Без будущего (джен)

В сообщениях говорилось, что они встретятся сегодня вечером в «79-м».

Письмо Вулффа было коротким и по существу, в то время как Блай добавил немного «надеюсь, у тебя все хорошо» и «мы бы хотели тебя увидеть». Коммандер Фокс постукивал стилусом по поверхности стола, глядя на открытые письма и размышляя, как ответить. Часть его хотела встретиться с ними, а другая не знала, что им сказать. Он провел рукой по своим темным волосам, уже тронутых сединой; красный шлем был снят и лежал рядом с датападом. Сегодня у него действительно был выходной, и он скучал по ним. Просто не был уверен, что все еще вписывается в компанию. Уже давно он не чувствовал себя одним из них. Служба на Корусанте оказалась не такой, как ожидал. Выросший на Камино, Фокс был полностью готов к тому, что, когда придет время, его бросят в мясорубку вместе с остальными.

Но этого не случилось.

Вместо этого его отделили от них и отправили на специальную программу обучения, которая включала в себя изучение социального этикета, контрразведки и поимки преступников. Вместо генерала-джедая, как у остальных, он подчинялся непосредственно к канцлеру. Ожидаемые поля сражений превратились в патрулирование улиц Корусанта, надзор за тюрьмой и охрану дверей, пока Палпатин занимался своими делами. Это была не та жизнь, что он себе представлял, но гордился тем, что его выбрали охранять всё, что олицетворяло Республику. И твердил себе, что такой же солдат, как и все остальные, даже если не на передовой.

Работы у него, во всяком случае, хватало.

Порой Фокс был так измотан, поддерживая порядок, что засыпал буквально на ходу. И каждый раз потом корил себя за это — ведь хорошие солдаты не засыпают, охраняя Сенат. К счастью, шлем скрывал его промахи, и он унесет их с собой в могилу. Ему не нравилось, когда его компетентность ставили под сомнение. Фокс работал над этим, потому что братья любили подшучивать, а его защитная реакция делала легкой мишенью. Ему бы хотелось посмеяться в ответ, парировать, но на самом деле он ненавидел, когда из него делали посмешище. Каждый раз ему казалось, что за их шутками скрывается завуалированная критика его лидерства. Что, конечно, было глупостью — он понимал, что они так не думали. Он же их брат. Это была его собственная проблема, собственная неуверенность, которую, как он прекрасно понимал, проецировал на других.

Осознание этого не делало ситуацию легче.

Фокс не понимал, откуда в нем этот вспыльчивый нрав — и почему так сомневался в своей роли в войне. Он не всегда был таким. Когда-то любил проводить время со всеми своими воде⁽¹⁾. Фокс и не подозревал, насколько отдалились они друг от друга, пока не случилось это; и поймал себя на мысли, что предпочел бы еще более плотный график, лишь бы не чувствовать неловкость в их присутствии. Война изменила их всех — сблизила тех, кто сражался бок о бок, и одновременно отдалила его от них. Они отправились в галактику и стали героями, а он остался в тюремной системе Корусанта, чтобы не дать заключенным гангстерам убивать наркоманов. Возможно, именно это и породило ту пропасть между ним и братьями.

Нет, понял он.

Все началось ещё на Камино — просто со временем стало хуже. Первые трещины появились после инцидента с Коди. Ни один из них не участвовал в первой битве при Джеонозисе. Когда остальные отправились на войну, каминоанцы отправили его, Коди и еще нескольких на Корусант. Им было приказано начать формирование батальонов под руководством временного военного совета, созданного Палпатином, и приступить к укреплению оборонительных позиций. Это было разумно: они не хотели рисковать потерей всех своих старших офицеров в первой же битве. Фокс и Коди были частью плана на случай, если битва за Джеонозис закончится поражением.

Фокс тогда с ума сходил от тревоги за тех, кто оказался на передовой, и впервые в жизни попробовал алкоголь. На Камино не было алкоголя, но на Корусанте он оказался на удивление легкодоступным. Впервые Фокс выпил, когда пришли новости о победе в первом сражении. Война стала неизбежной: с обеих сторон было слишком много потерь, очень многое поставлено на кон. Фокс тогда напился до беспамятства, ожидая возвращения выживших на Корусант. С тех пор пил при любой возможности — особенно в первые месяцы, когда все было новым и ошеломляющим. Коди заметил это, хотя поначалу делал вид, что ничего не происходит. Потом начались расспросы, все ли с ним в порядке. Фокс раздражался от самой мысли, что кто-то мог усомниться в его способности выполнять свою работу.

О, конечно, с ним все было в порядке.

А почему бы и нет? Они ждали этого всю свою жизнь.

