Осколки лета (гет)

Слова повисли в воздухе, а затем обрушились на Лили с весом гири. «Умерли мои родители». Звуки гостиной — смех, треск поленьев в камине — на мгновение исчезли, поглощенные оглушительной тишиной, что воцарилась в ее голове. Ноги стали ватными, а в кончиках пальцев забегали мурашки. Она замерла, ощущая, как мир сузился до бледного лица Джеймса и звонкого, как удар стекла, звука его голоса.

— Лили, прости, я не хотел… — начал он, но она уже отшатнулась, как от открытого огня.

Через мгновение она была за дверью своей спальни. Спина с глухим стуком ударилась о дерево, и девушка медленно сползла на пол, поджав колени к подбородку. Дыхание перехватило, в ушах зазвенело. Слёзы пришли не сразу — сначала пришло полное, леденящее онемение, а потом они хлынули так внезапно и бурно, что она буквально захлебнулась ими. Горько-солёный привкус на губах казался справедливой карой за её собственное, внезапно открывшееся ей бессердечие.

«Он писал... а я... я даже не вскрыла...» Обрывки фраз Сириуса и Джеймса бились в висках, как молотки. Лили зажмурилась, но вместо тьмы увидела бледное, исхудавшее лицо Джеймса в поезде, его слезы во сне. Она ненавидела себя. Ненавидела ту самодовольную дуру, которая решила, что его письма — это очередная глупая шутка.

— Если сможешь... прости меня… — выдохнула она в пустоту тёмной комнаты, и голос сорвался в бессильный шёпот.

Дверь с тихим скрипком приоткрылась.

— Ну как ты? — Викки присела на корточки рядом, её голос был тихим и осторожным, словно она боялась спугнуть. — Мне Сириус всё рассказал…

— Всё ужасно... — выдавила Лили, чувствуя, как новая, едкая волна слёз подступает к горлу. — Я... я всё испортила...

— Дорогая, он не винит тебя. Нисколько.

— Мерлин, Викки, да я сама себя виню! — она с силой провела ладонями по мокрому от слёз лицу. — Он был один, а я... я даже пары строчек не нашла для него!

Часы в гостиной пробили половину второго, когда Лили, наконец, вышла из спальни. В её руках была пачка писем — тех самых, запечатанных, что она так и не открыла. Она должна была это сделать сейчас. Должна была, хоть и с чудовищным опозданием, попытаться разделить с ним эту боль.

"Здравствуй, Лили.

Даже не знаю, что написать дальше...Сложно вести переписку, когда собеседник не отвечает на твои письма... Но, тем не менее, я чувствую, что мне нужно написать кому-нибудь о том, что происходит, иначе я сойду с ума. И раз уж ты не отвечаешь мне, то хотя бы послушаешь, как тот доктор у магглов, который выслушивает чужие проблемы. А можешь просто выкинуть это письмо, если захочешь, я не обижусь, но прошу, если ты читаешь это, напиши хотя бы несколько слов, что с тобой все хорошо.

Потому что, знаешь, Лили, когда я писал тебе в начале лета, а ты не отвечала, я ведь сходил с ума от неизвестности. Война набирает обороты, а от тебя не было ни одной строчки, я места себе не находил. Я отправил тебе то заколдованное письмо в надежде, что получу от тебя хотя бы письмо с гневной тирадой а-ля «Поттер, ты идиот!», но не получил даже этого. Я боялся даже думать о том, что с тобой могло что-нибудь произойти, потому что, хотя Ежедневный пророк и сообщает о последних нападениях на маггловские районы, он все равно не выдает всей правды, иначе люди бы ударились в жуткую панику. Я боялся даже на секунду представить, что потерял тебя, ровно как до безумия боялся потерять своих родителей или лучших друзей...

Лили сглотнула комок в горле, ее пальцы непроизвольно сжали край пергамента, помяв его. Она представляла его сидящим в пустом доме и лихорадочно строчащим эти строки в полной темноте, кромешной тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов.

