Мышонок и Лягушонок (гет)

«У нас цветут сливы-цеппелины, такие большие жёлтые цветы, вот бы ты их увидел! Ты же можешь увидеть! Прикладываю к письму рисунок».

«Папа думает, что волшебники плохо понимают дьявольские силки. Ты знаешь, что в Ирландии их дрессируют?! Он пытается найти способ, но пока они задушили нашу курицу. Я едва не расплакалась, так было жалко!»

«Блейз, какой вид облаков у тебя любимый? Я люблю такие огромные, многослойные, похожие на кремовый торт. Нет, совсем не на торт! И не на перину, как говорят. Я пока ищу подходящее сравнение. Меня они завораживают, особенно когда все верхние слои белые, а нижний — тёмно-серый. Как будто они притворяются грозовыми злыми тучами, понимаешь?»

«Пожалуй, мне даже нравится, что ты не отвечаешь. Я как будто говорю с собой, но немного с тобой. Сегодня я решила расписать стены и потолок комнаты. Мне хочется чего-то волшебного, но не грубого, чтобы было приятно лежать и смотреть перед собой. Может, нарисовать звёзды и снежных стрекоз? Я всего два раза их видела».

«Лавгуд. У меня нет любимых облаков, я рад, что дьявольские силки задушили курицу, а не тебя, и я понятия не имею, как выглядят звёздные стрекозы. Но я не знал, что ты рисуешь. Цветы были красивые, правда. Если ты нарисуешь мне облака, я, наверное, проникнусь. Вообще люблю живопись, особенно хорошую. Ну, сама понимаешь, нельзя быть итальянцем и не любить искусство — это что-то врождённое.

Я в Тоскане, дома, у меня шесть занятий по боевой магии в неделю, не считая спаррингов с отчимом. Я позорно проиграл Белле Лестрейндж за секунды полторы, и это уж точно не повторится.

Готовлю зелья, разные. Добил расширенную программу седьмого курса и начал высшие. Я говорил, что пытался создать Веритасерум на втором курсе? Ясное дело, не вышло, но я даже никого не отравил. Получилась болтушка.

У нас жара, я встаю в шесть и валяюсь в море по три часа. Заказал жабросли, хочу понырять на глубине. Достану тебе коралл. Хотя ты будешь ругаться, что он живой. Значит, ракушку. Она точно не живая.

Всё. Других новостей нет».

* * *

Он сумел не столкнуться с Лавгуд в поезде. Но увидел её сразу после праздничного ужина. В огромных очках с розовой оправой и выгнутыми стёклами — она из-за этого стала похожей не на Лягушонка, а на стрекозу.

— Лавгуд.

Блейз просто снял с неё эту хрень.

— Привет, Блейз, — напевно, радостно произнесла она. — Ты тоже хочешь примерить спектрально-астральные очки? Тебе скорее нужен амулет, твои мозгошмыги…

— Лавгуд.

Она осеклась. Прямо сейчас сил на мозгошмыгов у Блейза не было.

— Лавгуд, вот это… выбесит твоих тупых воронов. А дальше схема простая. Они нападут на тебя, я нападу на них. И кого-нибудь убью.

— Блейз…

— Лавгуд, я очень, очень сильно хочу кого-нибудь убить. Мне даже причина не нужна, просто любой повод. Я тебя прошу…

Это не её проблема. Вообще нет. Блейз вернул ей очки и сунул руки в карманы мантии. Он не имел никакого права перекладывать на неё ответственность за то, что творится в его больной голове.

Но он был признателен ей за то, что она убрала очки и ни о чём не спросила.

— Пошли, — сказал он и, неспешно подстраиваясь под её шаг, направился к башне Рейвенкло.

Где-то на середине пути Лавгуд взяла его за руку, и он не стал сопротивляться.

* * *

Очень не хватало Касси. Он был безупречным товарищем и контролёром. В отличие от самого Блейза, у Касси голова была холодной. Он точно знал, что будет получать мастерство в менталистике и в боевой магии, а потом…

Что ж, они шутили, что он станет телохранителем принца. Всё равно его надо будет охранять.

Сам Мышонок остался единственным, кто понимал Блейза — причём более чем полностью. И про мать, и про Сева, и про…

В общем, рядом с Мышонком становилось спокойнее. Он был смешной. Любимчик Слагхорна, староста, один из самых, чтоб его, популярных парней в школе. Всего этого он совершенно не замечал, ковыряясь то в политике, то в истории, то в окклюменции. С последней у него было совсем трудно — но он держался.

Расстался со своей Боунс, что Блейз от всей души приветствовал. Нет, ему нравилась Сьюзен сама по себе, толковая умная девчонка. Но было тошно смотреть на картину «Два унылых девственника боятся взяться за руки». И на самом деле за этими прогулками и свиданиями они скорее маскировали полное отсутствие личной жизни.

