Мародёры: Три Тишины (гет)

Джеймс ввалился в купе, с трудом сдерживая улыбку.

— Питер, — ткнул он пальцем в сторону приятеля, — ты, оказывается, гений! Твой план... он сработал! Ну, вроде как.

— Только что говорил с Эванс. Не назвал бы это теплой беседой, но она не убежала и не прокляла. Прогресс! И это всё благодаря твоей идее дать ей «передышку». Спасибо, хвостик. — Джеймс похлопал Хвоста по плечу.

— Не спеши благодарить, — сухо бросил Сириус. — Она намертво захлопнула дверь перед нашим носом, как только услышала, что ты можешь быть рядом. Это твой «прогресс»?

Римус поднял взгляд от книги:

— Видел её? Лицо как после встречи с дементором. Что-то не так.

Питер шлёпнул «Пророк» на стол:

— Мы знаем, что именно.

— Это ненадолго, — пробормотал Сириус, но уверенность дала трещину. — Поймают фанатиков — и в Азкабан.

Джеймс резко поднялся:

— Может, хватит сидеть, сложа руки? Надо показать, что нас не так просто напугать. Что мы не слепые. — Он сжал кулаки, плечи подались вперёд.

Римус побледнел.

— Серьёзно? Лили будет тебя спасать, а не наоборот!

— А что делать? — голос Джеймса стал жёстче. — Ждать, пока они начнут метить дома наших друзей?

Сириус откинулся на спинку, скрестив руки, взгляд похолодел:

— И что дальше? Станем грузом для гробовщика? Они тебя в пыль сотрут, Поттер. Это не слизеринские щенки.

Джеймс махнул рукой, выдыхая:

— Ладно. Знаю, бред. Но помечтать-то можно?

— Уверены, что это не серьёзнее, чем кажется? — Римус бросил взгляд на друзей. — Хотел рассказать раньше, но отец меня отговорил. Видели его книгу?

«Ликантропия: мифы и реальность» — прямо на обложке.

— Ну и название! — фыркнул Сириус. — Будто сам кричит: «Мой сын — оборотень!»

— Именно. Тираж крошечный, Министерство не одобрило, но для него это принципиально. Говорит: «Ошибся много лет назад. Теперь хочу развеять стигму». Мы с мамой пытались его остановить. Не вышло.

— Угрозы были? — Питер нахмурился.

— Да. Ничего конкретного, но... он сказал матери: «Они знают про пещеру». Я почти уверен: в то полнолуние за нами следили.

Римус понизил голос:

— И ещё. На платформе мелькнул кто-то. В плаще. Стоял, не двигаясь, как статуя. — Он провёл ладонью по лицу.

— Что?! — Джеймс резко выпрямился.

Сириус застыл, голос стал стальным:

— Значит, угрожают.

Питер сжался в сиденье, побледнев:

— За нами... следили? В полнолуние?..

В купе повисла тишина. Даже стук колёс казался зловещим. Джеймс сжал кулаки. Сириус мрачно уставился в окно. Римус ощущал, как страх за отца сдавливает горло. Питер теребил край мантии, будто надеясь исчезнуть. Все замерли.

В этот момент в дверь постучали — негромко, но нарочито весело. Звук разрезал напряжение, словно нож.

— Что сегодня со всеми? Вы-то чего мрачнее тучи? — попыталась бодро спросить Марлин, но улыбка дрогнула.

— Мы с горячим шоколадом. — Алиса подняла поднос с кружками и тревожно посмотрела на парней. — Извинение за нашу подружку. Примете?

— Ах, Эванс... — Сириус лениво потянулся, его пальцы машинально вцепились в конверт в кармане. — Мы уже предупреждены: если её величество соизволит пожаловать — немедленно очистить помещение. Так что проходите, пока не опомнилась. — Он кивнул на свободное место напротив.

— Он шутит, — мягко добавил Римус, отодвигая чемодан. — Присаживайтесь. Горячий шоколад сейчас в самый раз.