...Но, то, чего я больше всего боялся, то и случилось. На прошлой неделе умерли мои родители. Не от нападения или сражения, нет. Они подхватили магическую болезнь и умирали один за другим, прямо у меня на глазах, и я чувствую, что часть меня умерла вместе с ними. Прошла всего лишь неделя, но для меня это время кажется вечностью. Пройдет еще больше, когда ты прочитаешь это, а может быть, эта минута так никогда не настанет. Сириус и Римус поддерживают меня, но я чувствую, что прежним я уже никогда не стану. После подобных ситуаций люди редко возвращаются к прежнему образу жизни.

Знаешь, мне не хватает тебя. Даже когда вспоминаю, что большую часть времени ты ругалась и кричала на меня, мне все равно не хватает тебя. Мне не хватает того времени, когда в конце прошлого года, мы вдруг начали общаться, даже неплохо общаться. Но теперь ты, очевидно, злишься на меня за то письмо, и не отвечаешь, а я скучаю по времени, когда мы с тобой сидели и просто разговаривали. Представляю, что ты подумаешь обо мне, если прочтешь это… "Что он несет?.."

А сейчас все изменилось... Все в округ говорят, что все будет хорошо, надо лишь потерпеть. Но терпеть — это ужасно тяжело.

Прости, что вывалил на тебя все это, ты не обязана была читать все, что я тут понаписал. Возможно, ты и не стала. Но я чувствую, что мне стало немного легче.

Джеймс.»

Лили напряженно сдвинула брови и, оторвавшись от чтения, подняла покрасневшие глаза. Она прикусила губу, к горлу подкатывал комок, а совесть терзала душу. Девушка даже засомневалась, стоит ли вскрывать оставшиеся письма, однако она твердо решила идти до конца. Второе письмо было отправлено спустя две недели и было несколько короче предыдущего.

«Здравствуй, Лили.

А вот и мое очередное письмо… Зачем? Не знаю…Я просто пишу, чтобы мне было легче… Судя по всему, ты не прочла мое предыдущее письмо. Что ж, значит, не прочтешь и это. Может быть, это даже и к лучшему. Мне написала Викки, сказала, что ты пишешь ей, а значит с тобой все хорошо, так что теперь я спокоен…

Знаешь, меня постоянно мучает бессонница, я мало ем, а Сириус говорит, что такими темпами я стану похож на инфернала. Забавно, я ведь уже похож на него… Я много думал о том, что мне делать дальше, как жить, ведь теперь после смерти родителей моя жизнь перевернулась с ног на голову. Я остался один, ведь Бродяга не будет жить со мной до старости, да я и сам не хочу, чтобы, стараясь поддержать меня, он жертвовал своей жизнью. Он тоже тяжело переносит смерть моих родителей, ведь, по сути, они заменили ему их, когда он приезжал к нам на каникулы, и тепло приняли его, когда он сбежал из дома. Знаешь, Лили, он злится на тебя за то, что ты не отвечаешь, говорит, что ты могла бы написать хотя бы пару строк, но я не хочу, чтобы ты писала о том, что тебе жаль. Я не хочу, чтобы меня жалели, ведь мне не 10 лет. А ведь еще совсем недавно, моя жизнь не была наполнена той болью утраты, которую я чувствую сейчас. Я словно тону в океане боли, а тяжелый камень отчаяния на шее затягивает меня все глубже и глубже. Я ведь не слабак, я гриффиндорец в конце концов, но, я чувствую, что у меня скоро не останется сил, чтобы выбраться из этого океана на воздух. Моя жизнь была наполнена светом и теплом, пока рядом со мной были мои родители…Но они ушли…а я продолжаю существовать, утешая себя лишь воспоминаниями о былом счастье…Тебе жаль меня? Нет…не надо…Я перечитал написанное и сделал вывод, что стал похож на сентиментальную девушку. И откуда у меня в обороте столько метафор?

Джеймс.»

Лили стало трудно дышать, а по ее щекам снова потекли слезы. Она обхватила руками голову, пытаясь не дать сознанию разорваться от острого чувства раскаяния, которое с каждой следующей строчкой было все сильнее и сильнее.

Она уже тянулась к третьему письму, когда его вырвали у нее из рук. — Акцио! — Джеймс стоял на лестнице, сжав в руке конверт. Лицо его было бледным от ярости и чего-то еще, похожего на стыд. — Лили, зачем? — его голос дрогнул. — Зачем ты это читаешь?

Она не ответила. Просто смотрела на него, и по ее щекам снова потекли слезы.

