Семья героев (джен)

Время в этой глухой деревушке текло иначе, чем в том мире, что остался по ту сторону смерти. Оно не неслось вперёд неумолимым потоком, а скорее сочилось, подобно древесной смоле, — густое, размеренное и наполненное смыслом каждого прожитого дня. Годы, пролетевшие с момента его нового рождения, сплелись в единое полотно из сменяющих друг друга сезонов: белоснежной тишины зимы, буйного цветения весны, знойного марева лета и багрянца осени.

К тому времени, как Рейну исполнилось восемь лет, он уже полностью свыкся со своей новой реальностью. Тело ребёнка больше не казалось чужеродной тюрьмой, а стало послушным инструментом, который он, пользуясь знаниями из прошлой жизни, неустанно закалял и развивал. Его дни были подчинены строгому распорядку: подъём с первыми лучами солнца, утренняя тренировка на его импровизированном полигоне, а затем — совместные занятия с Беллом. Но с каждым днём в его душе крепло осознание, что этого недостаточно. Он был частью семьи, сыном простых и трудолюбивых людей, и мысль о том, чтобы оставаться нахлебником, пусть и маленьким, претила его взрослому мировоззрению.

В один из летних вечеров, когда семья собралась за ужином, Рейн принял решение.

— Отец, мама, — начал он, отложив свою деревянную ложку. Его голос прозвучал неожиданно серьёзно для восьмилетнего ребёнка. — Я хочу помогать вам. По-настоящему.

Артур, его отец, оторвался от своей тарелки и с удивлением посмотрел на сына. Это был кряжистый мужчина, чьё лицо было обветрено и покрыто сетью морщин, несмотря на его не столь уж преклонный возраст. Лес забирал у своих служителей многое.

— Помогать? — переспросил он, и в его голосе прозвучала усмешка. — Ты и так помогаешь, Рейн. Кормишь кур, носишь воду из колодца. Для твоего возраста этого более чем достаточно.

— Нет, — твёрдо ответил Рейн, встретив взгляд отца. — Я хочу работать с тобой в лесу. И помогать маме с огородом и хозяйством. Тренировки укрепляют тело, но труд — это тоже тренировка. Я должен становиться сильнее не только для себя, но и для семьи.

Ливия, его мать, с тревогой посмотрела на сына. Её нежная рука легла на его плечо.

— Рейн, милый, лес — опасное место. Даже для взрослых мужчин. Ты ещё слишком мал.

— Я буду осторожен, — не сдавался он. — Я не прошу давать мне топор. Я могу носить твои инструменты, отец. Помогать таскать ветки, учиться разбираться в деревьях. Я не буду обузой. Обещаю.

В его янтарных глазах горела такая решимость, что родители переглянулись. Они видели перед собой не капризного мальчишку, а маленького мужчину, принимающего взвешенное решение. Артур долго молчал, изучая сына, а затем медленно кивнул.

— Хорошо, — произнёс он. — Завтра пойдёшь со мной. Но если я скажу тебе стоять на месте — ты будешь стоять. Если скажу бежать — побежишь без оглядки. Лес не прощает ошибок. Договорились?

— Договорились, — с облегчением выдохнул Рейн.

Этот разговор стал поворотной точкой. Детство, наполненное лишь играми и тренировками, закончилось. Началась жизнь.

Артур оказался суровым, но справедливым учителем. Он не делал сыну поблажек, но и не давал непосильных заданий. Сначала Рейн просто носил за ним его сумку с клиньями, точильным камнем и флягой с водой. Он наблюдал. Его разум, отточенный десятилетиями преподавания боевых искусств, впитывал всё, как губка. Он смотрел, как отец выбирает дерево, как определяет направление его падения, как делает первый подруб своим огромным топором. Каждое движение Артура было выверенным и экономичным, в нём не было ничего лишнего — лишь чистая, эффективная сила.

Со временем Рейн начал применять свои собственные знания. Он заметил, что отец, перетаскивая небольшие брёвна к месту, где их можно было погрузить на телегу, полагался исключительно на свою физическую силу.

— Отец, — сказал он однажды, когда Артур в очередной раз кряхтя тащил толстый ствол. — А что если использовать рычаг?

Артур остановился и вытер пот со лба.