— Бродяга тут каждые пять минут на часы глядит, — поддел Джеймс, помогая Алисе поставить поднос. — И твою записку вертит, словно слиток золота. Видать, не мог дождаться встречи.

Алиса смущённо улыбнулась, толкнула его локтем и устроилась рядом с Сириусом. Он тут же обнял её за талию.

— Мы подумали… — начала Алиса, разливая шоколад. — После того как Лили вас чуть не выгнала… Может, горячий шоколад и гадание немного разрядят обстановку?

— Да ладно, Алис! — Марлин уже достала колоду. — Гадание — это искусство. А тут явно витает что-то тяжёлое. Карты помогут. Если не найти ответ, то хотя бы тропинку в тумане. Кому первому?

— Давай мне, — Джеймс наклонился поближе с кружкой. — Скажи, пойдёт ли Эванс со мной на свидание в этом году?

— Джим! — отозвался Сириус, но в глазах мелькнуло любопытство. Римус только покачал головой, а Питер уставился на стол.

Марлин кивнула. На столике между сиденьями легли три карты, рубашкой вверх. Воздух будто сгустился.

Первая перевернулась.

Марлин слегка нахмурилась.

— Влюблённые. Перевёрнутая карта, — её голос потерял лёгкость. — Разлад. Недопонимание. Препятствия. Неправильный выбор.

— Препятствие одно — её упрямство, — скривился Джеймс. — Следующую.

Вторая легла ликом вверх. Алиса тихонько ахнула. В купе воцарилась тишина, даже стук колёс, казалось, стих.

— Башня… — прошептала Марлин. — Крушение. Внезапный удар. Конец иллюзий. Сила, перед которой не устоять.

Сириус нахмурился, но промолчал. Джеймс резко бросил:

— Последнюю.

Марлин медленно перевернула третью. Алиса инстинктивно сжала руку Сириуса. Парни застыли.

На столе — костлявый всадник с поднятым мечом.

Джеймс задержал взгляд дольше, чем следовало.

— Смерть, — хмыкнул он.

Но это был не смех. Он вжал пальцы в кружку, костяшки побелели.

— Ну… драматично. Конец старого, начало нового, так?

Глоток шоколада показался горьким.

— Именно, — поспешно подхватила Марлин. — Трансформация. Перерождение. Это не про смерть буквально. Просто смена пути…

Она запнулась, заметив, как Джеймс сжал губы. И, будто в оправдание, выдохнула:

— Лили сегодня всё на сов смотрит. Может, ждёт письма.

Алиса резко вскинула на неё глаза.

Марлин сбилась, замолчала на миг и торопливо добавила:

— Не обязательно… от кого-то важного.

Джеймс не отводил глаз от карт.

Башня. Крушение.

Смерть. Трансформация.

Пальцы вжались в колени.

А голос… остался ровным. Даже почти удивлённым:

— Ну что ж… любопытный расклад. Может, просто смерть моих иллюзий. Или эго.

Он улыбнулся — криво, с горечью.

Марлин уже раскрыла рот, чтобы что-то добавить, но Сириус цокнул языком и, хлопнув ладонью по столу, резко подался вперёд:

— МакКинон, ты как «Откровенный Вестник» в худший день: развалила личную жизнь, предсказала конец света, ещё и сплетню приплела! Хватит пугать народ. Гадай мне!

Он нарочито развалился на сиденье, лениво вытянув ноги.

— Вопрос: ждёт ли меня в этом году что-то стоящее? Особенно… в личных победах. — Брови взлетели с фирменным вызовом.

Напряжение заметно спало. Алиса прыснула со смеху, Римус облегчённо выдохнул. Марлин, ухватившись за шанс сменить тему, быстро перетасовала колоду и выложила три новые карты.

Первая — Колесница.

— Успех. Движение вперёд. Ты на коне, Блэк! Все дороги открыты, — в голосе Марлин вернулась уверенность.