— Ты... ты плачешь? — его гнев мгновенно испарился, сменившись полной растерянностью. Он сделал неуверенный шаг вперёд. — Из-за меня?

— Джеймс... — ее голос сорвался. — Прости меня! Прости! — она бросилась к нему, ища опоры, и он, ошеломленный, поймал ее, чувствуя, как ее тело сотрясают рыдания. — Я такая эгоистка... такая слепая...

— Тихо, Лили, тихо... — он гладил ее по спине, и в его сердце, привыкшем за последние месяцы лишь к боли, шевельнулось что-то тёплое и давно забытое. — Все хорошо. Я же сказал, я не злюсь. Он осторожно высвободился из объятий и достал из внутреннего кармана мантии маленький стеклянный флакон с фиолетовой жидкостью.

— Выпей. Это успокоительное.

— Ты... ты его принимаешь? — всхлипнула девушка, смотря на флакон широкими, влажными глазами.

— Иногда, — Джеймс горько усмехнулся, и в этой усмешке была целая бездна усталости. — А ты думала, как я ещё держусь? Выпей.

Она послушно сделала маленький глоток, чувствуя, как по её жилам разливается ледяная, но умиротворяющая волна.

— Я это заберу. А ты иди спать. Хватит себя мучить. — Джеймс бережно собрал разбросанные письма.

— Не уходи! — она схватила его за рукав. — Побудь со мной. Поговори со мной.

Он сдался, с лёгким вздохом опускаясь рядом на диван.

— О чём?

— О чём угодно... — она глубоко вздохнула, обретая решимость, и подняла на него глаза. -Джеймс... я понимаю, что я поздновато это поняла, но я хочу стать твоим другом. Позволь мне быть рядом.

Он смотрел на неё, пытаясь найти в её зелёных, всё ещё влажных глазах следы жалости или долга. Но видел лишь искреннее, выстраданное раскаяние и... что-то ещё, ещё не названное, но заставлявшее его сердце биться чаще.

— Ты бы предложила это, если бы... ничего не случилось? — тихо, почти неслышно спросил он.

Она не стала лгать. Задумалась на секунду, перебирая в памяти их разговоры в конце шестого курса, его упрямую попытку стать лучше.

— Да, — ответила она твердо. — Предложила бы. Мне не хватает прежнего Джеймса. Позволь мне помочь ему вернуться.

Он смотрел на нее, и в его глазах что-то надломилось — лед отчаяния, сковавший его все лето.

— Спасибо, — прошептал он, и его объятие было крепким и безмерно благодарным. — Тогда... до завтра?

— До завтра, Джеймс, — они вместе поднялись по лестнице, а затем разошлись по спальням.

Эванс облегченно выдохнула, с ее души словно свалился огромный камень. Она была уверенна, что с завтрашнего дня все будет по-другому. Девушка чувствовала, что именно она должна помочь Джеймсу переступить через все плохое, и стать прежним. Таким, каким она запомнила его в конце шестого курса. Веселым и жизнерадостным. И она поможет. Обязательно поможет.

Впервые за долгие недели в груди Джеймса шевельнулось что-то, отдаленно напоминающее счастье. Оно было хрупким, но настоящим. Конечно, он понимал, чем, даже не смотря на ее слова, было вызвано предложение Лили. Однако, как бы то ни было, он просто не мог ей отказать, потому что, дороже этой девушки, у него больше никого не было, и потом, он ведь так долго об этом мечтал. Впервые за долгое время, светлый образ Лили смог затмить все его мрачные мысли, и парню удалось спокойно уснуть. Он будет стараться стать прежним, таким, каким его хочет видеть она. Завтра будет первый день его новой жизни.

* * *

5 курс.

Большой зал гудел от голосов и смеха. Викки, размахивая ложкой для пудинга, с жаром доказывала Джеймсу, что испанские заклинания на метлах куда эффективнее британских. Сириус, сидевший напротив, поддакивал ей, его обычная насмешливая ухмылка не сходила с лица. Он поймал ее взгляд и подмигнул, и Викки, не сбавляя темпа речи, ухмыльнулась в ответ. Все было как всегда — легко, весело и по-дружески.

