Джокер. Начало игры (джен)

На этот раз, проснувшись, Дадли не закричал от ужаса. Потому что вокруг него не колыхалась, как бездонный омут, беспросветная темень, как при прошлом пробуждении. Мягкий рассеянный свет, похожий на свет привычного ночника в его комнате, лился откуда-то сверху. Дадли поднял глаза: прямо под невысоким потолком парил в воздухе огонёк. Вот просто огонёк и всё — ни лампочки, ни подставки с колпачком, никаких шнуров и кнопок. Просто огонёк.

По всем законам жанра Дадли должен был испугаться и завопить. Или хотя бы зажмуриться изо всех сил и натянуть на голову одеяло. Ведь творилось что-то несусветное и, скорее всего, опасное! Однако он не сделал ничего из вышеперечисленного. Он смотрел на огонёк, не отводя глаз, краем сознания отмечая, как тот постепенно теряет яркость. Через несколько минут после пробуждения Дадли огонёк замерцал и погас окончательно. Дадли показалось, что огонёк будто бы подмигнул ему на прощание — стал на крошечную секунду совсем ярким, прежде чем исчезнуть.

Даже после исчезновения загадочного огонька темнота, окружавшая Дадли, не стала полной и всеобъемлющей. Он увидел словно нарисованный размытыми тонкими светлыми линиями прямоугольник и понял, что это дверь. Там, за дверью, светло — понял Дадли и поднялся на ноги. На пол свалился мягкий перекрученный комок — это было серенькое покрывало, которым Дадли был накрыт. Осознание пришло разом и заставило Дадли сжаться от внезапно пробежавшего по спине холодка: ему не приснился кошмар, он снова в чулане под лестницей и снова плохо видит.

Он — это не он.

Плохо соображая, что делает, Дадли протянул руку к стене. Пальцы наткнулись на что-то твёрдое, уцепились за край этого твёрдого. Дадли медленно повернул голову: он держался за край деревянной полки, одной из нескольких, прибитых к стене прямо за изголовьем лежанки. На полке, за которую он бездумно ухватился, лежали очки — в пластмассовой оправе, перемотанной посерёдке скотчем. Точно… Поттер же ходит в очках, без них он слепой, как крот. Дадли тронул кончиком пальца оправу, не представляя, что делать дальше. Он никогда в жизни не носил очки, даже от солнца: мать панически боялась, что «её дорогой мальчик» может споткнуться и упасть, тогда очки разобьются и осколки стёкол повредят ему глаза. Откуда такие страхи у матери, Дадли не задумывался, но каждый раз, когда мать отказывалась ему покупать солнцезащитные очки, он показательно обижался и под шумок выбивал из неё какой-нибудь подарок. На Поттера, выходит, материн страх не распространялся. Она же сама их купила? Или это сделал отец? Нет, исключено. Отец никогда никуда не ходил с Поттером и уж точно ничего ему не покупал. Значит, это сделала мать.

Пока Дадли прокручивал в голове эти мысли, его руки будто жили собственной жизнью: пальцы обхватили очки, подняли с полки, раскрыли дужки и ловко устроили очки на положенном им месте, заправив дужки за уши. Дадли пригляделся: теперь он видел всё достаточно чётко. Почти так же, как привык видеть раньше. Да уж, Поттеру не позавидуешь — столько проблем из-за плохого зрения.

Но это вовсе не повод сочувствовать этому ненормальному!

Дадли толкнул дверь. Подспудно он ждал, что та окажется запертой, но дверь качнулась и открылась. Странно. Мать обычно всегда запирала чулан Поттера на защёлку. С чего вдруг такие послабления для дурика?

Для… для него. Теперь же он — Поттер. Ненормальный, которого мать держит под замком в чулане под лестницей. Он — Поттер…

Впасть в панику Дадли не дали две вещи. Он понял, что умрёт, если вот прямо сейчас не добежит до туалета — это во-первых. А во-вторых — он безумно, просто нечеловечески голоден. И непонятно, чего хочется больше — облегчиться или вцепиться зубами в какую-нибудь еду. Сейчас Дадли был готов слопать даже ненавистную мешанину из травы, которую мать называла салатом и всё норовила ему подсунуть вместо яичницы с беконом. У него, видите ли, лишний вес! А это опасно для сердца, и вызывает одышку, и бла-бла-бла… враки это всё! Нет у него никакой одышки, и тренер в спортивном зале ему наоборот говорил, что не надо снижать вес — он уже сейчас может выходить на ринг против более старших парней, потому что крупный не по возрасту. Матери просто школьная медсестра задурила голову, но что может понимать какая-то медсестра, если тренер говорит совсем другое!