Затем, всего через два месяца после начала войны, они с Коди решили воспользоваться щедростью Республики и отправились выпить в один из VIP-залов частного клуба, часто посещаемый сенаторами. Фокс понимал, зачем это нужно: показать публике, что ВАР существует — обычные люди, не внушающие страх; люди, что могут выпить в изысканном частном клубе, а не как нечто, выращенное в лаборатории, чья цель — убивать по приказу. Он понимал, зачем все это, но ему было все равно, как и Коди. В тот вечер они воспользовались открытым баром по полной.

Тогда это и случилось.

Впервые он нарушил священные узы братства.

Они уже изрядно выпили, когда Коди заметил, что Фокс пьет гораздо больше него. Что война еще даже толком не началась, а у Фокса уже выработалась нездоровая привычка справляться со стрессом, которую каминоанцы никогда бы не одобрили. Фокс пытался отшутиться, правда пытался. Но разум был затуманен алкоголем, а он все еще не оправился от потери близких братьев, не вернувшихся с первых сражений. Настроение окончательно испортилось, когда он заметил, что некоторые гражданские смотрят на них и неодобрительно перешептываются. К счастью, натуралы⁽²⁾ пробыли там недолго, и они с Коди остались совсем одни. И это было к лучшему, потому что то, что произошло дальше, определенно не пошло бы на пользу клонам. На самом деле это было бы полной противоположностью тому, что имел в виду Сенат, когда предложил им роскошь в виде увольнительных.

— Знаешь, что они говорят, — уклончиво ответил Коди. — О людях, которые слишком много пьют.

— Что говорят? — спросил Фокс.

— Тот, кто так пьет это, — Коди указал на пустой стакан Фокса, — должно быть, сепаратист.

Коди осушил свой бокал одним глотком, а у Фокса от этого комментария зазвенело в ушах. Раздраженный, он схватил новую бутылку и наполнил оба бокала, но Коди заметил, что ему, пожалуй, хватит.

— Я был создан, чтобы быть хорошим солдатом, — настаивал Фокс. — И по сей день остаюсь таковым…

Коди пробормотал себе под нос что-то о том, что он уже говорит как ветеран, но Фокс проигнорировал это и продолжил.

— И я бы никогда не предал ВАР, — заявил Фокс, небрежно ткнув Коди пальцем, сжимая бутылку в руке. Он допил остатки, проигнорировав стакан. Коди на мгновение уставился на него, а затем наклонился и взял свой наполненный стакан.

— Ты никудышный солдат, — рассмеялся Коди. — ВАР всегда боролся с пьянством, а ты алкоголик!

Он подчеркнул свои слова, тыча пальцем, и его губы дрогнули в дразнящей улыбке. Возможно, именно намек на предательство, пусть даже шутливый, стал последней каплей. Фокс не совсем понимал, что заставило его сорваться — страх быть списанным или действие алкоголя, затуманившее разум.

Он помнил только, как внезапно вскочил на ноги, а Коди посмотрел на него, вздрогнув.

— Пошел ты! — сказал он.

И швырнул бутылку Коди прямо в лицо.

Коди отпрянул, стул опасно качнулся на задних ножках; он взмахнул руками, пытаясь защититься, но было слишком поздно. Бутылка разбилась, и Фокс не ожидал, что все так обернется.

Он не задумывался.

Повсюду осколки стекла и кровь.

Гнев мгновенно исчез. Фокс бросился к Коди, лежащему на полу без сознания, а у его лица растекалась кровь. Он извинялся, умоляя брата очнуться, в ужасе от того, что наделал. До сих пор воспоминание об этом вызывало у него судорожный стыд. Единственным спасением тогда было то, что свидетелей не было — ни огласки, ни последствий. Фокс помог Коди добраться до лазарета, как только тот пришел в себя, и брат наплел такое дерьмо банты, пока ему вытаскивали осколки стекла и промывали рану бактой. Фокс чуть было не признался, что произошло на самом деле, но Коди схватил его за руку, когда медицинский дроид отвернулся, и прошипел, чтобы тот придерживался его версии событий. Он неохотно согласился. Коди потребовалось несколько дней на восстановление, прежде чем его отправили служить в качестве маршала-коммандера под началом генерала Кеноби, и с тех пор Фокс его не видел.

Фокс заслужил, как минимум, дисциплинарного взыскания. Проступок был очень серьезным, его могли отправить на перевоспитание или даже списать. Вместо этого Коди вернулся через несколько месяцев на Корусант вместе с генералом Кеноби, прибывшим по делам джедаев. Фокс удивился, когда Коди подошел к нему и отвел в сторону, чтобы поговорить.

И тогда впервые увидел шрам, который сам же ему и оставил.

Он был неровным и зазубренным, белый рубец на виске, огибающий глаз, заканчивающийся на верхней части скулы. Он напоминал косу. Повезло не лишиться глаза. Фокс извинялся, как никогда в жизни, но Коди лишь пожал плечами и сказал, что ему даже нравится. Они расстались на хорошей ноте и с тех пор не обсуждали инцидент.