— Рычаг? Что это ещё за слово такое?

Рейн, не говоря ни слова, нашёл крепкую, длинную ветку и камень побольше. Он ловко подсунул ветку под бревно, оперев её на камень.

— Теперь, если нажать сюда, — он указал на длинный конец ветки, — поднимать будет намного легче.

Артур скептически хмыкнул, но попробовал. Бревно, которое мгновение назад он с трудом волок по земле, легко приподнялось. Глаза мужчины изумлённо расширились.

— Где ты этому научился, малец? — спросил он, с новым уважением глядя на сына.

— В одной из книг у Белла прочитал, — соврал Рейн.

Таких моментов становилось всё больше. Рейн подсказывал, как правильнее распределить вес при переноске, как эффективнее складывать поленницу, чтобы она была устойчивее и лучше сохла. Его ветеранская наблюдательность тоже приносила пользу. Он замечал следы зверей раньше отца, учился читать лес как открытую книгу. Он научился различать деревья по коре и листьям, съедобные грибы и ягоды — от ядовитых. Лес, который поначалу казался ему лишь хаотичным нагромождением деревьев, постепенно раскрывал перед ним свои тайны, свою внутреннюю логику и порядок.

Артур не переставал удивляться. Он видел, что его сын — не просто ребёнок. В нём была зрелость, мудрость и какое-то врождённое понимание вещей, которому он не мог найти объяснения. Но он был простым человеком и не стал допытываться. Он просто гордился своим сыном, и эта молчаливая мужская гордость была для Рейна лучшей наградой.

Работа по дому была совершенно иной. Если в лесу царили сила и выносливость, то здесь — терпение и забота. Его мать, Ливия, с радостью приняла его помощь. Она научила его полоть грядки, ухаживать за козами и собирать яйца в курятнике.

И здесь Рейн тоже нашёл применение своим знаниям. Он заметил, что мать таскает воду для полива огорода вёдрами от самого колодца, который находился довольно далеко. Это отнимало у неё много сил и времени. Покопавшись в сарае отца, он нашёл несколько старых деревянных желобов. Несколько дней он возился, подгоняя их друг к другу, и в итоге соорудил простую, но эффективную систему. Теперь вода из небольшого ручья, протекавшего неподалёку, самотёком поступала в большую бочку у края огорода.

Когда Ливия увидела это, она ахнула.

— Рейн, да ты у меня настоящий изобретатель! — она подхватила его на руки и закружила, осыпая поцелуями.

Рейн смущённо улыбался. В такие моменты он чувствовал себя просто ребёнком, которого любит его мама. И это чувство было невероятно тёплым и правильным.

Он научился чинить прохудившуюся крышу курятника, мастерить новые кормушки для коз. Его руки, привыкшие в прошлой жизни держать лишь меч и боккен, теперь уверенно управлялись с молотком и пилой. Это была иная форма созидания, и она приносила ему глубокое удовлетворение.

Шли годы. Когда мальчикам исполнилось по десять лет, их дружба стала лишь крепче. Они были неразлучны. Их тренировки вышли на новый уровень. Рейн больше не обучал Белла базовым стойкам и ударам. Теперь он учил его тактике, умению предугадывать движения противника, использовать окружение в свою пользу. Их спарринги стали дольше и сложнее. Белл, благодаря своему гениальному таланту, рос с невероятной скоростью. Он всё ещё проигрывал, но теперь Рейну приходилось прилагать всё больше усилий, чтобы победить.

Но их дружба не ограничивалась полигоном. Они вместе исследовали лес, забираясь всё дальше от деревни. Рейн, благодаря отцовским урокам и своей привычке к осторожности, был идеальным проводником. Он учил Белла, как бесшумно ступать по лесной подстилке, как определять стороны света по мху на деревьях, как разжечь костёр с помощью одного лишь кремня и сухой травы.

— Никогда не поворачивайся спиной к чаще, — говорил он Беллу, когда они сидели у небольшого костра, жаря на палочках пойманную в реке рыбу. — Всегда следи за тем, что происходит вокруг. Лес — не враг, но он и не друг. Он просто есть. И выживает в нём тот, кто его уважает и понимает.