Вторая — Император.

— Власть. Контроль. Ты сам кузнец своего счастья, — она многозначительно кивнула в сторону Алисы.

Третья — Влюблённые.

— Союз. Страсть. Гармония. Всё при тебе, Сириус. Если это не «учебник удачи», то что тогда?

Сириус расхохотался:

— Вот это да! Наконец-то правильные символы нашла, МакКинон! — Он подмигнул Алисе. — Слышала? Союз, страсть, гармония… Проверим на практике?

Алиса вспыхнула и рассмеялась, прикрываясь ладонью. Настроение в купе сразу потеплело: Питер прыснул, Римус закатил глаза, но уголки его губ всё же дрогнули.

Джеймс молчал. Его взгляд скользнул к арканам Сириуса… Судьба словно насмехалась над его надеждами. Такой контраст резал глаза, оставляя во рту горечь пепла.

— Ну что ж, Блэк, поздравляю с твоим… учебником удачи, — произнёс он. Голос звучал ровно, но в нем едва заметно дрогнул хрип — словно он сдерживал что-то тяжёлое.

Повисла пауза.

— Ой, время-то! — слишком резко воскликнула Алиса, хлопнув себя по лбу. — Мы же обещали Лили вернуться через полчаса. Она там одна… скучает!

— Точно! — подхватила Марлин, быстро перехватив её взгляд. — Извините, ребята, нам пора. Спасибо за… компанию.

Девушки выскользнули за дверь. В коридоре их шаги и приглушённые смешки скоро затихли, растворяясь в гуле поезда и скрежете колёс.

Купе вновь утонуло в тишине. Только стук колёс и тяжёлое дыхание Питера наполняли пространство.

— Ну и кто этот тип? — вдруг хрипло спросил Джеймс, будто откашливая злость и разрывая тягостное молчание. — Кто этот… тайный поклонник? Никто не в курсе?

Сириус медленно отвёл взгляд от окна, натянуто ухмыльнулся:

— Спокойно, Сохатый. Никто не знает. Но я узнаю. Алиса — моя слабость и мой источник. Потяну аккуратно за нужные ниточки.

— «Аккуратно»? — Римус приподнял бровь, ставя пустую кружку. — Ты и аккуратность? Ты же как гиппогриф на льду.

— Самый элегантный гиппогриф на свете, — фыркнул Сириус. — Не переживай, Люпин. Очарую её — и она всё расскажет.

Питер сидел, сгорбившись, теребил пуговицу мантии так яростно, словно готов был её оторвать. Он глотнул воздух — раз, другой, будто собираясь с силами. Щёки покрылись пятнами.

— Я встречусь с ним. — Голос был тише шёпота. — С отцом. В субботу.

На секунду время остановилось.

— В Хогсмиде? — уточнил Джеймс.

Питер кивнул, не отрывая взгляда от колен. Сжатые кулаки выдавали всё сразу — страх, надежду и решимость.

Молчание повисло плотным занавесом. Три пары глаз были прикованы к нему — в них смешались сомнение, тревога и готовность поддержать.

Римус наклонился ближе, понизив голос:

— Ты уверен? Если передумаешь — скажи. Мы с тобой.

— Я не знаю, — прошептал Питер. — Но он написал... хочет встретиться. И добавил: «Поговорим, сын».

Последнее слово он едва выговорил.

Сириус присвистнул:

— «Сын»... Звучит весомо.

Джеймс поднялся, положил руку Питеру на плечо:

— Если ты идёшь — мы идём с тобой. Не вмешиваемся, если не надо. Но будем рядом.

Питер кивнул. В его глазах блеснуло всё разом — благодарность, ужас и облегчение.

Сквозь рваные тучи пробился солнечный луч и скользнул по столешнице, где ещё мгновение назад лежали карты. В памяти вспыхнули их образы — башня, всадник, разрушение. Но в воздухе уже витала другая, невидимая карта — субботняя встреча Питера. И расклад её был куда страшнее и непредсказуемее любого пророчества.