Всё это Дадли думал на бегу — его тело само выбрало, что для него сейчас в приоритете. Оказавшись в туалете первого этажа, Дадли бросился к унитазу, сдёрнул штаны вместе с трусами и чуть не расплакался от облегчения: в нём скопилось столько ненужной жидкости, что ещё миг — и его бы разорвало на кусочки. Как же хорошо!..

Нахлынувшая было эйфория исчезла моментально, стоило только Дадли подойти к умывальнику и увидеть своё отражение в зеркале над раковиной. Теперь, нацепив дурацкие очки Поттера, Дадли видел себя не в пример яснее, чем тогда, после первого кошмарного пробуждения — отражённого в волнистом стекле кухонного шкафа.

Какое дурацкое лицо… Шрам-загогулина на лбу весь красный, кое-где даже выступили кровяные капли. Видом ран и крови Дадли было не испугать — он столько раз разбивал чужие носы, и ему самому нередко прилетало на тренировках. Мать вечно принималась кудахтать, будто его смертельно ранили, вот смешная. Зато отец одобрительно хлопал по плечу и говорил что-нибудь типа: «Сразу видно, что ты не неженка, сын!» Мать, отец… Где они, кстати? Дверь чулана была открытой, и Дадли топал босыми ногами как слон, пока бежал в туалет. Они не услышали? А этот… похититель… он-то где?

Дадли отвернулся от зеркала и вышел из уборной. Хотелось есть, просто в глазах темнело от голода. Дадли прислушался — в доме царила тишина. Не шумела вода на кухне, не бормотал в гостиной телевизор. Не скрипела под шагами лестница на второй этаж. Все ушли? И оставили Поттера… то есть, теперь его… одного дома? Да разве может такое быть? На памяти Дадли родители никогда не оставляли Поттера в одиночестве, ещё чего. Мать прямо говорила, что если это сделать, они обнаружат вместо их прекрасного коттеджа пепелище. И, если Дурслям надо было куда-нибудь отлучиться всей семьёй, сплавляла дурика к соседке, старухе Фигг — такой же ненормальной, как Поттер. Эта противная древняя кошатница вечно торчала рядом с их домом и совала любопытный нос в щели забора. А её драные коты шныряли по двору и портили материны клумбы. Дадли здорово отработал меткость и глазомер, швыряя в них камнями.

Так, ладно, не время вспоминать о каких-то паршивых котах. Еда! Ему срочно нужна еда. И побольше!

Дадли рванул на кухню, шлёпая по чистому полу босыми пятками. Он не привык ходить босиком и подошвы уже начинали гореть, но это были такие мелочи по сравнению с тем, как выкручивало от голода живот!

На кухне всё сияло чистотой — даже больше, чем обычно. Дадли так-то не особо обращал внимания на то, как старательно мать избавляется от малейшей пылинки или пятнышка на мебели, воспринимая такую щепетильность как должное, но сегодня она превзошла саму себя — даже страшно прикасаться к девственно-белой дверце холодильника, а начищенные металлические ручки на шкафчиках отбрасывают отблески, как фонарики! Дадли на мгновение притормозил, соображая, где какая еда лежит. И решительно протопал прямиком к холодильнику.

Через несколько минут от упомянутой стерильной чистоты на кухне не осталось и следа. Дадли выхватывал с полок холодильника всё подряд — аккуратно разложенные по бумажным свёрточкам сыр, сливочное масло, копчёное мясо, выгребал из овощного ящика яблоки, вытащил стеклянную бутылку с молоком и тут же ополовинил её, не обращая внимания на то, что молочные капли веером рассыпались по столу и полу. Вперемешку с каплями молока на полу уже валялись клочья бумаги и хлебные крошки — Дадли бросал обёртки куда душе вздумается и ломал хлеб руками, забив на хлебный нож. Сыр с хлебом, мясо с яблоками, яблоки со сливочным маслом, и всё это запиваемое холодным молоком — да останься Дадли собой, он бы просто не смог есть продукты в таком сочетании. Его бы точно стошнило! Но, видимо, тело придурка Поттера жило по каким-то своим, тоже ненормальным правилам, и Дадли не мог сопротивляться его жгучему желанию — съесть всё, до чего дотянутся руки и что увидят глаза, а потом поискать чего-нибудь ещё.