Белл с широко раскрытыми глазами слушал его, впитывая каждое слово. Для него Рейн был не просто другом. Он был наставником, старшим братом, человеком, на которого он хотел быть похожим.

Их частые визиты в дом Белла продолжались. И чем старше становился Рейн, тем отчётливее он понимал, что дедушка его друга — самая большая загадка в этой тихой деревне. Старик, которого все звали просто «дед», вёл себя как и подобает деревенскому чудаку. Он любил подшучивать над соседскими женщинами, рассказывать солёные анекдоты и притворяться слабым и немощным, когда нужно было помочь по хозяйству.

Но Рейн видел то, чего не замечали другие.

Однажды вечером, когда они с Беллом сидели в гостиной и читали, дед задремал в своём кресле-качалке. Внезапно с полки соскользнула одна из книг и с глухим стуком полетела на пол. Рейн был уверен, что старик спит. Но в то же мгновение рука деда, до этого безвольно лежавшая на подлокотнике, метнулась вниз с нечеловеческой скоростью и поймала книгу в сантиметре от пола. Затем, так же плавно, он положил её себе на колени и продолжил тихо похрапывать, как ни в чём не бывало. Его глаза так и не открылись.

Белл этого даже не заметил, увлечённый своей историей о героях. Но Рейн замер, и по его спине пробежал холодок. Это было движение мастера. Инстинктивное, отточенное до абсолюта, на которое не способно тело обычного старика.

В другой раз Рейн застал его одного, смотрящего на звёздное небо. Улыбчивая, дурашливая маска спала с его лица. Взгляд старика был устремлён ввысь, и в нём была такая бездонная тоска, такая древняя печаль, словно он смотрел не на звёзды, а на давно потерянный дом. Заметив Рейна, он тут же встрепенулся, и лицо его снова приняло привычное добродушно-глуповатое выражение.

— А, Рейн! — бодро воскликнул он, и былая тоска в его глазах мгновенно сменилась знакомым хитрым прищуром. — Любуешься звёздами? Красивые, чертовки! Прямо как юные эльфийки в бане! Хе-хе-хе!

Рейн ничего не сказал, лишь вежливо кивнул, уже привыкнув к подобным шуточкам. Он понимал, что это — часть той роли, которую старик по какой-то причине играл.

— Не стой на холоде, — продолжил дед, поднимаясь со своего места с преувеличенным кряхтением. — Пойдём в дом. Белл как раз ждёт, я обещал ему рассказать новую историю о героях. А слушать такие вещи 10ки раз в одиночку — скука смертная! Твоя компания нам не помешает.

Предложение было заманчивым. Истории деда Белла, несмотря на их сказочность, всегда содержали в себе крупицы информации об этом мире, которую не найти было в книгах. Рейн последовал за стариком в их скромный, но уютный дом.

Внутри, в небольшой гостиной, потрескивал очаг, отбрасывая тёплые, пляшущие тени на стены, сплошь увешанные книжными полками. Белл уже сидел на полу на мягкой шкуре, и его рубиновые глаза горели нетерпением. Увидев Рейна, он просиял.

— Рейн! Ты тоже будешь слушать! Здорово!

Рейн сел рядом с другом, а дед Белла устроился в своём любимом кресле-качалке, которое тут же мерно заскрипело. Старик набил свою трубку, раскурил её, выпустив в потолок облачко ароматного дыма, и начал свой рассказ.

Его голос, обычно дребезжащий и насмешливый, преобразился. Он стал глубоким и звучным, как у настоящего сказителя. Сегодняшняя история была о герое, который в одиночку бросил вызов чудовищу, рождённому в самых тёмных глубинах земли, — гигантскому одноглазому циклопу, что мог своими руками крушить скалы.

Белл слушал, затаив дыхание. Его маленькие кулачки сжимались, когда герой попадал в беду, и он едва слышно выдыхал с облегчением, когда тот находил в себе силы, чтобы подняться и продолжить бой. Он не просто слушал — он был там, рядом с героем, сражаясь плечом к плечу.

Рейн тоже слушал, но иначе. Он анализировал. Он отмечал детали в описании тактики героя, подмечал его слабые и сильные стороны, оценивал хитрость и мощь монстра. Но больше всего он наблюдал за рассказчиком. Старик рассказывал не как человек, пересказывающий легенду. Он говорил так, словно сам видел ту битву. В его голосе звучали нотки гордости, горечи и безмерного уважения к павшим в том бою.