* * *

Через тонкую перегородку донёсся смех и торопливые шаги. Сердце Лили дрогнуло: «Наконец-то».

Но шаги пронеслись мимо её купе и стихли в коридоре. Облегчения не было — только новая волна тревоги, подпитываемая образами гадания и смятой газетой на сиденье.

Она шумно вздохнула и посмотрела на часы. Двадцать минут. Целых двадцать минут Алиса и Марлин отсутствовали.

Её взгляд упал на кружку напротив. Шоколадная пена осела, оставив жирные разводы. Недопитый напиток Алисы давно остыл.

Колесница. Отшельник. Двойка мечей. Символы вертелись в голове, смешиваясь с заголовками «Пророка» и тревогой за родителей. «Слепота к очевидному». Что же она отказывается видеть? Сдавленность в груди стала невыносимой.

Именно в этот момент раздался негромкий, но отчётливый стук в дверь купе.

Лили вздрогнула, обернулась — и, словно пойманная на чём-то запретном, торопливо пригладила смятую газету на сиденье.

— Входите, — произнесла она. Голос прозвучал чуть хрипло от неожиданности.

Дверь скользнула в сторону.

— Дождь, похоже, решил сопровождать нас до самого Хогвартса, — раздался спокойный, с лёгкой хрипотцой голос.

В проёме стояла незнакомая девушка. Длинные тёмные волосы, прямая осанка, мантия Когтеврана сидела безупречно. Её взгляд — быстрый, цепкий — скользнул по Лили, по смятой газете в руке, по недопитой кружке на столике.

— Тут свободно? — спросила она.

В её манере было слишком мало просьбы и слишком много проверки.

Зелёные глаза Лили встретились с тёмными, изучающими глазами гостьи. Молчание повисло на долю секунды, под аккомпанемент стука колёс.

— Конечно, — сказала Лили, чуть подалась вперёд, делая приглашающий жест. Её голос прозвучал увереннее, чем она ожидала. — Лили Эванс.

Незнакомка вошла и плавно опустилась на сиденье напротив. Движения — экономичные, точные.

— Доркас Медоуз. Когтевран, седьмой курс. — Она кивнула. — Прости за бесцеремонность. На перроне ты показалась потерянной. А потом я увидела «Пророк» у тебя в руках — ясно стало, почему. Эти заголовки всех достали.

Она прищурилась, будто что-то прикидывая.

— Марлин гадала? Ты участвовала?

— Колесница, Отшельник и Двойка мечей, — неуверенно призналась Лили.

— Хм… — Доркас нахмурилась. — У меня год назад выпало зловещее: Луна, Десятка мечей. Я отмахнулась. А потом пропала кузина. В архивах Министерства. «Несчастный случай» — ищут спустя рукава. С тех пор я осторожнее к картам отношусь.

Лили сжала газету в руках, подавив ком в горле:

— Я боюсь за родителей. Они в Коукворте. Магглы.

— Понимаю, — коротко кивнула Доркас. — Этот страх… парализует. Главное — не дать ему съесть тебя изнутри.

Она насторожилась, уловив шаги и смех в коридоре.

— Кажется, меня ищут, — сказала она и поднялась. — Если почувствуешь, что тонешь, найди меня. Иногда помогает одно — знать врага в лицо. Хотя бы попытаться. — Она шагнула к двери. — Не сдавайся, Лили Эванс.

И прежде чем та успела ответить, Доркас уже исчезла в проходе.

* * *

Колючий ветер с дождём ударил в лицо, когда они ступили на платформу. Лили прижала мантию плотнее, ощущая, как сырость пробирается под ткань. Хотелось одного — поскорее добраться до тепла и шума Большого зала, раствориться в них, забыть о письмах, гадании, Поттере и том невидимом грузе, что давил на грудь с самого утра.

— Эванс!