Опустевшую молочную бутылку Дадли отнёс в раковину — тоже начищенную до нестерпимого блеска. На что-то бо́льшее в плане уборки его уже не хватило. Наконец-то насытившийся живот прекратил бурчать, и Дадли стало клонить в сон. Но он ни за что не хотел возвращаться обратно в чулан. С какой стати? У него есть своя комната. И он сейчас отправится именно туда. Запрёт дверь на замок, ляжет на кровать и пусть попробуют его оттуда выгнать. Вот пусть только попробуют! Он немного поспит, а потом придумает, как доказать родителям, что он — это он, а в его тело переселился придурок Гарри Поттер. Наверное, надо рассказать отцу с матерью что-то такое, чего Поттер точно не знает. В каком-то фильме Дадли видел такой эпизод — у главного героя из-за шрамов изменилось лицо, и его никто не узнавал, но он рассказал своему другу про клад, который они закопали вместе ещё детьми. И друг ему поверил! Ух и наваляли они тогда вдвоём всем врагам! Дадли тоже может так сделать. Только бы вспомнить что-нибудь этакое… Из-за сытости голова у Дадли соображала плохо, и поэтому он, забыв про оставленный беспорядок на кухне, побрёл в свою спальню. Он придумает, он обязательно придумает, что сказать родителям! Только вот приляжет ненадолго, совсем на чуть-чуть.

Оказавшись в своей спальне, Дадли позабыл про наваливающуюся дремоту и распахнул глаза шире некуда — до того его изумил вид собственной комнаты. Такая же сияющая чистота, как и на кухне! Здесь никогда не было такого порядка. Это что, мать добралась досюда и всё разложила по своему разумению? Дадли никогда не разрешал матери копаться в своих вещах, она же всё перепутает, и он потом ничего не найдёт! Пускай себе пылесосит и пыль вытирает с пустых мест, если уж ей приспичило, но личные вещи Дадли должны лежать на тех местах, которые он для них определил! Это закон! Гадкий Поттер всё тут испортил! Где его любимые комиксы, почему их нет на столе? Они всегда валялись на столе! И видеокассеты, куда делись его крутяцкие фильмы?! Неужели этот кретин их выбросил?! А, нет, вон они. Расставлены на книжной полке, подумать только! Как какие-нибудь дурацкие книжки! Дадли подскочил к одёжному шкафу и распахнул дверцы. Тут тоже всё поменялось. Носки больше не торчали из выдвижного ящика пёстрыми языками, рубашки чинно висели на плечиках, даже футболки оказались на плечиках! И штаны! А где его спортивная форма? Где модная спортивная сумка, которую ему купил отец?! Где его боксёрские перчатки?! Где?!

Дадли пнул ни в чём не повинный шкаф босой ногой, ожидаемо отшиб пальцы и взвыл, запрокинув голову как самый взаправдашний оборотень — видел такое в одном фильме. Гадина! Гад Поттер! Куда он дел его форму и боксёрские перчатки?! Где его самые дорогие сердцу вещи?!

Словно в ответ на злобный вой Дадли внизу скрипнула входная дверь. Послышались голоса. Дадли признал бас отца, немного визгливую скороговорку матери. Ещё один голос был незнакомым — звучный, раскатистый. Похож на голос священника в церкви, куда Дадли иногда силком вытаскивала мать — сам бы он ни за что не попёрся в воскресенье в такое унылое, полное старух и стариков место. Там священник как раз таким голосом разговаривал — нёс всякую галиматью про грехи, про рай, про душу. Дадли не вслушивался в нудные проповеди, нетерпеливо ёрзая на жёсткой скамье и считая минуты до окончания этой тягомотины. Но раскатистое и властное звучание голоса застряло в памяти.

Родители что, священника домой пригласили? Зачем?

От внезапно пришедшей в голову догадки Дадли даже подпрыгнул. Это не просто священник. Это экзорцист! Точно-точно! Полкисс недавно рассказывал про такой фильм — он для взрослых, но друг сумел подглядеть в дверную щёлку, когда фильм смотрели родители. Там в одну девчонку вселился дьявол, и она стала безжалостной убийцей! Пирс в красках расписывал, как одержимая девчонка потрошила своих подружек, прям натурально потрошила, ножиком. И все кишки наружу. Помнится, Дадли после того разговора спать боялся. Так вот! Дьявола из девчонки выгнал как раз священник! Правда, девчонка всё равно умерла. Но и дьявол сдох! А экзорцист велел тело той девчонки сжечь, чтобы дьявол больше никогда не возродился. Хороший фильм, в общем.