Однако стыд никуда не делся. Фокс давно подозревал, что некоторые из офицеров узнали об инциденте, хотя его так и не наказали. На самом деле никто об этом даже не упоминал, но он чувствовал это, улавливал во взглядах, в некоторых ехидных комментариях — весьма туманных, что не придраться, но он знал, что они в курсе. Ему было тяжело находиться рядом с ними, зная, что они знают, на что способен по отношению к другому клону. Он чувствовал себя испорченным, будто подвел их всех. И дистанция между ними росла, пока не превратилась в пропасть: с Коди и остальными на одной стороне, а Фокс — на другой.

Фокс швырнул стилус на стол и встал. Он закрыл жалюзи, скрывая вид на город и погружая кабинет в темноту, и запер дверь. Он бродил взад-вперед, размышляя, и сцепив руки за спиной. Ему хотелось, чтобы все было как раньше, на Камино. Он был продвинутым ребенком и исключительным кадетом, принимал восхищение братьев как должное. Думал, что всегда будет таким в их глазах. А потом его отправили доказывать свое величие, и потерпел неудачу на первом же препятствии.

Коди был началом. После него последовала череда сожалений.

Он отмахнулся от Пондса, соврав, что слишком занят, чтобы навестить брата, но через три дня узнал, что Пондс погиб — из-за юного клона по имени Боба. Узнав, что Боба в тюрьме, Фокс отправился к кадету-предателю, чтобы узнать, как погиб Пондс. Ему сразу не понравился мальчик, отвергший его, когда Фокс попытался назвать его братом. Дальше стало еще хуже. Его охватила ярость, когда узнал, что Пондса, связанного, с кляпом во рту, застрелили в затылок, а его тело выбросили в открытый космос. Фокс сорвался и ударил мальчика. На кулаке осталась кровь, а глаза Бобы наполнились слезами, а затем стали такими холодными, что Фоксу стало не по себе. Узнав правду, он не получил облегчения. Только боль.

Потом был Рис.

Рис был довольно непростым блестяшкой, слишком упрямым, на вкус Фокса. Вернувшись с задания с Йодой, Рис начал обращаться за помощью к другим, перестав слишком сильно фокусироваться на враге, что поначалу значительно облегчило работу с ним. Все трое, кто сопровождал Йоду в тот день, вернулись обновленными. Джек и Тайр тоже вдохновились, их подход к работе улучшился. Тайр уже был опытным гвардейцем в звании лейтенанта, но его новообретенные терпение и рассудительность оказались бесценны. К сожалению, пришлось отпустить Джека — тот попросил о переводе, вдохновленный непрошеными мудрыми советами джедаев. Тогда Фокс впервые ощутил неприязнь к джедаям из-за вмешательства в дела его воде. С тех пор он считал их высокомерными, думающими, что они могут делать все, что захотят, а военные знания и логистика — к черту. Сначала он потерял Джека, а потом Рис поплатился за то, что слушал нелепые притчи морщинистого зеленого джедая. И в отличие от Джека, действительно потерял Риса.

Они отправились в рейд в логово сепаратистских шпионов на нижних уровнях, и все пошло не по плану. Рис — по крайней мере, прежний Рис — распознал бы потенциальную угрозу и среагировал бы. Новый, более внимательный Рис замешкался на несколько секунд и повернулся к Фоксу, ожидая приказов. Фокс, раненый, находящийся в тот момент в гуще перестрелки, принял абсолютно неверное решение. Позже, когда Фокс нашел Риса, тот лежал на спине совершенно неподвижно. Его шлем лежал в стороне, а невидящие глаза все еще были широко раскрыты от удивления. Захваченные живыми шпионы, оказались мирными жителями Корусанта, были сторонниками врага и полными глупцами, поверившими ложным обещаниям графа Дуку. Эти воспоминания до сих пор оставляли горький привкус во рту.

Казалось, в этой войне Фокс больше сражался с собственным народом Республики и причинял боль своим братьям в процессе, чем сражаясь с силами сепаратистов. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз сталкивался с сепаратистскими дроидами. Только гражданские: преступники, контрабандисты и подонки с нижних уровней, недостойные жертв его братьев. Они умирали ради них. Это вызывало отвращение.

Джедаи были не лучше.

Возможно, его братья и верили, что они боги, которым не нужно ни перед кем преклоняться, но он в этом сомневался. Они были безрассудны, высокомерны, лицемерны. Думали, что их способность двигать предметы силой мысли и владение световым мечом дают некое моральное превосходство. Война для них — игра, где правила действуют на всех, кроме них. И все это преклонение перед ними других клонов вызывало у Фокса странные чувства. Его братья рассказывали о выдающихся джедаях, но Фокс видел только их отстраненность и назойливость. Как безразличны они были, когда погибал один из них. Как бы ни старался, так и не мог понять, как такие, казалось бы, сострадательные люди могут быть такими холодными. Это еще одно отличие, из-за которого Фоксу было трудно проводить время с другими клонами, за исключением его собственной Корусантской гвардии. Он просто не мог понять благоговения перед джедаями.

