Дигидрогена монооксид (гет)

В голове вот уже несколько часов крутилось только истерическое «И какого это ранга миссия?»

Сакура не задала Орочимару ни одного вопроса — она вообще боялась теперь лишний раз открывать рот при нём. Расслабилась, разговорилась и хорошо ещё, что подвергла опасности только себя, а не весь клан Хьюг заодно.

А вот Кабуто расцвёл. Он буквально засыпал своего господина вопросами, причём далеко не все они были о предстоящей миссии: заботливо спросил, как там продвигаются исследования, поинтересовался, пригодилось ли то, что удалось извлечь из тела Кимимаро — Сакуру слегка затошнило — и напоследок, приторно-сладким голосом полюбопытствовал, как там поживает Саске.

Орочимару от половины вопросов уклонился, а на остальные ответил односложно. Он уже сделал то, зачем пришёл, и теперь наслаждался страхом Сакуры и скрытым раздражением Кабуто. Говоря о своём ученике, он с довольством отметил, что тот превзошёл все его ожидания.

Саске! А как он отнесётся к тому, что её вот-вот отправят на смертоубийственное задание, которое она не то что бы хочет выполнять, но кто ж её спросит? Конечно, Сакуре хотелось верить, что он забеспокоится, запретит ей куда-либо идти, наорёт на Кабуто и презрительно-ледяным тоном заявит Орочимару, что ещё один раз такое случится — и он уйдёт. Но это всё были фантазии… Или же нет?

Саске уж точно не обрадуется, что Сакура по доброй воле не только подвергнет себя опасности, но и, что гораздо хуже, фактически поможет Орочимару. Пока что из всех проступков перед деревней у неё только побег, но сперва с её помощью похитят тело Хизаши Хьюги, потом попросят сделать что-то ещё более сомнительное, и так, пока она окончательно не запятнает себя перед деревней. Если она хоть что-то значит для него, то он определённо не оставит без внимания происходящее.

А если Саске она безразлична, он всё равно будет в ярости из-за того, что, действуя опрометчиво, она делала это без его ведома. Может ли он решить, что она вдруг перешла на сторону Орочимару? Нет, он достаточно умён. Но, так или иначе, он наверняка захочет сорвать миссию.

Итак, Саске не должен ничего узнать. Но поговорить с ним до того, как они уйдут, Сакура обязана — кто знает, вдруг это будет их последняя встреча.

Едва Орочимару ушёл и снова оставил их наедине, как Кабуто поменялся в лице. Восторг исчез, уступив место усталости.

— Урок первый, — прошипел он, вольно или невольно подражая интонациям своего господина. — Молчание — золото.

Сказал он это намеренно громко, чтобы не успевший удалиться Орочимару услышал всё. Видимо, это была такая своеобразная форма этикета — не показывать эмоции напрямую, но сделать так, чтобы они были приняты к сведению.

— Тебе-то что? — буркнула Сакура.

— Это мне предстоит утрясти все дела в убежище. О большинстве проблем никто и не задумывается, а между тем, если вдруг мы лишимся отопления или запас боевых таблеток закончится — прилетит именно мне, — Кабуто всё больше распалялся. Это был первый раз, когда Сакура видела его раздражённым и нервным. — А потом надо будет распланировать вылазку на территорию Скрытого Облака, в мелочах. Обучить тебя. И всё это — за пару дней!

Теперь Сакура чувствовала себя виноватой не только перед Саске, Конохой и самой собой, но и отчасти перед Кабуто. Хотя тому следовало бы ругаться не на неё, а на Орочимару, но она его понимала — со змеиным саннином спорить было бесполезно, а на неё можно было выплеснуть гнев.

— Я думала, тебе нравится выполнять поручения Орочимару, — неуверенно сказала Сакура.

— Мне нравится ложиться в девять вечера, — членораздельно процедил Кабуто. — А в ближайшие сутки я вряд ли вообще посплю.

Возражать Сакура побоялась, равно как и предлагать свою помощь. Но Кабуто и сам понял, что вспылил. Он устало прижал кончики пальцев к вискам и медленно выдохнул.

— Прошу прощения, — второй раз за недавнее время он извинялся и снова делал это неискренне, больше для себя.

