Breaking the Opening | Взламывая дебют (гет)

Прим. переводчика: шахматная ситуация, когда любой возможный ход игрока ухудшает его позицию. Здесь = позиционной ловушке: когда у игрока тесная позиция, любая перестановка фигур создаёт слабости в защите.

Совещание было коротким. Как обычно, когда решение уже принято.

— Тебя переводят.

Гермиона подняла взгляд с карты.

— Почему?

Грюм встретился с ней глазами.

— Он все еще не дал нам ни единого имени. Ничего что можно применить на практике. Ты будешь полезнее в других задачах.

— Его сопротивление рассчитано на игру вдолгую, — сказала она. — Оно основано на ритме. Привычке. Он начинает открываться.

— Он просто болтает, Гермиона.

— А остальные не выбили из него ни слова.

— Смотри, они готовят очередной рейд на севере, — аккуратно влез Билл. — Нам нужен координатор. Ты одна можешь быстро засечь следы трансгрессии.

Его слова звучали разумно.

— Кто заберет допросы?

— Дингл вызвался. Снова.

* * *

Гермиона не попрощалась. Хотя сама мысль об этом была абсурдной.

Но она оставила последнюю книгу. Это была старая копия «Венецианского купца» с треснувшим корешком и исписанными юной рукой страницами. Ее рукой.

Она сомневалась, что Люциус ее прочтет.

И все же она отдала книгу стражу, чтобы передал с ужином. А затем ушла.

* * *

Что-то изменилось.

Он понял это, когда открылась дверь. Ни запаха чернил. Ни изношенных башмаков. Ни тишайшего шороха накрахмаленного пергамента. Только бормочущий идиот с планшетом и нервной улыбкой.

— Где она?

Дингл моргнул.

— Кто?

— Ты прекрасно знаешь кто. Грейнджер.

— А. Ее перевели.

Люциус церемонно изогнул бровь.

— Она занята, знаешь ли. Мы все заняты.

Люциус не ответил. Он выпрямился и пригвоздил Дингла к земле той неторопливой уверенностью, что когда-то заставляла умолкать Министерские залы.

— Мне нечего тебе сказать.

— О, — сглотнул Дингл. — Ну, не то чтобы это вам решать…

— Я буду говорить только с ней.

Дингл нащупал палочку, пробормотал что-то про протокол и в конце концов вышел из комнаты с видом человека, едва избежавшего дуэли.

Люциус снова расслабился. Стул под ним жалобно скрипнул.

Он взглянул на стол. Там с вчерашнего дня лежала книга. Потёртая. Исписанная заметками. Он раскрыл её.

Одна строка была подчеркнута дважды:

«The quality of mercy is not strain’d…»⁽¹⁾

Он закрыл книгу. И застыл в ожидании.

* * *

Дингл вернулся следующим утром. Несколько менее воодушевленный и с новым планшетом, как будто ему предстояло разобраться лишь с бумажной работой.

— Утречко, — поприветствовал он. — Надеюсь, ты хорошенько подумал. Нам действительно нужно…

Люциус даже не поднял глаз.

— Я не могу понять: в чем дело? Она не вернется.

Ноль реакции.

Спустя еще пару минут Дингл выругался под нос и ушел.

Люциус услышал, как дверь снова закрылась, и медленно выдохнул.

Тишина вернулась. Но теперь она казалась абсолютной.

* * *

На следующий день не пришел никто. Дверь камеры осталась закрытой. Ни голосов из коридора. Ни аромата чая или обувного лака, ни озона от чар.

Лишь он. Книга. Стены.

Он пытался читать, но каждая страница говорила ее голосом. Люциус закрыл «Купца» и кинул его под стол.

Промерил шагами комнату.

Сел.

Снова поднял книгу, только чтобы швырнуть ее на пол с силой, достаточной для появления нового надрыва на корешке.

Его ошеломило, каким громким оказался звук в пустой комнате.

Ночью Люциус не смог заснуть.

И в момент осознания, что Гермиона действительно может не вернуться, его объял холод.

* * *

Следующим прислали Бруствера.

Он замер в проходе со скрещенными на груди руками, будто наблюдая досадное недоразумение.

— Она не вернется, — сообщил он, не утруждая себя политесами.

Люциус не ответил.

— Я знаю, ты ждешь ее. Я также знаю, что ты не будешь говорить ни с кем другим. Что делает это пустой тратой моего и твоего времени.

Люциус поднял взгляд.

— Тогда не трать его.

Бруствер тонко ухмыльнулся.

— Для того, кто считает себя великим стратегом, ты, знаешь ли, виртуозно загоняешь себя в угол.

Люциус откинулся на спинку стула.

— Вопрос в том, чего, как вы думаете, я добиваюсь.

Повисла пауза.

— Ты хочешь окончания войны? — наконец спросил Бруствер.

Люциус склонил голову набок.

— Еще не решил.

Новая пауза. Теперь дольше.

— Сообщи, как решишь, — бросил он напоследок, разворачиваясь на каблуках.

Дверь закрылась.

* * *

Люциус долго сидел без движения.

А затем потянулся к левому ботинку и вытащил сложенный втрое клочок пергамента, который держал в тайне. Даже не заглядывал до прошлой недели.

Сейчас же Люциус медленно развернул его. Зачарованные чернила слегка блестели. Координаты. Четырехмесячной давности.

Резервный схрон.

Он сложил пергамент и на этот раз не стал прятать.

Не подношение. Приманка.

* * *

Он передал: «Я буду говорить. С одним условием».

И ждал едва ли час.

Когда дверь открылась, Люциус не поднял головы. Не было нужды — знал, что пришла она.

Стук ее ботинок. Запах чернил.

А еще она злилась, это он тоже чуял.

Гермиона села.

Люциус подождал еще мгновение, а затем посмотрел на нее.

Что-то шевельнулось в груди. Что-то совершенно незнакомое.

— Они притащили тебя силком, — негромко спросил он, — или пришла сама из любопытства?

— Я пришла посмотреть, из-за какой бессмыслицы развели этот спектакль.

Он позволил себе слегка улыбнуться.

— Я указал им место.

Она изогнула бровь. Едва заметно. И совершенно не удивилась.

— Уверен, что оно до сих пор используется?

Люциус кивнул.

— Это запасной пункт. Не особо важный. Если он активен, вы узнаете в течение суток.

— Почему сейчас?

— Скучал по твоей компании.

Она не удостоила это ответом. Но перо дрогнуло. И плечи на порядок опустились.

Какое-то время Люциус наблюдал, как она пишет.

— Вернешься? — подчеркнуто небрежно спросил он.

— Зависит от.

— От чего?

— От того, даешь ты информацию или продолжаешь играть в игры.

Люциус откинулся назад.

— Почему не и то, и другое?

Гермиона захлопнула блокнот и поднялась.

— У тебя только один шанс, Малфой. Если это пустышка, тебя закопают и забудут. И я не стану их останавливать.

1) «Милосердие не знает принужденья…»

Вернуться к тексту