анна медленно повела головой. Пусто. Лишь вязкие тени в углах. Кровавые блики на стенах. Но ощущение чужого присутствия было почти физическим. Непроизвольно она почувствовала, как шевелятся волоски на ее загривке. Решительно сжав зубы, девушка заставила себя не обращать на это внимания, списав все на разыгравшееся воображение и жутковатую обстановку.

Закончив с водными процедурами, она почувствовала себя немного лучше. Выбрав из чемодана простое, но элегантное платье темно-синего цвета, она оделась к ужину. Повертевшись перед старым, искажающим отражение зеркалом, она поправила причёску и, сделав глубокий вдох, вышла из комнаты, направившись в малую столовую, навстречу своей странной подруге и этому пугающему дому.