Получается, родители тоже смотрели этот фильм? Или ещё откуда-нибудь узнали про экзорцистов? Неужели… Неужели они поверили, что Дадли, на которого они смотрят сейчас — это не Дадли? А вовсе даже Поттер! А в Поттере, то есть, в его теле — настоящий Дадли, их сын! И поэтому они не закрыли дверь в чулане, точно! Ведь Дадли не такой придурок, как Поттер, и ни за что не стал бы поджигать свой собственный дом.

Дадли надулся от гордости за родителей. Какие они у него умные! Это, наверное, отец придумал — умнее человека вообще на свете нет. Теперь этот священник выгонит Поттера из тела Дадли, и всё станет как надо! А если Поттер помрёт, как та девчонка из фильма — то вообще красота! Пусть помирает! Он только им всем жить мешает, и денег на него уходит просто прорва — Дадли своими ушами слышал, как отец однажды жаловался матери. Ну, он тогда подслушивал… Но это неважно, факт остаётся фактом. Поттер их семью разоряет и нервирует. Вот пусть его священник-экзорцист скорее выгонит и прибьёт, и вернёт Дадли его тело — Дадли ему первый спасибо скажет.

Тем временем гудение голосов на первом этаже усилилось. Дадли прислушался и вполне отчётливо уловил испуганный вскрик матери: «Вернон! Он сбежал! И посмотри, какой бардак он устроил на моей кухне!»

Кто сбежал? Поттер сбежал? Да как он посмел!.. Дадли ринулся к двери, чтобы помочь родителям отловить несносного Поттера и споткнулся на ровном месте, увидев своё отражение в зеркальной дверце шкафа.

Это он сейчас — Поттер. Это он, по мнению матери, сбежал. И он устроил бардак на кухне. Это он…

— Я посмотрю наверху! — смутно знакомый голос донёсся из коридора. Простучали торопливые шаги, дверь спальни распахнулась. Дадли мысленно застонал — он же хотел запереться на замок, вот почему сразу этого не сделал, дубина!

На Дадли испуганно округлившимися глазами смотрел он сам — такой, каким Дадли привык видеть себя в зеркале. Но у него, когда он был собой, никогда не было такого дурацкого вида — будто увидел привидение и сейчас наложит в штаны от страха. И он никогда не носил жилетку! Если только не надо было идти куда-то в важное место — тогда мать заставляла его надеть костюм-тройку, жутко неудобный и натиравший шею жёстким воротником. Но какой идиот будет надевать костюмную жилетку и белую рубашку вместе с джинсами? Поттер на всю голову больной?! А, ну да, чего он спрашивает…

— Ты… — прошептал Гарри Поттер и ещё больше округлил глаза.

— Я тебя убью, свинья, — почти ласково пообещал Дадли, делая крошечный шажок к придурку и внимательно следя, чтобы тот не успел выскочить обратно в коридор. — Стой где стоишь, а то…

— Мама! Папа! Он здесь! Он в моей комнате! — оглушая Дадли почти ультразвуком, заверещал Поттер. Дадли опешил от такой подлости — Поттер даже драться не захотел, сразу принялся звать родителей, трус несчастный! Тренер Дадли по боксу разбил бы себе лоб об стену от огорчения, если бы увидел такого Дадли — трясущегося, как желе, и зовущего на помощь маму. Позор, какой позор!

— Заткнись! — закричал Дадли и побежал к Поттеру, чтобы успеть ему вмазать как следует, пока не прибежали родители. Если этот ненормальный будет так орать, отец с матерью просто не расслышат, что им скажет Дадли. Эх, а он так и не успел придумать, что же им сказать! Ну же, какой-нибудь их семейный секрет, который Поттер не знает. Почему не удаётся вспомнить ничего такого?

Дадли не успел. Будь он самим собой, он бы просто врезался в противника подобно пушечному ядру и уронил бы его на пол за счёт большей массивности. А в этом худом слабосильном теле, да ещё после обжираловки, замедлившей реакции, Дадли двигался неловко, словно вдруг разом превратился в малыша, едва научившегося ходить. Что странно, в общем-то — помнится, в школе Поттер довольно шустро удирал от их компании, и поймать его удавалось далеко не всегда. Это всё потому, что Дадли никак не примет это тело своим? А Поттеру, похоже, очень даже уютно в чужом теле! Прыгает что твой резиновый мяч или кенгуру, Дадли не замечал за собой такой грациозной резвости.

