Пять минут загадок: трагедия в счастливой семье, или Что на самом деле показано в Предыстории (джен)

Вот мы и добрались до 30 секунд "счастья по-Винчестеровски". Всё, что у нас есть реального для того, чтобы строить предположения и делать выводы о том, какой была семья главных героев до того, как погибла их мать. И на первый взгляд — да и на второй, и на третий — всё у них было зашибись. В этом моменте Создатели СПН установили традицию, от которой они практически не отступали на протяжении всех сезонов, а именно: не навязывать публике никаких оценок и суждений. Пусть зрители сами разбираются и сами решают, кто есть кто, и что на самом деле происходит на экране. Поэтому мы и видим вроде бы вполне счастливую семью — да и как может быть иначе? Ведь эти несколько мгновений сменяются ужасающей катастрофой, по сравнению с которой обычная жизнь кажется чудесной и радостной, даже если она вовсе не была идеальной. Но мы всё же внимательно рассмотрим этот короткий "мирный" отрезок, чтобы ничего не упустить и понять оставленные нам, почти незаметные, подсказки.

Итак, в темноте на фоне отраженного окна (его тени на стене коридора) появляется женщина с ребенком. Она включает свет, и мы видим Мэри с Дином на руках. Из символики — первое, что приходит в голову — Мария из Назарета, смертная женщина, согласившаяся принести своего ребенка в жертву. Богоматерь с младенцем на руках — залюбленный до смерти сюжет всех времен, и в похожем образе впервые предстает перед нами Мэри. Но какой из двух ее сыновей будет в большей степени соотнесен с Христом? Тот, что на руках — или тот, что в кроватке? Кстати, именно вокруг Сэма сосредоточено всё действие Пролога: в его комнате всё происходит, с ним пришли все попрощаться перед сном. Это первая подсказка тем недовольным фанатам Дина, которые не понимают, почему имя Сэма стоит первым в титрах. Пусть обычно именно старший брат двигает сюжет, пусть его поступки бывают и ярче, и невероятнее, пусть его эмоции сильнее разрывают нам сердце — но всё крутится, в основном, вокруг младшего Винчестера.

Время позднее — на Мэри ночная рубашка, на Дине пижамка. Она включает свет — это детская Сэма — предлагаю в ней оглядеться. Для начала — блекло голубой цвет, в который окрашены стены. Не слишком ли безрадостный оттенок для крохотного карапуза? Казалось бы, ерунда, всё абсолютно нормально — не черные же и не красные стены вокруг — и даже не ярко розовые. Но приглядимся к занавескам — белые с черным или серым почти абстрактным рисунком — какие-то схематические наброски, напоминающие человеческие фигурки в разных позах. Что-то типа иллюстраций к рассказу Конан Дойла "Пляшущие человечки". Опять же — далеко не очевидный выбор для полугодовалого малыша. Дальше бросим взгляд на стены — куча картинок в рамках. Неярких, компактных — машинки, трактора всякие — для мальчишки само то, но ведь не в 6 месяцев — зачем они там? Часы детские со всякой техникой вместо цифр — прекрасно, но опять же не по возрасту. Создается впечатление, что комната делалась "на вырост", без учета того, что действительно подходит младенцу, а тем более, новорожденному — ведь готовили детскую наверняка еще до рождения Сэма. Еще вариант, и он представляется более очевидным — что комната досталась в наследство от старшего брата, а сам он перебрался в другую. Тем более, на одеялке в какой-то момент мы видим нечто, напоминающее стилизованную букву "D" — в итоге это окажется уточкой, но не важно. Не забываем, каждый кадр просчитан и продуман, и если зритель видит что-то, похожее на латинскую "Д", значит — так и было задумано. Пожар осветил пеленальный столик со множеством бутылочек, высокий стульчик, но если убрать их и колыбельку — комната никак не тянет на детскую для грудного ребенка.