Кабуто было просто необходимо выглядеть вежливым. Могло ли это быть последствием многочисленных миссий? Шпиону просто необходимо быть сдержанным и незаметным. Грубить значило рисковать. Вежливость была одной из форм защиты. И если он стал с ней резок — значило ли это, что он привык к ней? Счёл… безопасной? Сакура не знала, обижаться на такую оценку собственных действий или радоваться. Чем меньше её принимают всерьёз, тем лучше.

— Я выдам тебе книги о стране Молний и деревне Скрытого Облака в частности. Там много лабуды, больше обращай внимания на пометки на полях — они мои, — голос Кабуто был неестественно монотонен: видимо, не хотел снова сорваться. — К вечеру я разберусь с бардаком в убежище и приду к тебе, разработаем легенду на случай, если нас будут спрашивать. Неважно, каким будет итог — считай, твоё обучение уже началось.

Прекрасно — ещё пол дня Сакура могла разбираться… скажем так, с бардаком в собственной жизни. Ей предстояло поговорить с Саске и найти способ, как оставить ему письмо, на случай, если во время вылазки в Кумо что-то пойдёт не так. Завещание? Но у неё ничего не было. Признание в чувствах? Те уже были лишены прежней одержимости благодаря Кимимаро. Ладно, с тем, что стоит знать Саске, она определится позже, вначале — он сам.

Все две недели, проведённые в убежищах, Сакура, иногда осознанно, а иногда нет, избегала Саске. Сперва ей казалось, что он может счесть её назойливой и это разрушит то хрупкое уважение, которое возникло у него, когда она, несмотря ни на что, отправилась за ним. Потом — что он не одобрит того, что она, как может пытается помочь Кимимаро. Тот был слаб, бесполезен и вообще являлся врагом. Ну, а когда она осознала, что страшится своих чувств, желание видеться с ним тем более исчезло.

Найти Саске не составило труда — он спал в своей комнате. Неудивительно: судя по всему, всё то время, что Сакура ухаживала за Кимимаро и читала книги, Орочимару тренировал его, поэтому тот изрядно вымотался.

Сакура очередной раз поразилась однообразию убежища. Все комнаты здесь были какие-то одинаковые: кровать, стол с подсвечником, комод — вот и всё убранство. Впрочем, Саске и этим почти не пользовался: свеча ни разу не зажигалась, а верх комода был покрыт пылью.

Будить Саске было совестно, но Сакура понимала, что иначе им вообще не удастся поговорить. К счастью, едва она сделала шаг к кровати, как что-то слегка коснулось её ноги. Тотчас Саске открыл глаза — сразу красные, с активированным шаринганом. Он поставил растяжки из чакры, потому что боялся, что кто-то в убежище может причинить ему вред или это было очередным упражнением? Отдыхая, он продолжал быть бдительным.

— Это я, всё в порядке, — прошептала Сакура, словно даже громкие звуки могли ранить его.

— Что случилось? — сразу перешёл к делу Саске. Глаза погасли, но он всё ещё выглядел встревоженным.

Сакура замялась. Может, стоило как-то завуалированно объяснить, что происходит? Нет, так, полунамёками, достаточно умело, она пока не сможет — и пытаться не стоит. Саске намного умнее её, не ей ему загадки загадывать. Иначе же она выставляла себя полной дурой, но к такому ей было не привыкать.

— Ничего, — Сакура второй раз за день сверлила взглядом пол. — Мы с тобой почти не виделись с тех пор, как мы попали сюда.

Если бы Саске прямо сейчас велел ей убираться из комнаты, то это было бы в его стиле, так что она бы подчинилась, чтобы не вызывать подозрений. Однако Саске вдруг оказался мягче, чем она ожидала. Он сел на кровати, свесив босые ноги к холодному каменному полу:

— Это правда. У меня было много дел. А у тебя? Чем ты занималась всё это время?

Сакура растерялась. Какого ответа он ждал?

Много плакала. Скучала по Конохе. Заботилась, как умела, о Кимимаро. Видела кошмары во сне и наяву. Читала. Кушала булочки с Кабуто.

— Кабуто притащил мне целую кучу книг, — выбрала она самый безопасный вариант. — Так что я не скучала, пусть у меня и не было такого замечательного наставника, как у тебя.

Сакура не удержалась и подняла глаза. Саске скривился так, будто она только что оскорбила его:

— Не называй эту омерзительную змеюку моим наставником. Никогда.