На верещание Поттера не замедлила явиться тяжёлая кавалерия: первой, естественно, прилетела мать — она даже не запыхалась, бегом преодолев всю лестницу. И тут же кинулась обнимать и ощупывать Поттера… то есть Дадли… да черти бы побрали эту путаницу! Короче, Петунья Дурсль вцепилась в того, кого она считала своим любимым сыночком Дадли, а настоящему Дадли достался полный злобы взгляд. Как несправедливо! За Петуньей в комнату вошёл Вернон Дурсль. Дадли аж качнулся навстречу отцу, изо всех сил пытаясь встретиться с ним взглядом — отец частенько говорил, что не стоит слепо доверять тому, что человек говорит, потому что слова как раз и придуманы, чтобы лгать. «Если хочешь узнать точно, что человек задумал, смотри ему прямо в глаза, — поучал Дадли Вернон Дурсль, пока вёз его домой с тренировки в спортивном зале. — Глазами тоже можно лгать, но это всегда случается с запозданием. Если будешь внимательным, успеешь понять, что тебя решили развести как тупого фермера». «Но, пап, — попытался однажды возразить Вернону Дадли, — наш тренер говорит совсем другое! Он учит нас смотреть партнёру по спаррингу не в глаза, а на тело. За руками там следить, за ногами. А то прозеваешь обманку, а противник окажется близко, и бац! Апперкот!» «Ваш тренер правильно вас учит, — усмехнулся Вернон. — Потому что английский бокс — честный спорт. Когда ты на ринге, Дадли, помни уроки тренера. Но в реальной жизни всё по-другому, сын. Честностью тут и не пахнет. Так что старайся посмотреть человеку в глаза, прежде чем он задурит тебе голову сладкими речами».

Вот почему Дадли сейчас вытянул шею, стремясь заглянуть в глаза отцу. Ну пусть же он посмотрит повнимательнее и убедится, что Дадли не врёт! Что это он — тут, а там — чёртов Поттер! Неужели ничего не выйдет?

Вернон Дурсль, словно услышав мысленный призыв Дадли, мельком оглядел напуганного отпрыска и причитающую супругу, и вперил тяжёлый взгляд в Гарри Поттера. «Это я, я! — силился закричать Дадли, но почему-то не мог выдавить из схваченного горла даже сипения. — Это я, папа! Узнай меня! Я тут, это я!» В лице Вернона Дурсля что-то дрогнуло, брови принялись подниматься вверх в изумлении. Но тут зрительный контакт отца и сына был прерван появлением нового персонажа.

Поднявшийся по лестнице и вежливо остановившийся в некотором отдалении мужчина на первый взгляд не производил особого впечатления. На второй — тоже. Так, совершенно обычный человек в совершенно обычной одежде. Дадли не сразу сообразил, что это, наверное, тот самый обладатель глубокого звучного голоса, который навёл его на мысли о священнике-экзорцисте. Так вот, на священника незнакомец не походил абсолютно. Хотя, кто их знает, этих экзорцистов. Может, им и надо выглядеть обычными людьми, чтобы обманывать дьявола?

— Всё в порядке? — спросил гость семейства Дурслей. О, да, это тот самый голос! Дадли вперился взглядом в мужчину и вздрогнул, когда тот посмотрел на него в ответ. Какой-то странный взгляд… как будто оценивающий. Чего это он?

— Это тот самый мальчик, про которого я тебе говорил, Роб, — ответил Вернон. — Позволь тебе представить — племянник моей жены Гарри Поттер.

— Так-так, — тот, кого Вернон назвал Робом, неторопливо подошёл вплотную к Дадли. — Ну что ж… Вернон, ему на самом деле десять лет?

— Исполнится в конце июля, — отозвался Вернон Дурсль.

«Мне уже исполнилось десять лет!» — хотел возмутиться Дадли, но снова не смог выдавить из себя ни слова. Перехваченное горло начало болеть, а свет постепенно мерк в его глазах: что-то неладное творилось то ли с солнцем за окном, то ли с ним самим. Дадли не понимал, откуда в нём появилось и принялось разрастаться подобно снежному кому чувство смертельной опасности, и списывал своё состояние на выкрутасы хилого тела Поттера. Ну что за слабак!