Не то чтобы личная жизнь Блейза в последнее время полыхала яркими красками.

Какая тут, к Мордреду, личная жизнь, сплошные Мышонок да Лягушонок. Ещё Сев психованный, нервный, то рычит, то растекается сиропной лужей. Мать с… Про обоих думать тошно. Неважно. Риддл маячит. Тео с катушек слетел, и было у Блейза нехорошее подозрение, что он прячет под маскирующими чарами метку.

На зельях Гарри ухватил из старого шкафа учебник с заметками на полях. Блейз и сам нередко писал в учебниках, правда, обычно не для себя, а для Мышонка. Себе-то чего? Он и без того знает, где что не так.

А вот владелец этого потрёпанного «Расширенного курса» придерживался другого подхода. Руку нельзя было не узнать. Блейз произвёл выгодный обмен: Гарри получил новый учебник с подробными и очень чёткими и разборчивыми заметками на полях, а Блейз — возможность познакомиться с дорогим отчимом Севом в возрасте шестнадцати лет.

Насколько надо быть одиноким, чтобы общаться с учебником? И насколько ненавидеть мир, чтобы там же на полях разрабатывать тёмные проклятия?

«Сектумсемпра» Блейзу понравилась. Из формулы восстанавливалось действие: рассечение плоти. Глубокое и, вероятно, летальное. Старший и очень злобный родственник медицинского «Секо».

Чары от подслушивания, щиты, заклятие, высасывающее кровь. Очень немногое подходило для применения в школе.

Хотя в очередной раз воспитывая нарглов, он очень хотел опробовать что-то из нового арсенала.

* * *

Лил отвратительный дождь. Косой, резкий, ледяной. В Хогсмид совершенно не тянуло, но и оставаться в замке не хотелось. Блейз убедился, что Мышонок собирается мирно сидеть в библиотеке, накинул водоотталкивающие чары и всё же направился к воротам. И, конечно, увидел впереди Лягушонка в сиреневой переливающейся мантии. Она подняла палочку вверх и держала над головой водонепроницаемый купол.

— Лавгуд.

— Здравствуй, Блейз.

Она совершенно ему не удивилась, а он наложил на неё согревающие чары.

— Зря. Так совсем не чувствуется осень.

Просто из чувства противоречия он добавил водоотталкивающие чары. Он фамильярно обнял её за плечи, прижимая к боку.

В такую погоду мало кто отважился выйти из замка — и те, пройдя немного, попрятались в трактирах. Деревня казалась опустевшей. Только они вдвоём шли по центральной улице.

— Это из-за дементоров. Они навевают холод и дождь. Но я делаю вид, что это не так. Просто испортилась погода. А как она может испортиться? Просто нам холодно, а погоде, наверное, хорошо.

Блейз молчал и думал, что хотел бы взять её на руки и куда-нибудь унести. Без разницы, куда. Порылся в карманах и достал ракушку. Большую, шипастую, бело-розовую, с длинным хвостом. Лавгуд обрадовалась как ребёнок, чуть ли не запрыгала от восторга. И бережно спрятала.

Дожили. Вот такая у него личная жизнь — бродить по вымершей деревушке под ливнем и слушать рассказы о несуществующих обитателях Средиземного моря.

Он взял из дома не так уж много вещей, но её рисунки — жёлтые цветы и лохматые облака — забрал.

— Ты всё равно выглядишь мокрым и замёрзшим Лягушонком, — объявил Блейз посреди тирады о крошечных подводных феях. — Пошли куда-нибудь греться.

Лавгуд помотала головой.

— Почему?

— Это будет выглядеть совсем как свидание.

Oddio! Она умудрялась говорить такие вещи самым спокойным и мечтательным тоном на свете.

— Non immagini quanto me ne frego.

— Я поняла только «не представляешь».

— Я знаю.

— Это забавно и мило, когда ты переходишь на итальянский.

Это не забавно и не мило, он был в этом убеждён.

— Пошли. Или будешь изображать викторианскую леди?

— Это была бы очень скучная роль.

В «Лисьей норе» народу оказалось ожидаемо мало — ценник отпугивал. По большей части, это было место для взрослых путешественников, которым не по душе грубая еда и сомнительная публика в «Трёх мётлах».

Лавгуд забилась в угол, молча сверкала оттуда глазами и едва-едва поела. Ей не хотелось здесь находиться, а заставить Лавгуд делать то, чего она не хочет, невозможно — это Блейз уже понял.

Вышли. Всё так же молча она потянула его к Воющей хижине, подошла ближе к кромке леса, направила палочку на землю. Завораживающе красиво проросла молодая зелёная трава. Конечно, не настоящая — плод умелого колдовства. Но выглядело это не магией, а чудом. Без сомнений Лавгуд опустилась на этот травяной ковёр. Блейз последовал за ней и ощутил тепло.

