В поисках справедливости (джен)

Тропа вывела нас к неширокой, но быстрой речушке, делавшей крутой изгиб. Моста, обозначенного на старых планах, действительно не было — лишь скользкое, подгнившее бревно, перекинутое с одного берега на другой. Вода журчала темно и холодно.

Джессика остановилась, оценивая ситуацию взглядом опытного полевого агента. Я же ощутил знакомый привкус горечи — ещё одно «наследство», приведённое в негодность.

— И что мы делать будем? — её вопрос повис в воздухе, смешавшись со звуком воды.

Я присел на корточки, осматривая бревно и берега.

— План «А» — рискнуть и перейти по нему. Но оно сырое и, скорее всего, трухлявое посередине. Шанс провалиться — пятьдесят на пятьдесят. План «Б» — искать брод. Река здесь мелководная, но каменистая и течение быстрое.

Я поднял на неё взгляд,и в нём, помимо расчёта, читалась досада.

— Это его рук дело. Или, вернее, бездействия. Все служебные пути на территории, не приносящие прямой прибыли или не используемые для приёма VIP-гостей, он сознательно запустил. Чтобы никто, включая меня, не мог свободно перемещаться. Чтобы контроль оставался только за ним и его людьми по официальным маршрутам.

Я выпрямился, отряхивая ладони.

— Но есть и план «В». — Я указал чуть вверх по течению, где кроны деревьев смыкались плотнее. — Там, если память мне не изменяет, раньше был свайный переход, просто две толстые доски. Его разобрать проще, чем бревно. Возможно, он просто завален хворостом. Если мы его найдём и сможем восстановить… это будет не только наш путь, но и доказательство. Доказательство систематического саботажа инфраструктуры поместья. Что может быть полезным кейсом в деле о нерациональном управлении активами.

Он мягко улыбнулся, как будто ждал именно этого.

— Мы будем доверять. Доверять древности этого дерева, что оно помнит путь. И своему равновесию. Иногда самый прочный мост — это не то, что построили, а то, что выросло и осталось.

Мисс Фронтенд вздохнула,но в её глазах мелькнул вызов.

— Ладно. Но если мой протокол взаимодействия с окружающей средой даст сбой, виноваты будете вы. Весь ваш романтичный… бэкенд.

Я стоял на том берегу, чувствуя под ногами твёрдую, сырую землю. Импровизированный мост из бревна и наклонённого дерева скрипел под ногами Джессики, но держал. Однако она замерла на середине, пальцы вцепились в шероховатую кору опоры, взгляд прикован к тёмной, быстрой воде внизу.

— Мисс Фронтенд, — сказал я спокойно, но так, чтобы она услышала сквозь шум воды. — Река глубокая максимум по колено в этом месте. Вы не утонете. Но...

Я видел, как её взгляд метнулся к своему идеальному, бежевому пиджаку твидового кроя — её визитной карточке, символу статуса и профессионализма.

—...но твид, — продолжил я, — сохнет долго. И теряет форму. И пахнет речной тиной. Я понимаю.

Она кивнула, почти не заметно, не отпуская опору.

—Предлагаю сделку, — сказал я, делая шаг к самому краю воды на своём берегу. — Снимите пиджак. Перебросьте его мне. Я его сохраню в целости и сухости. А вы тогда сможете перейти, не боясь за свой джентльменский гардероб. Даже если поскользнётесь — это будут всего лишь брюки, которые высохнут у камина за вечер.

Я протянул руки, готовый поймать летящую ткань.

— Или... — добавил я с лёгкой усмешкой, — я могу вернуться, взять вас на руки и перенести. Но, думаю, первый вариант больше соответствует нашему партнёрству на равных. И достоинству знаменитой детективши.

Всё произошло в одно мгновение. Пиджак, тяжёлый от твида, описал в воздухе тёмную дугу и упал мне в руки. Но резкое движение нарушило хрупкое равновесие. Бревно качнулось, скользкая кора съехала под её каблуком. Джессика, лишившись опоры, замерла в неестественном, падающем полуобороте.

Я не думал. Тело среагировало само — длинный прыжок вперёд, в ледяную воду, которая хлестнула мне по коленям. Руки выбросились вперёд, и я успел — едва успел — подхватить её, прежде чем она шлёпнулась бы в поток. Одной рукой я обхватил её за талию, другой упёрся в мокрое бревно, гася инерцию падения. Мы замерли в этой нелепой, напряжённой позе: я, стоя по колено в воде, держа её на весу; она, одна нога ещё на бревне, практически вся её весом легла на мою руку.

Тишину нарушал только наш сбивчивый выдох и журчание воды. Я чувствовал, как дрожат её мышцы от напряжения и адреналина, слышал её быстрое, прерывистое дыхание у самого своего уха. Её лицо было в сантиметрах от моего, голубые глаза широко распахнуты — но не от страха, а от шока и предельной концентрации.

— Я… — начала она, но голос сорвался.

— Тсс, — прошептал я, медленно, очень медленно принимая на себя больше её веса и помогая ей найти устойчивое положение. — Всё в порядке. Вы не упали. И ваш пиджак, — я кивнул на берег, где он лежал аккуратно свёрнутым на сухом камне, — цел и невредим.

Осторожно, как хрустальную вазу, я переставил её на твёрдую землю своего берега, лишь потом отпустив свою хватку. Мои старые лохмотья ниже пояска были мокрыми и тяжелыми. Мы стояли, глядя друг на друга, разделённые теперь не рекой, а этим внезапным, физическим моментом близости, который висел в воздухе гуще речной мглы. Это было больше, чем просто помощь. Это был жест, стиравший на секунду все роли — швейцара и детектива, союзников по необходимости. Остались просто мужчина и женщина на краю леса, и непроизвольное доверие, которое теперь нужно было либо признать, либо игнорировать.