«Но ведь он тебя учит», — не сказала Сакура очевидную вещь. Хочет Саске все свои успехи приписывать себе да наследию клана Учих — пусть так и будет, ей нет дела до справедливости, когда речь идёт об Орочимару. Она знала: Саске — не Кабуто, скажет она ещё что-то, что его разозлит, и пошлёт он её куда подальше. Самой мудрой тактикой общения с ним было молчать.

— Ты не хочешь вернуться в Коноху? Мне казалось, ты передумаешь спустя пару дней, — признался Саске. — Тебя здесь ничего не держит.

Сакура села на кровать рядом с Саске. Тот слегка отодвинулся, но ничего не сказал. Теперь она обратила внимание на то, что простынь с одеялом были смяты и едва ли не завязаны в какой-то невообразимый узел. Даже полностью вымотавшись на тренировках, Саске не мог спать без кошмаров. Где-то в груди Сакура ощутила растущий комок нежности и тепла. Она редко видела его таким: полусонным, растерянным и беспомощным. Любовь к нему больше не раздирала её в клочья, как раньше, напротив, она казалась гармоничной и единственной возможной. В таком состоянии говорить о ней было проще, чем когда-либо ещё.

— Меня держишь ты. Если я и вернусь в Коноху, то только с тобой. Я хочу, чтобы в этом змеином логове ты был не один.

Насколько это было честно, если, отправившись в Кумо, Сакура подвергала себя опасности, рискуя оставить его одного? Окончательно осмелев, Сакура взяла Саске за руку, но он тотчас отдёрнул её.

— Привязанности сделают меня только слабее, — он говорил так, будто заучил наизусть эту истину наизусть. — Так хочешь прозябать здесь — пожалуйста, только вот жалеть меня не надо.

Сакура была бы и рада, но не испытывать сочувствия к тому, кто не может нормально поспать, она не могла. Или могла, если бы это касалось кого-то вроде Орочимару? А отдых Кабуто, вернее, его отсутствие, она представляла с удовольствием или огорчением? Нет, что думать о Кабуто, жутковатом, но единственным дружелюбным обитателем убежища, она ещё не решила.

— Прости, — облик Кабуто назойливо мешался в мыслях. Она-то извинялась искренне — или просто хотела, чтобы с её стороны всё было правильно. Следовало срочно поменять тему беседы. — Как тренировки? Сильно отличаются от того, чему учил Какаши?

Саске, вначале неохотно, а затем почти увлечённо принялся описывать происходившее с ним в последние недели. Раньше он никогда не стал бы столько говорить, но сейчас словно стосковался по нормальному общению. Ну да, не с «омерзительной змеюкой» же ему разговаривать. Подробности он намеренно опускал: то ли не хотел шокировать Сакуру, то ли не готов был полностью открыться.

Сакура мечтала, чтобы этот разговор продлился как можно дольше. Она выбрала идеальную тактику: ни слова о себе, благо, что и Саске не интересовался. Она получала долгожданное тепло от Саске и ничем не могла себя выдать. Но ничто не могло длиться вечно. Сакура сама не заметила, за какой репликой последовало внезапное:

— Я устал. Уходи, — Саске стал похож на ежа, запоздало выставившего колючки.

За парой лестничных проёмов её уже поджидал ещё более недовольный, чем раньше, Кабуто. Слышал ли он их разговор? Сакура бы ничуть не удивилась, но сейчас ему было нечего ей предъявить: она не разболтала ничего важного. Книги о деревне Скрытого Облака он пихнул с такой силой, что они больно впечатались ей в живот.

— Наблюдать за вами двумя было высшим удовольствием, — в голосе звучало неслыханное прежде злорадство. — Если бы Саске хотел, он бы догадался, что ты бы не стала две недели сидеть на месте. Но ему проще не думать об этом — ведь тогда бы ему пришлось заботиться о ком-то, кроме себя.

Сакура чуть не задохнулась от возмущения, однако убеждать Кабуто в том, что подслушивать — нехорошо, мог только кто-то ещё более наивный, чем она. Если он хотел её уколоть, ему следовало быть более последовательным. Прижав книги к груди, она рявнула:

— Ты уже определись, я безразлична Саске или так дорога, что он боится даже вспоминать обо мне?

Кабуто отступил на шаг. То ли дело было в том, что они стояли так близко, что он не хотел в споре столкнуться с Сакурой лбами, то ли она выглядела достаточно разозлившейся, чтобы стоять рядом с ней было опасным.