Знакомый голос заставил её вздрогнуть. Она обернулась — Римус Люпин пробирался сквозь толпу, лицо под капюшоном бледное, глаза усталые, но внимательные.

— Лили, — он слегка запыхался, догнав её у тележки Алисы. Марлин уже спорила с возничим. — В поезде… не было возможности поговорить. Про газету. И про родителей. — Его взгляд скользнул к смятому номеру «Пророка», торчавшему из её сумки. Там было то же понимание и тревога, что грызли её саму.

Лили быстро покачала головой, резким жестом поправляя сумку на плече. Взгляд ее скользнул мимо него, к фигурам Сириуса и Джеймса, помогавших Питеру вытаскивать его непомерно набитый чемодан из вагона. Вид Поттера, мокрого, но оживленно что-то кричащего Сириусу, вызвал новую волну смятения — досаду, стыд за свою растерянность у окна и тот странный укол... ревности? к Пэнси Крауч?

«Нет, просто нервы», — убеждала она себя.

— Римус, — её голос прозвучал тише, чем хотелось, но твёрдо. — Давай не сегодня. Денёк и без того уже… ну, ты знаешь. Напряжённый. Поговорим позже. Обещаю.

Он задержал на ней взгляд — проницательный, чуть печальный. Но не стал настаивать, лишь коротко кивнул:

— Конечно. Позже. Береги себя, Лили.

Он растворился в толпе так же быстро, как появился. Лили почувствовала укол вины: он был искренен, он волновался. Но сил на тяжёлый разговор не осталось.

Путь до замка в зыбких экипажах, влекомых невидимыми созданиями, прошел в приглушенном гудении голосов. Лили сидела, прижавшись плечом к Алисе, наблюдая, как темные силуэты гор и мокрых деревьев проплывают мимо. Марлин напевала что-то под нос, а мысли Лили все еще метались.

Алиса осторожно тронула ее руку.

— Ты как?

— Живая, — Лили выдавила улыбку. — Просто... устала. От всего.

Марлин перестала напевать, метнула на неё внимательный взгляд, но промолчала. В глазах её скользнуло беспокойство, смешанное с привычным любопытством. Молчание в экипаже стало плотным, наполненным невысказанными тревогами.

Величественный силуэт Хогвартса, проступающий на фоне закатного неба, всегда завораживал. Но сегодня он казался скорее неприступной крепостью, чем домом. Теплый свет, лившийся из высоких стрельчатых окон Большого Зала, был обманчивым маяком в наступающей темноте.

Гул голосов, аромат жареной курицы и тыквенного пирога, вспышки ярких мантий — всё это обрушилось на Лили волной, едва она переступила порог Большого Зала. Она по инерции последовала за Алисой и Марлин к гриффиндорскому столу, уворачиваясь от стай перепуганных первокурсников. Их бледные лица, испуганные глаза, ловившие каждый взгляд профессоров, каждый шорох Распределяющей Шляпы — слишком узнаваемое отражение её собственного смятения.

Даже привычная болтовня с подругами сегодня давалась с усилием. Лили поймала себя на том, что взгляд снова и снова скользит к столу Слизерина, выискивая знакомый профиль — бледное лицо, волосы, чёрные, как смоль. Северус сидел чуть поодаль, наклонившись к старшекурсникам, чьих лиц Лили не знала. Он не посмотрел в её сторону. Между ними теперь пролегала не только та поляна с обидными словами, но и целый зал — полный шепота, угроз и пропастей, о существовании которых она раньше и не подозревала.

Шум зала, аплодисменты новоиспечённым гриффиндорцам, смех с другого конца стола — всё сливалось для Лили в далёкий гул. Обрывки разговоров, долетающие с соседних столов, звучали тревожно:

«...пятый пропал, слышала?»

«...отец говорит, Министерство ничего не делает...»

«...метку нашли на амбаре под Дербиширом...»

Страх витал в воздухе — густой, липкий, как осенний туман.