Именно это «по-дружески» было для Викки незыблемой истиной. Она видела Сириуса с другими девушками. Помнила, как он месяц ходил под ручку с Анитой Лэнг, а она, Викки, только радовалась за него и даже помогала советами, какой подарок выбрать на день рождения. Помнила, как он флиртовал с официанткой в «Трех метлах», а она с Лили тут же начала его дразнить. Никаких странных чувств. Никакого дискомфорта. Просто ее друг, Сириус, который, как и все, иногда встречается с кем-то.

— Ладно, мне надо вернуть книгу Флитвику до конца ужина, а то он мне уши оторвет, — объявила она, вставая. — Не скучайте.

— Постараемся, — Сириус бросил в ее сторону виноградину, которую она ловко поймала.

Викки быстрым шагом пересекла зал и, вернувшись через пару минут, привычно искала взглядом свою компанию. Взгляд скользнул по гриффиндорскому столу, потом по соседним... и остановился.

Сириус стоял у высокого готического окна, залитый закатным светом. И рядом с ним, как навязчивая нота в слаженной мелодии, была Эмма Вэнс из Когтеврана.

Викки нахмурилась. Она видела, как Эмма крутится вокруг Сириуса последние недели. Видела эти слишком долгие взгляды, эти «случайные» встречи в библиотеке. И снова — ничего. Легкое раздражение, как на надоедливую муху, не больше. Она даже собиралась позвать его, чтобы спасти от этой осады. Но в этот раз что-то было не так.

Эмма говорила что-то, запрокинув голову, и ее смех, слишком громкий и сладкий, резанул слух. Затем она положила руку на отворот его мантии. Не случайное касание, а уверенное, владельческое.

И Сириус... Сириус не отшатнулся с своей обычной небрежной шуткой. Не смахнул ее руку. Он стоял, слушая, и на его лице играла та самая, чуть ленивая, но заинтересованная улыбка. Та самая, которая обычно появлялась, когда он был чем-то искренне увлечен. Он что-то ответил, и Эмма закатила глаза, сделав вид, что шлепает его по руке, но ее пальцы так и не разжались.

И вот тогда это случилось.

Не просто раздражение. Не просто желание помочь другу. Что-то внутри Викки сжалось в тугой, болезненный и горячий комок. Какая-то темная, уродливая волна поднялась из самой глубины, сдавила горло и заставила сердце биться с неприятной, колющей частотой. Ей вдруг с невероятной силой захотелось подойти, резко отдернуть эту руку и встать между ними. Не как друг, спасающий товарища от назойливой поклонницы. А как... как кто-то другой.

В этот миг в ее сознании что-то щелкнуло. Словно последний пазл встал на место, открывая картину, которую она отказывалась видеть.

Почему сейчас? Почему именно с ней? Потому что это была не просто очередная девушка. Это была претендентка. Наглая, уверенная в себе и, что самое главное, — получающая ответ. И этот ответ — его улыбка, его внимание, его позволение прикасаться к себе — вдруг показался Викки личной потерей. Ее взгляд упал на его расслабленную позу, на его улыбку, и ее пронзила мысль, острая и безжалостная: «Я не хочу, чтобы он так смотрел на кого-то другого. Я не хочу, чтобы он так улыбался кому-то другому».

Это была не дружба. Это было что-то гораздо более простое и гораздо более сложное. Это была ревность. Настоящая, горькая, пожирающая изнутри.

Она резко развернулась и пошла прочь, назад к гриффиндорскому столу, чувствуя, как горит лицо. Пудинг казался безвкусным, а смех Джеймса — каким-то далеким и ненужным. Через несколько минут Сириус вернулся, плюхнулся на скамью рядом и ткнул вилкой в ее нетронутый десерт.

— Что случилось? Ты вся какая-то бледная.

Она подняла на него глаза. Он смотрел на нее с легкой насмешкой, но в глубине его взгляда читалась привычная забота друга. Того самого друга, с которым она делила все, кроме этого нового, пугающего чувства.

— Отстань, Блэк, — сказала она, и голос прозвучал чуть резче, чем она планировала. — Просто... не в настроении.

Он удивленно приподнял бровь, но не стал допытываться. А Викки смотрела в свою тарелку и понимала: все изменилось. Навсегда. Теперь он для нее был не просто Сириус. Он был парнем, к которому она только что приревновала другую. И от этого осознания у нее перехватывало дыхание.