— Какая разница, — наигранно-равнодушно протянул Кабуто. — Чувства Саске — последнее, что меня волнует.

Кабуто был спокоен, но Сакура была уверена: надавить на него хоть немного — и он взорвётся. Он устал и должен был целиком и полностью сфокусироваться на новом задании, но вместо этого продолжал распыляться на бессмысленную перепалку, которую сам же и начал. Кстати, зачем? Его так бесил Саске или то, что Сакура дорожила тем, несмотря ни на что?

Настало время для финального удара. Сакуре ничего не стоило бросить что-то ядовитое и любоваться выведенным из себя Кабуто, но она вовремя остановилась. Им вместе идти на миссию, и ей бы не хотелось, чтобы в решающий момент оказалось, что её невольный напарник мстителен.

Так что ничья Сакуру вполне устраивала, да и поражение тоже.

— Ладно. Хорошо. Саске — слабовольный эгоист. Я — влюблённая дурочка. Все вокруг идиоты, один ты умный. Это всё, что ты хотел мне сказать? Тогда, если не возражаешь, я пошла. Мне ещё много надо прочитать.

Не дожидаясь ответа, Сакура гордо подняла голову и проследовала мимо Кабуто — благо, проход был достаточно широкий, чтобы он его не загораживал целиком.

Все в убежище словно посходили с ума и вели себя странно. Кабуто срывался, Саске был непривычно добр, а Орочимару… продолжал жевать булочки с корицей.

* * *

— Меня зовут Рёдзи. Мать назвала так, потому что отец был целителем, но сгинул на войне. Фамилии у меня нет — простенькому деревенскому парню она ни к чему. Пошёл по стопам отца. Мне двадцать два, и вот уже несколько лет я занимаюсь альтернативной медициной: прикладываю к богачам пиявок и кормлю их всякой дрянью. Неплохо на этом зарабатываю, так что даже выбился в люди.

— Почему ты не можешь просто быть лекарем? Сам говорил, чем меньше лжи — тем лучше.

Кабуто передохнул, выпил чашку или две чая и снова находился в прекрасном расположении духа. Они сидели в комнате Сакуры, и прямо на полу он раскладывал карточки со своей новой биографией. В этом было что-то мило-детское, только вместо карточек должны были быть куклы или хотя бы коллекционные фигурки.

— Не хочу, чтобы у стражников или кого бы то ни было ещё возникло искушение просить меня помочь их тяжелобольной бабушке или дочери. Конечно, я откажу, но они не оставят мыслей уговорить и будут смотреть на нас в десять раз пристальнее, чем обычно. Лёгкое пренебрежение — вот то, чего я хочу достичь.

Сакура кивнула. Это звучало логично, хотя она бы никогда не догадалась сама подумать в таком направлении.

— А я?

— Всё так же — моя кузина. Ты помогаешь мне по работе, не со зла, ты ещё слишком юна, чтобы что-то понимать, да и кушать хочется. В деревне ты представилась Ино, вроде бы? Это не самое частое имя, так что не стоит его использовать. Пусть будет… Микако.

— Как пишется..?

— А тебя это волновать не должно, ты у меня, сестрица, безграмотная, — насмешливо, но добродушно заявил Кабуто. — Расслабься, ты всего лишь превосходный ребёнок. Вот и будь тем, кто заявлен в имени. Очаруй, но при этом не запомнись достаточно ярко.

Для Сакуры, у которой из опыта в обмане были только неудачные попытки списать на контрольных, это звучало уже достаточно сложно. Где грань между невзрачной серой мышкой и тем, что от неё требовалось? Что ещё вероятнее, её занесёт в другую крайность и их раскроют…

— Расслабься, — приободрил её Кабуто. — На этом этапе ничего сложного не будет. Проверка документов — рутина, а таких, как мы, в деревню приходит немало. К нам даже в сознание лезть не будут — вот тут бы туго пришлось и мне. Просто будь естественной, но самую малость не собой.

Легче не стало, особенно от напоминания, что самое тяжёлое будет потом, когда они влезут в хранилище чужой деревни и покинут его, не подняв тревоги. Уже сейчас Сакуру начинала колотить нервная дрожь.