Вечер тянулся медленно. Пир завершился, первокурсников увели в общежития, старшекурсники потянулись в гостиные. Гриффиндорская башня встретила теплом камина и привычным уютом. Но уют этот оказался обманчивым. Алиса устроилась в углу дивана с письмом от Сириуса — её лицо озаряла мягкая улыбка. Марлин, на редкость серьёзная, раскладывала карты на низком столике; её пальцы скользили по узорам, будто она искала ответ на вопрос, который не решалась произнести вслух.

Именно в тот момент, когда Лили уже почти смирилась с мыслью, что письма не будет, в окно со стуком ударилась небольшая, насквозь промокшая сова. Птица отчаянно билась в стекло, зажимая клювом конверт. Сердце Лили екнуло. Она распахнула форточку, впуская в гостиную порыв холодного ветра и капли дождя. Сова, дрожа всем телом, упала ей на колени и тут же выпустила конверт.

Почерк был знакомым, угловатым. Эл.

Лили разорвала конверт дрожащими пальцами. Алиса уже подхватила сову, укутывая её полой мантии.

«Лили,

Прости за молчание. Здесь, в этой проклятой трансильванской глуши, всё окутано секретами толще местного тумана. Исследования оказались куда серьёзнее, чем я думал. И опаснее. Пишу урывками, когда удаётся урвать момент и найти сову, которой можно доверять (здешние почтовые не слишком надёжны).

Всё в порядке, не волнуйся. Просто не могу писать часто — правила. Жёсткие. Скучаю по Хогвартсу. По нашим разговорам. По твоему смеху. Постараюсь отправить весточку, как только смогу. Держись. И береги себя, ладно? Особенно с учётом... всего, что происходит. Читаю «Пророк» урывками — тревожные новости.

Эл.»

Коротко. Сухо. Полно недомолвок. Но он жив. Он помнит. Он скучает. Камень свалился с её груди — и тут же оставил после себя пустоту и дрожь в пальцах. Не было обещаний, нежных слов. Только факты и сдержанная забота.

Лили прижала письмо к груди. Она не знала, чего ждала на самом деле. Но теперь это стало её якорем. Хоть каким-то.

— От него? — Алиса присела на подлокотник кресла и протянула кружку горячего чая. Её глаза светились заботой.

Лили кивнула, прижимая письмо к груди.

— Жив. Занят. Секреты.

— Слава Мерлину! — Алиса тут же обняла её за плечи. — А то ты сегодня как привидение ходила.

Марлин поднялась со своего места, карта «Отшельник» всё ещё была в её пальцах. Она наклонилась, взгляд скользнул по смятому листку.

— «Скучает», — тихо прочитала она уголок письма. — Видишь? Всё не так плохо. А секреты... у всех они есть.

Ее голос звучал успокаивающе, но в глазах мелькнуло что-то нечитаемое.

Она допила чай, теплота немного разлилась по телу, смягчив остроту дня. Письмо Эла лежало на коленях, простой листок бумаги, но такой важный. За окнами бушевала буря. Молнии рвали черное небо белыми трещинами, на миг освещая грозные башни и взволнованное озеро. Гром отзывался в каменных стенах низким эхом, словно в груди самой Лили.

В гостиной было шумно и тепло: Сириус спорил с Джеймсом, Питер робко улыбался, первокурсники ахали, Алиса смеялась. Островок света. Но уют этот казался хрупкой иллюзией, прозрачным пузырем в кипящей темноте.

Лили прислонилась лбом к холодному стеклу. Облегчение от письма переплеталось со страхом за родителей, мрачными новостями и словами Доркас.

«Слепота к очевидному», — вспомнила она слова Марлин.

«Знать врага в лицо», — эхом отозвалось предупреждение Доркас.

Разжав кулак, она выпустила слизня. «Не дай ему сломать себя». Стало легче дышать — не потому, что страх ушёл, а потому, что она наконец разглядела его очертания. И это был первый шаг к тому, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.