* * *

7 курс.

На следующий день Лили проснулась с непривычным чувством безмятежной легкости, будто с плеч свалилась тяжкая ноша. Она лениво потянулась, улыбаясь последним обрывкам снов, и лишь потом дотянулась до будильника. От увиденного улыбка мгновенно исчезла: до конца завтрака оставалось всего пятнадцать минут, а она все еще лежала в постели. Несколько секунд ушло на то, чтобы осознать — это не кошмарный сон, а жестокая реальность. Она опаздывала.

— Девочки, просыпайтесь, мы проспали! — воскликнула Лили, срываясь с кровати и резко отдергивая полог соседней кровати.

Но там никого не было. Одеяло было аккуратно застелено, а на прикроватной тумбочке царил идеальный порядок.

«Что за шутки?» — промелькнуло в голове, но времени на разгадку не было. Логика подсказывала лишь одно: Викки и остальные ушли на завтрак, так и не удостоив ее будильником. Сжимая в голове планы самой изощренной мести, Эванс наскоро натянула мантию, кое-как заплела волосы и вылетела из спальни.

В коридоре царила звенящая тишина. Прислушавшись у двери в мужскую спальню, Лили не уловила ни звука. Набравшись смелости, она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Комната на первый взгляд была пуста: незаправленные кровати, разбросанные вещи. Уже собираясь уйти, она заметила на дальней кровати неподвижную фигуру. Джеймс спал, с головой укрывшись одеялом, из-под которого торчали лишь взъерошенные черные волосы.

Обрадовавшись, что она не одна в этой катастрофе, Лили более уверенно вошла в комнату и подошла к его кровати.

— Доброе утро, — тихо сказала она.

Парень заворочался, с трудом вынырнув из-под одеяла. Он прищурился, безуспешно пытаясь сфокусировать сонный взгляд на ее лице.

— Лили? — неуверенно пробормотал он, опираясь скорее на узнавание голоса. Его руки заскользили по тумбочке в поисках очков. Найдя их, он водрузил роговую оправу на нос, и его взгляд прояснился. Легкая улыбка тронула его губы. — Доброе утро. — Он огляделся. — А где все?

— Похоже, ты не единственный, кого не удостоили чести разбудить…

— Не разбудили? — Он поморщился. — Подожди, который час?

— До начала занятий пятнадцать минут, — сообщила Лили с деланным спокойствием.

— ПЯТНАДЦАТЬ?! — Джеймс буквально подскочил на кровати, срывая с себя одеяло. — Я им сейчас устрою… — Он, как ураган, начал рыться в груде разбросанной одежды, отыскивая элементы формы. Затем кинулся к тумбочке и вытащил оттуда небольшое, потертое зеркальце. — Сириус Блэк!

Лили присела на край его кровати, и к ее изумлению, через несколько секунд в зеркале проявилось лицо Сириуса, с набитыми щеками и довольным выражением лица.

— О, профнулся! — с трудом прожевал он, явно наслаждаясь каждым куском.

— Сириус, ты там объедаешься, а меня, я смотрю, на голодный паек подписал? — рявкнул Джеймс в зеркальце, попутно пытаясь одной рукой надеть носки. — И передай Торрес, что ее ждет выговор от Лили! — добавил он, бросая на саму Лили быстрый взгляд.

— Которая злая, как пещерный тролль, когда голодна, — тут же подхватила она, не удержавшись от улыбки, глядя на его суету.

— Вот почему ты ему все время отказывала — он, оказывается, время неправильное выбирал! — засмеялся Сириус, его изображение в зеркале подрагивало.

— Это не смешно, Бродяга…

— А, по-моему, очень… Вон Лунатик тоже сидит, смеется… — он развернул зеркало, и теперь в нем было видно Викки, виновато машущую рукой, и Римуса, который, прикрыв рот рукой, явно старался не расхохотаться.

— Не вплетай меня в вашу с Викки аферу! — протестующе поднял руки Люпин. — Джеймс, не волнуйся, мы возьмем вам с Лили что-нибудь перекусить. Встретимся у выхода к теплицам минут через пять.