И еще одно — куча мягких игрушек. В кроватке, на полочках, даже на подвешенной сверху вертушке вместо привычных пластмассовых кругляшек и зверушек. Клоунов, слава те господи, нет — зато есть самолеты — но об этом ниже. Педиатры во всём мире рекомендуют сейчас, и, я не сомневаюсь, рекомендовали и 40 с лишним лет назад: никаких мягких игрушек в детской, особенно, когда речь идет о малышах до года. В их комнатах вообще лучше обойтись без ковриков, тяжелых портер и прочих пылесборников — не говоря уже о мягких игрушках. Допустим, Создатели не знали об этом предостережении детских врачей — но в съемочной группе полно женщин. Наверняка кто-то бы из них воскликнул:

— А это что за бред?! Какие мягкие игрушки? Где погремушки, сосательные кольца, пищалки, звеняшки и прочие грудничковые радости? Вы серьезно?..

Этого не произошло, поэтому настаиваю, что такой странный выбор детских забав не случаен, и попытаюсь прояснить, в чем тут дело. Может, в том, что Мэри — вовсе не такая идеальная мама, каковой представляет ее Дин. Я в курсе, насколько много фанатов считает образ "поздней" Мэри — из двенадцатого и последующих сезонов — не канонным. Дескать, была искажена первоначальная идея безупречной матери, слишком рано покинувшей сыновей. Да ладно! Задолго до возвращения матушки-Винчестер считала и говорила, что ей, конечно, далеко до муженька, но нет ни малейших оснований делать из нее невинную жертву или, тем более, образец материнской любви и преданности. Да, призрак Мэри — не сама она! — пожертвовал собой ради "своих мальчиков". Но, во-первых, к самой Мэри это имеет весьма косвенное отношение, а во-вторых, самопожертвование в СПН вовсе не является чем-то из ряда вон — скорее, наоборот, и оно автоматически не переводит персов в разряд положительных. Зачем далеко ходить — Джон ведь пожертвовал собой номинально ради Дина — и что, это существенно меняет его восприятие? Был уебком-садистом — таким и сдох. Но о Мэри — как, кстати, и о Джоне — я подробно рассуждаю в других местах, а здесь пытаюсь ответить на вопрос — за что крохотного Сэма лишили нормальных игрушек, обложив его со всех сторон плюшевыми мешочками для сбора пыли? Может, Мэри проще, когда он тихонько лежит в кроватке — ничем не гремит, не пищит, не звенит? А если снова вернуться к символам — что там у нас означает пыль, без которой мягкие игрушки не могут обойтись? Что-то старое, прошлое, отжившее своё — или нечто, никому долгое время не нужное, возможно, чем-то полезное, но, может, и опасное. Да, и еще, конечно, дорогу — вот где не обойдешься без пыли.

Ладно, закончим с обстановкой — и так подвисли — и вернемся к Винчестерам. Мама предлагает сказать братику спокойной ночи, и Дин тут же несется к нему и целует, а потом уж бормочет пожелание. Я как-то сделала в тогда еще Твиттере англоязычный пост на тему первых взаимодействий братьев Винчестеров. Так вот, у взрослых: один брат практически лежит на другом, сдавливая рукой горло, и при этом произносит фразу, которую наши переводчики так и не осмелились перевести полностью, столько в ней сексуального подтекста. Да, до этого была их драка, но там еще непонятно, кто противостоит Сэму. У маленьких Винчестеров в первом же кадре вместе один брат целует другого. После опубликования поста одна из "умняшек" спросила, не считаю ли я это проявлением сексуальных намерений. У меня было не так много подписчиков, но автора сего вопроса тут же заблочила — я не в силах бороться с идиотами, но искоренять их хотя бы на собственных страницах, к счастью, могу. Естественно, ни о каком сексуальном взаимодействии или намерении речь не идет — я даже представить не могла, чтобы кому-то такое пришло в голову. Нет, я лишь обращаю внимание, что самое первое взаимодействие братьев на экране — это не взгляд, не улыбка, не пожимание крохотной ручки, не любой другой вид физического контакта — это поцелуй. Для сравнения: Дин сразу целует Сэма и лишь после желает спокойной ночи; Мэри произносит пожелания, гладит и потом целует; Джон вообще не подходит к кроватке — только от двери желает приятных снов. Кто-то из вас реально верит, что такой порядок действий был выбран случайно?