Её голос, обычно такой уверенный и ровный, прозвучал чуть сдавленно, с лёгкой дрожью, которую она, несомненно, тут же возненавидела бы в себе. Я видел, как она сделала шаг, пытаясь обрести твёрдую почву, и её колени слегка подались.

Я повернулся к ней, и на моём лице не было ни тени упрёка или раздражения, только искреннее сожаление.

— Ничего глупого, — возразил я мягко, но твёрдо. — Идея использовать ресурсы леса была абсолютно верной. Моя ошибка была в другом — я недооценил шаткость нашей импровизированной опоры и не предусмотрел безопасную страховку. Это на мне, как на том, кто знает эти места и должен был предвидеть риски.

Я снова взглянул на злополучное бревно, затем на свои промокшие брюки.

— Кроме того, — добавил я с лёгкой, самоироничной ухмылкой, — это я оказался недостаточно проворным, чтобы поймать пиджак и стабилизировать мост одновременно. Так что извиняться должны скорее мне.

Мой палец замер, указывая вглубь чащи, где тропа сужалась, а свет едва пробивался сквозь сплетение крон. И правда — стволы старых дубов и вязов, покрытые толстой, бугристой корой, образовывали причудливые наросты, которые в полумраке и вправду походили на скорченные, страшные рожи: вот пустое глазное впадище, вот оскал, вот гримаса ужаса.

Я позволил легенде повисеть в воздухе, чувствуя, как холодок пробегает по спине даже у меня, знающего эти места.

—Да, — тихо подтвердил я. — Легенды ходят. Говорят, что это лес помнит всё. А тот, кого называют его королём… или стражем… не любит чужаков с нечистыми помыслами. Говорят, он может запутать тропы, наслать морок, а тех, кто пришёл с жадностью или предательством в сердце, — лишить человеческого облика, превратив в часть леса: в зверя, в дерево, в дикаря, забывшего свою речь.

Я опустил руку и повернулся к Джессике. В её глазах я не увидел страха, только пристальный, аналитический интерес. Она изучала местность, как следователь изучает место преступления.

—Местные старожилы, оставшиеся со времён моего прадеда, шепчутся об этом. Луи-Филипп, конечно, высмеивал эти «суеверия». Он называл это дешёвой сказкой для туристов и приказал вырубить часть этих деревьев для расширения парковки. Но… — я понизил голос до шёпута, — говорят, что те, кто рубил, потом либо сбежали, либо начали видеть кошмары. И тропа к охотничьему домику с тех пор считается… охраняемой.

Я сделал паузу, давая ей осмыслить.

— Я не знаю, есть ли тут настоящая магия, мисс Фронтенд. Но я знаю, что этот лес хранит секреты. И иногда легенды — это просто искажённая память о реальных опасностях. О капканах, о ямах, о диких животных. Или… — я глянул на страшные рожи деревьев, — о чём-то, что не хочет, чтобы мы дошли до домика. В любом случае, нам нужна предельная осторожность. И чистые помыслы. К счастью, наша цель — восстановить справедливость, а не украсть сокровище. Хотя, кто знает, что король леса считает сокровищем.

Я предложил ей руку, не как галантный жест, а как опору на неровной, возможно, коварной тропе.

— Пойдёмте? Но будьте готовы ко всему. И помните главное правило любого леса, мистического или нет: не отставать и не терять друг друга из виду.

Вместе мы шагнули под сень искажённых крон. Воздух стал гуще, холоднее, наполненным запахом прелой листвы, сырой земли и чего-то ещё — старой древесной смолы, похожей на бальзам для забвения. Я шёл чуть впереди, чувствуя её шаги за спиной — не робкие, а твёрдые, размеренные. Я обернулся, мельком увидел её лицо. На нём не было и тени суеверного страха. Только та же сосредоточенная решимость, что горела в её глазах, когда она анализировала улики в салоне моей машины. Она не боялась Лешего. Она шла на работу.

И это понимание придало мне сил больше, чем любая бравада. Я выпрямил спину в своих промокших, потрёпанных лохмотьях.

— Вы правы, — сказал я, больше себе, чем ей, голос мой прозвучал тихо, но с новой, железной нотой. — Мы идём не для встречи с Лешим. Пусть себе бродит в своих чащобах и пугает суеверных. Наша цель — конкретна. Она из стекла и бетона, а не из мха и страха.

Я раздвинул перед собой колючую ветвь, придерживая её, чтобы она не ударила Джессику.

—Мы идём к моему брату. Через этот лес, через этот домик, через его подвалы. Каждая страшная рожа на дереве — просто дерево. Каждый шорох — просто ветер или зверёк. Наше оружие — не обереги от сглаза, а документ в моём кармане, ваша проницательность и тот факт, что он нас не ждёт с этой стороны.

Тропа вела вниз, в овраг, ещё более тёмный и сырой.

— Он думает, что защищён своими контрактами, своими адвокатами, своей властью наверху. Но у него есть ахиллесова пята — его высокомерие. Он забыл про эти тропы. Про этот лес. Про то, что у его брата ещё осталась память и решимость. И про то, что с ним идёт Джессика Фронтенд.

Я остановился на краю оврага, оглядываясь, чтобы найти безопасный спуск, и бросил ей взгляд через плечо.

— Так что пусть Леший сторожит свои владения. Мы пришли за своим. И мы его заберём.