— Здравствуй, Гарри, — проговорил этот странный и пугающий Роб. — Меня зовут Роберт Айзенберг, я старший преподаватель школы Святого Брутуса. Ты можешь обращаться ко мне «мистер Айзенберг» или «сэр». Но мои ученики между собой называют меня «мистер Айсберг». Я совсем не против, мне это даже импонирует. Думаю, ты скоро поймёшь, почему мне дали такое прозвище.

— П-п… п-почему пойму… скоро? — сумел наконец-то выдавить из себя Дадли. Школа Святого Брутуса? Старший преподаватель? И что он тут делает? Мистер Айсберг… Что вообще происходит?!

В отличие от Гарри, Дадли не смог подслушать разговор родителей, в котором был упомянут Роберт Айзенберг — как мы помним, он тогда находился без сознания. А глубокий сон, от которого Дадли очнулся недавно, продлился несколько суток — вот почему Дадли был таким голодным. За прошедшие дни Вернон успел созвониться со своим школьным приятелем, обрисовать проблему, с которой столкнулось семейство Дурслей, и пригласить Роберта в гости. Тот жил очень далеко от Литтл Уингинга, и там же, соответственно, находилась эта самая школа Святого Брутуса. Как раз нынешним утром Роберт Айзенберг прибыл поездом из своего захолустья на лондонский Кингс-Кросс. Дурсли ездили его встречать в полном составе, сочтя, что лежавший без движения в чулане мнимый Гарри Поттер не успеет натворить дел за время их отсутствия. Как мы уже успели увидеть, Дурсли ошиблись, и Гарри… то есть Дадли… о, поскорее бы разобраться с этой путаницей! Словом, Дадли в теле Гарри проснулся во время их краткого отсутствия и устроил бардак. Повезло ещё, что только на кухне! Хотя, если встать на сторону Дадли — то трудно назвать происходящее везением.

Между тем мистер Айзенберг укоризненно покачал головой в ответ на заданный Дадли вопрос.

— Ты плохо слушаешь, Гарри. Я только что сказал тебе, как нужно ко мне обращаться. Давай попробуем ещё раз.

— Почему скоро пойму… сэр? — цепенея от накатывающего холода и мрака, прошептал Дадли. Он никак не мог взять в толк, почему его охватывает ужас, когда этот мистер Айзенберг находится так близко.

— Потому что ты теперь будешь учиться в моей школе, Гарри. И я лично буду следить за твоей успеваемостью и поведением. Мой дорогой друг Вернон, твой дядя, настоятельно меня об этом попросил… эй, что с тобой? Гарри?!

Дадли рухнул тем, где стоял, даже не успел протянуть руку, чтобы уцепиться за мистера Айзенберга. Опять накатила темнота — как тогда, после дикого танца ножей и вилок в воздухе на кухне и охватившего его с головой невидимого пламени. «Ненавижу тебя, Поттер…» — успел подумать Дадли и отключился.

— И часто с ним такое? — поинтересовался Айзенберг. Он не сделал ни малейшей попытки поднять обеспамятевшего мальчика с пола, наоборот, отступил на несколько шагов, разглядывая его примерно так, как учёный-зоолог разглядывает представителя нового вида мелких зверьков. Какого-нибудь суслика или суриката.

— Случается, — неопределённо пробурчал Вернон Дурсль. Он внезапно перепугался, что приятель откажется забирать Поттера, эту надоедливую занозу в седалище, из их дома. Скажет, что не хочет иметь дела с припадочным, и откланяется. А им снова голову ломать, куда сплавить Поттера. Это ж ясное дело, что после последних выходок Гарри его крайне опасно оставлять в их мирном доме!

— Не беда. Свежий деревенский воздух, физический труд, закаливание, строжайшая дисциплина — и все его… м-м-м… странности прекратятся как по мановению волшебной палочки, — бодро проговорил Роберт Айзенберг, не заметив, как при словах «волшебная палочка» Вернон и Петунья дружно вздрогнули и с тревогой переглянулись. — Поскольку ты ничего не говорил о слабом здоровье мальчика, Вернон, я думаю, будет уместным, если мы немного… пересмотрим условия.

— Давайте пройдём в гостиную, — предложила Петунья. — Я принесу бренди и лёгкие закуски, и вы сможете всё обсудить, пока мы с Дадли подготовим всё к обеду. Роберт, как вы относитесь к традиционной английской кухне? У нас сегодня ростбиф и йоркширский пудинг… Если хотите, я приготовлю что-нибудь другое по вашему вкусу.

— Я горячий поклонник всего традиционного, дорогая Петунья, — галантно поклонился Роберт Айзенберг. — С нетерпением жду момента, чтобы насладиться кулинарными изысками авторства такой прекрасной леди.