А вот, как говорится, и Джонни. Пока Мэри и Дин стоят у колыбельки, он нарисовался в дверях в майке цвета хаки с надписью US MC (Корпус морской пехоты США) — морской пехотинец во всей красе — и татуха в наличии. Он зовет старшего сына, и Дин несется к нему со всех ног, радостный, запрыгивает на руки.

— Ну, что скажешь, Дин, готов уже Сэм погонять с нами мяч? — шутливо спрашивает отец, и мальчик, смеясь, машет головой и произносит:

— Нееет…

Мы не можем не экстраполировать этот момент на более позднее время.

— Ну, что, Дин, готов Сэм отправиться с нами на охоту? — выйдя из привычной угрюмой задумчивости, внезапно спрашивает отец, и замерший на мгновение подросток начинает отчаянно мотать головой и торопливо бормотать:

— Нееет… папа, ему еще рано… он не готов… не надо, пожалуйста, сэр…

Наверняка подобный диалог состоялся спустя несколько лет — возможно, не один раз. И именно к нему отсылают нас Создатели, выбрав из множества вариантов разговора отца с маленьким сыном, такой вопрос и ответ.

Пока же обратим внимание на взаимодействие Джона с женой. Он появляется, она спрашивает, как дела, проходя мимо, он отвечает, что всё хорошо, и она тут же выходит. При этом она его не касается — ее рука скользит по спине сына, но не дотрагивается до его ладони, находящейся совсем рядом. Всё — общение закончилось. Содержательно, ничего не скажешь. Кто-то возразит:

— Да они, наверно, только что разговаривали — он из соседней комнаты зашел…

А вот и нет. Не бросается четырехлетний ребенок к родителю с радостными воплями, если только что его видел — он на него вообще внимания не обратит. Да и жена вряд ли спросит у мужа, как дела, если он зашел из соседней комнаты. Можно предположить, что вопрос относился к чему-то конкретному, типа, закончил ли он ремонтировать машину. Но тогда бы после ее реплики он и ответил бы конкретно, что-то вроде:

— Нормально, милая, всё сделал…

Но он просто говорит, что всё хорошо, а это значит, что вопрос был вообще о делах, поэтому, без сомнения, не виделись они уже продолжительное время. Возможно, Джон только что вернулся с работы, а, может быть, он, придя домой давно, не поднимался на второй этаж, к семье — в любом случае, это первое общение после нескольких часов его отсутствия — и такое "обилие" слов и эмоций. О чем это говорит? Лишь об одном — в последний вечер на Земле Мэри была в ссоре со своим супругом. Конфликт, конечно, был не в такой острой фазе, как тот, что припомнил Дин после "заботливой" ангельской реконструкции в серии «Dark side of the Moon» (5, 16). Тогда Джон вообще свалил из дома на несколько дней. Возможно, тот скандал так и не был до конца изжит, или в семье произошла новая ссора, а, может, состояние конфликта уже стало для них перманентным, и тогда понятно, почему Винчестеры не замечали уродливого дерева во дворе — не до него им было. Одно ясно — Джон и Мэри перед ее смертью не успели помириться. Они разошлись по разным комнатам — она ушла в спальню, он отправился укладывать Дина и после этого не пошел вслед за женой.

Если же вернуться к Дину — он сначала находился на руках матери, потом оказался на руках у отца. Символический переход опеки — сначала о нем заботилась Мэри, потом должен был заботиться Джон. То, как он это делал — другой разговор, сейчас просто отметим, что Дин нуждается в этом — он опрометью несется к отцу и запрыгивает к нему на руки. Совсем другое дело Сэм. Его не показали на руках у кого-то — ему желают спокойной ночи, гладят, целуют — но не поднимают из колыбельки. Джон к нему вообще не подходит. Сэм сам по себе, но это его ничуть не смущает и не страшит. Оставшись в темной комнате один, он вполне доволен и счастлив, и, конечно, его не могут напугать остановившиеся часы, "ожившая" вертушка или мигающая лампа. Хныкать он начал по какой-то другой причине...