— Тебе следует заранее продумать ответы на возможные вопросы. Импровизация хороша, но с непривычки можешь сама запутаться. Представь всё: свои увлечения, друзей, любимые выражения…

Сакура сидела, прислонившись к стене спиной, иначе бы она покачнулась. Не зная, куда деться от Кабуто — он-то был в своей стихии, несмотря ни на что — она закрыла лицо руками. Тревога накатила внезапно, и уходить не хотела. В который раз следовало поразиться особенностям разума. Она была спокойна перед Орочимару, ничем не выдала себя Саске, сцепилась с Кабуто, но только сейчас понимала, в какую отвратительную ситуацию попала.

— У меня ничего не получится, — пробурчала она, не отнимая ладоней от пылающего лица. — Зачем Орочимару вообще нужно, чтобы я пошла с тобой? Понимаю, проверка, но вот так сразу?

Одним мановением руки Кабуто собрал все карточки с пола.

— Во-первых, переживать бы стоило, если бы тебя отправили на миссию в одиночку — это бы точно значило, что от тебя хотят избавиться, — В который раз Кабуто пытаясь успокоить, сделал только хуже. — Во-вторых, мне казался ответ на вопрос «Зачем?» очевидным. Странно, что ты ничего не поняла.

Должно быть, это был вызов, чтобы Сакура, как и прежде, нашла решение до того, как его озвучит Кабуто, но сейчас у неё не осталось никаких сил на головоломки. Какая разница, что там на уме у змеиного саннина, если катастрофа уже произошла?

Кабуто, кажется, догадался, что идей от Сакуры не последует, так что вздохнул и достал новые карточки.

— Господин Орочимару будет рад, если мы вернёмся. Но если мы провалимся, то он останется в выигрыше, — ровным рядком легли записки об отношениях Конохи и Кумо. — У деревень уже долгое время довольно напряжённые отношения, даже если забыть о той давнишней истории с попыткой украсть бьякуган. Ты покинула Коноху не так давно, чтобы другие деревни были поставлены в известность. Так что в случае, если тебя поймают, решат, что ты действуешь по приказу пятой хокаге. Никто не поверит, что ты служишь господину Орочимару — ваши уже достали остальные деревни привычкой вешать на него всех собак. А дальше, хоть до мировой войны и не дойдёт, будет весёленький скандал. Гоподину Орочимару останется только наблюдать.

В каждом поступке змеиного саннина следовало искать двойное дно. Он не оставил надежд устроить неприятности Конохе. Страшно было подумать, что произойдёт, если всё произойдёт именно так, как описал Кабуто.

— А если я откажусь? — без особой надежды спросила Сакура.

— Вылазка в Кумо состоится, с тобой или без тебя. Но, если откажешься, то после ты должна будешь вернуться в Коноху. Больше не получится быть где-то посередине, тебе стоит определиться: или ты готова работать с нами, или нет. Сидела бы тихо, может, этот вопрос бы возник и чуть позже.

Кабуто напоминал, что ещё не поздно вернуться, но Сакура не допускала мыслей об этом. Только не после сегодняшнего разговора Саске, когда она пообещала ему быть рядом.

— Если я попадусь — убей меня и уничтожь тело, — Сакура сама не верила, что говорит это. — Даже если я буду умолять тебя об обратном. Откажешься — я сама озабочусь сохранением тайны и возьму с собой взрывные печати и использую, если придётся. Тебе не понравится быть покрытым ошмётками человеческой плоти.

Сакура внаглую врала. Она ни за что на свете не подорвала бы сама себя. Более того, она надеялась, что и Кабуто не станет этого делать. Она всё ещё была ценна не столько сама по себе, сколько из-за Саске. И одно дело, если она сама оплошает на миссии, совсем другое — если Кабуто лично убьёт её. Когда Саске узнает об этом, Кабуто будет обречён и тот об этом знает.

Целью и не было заставить Кабуто поверить. Наверное, ей просто хотелось, чтобы он оценил этот спектакль.

— Давай обойдёмся без драматичных самоубийств, — криво улыбнулся Кабуто. — И вообще постараемся не попадаться. Сделаем всё для того, чтобы миссия прошла идеально. Идёт?