И наконец, было кое-что в канцлере не нравилось Фоксу.

Фокса не интересовала политика, но что-то в этом старике его нервировало. Тот притворялся беспомощным и постоянно обвинял то одну планету, то другую, но в конце концов всегда добивался своего. Он сюсюкал, улыбался, целовал руки и щеки, когда Фокс видел его на встречах с другими сенаторами или джедаями. Идеально играл роль добродушного пожилого джентльмена.

Но Фокс знал лучше.

Канцлер пренебрежительно относился к солдатам и слугам, когда рядом не было никого влиятельного. Фокс не раз был свидетелем, как канцлер отбрасывал все свои манеры и становился излишне покровительственным и жестоким. Фокс также ловил на себе многозначительные взгляды и хитрые улыбки, которые джедаи, казалось, никогда не замечали во время своих визитов. Это всегда происходило в те секунды, когда джедаи отвлекались на что-то другое или когда канцлер стоял к ним спиной. Но он видел достаточно, и его собственное лицо под шлемом было таким же непроницаемым, как у дроида. Для широкой общественности канцлер Палпатин был самым большим сторонником Ордена джедаев, и это чувство было взаимным. Канцлер утверждал, что дружил с такими людьми, как Энакин Скайуокер, Йода и Мейс Винду; они были единым целым, сражавшимся за свободу и справедливость для всей галактики.

Но это иллюзия.

Фокс не знал, что это такое на самом деле, но какова бы ни была реальность, это не то, о чем думали люди. Ему было трудно понять натуралов, и он не хотел усложнять себе жизнь еще больше, поэтому никогда не пытался узнать об этом больше. Изначально вовсе не искал никаких ответов — просто не мог не замечать некоторые вещи, проводя столько времени рядом с Сенатом. Из-за службы в охране ему почти нечего было делать, кроме как наблюдать за взаимодействием элит сотен миров. Фокс пришёл к выводу, что Палпатину не нравились джедаи — за исключением, пожалуй, его странной симпатии к Скайуокеру. А джедаи, несмотря на свою сердечную вежливость и все уступки, на которые они шли ради канцлера, часто были недовольны тем, что тот говорил.

С Республикой что-то не так.

Какой бы ни была ситуация, ему за это не платили. А учитывая, что ему вообще не платили, то так было почти со всем. Он находился на Корусанте для того, чтобы арестовывать тех, кого приказывали арестовать, ловить шпионов и охранять канцлера. Остальное его не касалось. Корусантской гвардии приходилось управлять городом размером с целую планету, а также сопровождать послов и эмиссаров в военное время. Население было огромным, а с гражданскими всегда труднее, чем с боевыми дроидами, поэтому у них даже было несколько коммандеров. У Фокса не было времени отвлекаться на конспирологические теории. Другие коммандеры Корусанта — Торн и Стоун — пожалуй, были единственными, кто действительно понимал, под каким давлением они находятся. Если они и замечали, что с Республикой что-то не так, то ничего не говорили.

С другой стороны, Фокс тоже ни словом об этом не обмолвился.

Фокс открыл запертый ящик под своим столом и достал бутылку т’ссолока — из партии, конфискованной у контрабандиста-тви’лека. Коммандер должен быть готов ко всему. Он открыл бутылку и сделал глоток. На вкус гадость, зато действовало быстро и приятно кружило голову. По протоколу он должен был всё изъятое контрабандное имущество задокументировать и уничтожить, а не прятать половину по углам кабинета и в личных покоях. Фокс оправдывал себя тем, что не платил за выпивку, значит, не поддерживал преступную деятельность. Кроме того, выбрасывать ее было бы расточительством, а братья в «79-м» пили не меньше. А если ему хотелось спокойно выпить в одиночестве? Не мог же просто пойти в магазин и купить что-нибудь — кредитов у него не было. Да и канцлер никогда не упрекал его в том, что алкоголь мешает исполнению служебных обязанностей. Пока старый хитрец был доволен, Фокс не волновался. Он прошел долгий путь с тех пор, как случилось то происшествие с Коди. Теперь он мог пить и при этом сохранять контроль над собой, это вошло в привычку, что, по мнению Фокса, было прогрессом.

Он сидел в темноте и пил в одиночестве, размышляя, как ему ответить на полученные сообщения.

1) Вод — брат, воде — братья.

Вернуться к тексту

2) «Натборны», прирожденные, — разумные, рожденные естественным путем. Также встречается вариант «мокрые».

Вернуться к тексту