Тот, кто помнит (джен)

Я всегда говорил: шахматы — это не просто игра. Это ритуал. Миниатюрная модель мироздания, где каждый ход — заклинание, а каждая фигура — душа, запертая в геометрической форме.

Сегодня у нас гость. Не очередной самонадеянный смертный, жаждущий обмануть судьбу, а… коллега. Смерть явилась не по делу, а ради удовольствия — и это делает партию особенно ценной.

Она сидит напротив, в кресле из сплетённых корней древнего ясеня. Её облик сегодня — изящная дама в серебристо-сером платье, с лицом, скрытым за вуалью из лунного света. В руках — чашка чая, от которой поднимается пар, складывающийся в узоры предзнаменований.

— Ты опять выбрал эту доску, — замечает она, кивая на артефакт между нами. — С черепами вместо клеток. Эффектно, но предсказуемо.

Я усмехаюсь, проводя пальцем по краю доски. Каждая «клетка» — миниатюрный склеп, а фигуры… О, фигуры — это отдельная история. Мой король — дух забытого монарха, её ферзь — осколок звёздного проклятия.

— Предсказуемость — часть очарования, — отвечаю я, расставляя фигуры. — К тому же, ты ведь знаешь: я люблю детали.

Она смеётся — звук, похожий на звон хрустальных колокольчиков в заброшенной часовне.

— И как всегда, переоцениваешь их значение.

Первый ход за мной. Я двигаю пешку: e2-e4. Смерть отвечает мгновенно: e7-e5. Её пальцы, тонкие и бледные, едва касаются фигуры, и та скользит по доске сама, оставляя за собой след из мерцающей пыли.

С первых же ходов становится ясно: это не обычная партия. Доска пульсирует слабым светом, а фигуры… они шепчут. Мой конь, дух рыцаря, погибшего в забытой битве, нетерпеливо переступает копытами. Её слон, воплощение древнего проклятия, излучает холодное сияние.

— Ты изменила правила, — замечаю я, когда её пешка на d5 вдруг оказывается на d4 без её участия.

— Всего лишь подкорректировала, — отвечает она, приподнимая вуаль ровно настолько, чтобы я увидел её улыбку. — Ты же знаешь: в нашей игре всегда есть место для импровизации.

К десятому ходу я оказываюсь в сложном положении. Мой ферзь заблокирован, ладьи отрезаны, а король под угрозой. Но это не вызывает тревоги — напротив, я чувствую азарт. Ведь настоящая ценность не в победе, а в процессе.

— Хочешь совет? — спрашивает она, и в её голосе слышны нотки веселья.

— О, конечно. Но с условием: ты расскажешь, куда исчезла та воронка времени в секторе 13-Б.

Она вздыхает, но кивает. Её рука касается моего коня, и тот сам перемещается на f3.

— Вот так. Но помни: каждый совет — это часть сделки.

Я улыбаюсь. Мы оба знаем: сделки между нами — это не обмен услугами, а скорее… игра в поддавки. Ведь когда ты дружишь со Смертью, даже проигрыш становится победой.

К 20-му ходу ситуация выравнивается. Мой король, дух забытого монарха, вдруг проявляет неожиданную прыть, угрожая её ферзю. Она смеётся, откидываясь на спинку кресла.

— Ты всегда умел удивлять, — говорит она, делая ход ладьёй. — Но помни: в этой игре ничья — самый редкий исход.

Я знаю. И потому делаю последний ход: g1-f3.

Доска вспыхивает ослепительным светом, и на мгновение мы видим истинную суть игры: не фигуры на доске, а души, переплетённые в танце вечности.

Когда свет гаснет, мы обнаруживаем, что фигуры вернулись в исходное положение. Ничья.

Смерть хлопает в ладоши, её смех звучит как мелодия забытых колоколов.

— Великолепно! — восклицает она. — Ты единственный, кто способен сыграть со мной вничью.

Я поднимаю чашку с остывшим чаем.

— Потому что мы не соперники. Мы — партнёры. И в этом вся прелесть.

Она кивает, и её глаза мерцают в полумраке.

— Тогда, может, ещё одну партию? На этот раз — с огнём вместо чая?

Я смеюсь. Конечно, ещё одну. Ведь когда дружишь со Смертью, время — это всего лишь фигура на доске. А доска… она всегда готова к новой игре.

Но даже после таких ночей, когда мир кажется устроенным в гармонии фигур на доске, реальность напоминает о себе.