Сверху раскрылся купол — он не пропускал ни дождь, ни холод.

— Иногда мне просто интересно, что тебе мешает подучить боевые чары и раскатывать нарглов в лепёшку?

Хотя о чём он. Это было бы жестоко и скучно — сочетание, которое его дурацкий Лягушонок терпеть не мог.

— Лавгуд…

Блейз подвинулся к ней, положил ладонь на затылок и поцеловал. Губы у неё имели вкус дождя — хотя он точно не знал, какой у дождя вкус.

— Расслабься, а?

Самое смешное, что она действительно расслабилась, положила руки ему на плечи и вдруг зажмурилась. Доверчиво, беззащитно и трогательно. Мелькнула сумасшедшая мысль: это ощущалось как первый поцелуй, словно подобного ещё не происходило в его жизни.

Вообще, он вряд ли сумел бы посчитать их количество. Там с числом девушек-то проблемы — третий и четвёртый курс он провёл в бесконечных экспериментах и внезапных коротких вспышках влюблённости.

А тут — пожалуйста, Лавгуд. Самое нелепое существо на планете. В такое нельзя влюбляться.

Он влюбился? С гарантией нет. Совершенно не то.

Она спрятала лицо у него на плече, Блейз прижался щекой к пушистым волосам и прикрыл глаза. Шумел дождь. Лавгуд дышала часто, сбивчиво. Запретный лес шевелился совсем близко.

— У мамы будет ребёнок… — прошептал Блейз, в глубине души надеясь, что Лавгуд его не услышит. — У неё будет ребёнок, а я… Я из дома ушёл.

Он не объяснял этого Мышонку — потому что ему вовсе не требуется никаких объяснений, он всё знает и понимает. Тем и бесит. А Лягушонок не понимает, вернее, понимает не то и не так. Поэтому он добавил:

— Я не хочу… видеть этого, понимаешь? Чувствовать.

— Она тебя очень любит, да? Твоя мама? — едва различимо спросил Лягушонок.

— Раньше.

— Так не бывает.

— Бывает.

* * *

— «…дышать огнём, но обладает зубчатыми стальными клыками, которыми разрывает добычу. Сналлигастер часто подвергал опасности Международный статут о секретности: естественное любопытство этого существа в сочетании с пуленепробиваемой шкурой…».

— Теперь не могу Скамандера, — пробормотал Блейз, с трудом открывая глаза. — Бестолковое… изложение. Для первачков.

— Зато он не пишет о том, на какие ингредиенты можно разделать животное.

— В этом и проблема.

Он всё-таки словил тёмномагическую дрянь во время этой безумной, страшной битвы в Хогвартсе.

Блейз был уверен, что готов к чему угодно. Он учился драться, он отлично колдовал. Где там! Он оказался совершенно не готов, действовал — а внутри трясся от ужаса. Что самое страшное? Так сразу и вспомнить не удавалось. Наверное… мистер Крэбб, который посылал в Сева убивающее. Конечно, Блейз знал, что Крэбб служит Риддлу. Но одно дело — знать, а другое — видеть. У Крэббов они нередко играли в детстве, Блейз сидел у него на коленях, Мордред подери!

Или олух Хагрид — в крови и без сознания. Почти невозможно достать полувеликана.

Или Мышонок, который опускает палочку после того, как впервые применил Непростительное.

Блейз видел, как убили Флитвика.

И не видел, как Грейнджер обжигает пламенем.

Гарри отличился, конечно, с этим своим мечом. А потом к школе двинулся отряд сквибов, вооружённых зачарованными автоматами. Блейз достаточно много времени проводил в обществе магглорождённых, чтобы догадаться: вероятно, сейчас их будут очень быстро убивать.

В тот момент Блейз не почувствовал ни капли страха, зато сумел проникнуться восхищением и даже восторгом при виде того, как Мышонок превращается в принца Альберта Йоркского. Это было невероятно красиво и даже немного страшно. Проблему он решил.

— Раз ворчишь — значит, всё в полном порядке, — сказали слева.

— И ты тут…

— Куда я денусь, — резонно ответил Мышонок.

— Берти находит книжку мистера Скамандера милой, — заметила Лавгуд, которая примостилась у Блейза в ногах.

— Угу, это значит, что она кажется ему скучной и бестолковой.

— Это неправда, — возразил Мышонок.

— Думаю, всё-таки правда, — со вздохом признала Луна.

— Пожалуй, ему немного не хватает научности. Но как развлекательная литература — очень здорово.

Блейз рассмеялся. Там кто-то пострадал, кто-то погиб, а он смеялся и чувствовал себя счастливым, потому что нелепый Лягушонок и храбрый Мышонок сидели рядом, живые и здоровые.