Травология и История Магии пролетели как один миг, оставив после себя лишь смутное воспоминание о шелесте страниц и запахе земли. Гораздо большее волнение царило перед Защитой от Темных Искусств. Джеймс и Сириус, наученные горьким опытом, благоразумно устроились на последних рядах. Викки и Лили разместились прямо перед ними, а Римус, поймав на себе многозначительный взгляд Сириуса, с деловым видом пересел за соседний ряд, рядом со старостой Когтеврана.

Внезапно дверь в кабинет распахнулась, и в класс вошла молодая женщина. Ее появление было негромким, но властным. Она легко поднялась на небольшое возвышение у кафедры, обвела аудиторию внимательным, проницательным взглядом и приветливо улыбнулась.

— Добрый день, класс! — ее голос, звонкий и уверенный, прозвучал как колокольчик, заставив последние шепоты затихнуть. — Меня зовут профессор Смайлз, и в этом году я буду вести у вас курс Защиты от Темных Искусств. Поскольку в этом году вам предстоит сдавать ЖАБА, где львиная доля успеха зависит от теоретической части, наши занятия будут разделены на два этапа. Первая половина урока будет посвящена письменным работам для закрепления знаний, а вторая — отработке практических навыков. Вопросы есть? — Ее взгляд, скользнувший по замершим студентам, был настолько красноречив, что даже у самых смелых не возникло и мысли поднять руку. Аудитория ответила молчаливым покачиванием голов.

— Что ж, отлично. Поскольку сегодня наше первое знакомство, мне бы хотелось оценить ваш текущий уровень подготовки. Поэтому предлагаю вам написать небольшую контрольную, — в классе пронесся подавленный стон. — Она довольно простая. Не жду от вас блестящих результатов, но постарайтесь показать себя с лучшей стороны.

— Эта работа на все занятие? — осмелилась спросить Лили, чувствуя, как у нее слегка подрагивают пальцы.

— Нет, мисс… Эванс, если я не ошибаюсь? — профессор Смайлз мельком взглянула в свой список, и Лили кивнула. — Всего на двадцать минут.

— Ну, как она вам? — прошептал Сириус, пока профессор раздавала пергаменты с заданиями.

— Кажется адекватной, — так же тихо ответила Викки, с подозрением разглядывая новую преподавательницу.

— Лили, а ты чего приуныла? — переключился Сириус на Эванс, которая с видом обреченного разглядывала чистейший лист пергамента.

— Сириус, ты же прекрасно знаешь, как я пишу письменные работы по ЗОТИ… — произнесла она и глубоко вздохнула, будто готовясь к казни.

— Да брось, но теперь-то у тебя есть мы! — Сириус подмигнул ей и тут же толкнул локтем Джеймса, который уже вовсю изучал вопросы. — Эй, Сохатый, ты же сечешь в ЗОТИ?

— Еще спрашиваешь! — снисходительно ухмыльнулся Джеймс, ловко выхватив листок из рук друга. — О, легкотня… Тебе ответы сразу сказать или сам помучаешься немного для виду? — их тихий, сдержанный смех прокатился по ряду.

— Ты лучше Лили помогай! — прошипел Сириус.

— Эй, а мне кто поможет? — притворно возмутилась Викки, сцепив руки на груди.

— А тебе, о несчастная, поможет сам Сириус Блэк! — он величественно воздел руку, словно благословляя подданную, отчего компания снова дружно захихикала, пока строгий взгляд профессор Смайлз не заставил их мгновенно смолкнуть и сделать вид, что они увлечены работой.

Ровно через двадцать минут последние работы с легким шелестом приземлились на стол профессора, подхваченные магией.

— Отлично, — профессор Смайлз поднялась, и в ее движениях была скрытая энергия. — А теперь мы сделаем кое-что… интересное. — Она изящно взмахнула палочкой, и стопка пергаментов взлетела в воздух, раздваиваясь и тасуясь, словно колода карт, прежде чем аккуратно разложиться на две ровные кипы. — Я разделила ваши работы и перемешала их. Теперь я буду брать из каждой стопки по одному листку. Те студенты, чьи имена я назову… — она сделала драматическую паузу, наблюдая, как в аудитории повисло напряженное ожидание, — сойдутся в показательной дуэли.

Класс взорвался возбужденным гулом. Глаза студентов загорелись азартом.