* * *

Два дня спустя Сакура была уверена в успехе миссии ещё меньше, чем раньше. Волосы пришлось покрасить в светлый, почти белый цвет и подстричь ещё короче, так что, глядя в зеркало, Сакура порой задавалась вопросом: это всё ещё она? Она стала больше походить на Ино. А когда — если — они вернутся, изменится ли что-то? Как быстро она потеряет себя? Сколько времени понадобится, чтобы, рассматривая отражение, она видела не Сакуру, генина Конохи, а простоватую девочку Микако или кого бы то ни было ещё? Это пугало и завораживало одновременно.

Из казавшихся бездонными глубин склада Кабуто достал пыльную грязно-бежевую одежду. Сакуре она была велика, так что она хотела её подшить, но Кабуто её остановил: рубашка не по размеру не подозрительна, но прятать под ней оружие было намного проще.

Вечерами они продолжали разрабатывать легенду. Это оказалось интереснее, чем Сакура ожидала. Больше похоже на совместное продумывание сюжета книги или спектакля — вплоть до мелочей и без логических неувязок. Они чертили схемы, продумывая всё, вплоть до того, кем был их двоюродный дедушка. Это было долго и не всегда просто, но Сакура понимала: если всё пройдёт хорошо, ей ещё не раз придётся воспользоваться этими наработками.

Самое ужасное ей довелось увидеть перед самым отбытием. Ничто не предвещало беды: Кабуто попросил её спуститься в одну из комнат на нижних ярусах и подождать его там. Чтобы не скучать, Сакура даже захватила с собой полистать атлас страны Молний. Рядом был и склад, так что Сакура решила, что это касается сборов необходимых на миссии предметов — и оказалась права.

Сдержать визг при виде неподвижно лежащего тела, не удалось. Книга выпала из рук и с гулким стуком ударилась об пол. Потеряв голову от оглушительного звука ещё больше, Сакура рванула прочь и со всей силы ударилась плечом о дверной косяк.

Боль помогла прийти в себя: кричать хотелось уже из-за неё, а не от страха. Мертвец не был ей знаком, но от этого не становился менее жутким. Перекошенное застывшее лицо, скрюченные, окоченевшие руки… Третий Хокаге, омытый, приодетый, или кто ещё из умерших в Конохе — это одно, а то, что она видела перед собой, было совершенно иного рода.

Время шло, а Сакура всё больше всматривалась в детали. Мужчина лет тридцати, серые глаза широко открыты, зато губы плотно сомкнуты — будто он не хотел выдать ни одной своей тайны. На ладони шрам — от битвы? Нет, такой можно получить и в мирное время. Когда-то сильный, мускулистый — это всё ещё не значило, что он был шиноби. Одежда тоже не давала никаких подсказок: бедная, тёмная, в заплатках. А ещё от него не было запахов, вообще. Использовались ли на нём специальные дзюцу или тело было настолько свежим?

— Хорошо, что ты не убежала, — Сакура так увлеклась, что не сразу заметила появление Кабуто. — Было бы проблемно, если бы вдруг у тебя обнаружился бы страх мертвецов. Как-никак, нам с этим трупом предстоит пройти немало.

Сакура обратила внимание на странность собственных размышлений: столько изучая тело, она даже не задала себе вопроса, зачем он здесь лежит. Просто восприняла его как данность. Им предстояло похитить тело Хизаши Хьюги, причём сделать это так, чтобы никто в Кумо этого не заметил, и они смогли спокойно и беспрепятственно покинуть деревню. Подмена была очевидна и необходима, но пока Кабуто не указал на это, Сакуре не приходило это в голову.

— Однако я позвал тебя сюда не только ради проверки. Ты знаешь Хиаши Хьюгу?

— Плохо. Видела его несколько раз, на этом всё, — члены клана всегда держались обособленно, а уж их глава и подавно.

— Это тело я купил на чёрном рынке. Можно было бы найти и среди пленников, но подходило не любое — нужны были определённые параметры: возраст, телосложение… — Кабуто говорил об этом так, словно выбирал фрукты в лавке. — Моя задача — сделать его лицо как можно более похожим на Хизаши Хьюгу. Твои знания в том, как выглядит его близнец, могут очень помочь. У меня есть его фотографии, но они довольно плохого качества.