Гарри, всё это время простоявший в объятиях матери, счастливо улыбнулся. Всё очень вкусное и еда обязательно понравится гостю! Он помогал тёте Петунье, — то есть маме, как же нелегко к этому привыкнуть, — и немножко пробовал в процессе. Мама была так удивлена, а потом счастлива, когда её драгоценный сыночек вызвался — сам! — помочь ей с готовкой. И да, мистер Айзенберг абсолютно прав: его мама Петунья Дурсль — прекрасная леди. Прекраснее не бывает!

— Тогда идёмте, — оживился Вернон. Выпить капельку бренди сейчас точно не повредит.

— А… он? — Гарри нерешительно ткнул пальцем в лежащего на полу Дадли. — Оставим его… тут?

— Чёртов мальчишка, сколько с ним возни, — Вернон, пыхтя, склонился над Дадли и, не особо церемонясь, вздёрнул его вверх. Тонкие руки безвольно повисли, голова с закрытыми глазами моталась туда-сюда, как у неживого. Гарри снова стало жалко себя-прежнего. Какой же он худой и мелкий! Мистер Айзенберг сказал про свежий деревенский воздух… может, в этой школе Святого Брутуса всё не так уж плохо, и Дадли там действительно станет здоровым и сильным? Хотя бы таким, каким был раньше. Гарри не был злым, и раз уж так получилось, и Дадли выжил, то Гарри был готов великодушно позволить ему жить и дальше. За несколько прошедших дней ничего не изменилось, Вернон и Петунья не заметили подмены, наоборот, стали ещё больше хвалить своего сыночка — потому что Гарри изо всех сил старался им угодить. Правда, иногда он перебарщивал в своём старании, и родители смотрели на него с некоторым недоумением — например, так получилось, когда Петунье позвонила учительница из школы, и, спросив, почему Гарри Поттер пропускает занятия, попутно похвалила Дадли Дурсля за прекрасно выполненный тест по естественным наукам. Учителя почти никогда до этого не хвалили Дадли, разве что учитель физкультуры был им неизменно доволен.

— Отнеси его в чулан, Вернон, — распорядилась Петунья. — Роберт, проходите в гостиную, Дадли вас проводит. Хорошо, сынок?

— Конечно, мама, — отозвался Гарри, млея от звучания самого этого слова — «мама».

Вернон взвалил Дадли на плечо, и вся честная компания зашагала в сторону лестницы.

* * *

— У меня в Лондоне кое-какие дела… так что буду ждать вас с мальчиком, Вернон, завтра утром прямо на вокзале, — прощаясь с гостеприимными хозяевами в прихожей, напомнил Роберт Айзенберг. — Надеюсь, вам не придётся проговаривать для Гарри те аргументы, которые я привёл, и он отправится в мою школу без лишнего упрямства. Но сомневаюсь, что обойдётся без эксцессов, всё-таки времени вы упустили уже немало, надо было раньше ко мне обратиться… Вот что: не стесняйтесь в выражениях, скажите ему всё прямым текстом. Что, ж, я пойду. Петунья, моё почтение. Всего хорошего, Дадли. До встречи, Вернон.

— Счастливого пути, — улыбнулась гостю на прощание Петунья. Ей очень понравились комплименты Айзенберга её кулинарным талантам и фарфоровому сервизу, специально извлечённому для торжественного обеда.

Гарри вышел вместе с дядей Верноном… с отцом на улицу. Вызванное для мистера Айзенберга такси терпеливо дожидалось его за воротами.

— Твой должник, — многозначительно сказал Вернон Дурсль, в последний раз пожимая Роберту Айзенбергу руку.

— Сочтёмся, — тонко усмехнулся «мистер Айсберг», и Гарри невольно поёжился, хотя эта какая-то неживая и зловещая усмешка предназначалась не ему.

Петунья Дурсль, проходя мимо приоткрытой чуланной двери со стопкой тарелок, невольно замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, глядя на мальчика, лежавшего с закрытыми глазами под серым заплатанным покрывалом. Непонятное беспокойство грызло Петунью изнутри, мешая полноценно радоваться тому факту, что нелюбимый племянник уже завтра покинет их дом, и больше не будет представлять угрозы ни ей, ни сыну и мужу, ни так лелеемому ей порядку. Словно почувствовав её близкое присутствие, Гарри Поттер повернулся на бок и тоненьким голосом позвал, как будто заскулил брошенный щенок: «Мама…» Петунья побыстрее отошла от двери чулана. Нет, нет и нет. Она не должна поддаваться жалости. Это не ребёнок, это чудовище в обличье маленького мальчика. И если сейчас она даст слабину, однажды вся её семья, и она сама, и, возможно, даже их соседи — все могут погибнуть. Это правда! Так что никакой жалости. Нет и нет.