История близилась к концу. Герой, собрав последние силы, нанёс решающий удар, и чудовище пало. Голос старика стих, и в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в очаге. Белл, переполненный эмоциями и утомлённый долгим днём, не выдержал. Его голова медленно склонилась набок, и он тихо засопел, уснув прямо на полу, прислонившись к тёплой шкуре.

Рейн смотрел на спящего друга, когда тишину нарушил тихий, изменившийся голос старика.

— Он всегда такой, — произнёс дед. Голос его лишился старческой хрипотцы, став глубже и серьёзнее. — Отдаёт всего себя без остатка. Будь то игра или история.

Рейн поднял на него взгляд. Дед Белла смотрел не на него, а на своего спящего внука, и в его глазах больше не было ни капли веселья. Лишь безмерная нежность и тень глубокой, затаённой тревоги.

— Рейн, — продолжил он, не поворачивая головы. — Пообещай мне кое-что.

Внезапная смена тона насторожила Рейна.

— Когда меня не станет… присмотри за ним.

Слова упали в тишину комнаты, тяжёлые, как камни. Рейн на мгновение опешил. Это было так неожиданно, так серьёзно, что его первой реакцией было попытаться разрядить обстановку.

— Что вы, дедушка, — он попробовал улыбнуться. — Вы ещё нас с Беллом переживёте. Лет сто ещё точно проживёте, будете соседских вдовушек пугать.

Он ожидал, что старик рассмеётся, вернётся к своей привычной роли. Но этого не произошло.

Дед Белла медленно повернул голову и посмотрел прямо на него. И в этот момент Рейн почувствовал, как по его спине пробежал ледяной холод. Это был не взгляд старика. Из глубины этих глаз, которые секунду назад были просто глазами деревенского чудака, на него смотрело нечто иное. Нечто древнее, могущественное и наполненное такой властью, что у него перехватило дыхание. Вся весёлость, вся старческая дряхлость слетела с него, как шелуха. Перед Рейном сидело существо, чей взгляд, казалось, мог пронзить его насквозь, прочитать каждую мысль, взвесить его душу. Атмосфера в комнате стала плотной, давящей. Его инстинкты, отточенные в прошлой жизни, кричали об опасности — не о физической, а о чём-то гораздо более фундаментальном. Это был взгляд того, кто стоял неизмеримо выше.

Все заготовленные шутки и отговорки застряли в горле. Он понял, что это была не просьба. Это было нечто сродни священной клятве, которую у него требовали принести. Разум старика внутри него мгновенно оценил всю серьёзность момента. Перед ним было не то, чем казалось, и он требовал ответа.

Рейн медленно, осознанно кивнул. Его детский голос прозвучал твёрдо и уверенно.

— Я обещаю.

Тяжёлое давление мгновенно исчезло. Невероятная мощь во взгляде старика угасла, сменившись глубоким, почти человеческим облегчением. Он снова стал просто дедом Белла — усталым стариком, пекущимся о будущем своего внука.

— Спасибо, — тихо сказал он, и в этом простом слове звучала искренняя благодарность.

Он аккуратно поднялся, подошёл к спящему Беллу и укрыл его тёплым пледом.

— Тебе пора домой, Рейн. Уже поздно, родители будут волноваться.

Рейн молча встал, поклонился и вышел из дома. Ночь встретила его прохладой и ярким светом мириадов звёзд. Он шёл по пустынной деревенской улице, но не чувствовал ни усталости, ни сонливости. В его голове снова и снова прокручивался последний разговор.

Он не знал, кем на самом деле был дед Белла. Духом? Могущественным магом? Богом? Но кем бы он ни был, сегодня он возложил на его детские плечи тяжёлую ношу.

Рейн остановился и посмотрел на свои руки. Они были ещё маленькими, детскими. Но в эту ночь он чувствовал их вес иначе. Он был связан с Беллом не только дружбой, но и данным словом. Их пути, что и так шли рядом, теперь были сплетены воедино нерушимой клятвой, данной под молчаливым взором звёзд.