Сакура задумалась. Талантом к рисованию она никогда не обладала, так что любые её художества были похожи на детские, но никак не напоминали реальность. На скучных лекциях её максимумом было разрисовать свиток причудливыми зигзагами, но попытки изобразить одноклассников всегда заканчивались ничем. Однако её всегда занимала мысль: как людям, держащим в руках лишь кисточку и лист, удаётся так детально воспроизводить реальность? Вот человек: у него волосы определённых длины и цвета, форма глаз, может быть, веснушки или родинки. Но весь этот набор не описывал и малой доли того, что было необходимо, чтобы детально воспроизвести внешность. Так как же ей словами объяснить то, что она не может сформулировать даже для самой себя? Что, помимо длинных волос и бьякугана, было у Хиаши?

Кабуто понял её без слов, потому что, покачав головой, в который раз за последние дни принялся раскладывать карточки. На каждой был изображён либо силуэт, либо черта лица, либо фигура. Следующие полчаса они потратили на то, чтобы из этих разрозненных отрывков Сакура собрала нужный образ — с поправкой на то, что Хиаши она помнила уже немолодым, а Хизаши умер несколько лет назад.

Ещё час Кабуто творил. Сакура предпочла бы быть как можно дальше отсюда, но заставила себя остаться и особенно не глядеть на происходящее. Она не была суеверна, поэтому успокаивала себя тем, что трупу было всё равно, что с ним делают. К тому же, едва ли Коноха пренебрегла подобным из соображений порядочности, если бы возникла необходимость: это было мерзко, но не чудовищно. Когда он закончил, то Сакура уставилась на результат в ужасе. Новое лицо напоминало не только Хиаши. Молодой «Хизаши» выглядел так, как предстояло выглядеть Неджи, повзрослей он ещё на десяток лет. Вместо незнакомца Сакура видела своего ровесника, двоюродного брата Хинаты, того, на кого она чуть не навлекла беду неосторожными словами… В нём скрывалось мрачное пророчество. В убежище Орочимару Сакура не способна контролировать ничего. Она легко может запятнать себя кровью не со зла, но по глупости, и местные обитатели будут от этого в восторге. Её действия могут навредить Конохе, но до самого конца она не будет об этом подозревать.

Желание отказаться и вернуться в деревню стало сильным, как никогда. Ещё не поздно было бежать, признаться, что она не справится, вновь встретиться с Какаши, Наруто, родителями — в последнее время их отношения трещали по швам, но сейчас даже по ним она скучала. Страх всеобщего осуждения был ничем по сравнению с тем, что она испытывала, глядя на «Хизаши». Саске мог бы справиться сам. Она решила, что ни за что на свете не позволит себе умереть из-за него.

Но что, если пророчество следовало истолковать иначе? Орочимару продолжит копить силы, а затем снова нападёт на Коноху — не в его стиле оставлять дела незаконченными. Оставшись, в случае чего, она сумеет предупредить близких. Из-за высказанных в азарте мыслей Орочимару мог принять её за свою, за ту, кто готов пойти на всё ради знаний и самосовершенствования. Он никогда не станет ей доверять, он и Кабуто-то не доверяет, но может неосторожно подпустить к своим планам поближе. И тогда она станет той, кто предотвратит гибель Неджи, Хинаты, Ино, Наруто — да вообще всех! Да, она не родилась со врождёнными способностями и огромными запасами чакры, но что, если её предназначение, не менее великое, чем у Саске, заключалось в другом?

Да, Сакуру хотели контролировать, но не сам ли Кабуто говорил, что это невозможно? «Не существует никакого надёжного способа гарантировать, что ты не повернёшь свои знания и умения против меня». Печать Хьюг при самом неудачном раскладе сулила ей мучительную гибель, но никак не запрещала делать собственный выбор.

Не следовало забывать и о Кабуто. Возможность победить его на его же поле была столь же притягательна, сколько и невыполнима. Он не мог не понимать, что она задумала. Должно быть, ему было забавно наблюдать за её попытками что-то изменить. И всё же Кабуто не был всезнающим. Как бы нравоучительно это не звучало, о Воле Огня он не знал ничего. Циничность заставляла его верить. Он ожидал исполнения страхов Сакуры: либо она сломается, либо примкнёт к ним. Он не представлял себе ситуации, в которой пройдут годы, а Сакура сохранит в себе силы и желание помочь не только Саске, но и Конохе несмотря ни на что.

Сакуре было всего тринадцать. Это парадоксальный возраст, в котором нормой является и игра в куклы, и мечты о замужестве. А насколько безумными были её планы? Оставалось надеяться, что достаточно, чтобы их никто не понял до самого момента их осуществления.