— Однако! — ее голос, резкий и металлический, прорезал гомон, заставляя всех замолчать. — Предупреждаю сразу — Без. Крови. Тот, по чьей вине прольется хоть одна капля, получит такое наказание, что о дуэлях вы забудете до самого Рождества. Нам хватает войны за стенами Хогвартса, чтобы устраивать бойню здесь. Но я обязана оценить и ваши практические навыки. Всем все ясно?

В ответ повисла гробовая тишина, более красноречивая, чем любые слова.

— Тогда приступим, — она протянула руку к первой стопке. Гриффиндорцы и Когтевранцы, обмениваясь взглядами, полными смеси страха и предвкушения, нестройно выстроились в два напряженных полукруга, затаив дыхание в ожидании первой пары дуэлянтов.

Первым из друзей вызвали Римуса. Его противником оказался приятель из Когтеврана — обмен приветливыми улыбками и дружеское рукопожатие говорили об отсутствии какого-либо напряжения. Профессор Смайлз огласила их результаты и дала отмашку начать. Их поединок был образцом академического сражения — вежливым, техничным и совершенно лишенным огня. Парни обменивались стандартными разоружениями и щитами, пока профессор не остановила дуэль, удовлетворенно кивнув.

— Благодарю, все достаточно компетентно. Можете вернуться на места.

С каждой новой парой дуэлянтов Лили ощущала, как тревога сжимает ее горло тугой петлей. Она, безусловно, знала теорию и заклинания, но мысль о публичном выступлении, о том, что все увидят ее возможный провал, заставляла сердце биться чаще. Ее ладони стали влажными, и она незаметно вытерла их о мантию.

Тем временем вызвали Сириуса. Тот прошествовал вперед с такой небрежной уверенностью, будто выходил на сцену, а не на дуэль. Его ухмылка говорила сама за себя. Лили почувствовала новый приступ тоски — до такой легкости и артистизма в бою ей было как до луны. Сириус двигался с грацией танцора, уворачиваясь от заклинаний с насмешливым изяществом, при этом швыряя в противника редкие и сложные чары. Неудивительно, что профессор Смайлз, слегка приподняв бровь, наградила Гриффиндор десятью баллами за «виртуозное владение как защитной, так и наступательной магией».

— Нервничаешь? — тихо спросил Джеймс, наблюдая за ее напряженной позой. Один только ее взгляд, полный немого ужаса, был красноречивее любых слов. — Не волнуйся, все получится… — попытался он успокоить, но на лице Лили застыла гримаса скепсиса. — Ты же столько заклинаний выучила!

— Я все забыла от волнения… — выдохнула она, сжимая свою палочку.

Лили в последний раз перед дуэлью обернулась и посмотрела на друзей, ища поддержки. Римус улыбнулся, Сириус игриво подмигнул, а Джеймс и Вики потрясли кулаками, как бы говоря, что мысленно они с ней. Первых несколько минут оказалось достаточно, чтобы Лили поняла, что по уровню владения заклинаниями она явно превосходила соперницу. Краем глаза она заметила, как Джеймс не сводит с нее глаз, в любой момент готовый прийти на помощь в случае необходимости. Это придало девушке еще большую уверенность, и она стала выуживать из памяти все атакующие заклинания, которые только могла вспомнить. Конечно, она не так грациозно уворачивалась от заклятий противницы, однако, по мнению друзей, которые поздравили ее после дуэли, смотрелась весьма достойно. Девушке даже удалось обезоружить соперницу в конце дуэли, за что она удостоилась одобрительной улыбки профессора Смайлз.

Следующим на очереди шел Джеймс, в противники которому достался староста Когтеврана — Майкл Мэйлин, известный своим острым умом и амбициями.

— Должна сказать, ваши письменные работы — лучшие из всех, что я видела сегодня, — объявила Смайлз. — Надеюсь, ваши практические навыки окажутся на столь же высоком уровне. Приступайте.