Гарри, вернувшись в дом, кинулся помогать Петунье мыть посуду. За что получил очень нежный поцелуй в щёчку и предложение съесть ещё кусочек сладкого пирога с чашкой молока. От поцелуя Гарри расплылся в счастливой улыбке, а от пирога с молоком вежливо отказался. И попросил разрешения пораньше уйти спать. Конечно же, ему разрешили. Ведь он наверняка так устал от волнений сегодняшнего дня!

На самом деле Гарри не хотел ложиться спать. Ему просто надо было остаться одному и кое-что сделать.

Гарри было не по себе. Когда сегодня за обедом, после обмена мнениями о мировых новостях и погоде за окном, взрослые перешли к главному вопросу — переводе Гарри Поттера, то есть Дадли, который теперь Гарри, то есть… ну хорошо, хорошо, Гарри!.. Когда они заговорили про это, мама очень ласково попросила любимого сыночка пойти проверить, не вскипел ли чайник. А если вскипел — выключить газ. И приготовить чайный сервиз. И разложить джем по розеткам! Гарри понял, что его просто отсылают, чтобы поговорить без помех.

Тут придётся признать тот не очень приятный факт, что Гарри все эти дни, пока Дадли спал странным глубочайшим сном, не чурался подслушивать разговоры своих новообретённых родителей. Он и раньше всегда держал ушки на макушке, но теперь он довёл до совершенства своё умение затаиться возле крохотной щели и подолгу не двигаться. Гарри очень боялся разоблачения и жаждал узнать все мельчайшие подробности, которые стали бы неоспоримым доказательством того, что Дадли Дурсль — это он, и больше никто. Так уж получилось, что Петунья и Вернон Дурсли то и дело заводили долгие разговоры как раз про Гарри Поттера, вспоминая все странные и ужасающие события, произошедшие с ними за годы совместного проживания с племянником.

Гарри такого наслушался про себя-бывшего… И до сегодняшнего дня просто не представлял, как ему поступить с этими мыслями. Поделиться было не с кем, да и нельзя таким делиться. Но просто вертеть в мыслях воспоминания о разговорах родителей сил больше не осталось. Гарри вспомнил одну научно-популярную передачу по телевизору, украдкой подсмотренную в щель гостиной. Важный бородатый старик поучал телезрителей, как надо справляться с плохой — старик говорил «негативной», Гарри потом посмотрел это слово в словаре — информацией. Старик сказал, что её, эту информацию надо записать на бумаге. «Разложить по полочкам», — сказал он. А потом, когда всё будет записано, надо эту бумагу уничтожить. Сжечь или разорвать на кусочки и выбросить. Если не поможет, надо сделать это снова. И повторять до тех пор, пока «негативная» информация не превратится из тяжёлых мыслей просто в слова на бумажке.

За сегодняшним торжественным столом, думая, что сын находится на кухне, чета Дурслей повторила все эти пугающие рассказы для Роберта Айзенберга. Гарри подслушивал, стоя за дверью гостиной и не обращая внимания на шипение давно закипевшего чайника. Всё это он уже знал, но теперь, рассказанные постороннему человеку, почти фантастические истории стали пугающе настоящими.

Гарри не хотел про это думать! Он засунул бы голову в стиральную машинку, чтобы воспоминания вынесло вместе с мыльной водой. Но это же невозможно.

Поэтому Гарри решил воспользоваться советом учёного старика из телепередачи. Он поднялся в свою — да-да, теперь свою! — спальню, вытащил из ящика стола тетрадь и ручку. Уже начинало темнеть, и Гарри включил ночник — он знал про боязнь темноты Дадли Дурсля, и хотя сам темноты не боялся ни капельки, мягкий рассеянный свет ночника ему нравился. Писать при таком освещении было сложновато, наверняка буквы выйдут кривые и слова сползут со строчек, но это в данный момент волновало Гарри меньше всего. Он должен всё записать, а потом порвать бумагу на самые мелкие клочки, которые только получатся! Он больше не может про это думать… не может!

Гарри открыл тетрадь и начал писать.