Прошло два месяца. Два месяца унизительного лакания молока, сна в корзинке с врагом и борьбы с предательским мурлыканьем. Но за это время его ненависть не уснула. Она кристаллизовалась, стала острее и холоднее. Он научился подавлять мурлыканье, заставляя себя замирать и дышать глубже, когда теплое тело Гарри прижималось к нему. Это была его ежедневная медитация — сидеть в углу под лестницей и, сквозь сонную слабость котенка, собирать осколки своей воли.
И вот однажды утром это случилось.
Сначала он почувствовал лишь разницу в интенсивности света. Раньше его мир был абсолютно черным. Теперь он стал темно-серым. Он замер, не понимая. Потом серая пелена перед его глазами начала медленно рассеиваться, как туман.
Свет. Он видел свет. Смутный, размытый, лишенный деталей. Полоска желтоватого света под дверью чулана. Он моргнул, и мир на мгновение снова погрузился во тьму, а затем вернулся, уже чуть более четкий.
Это было потрясающе. Это было оскорбительно.
Его первым зрением был не тронный зал, не звездное небо, не лица преклоненных Пожирателей. Его первым зрением были пыльные доски пола, ножки корзины и край грязной пеленки.
Ярость, знакомая и почти уютная в своей неизменности, поднялась в нем. Он попытался встать на лапки. Они подчинились ему чуть лучше, чем раньше. Он сделал несколько шатких шагов, его тело покачивалось.
Он подошел к щели под дверью и уставился на тот узкий, яркий мир снаружи. Он видел полоску линолеума, край плинтуса и тень, прошедшую мимо. Это был Вернон Дурсль, его огромный живот, обтянутый полосатой рубашкой, на мгновение перекрыл свет.
Магл, — пронеслось в его сознании с ледяным презрением.
Он повернулся, чтобы осмотреть свое королевство. Чулан. Захламленный, пыльный. В углу — корзина, а в ней... он подошел ближе.
И впервые увидел его.
Гарри Поттер.
Не символ, не враг, не легенда. Просто младенец. Очень худой, с большими зелеными глазами, так невероятно похожими на глаза Лили. Эти глаза смотрели на него без страха, с легким любопытством. Одна маленькая ручка сжала прутик корзины.
Том смотрел на него, и его переполняли противоречивые чувства. Ненависть — да, острая и жгучая. Но теперь к ней добавилось нечто новое — визуальный контакт. Он видел не «проклятого мальчика», а хрупкое существо, полностью зависящее от тех, кто его ненавидел. Существо, не сильнее его самого.
Гарри потянулся к нему, издав какой-то неразборчивый звук.
Инстинкт оберега, та самая магия Лили, шевельнулась внутри, требуя подойти, потереться, успокоить. Том подавил его с такой силой, что все его тело напряглось. Он не моргнув смотрел на Гарри, и в его разуме, clear как никогда, родился новый, леденящий план.
Он не будет его убивать. Пока. Он не сможет, даже если бы захотел — магия оберега не позволит нанести прямой вред. Но он может сделать кое-что получше.
Он будет его воспитывать.
Он, Лорд Волдеморт, станет единственным по-настоящему близким существом для Гарри Поттера. Он будет его защищать от Дурслей, станет его единственным другом, его проводником в мир, который он ненавидел. Он вырастит его. Сформирует его. Сделает его своим самым верным орудием. Он отнимет у света его символ надежды и превратит его в свое величайшее творение.
Мысль была настолько прекрасной, что он чуть не замурлыкал от удовольствия. Но вовремя остановился.
В этот момент дверь распахнулась, впуская утренний свет и Петунью Дурсль. Она бросила на них беглый взгляд.
— Чтоб ни звука, — бросила она угрожающе и поставила на пол две миски: одну с размазанным пюре для Гарри, другую — с молоком для него.
Том медленно подошел к своей миске. Он уже не чувствовал прежнего унижения. Теперь у него был План. Он лакал молоко, глядя на Гарри своими новыми, ясными глазами. Глазами, которые видели не жалкого младенца, а глину. Глину, из которой он вылепит будущее.
Мир все еще был размытым, в серых тонах. Но Том Реддл впервые за долгое время увидел в этом будущем ясный, четкий контур. Свой контур.