Первым атаковал когтевранец. Джеймс отразил его заклинание с такой небрежной легкостью, будто отмахивался от назойливой мухи. Отраженный луч впился в стопку книг у дальней стены, подняв облачко пыли. Аудитория замерла, завороженная зрелищем. Джеймс колдовал почти невербально, и в этом была своя, особая порода— более эффектная, чем показная бравада Сириуса. Он почти не двигался с места, молча парируя атаки Мэйлина с холодной, безжалостной эффективностью. Однако староста Когтеврана не собирался сдаваться — его напор был яростен и точен. Ближе к концу Джеймсу пришлось напрячься: одно из заклинаний, казалось, даже задело его, сорвав край мантии. Но это был лишь момент, выжидание для единственной, решающей контратаки, которая отбросила Майкла на пол.

— Браво, мистер Поттер! — воскликнула Смайлз, и в ее голосе впервые прозвучал неподдельный восторг. — Двадцать очков Гриффиндору! Это была восхитительная дуэль! Благодарю и вас, мистер Мэйлин, — добавила она, — десять очков Когтеврану.

Джеймс вернулся к друзьям, принимая поздравления.

— Ты был великолепен, Сохатый! — Сириус хлопнул его по плечу. — Даже Лили на тебя с открытым ртом смотрела!

— Это потому, что он действительно эффектно сражался! — парировала Викки, но ее уже вызывали в центр.

Противницей ей с самодовольной ухмылкой вышла Беатрис Лоренс — еще одна испанка и бывшая пассия Сириуса. Напряжение между девушками нависло в воздухе, густым и тяжелым, словно перед грозой.

— Мерлин… — мрачно проворчал Сириус.

— Что такое? — встревоженно спросила Лили.

— Беатрис была моей девушкой на пятом курсе. Она свято верит, что я бросил ее из-за Викки, хотя понятия не имею, откуда она это выдумала. Вообще удивительно, как она попала в Когтевран — ее настоящее место среди змей…

— Bueno, hola, Викки... — сладким, ядовитым голосом протянула Беа. — ¿Aún no puedes arrastrar a Sirius a tu cama? — она ядовито кивнула в сторону нахмурившегося Блэка.

— No uso tus métodos... — холодно парировала Викки, и на её губах расцвела хищная улыбка. — Quizás él necesita algo más que sexo... por algo se alejaron de ti.

— ¡Serpiente! — взвизгнула Беатрис и ринулась в атаку.

Девушки сражались с ожесточением, далеким от академических стандартов. Их дуэль длилась несколько минут, пока Викки не подвесила соперницу вверх ногами. В классе, включая некоторых когтевранцев, прокатился сдержанный смешок — надменную Беатрис любили немногие. Воспользовавшись моментом, Викки резким движением отправила противницу на пол. Дуэль была окончена.

— Превосходно, мисс Торрес! Я награжу Гриффиндор еще десятью баллами!

Радостные возгласы друзей потонули в шипении Беатрис, чье лицо исказилось от бессильной ярости. Пока профессор Смайлз отвернулась, Лоренс, не помня себя от гнева, сделала резкое, почти незаметное движение палочкой, целясь в спину уходящей Викки.

Сириус, стоявший к Беатрис боком, уловил это коварное движение краем глаза. Мозг отключился, уступив место инстинкту. Он не кричал, не думал — его тело среагировало само. Рывок вперед, резкий разворот, и он уже был живым щитом между Викки и предательским заклятием.

Раздался странный, приглушенный хлопок, будто резанули по плотной ткани. Сириус вздрогнул всем телом, его глаза на мгновение расширились от шока, а на его мантии, на левом плече, проступило маленькое алое пятнышко, которое с пугающей скоростью начало растекаться по ткани.

— Ай... — успел он прохрипеть, глядя в ее испуганные глаза, полные ужаса и непонимания. Затем его колени подкосились, и он тяжело, безжизненно рухнул на холодный каменный пол.

— СИРИУС!

Ее крик, полный абсолютного, животного ужаса, разорвал тишину. Викки рухнула на колени рядом с ним, ее руки тут же залила алая, теплая кровь, сочащаяся сквозь темную ткань. Хаос вокруг — гневные крики профессора, накладывающего заклятья, испуганные возгласы однокурсников, общий гул нарастающей паники — всё это пропало, слилось в один сплошной, оглушительный фон, не имеющий значения. Весь мир сжался до двух точек: его бледного, искажённого гримасой боли лица и ужасающей раны на его груди. И она всем существом, каждой клеткой чувствовала давящую, раскалённую вину, что разъедала её изнутри, жгучим комком застряв в горле.