Девочка по имени Гарри (джен)

«Дорогая Гарри,

Мне до сих пор не верится, что ты в самом деле написала мне письмо! Если честно, в то, что ты — девочка, мне тоже верится с трудом. Но, наверное, это даже лучше, потому что будь ты мальчиком, я не решилась бы написать тебе ответ и даже говорить в твоём присутствии стеснялась бы. А так у меня наконец появилась подруга! Жалко только, что учиться с тобой в Хогвартсе я смогу только через год.

Хотя судя по тому, что ты рассказываешь о школе, там не всё так замечательно, как я всегда думала. Неужели никто, совсем никто не верит в то, что ты — девочка, кроме Рона, Фреда и Джорджа? На Перси не обращай внимания, он всегда такой упёртый. И то, что он успел наговорить профессору Макгонагалл, что ты-де «своевольник, обманщик и извращенец», так что путь в женские спальни теперь для тебя закрыт, меня не удивляет. Если надумаешь ему врезать, можешь добавить и от меня. Правда, вряд ли до него чего дойдёт.

Место в спальне мальчиков — звучит отстойно. Они ведь такие неряхи, грубияны и драчуны! Если к тебе кто сунется, вы с Роном, того, держите оборону. Я в вас верю.

Я кладу в конверт несколько заколок и ленточек. Мама и тётушка Мюриэль мне их столько дарят, что девать некуда. Может, так всем станет наконец понятно, кто ты на самом деле?

Искренне твоя,

Джиневра Молли Уизли»

* * *

«Дорогая Джинни,

Обалдеть, у меня наконец-то появились аксессуары для волос! Всю жизнь о таких мечтала. Спасибо тебе огромное, ты лучшая. На косы с ленточками мне пока длины не хватает, а заколками с удовольствием подхватываю теперь чёлку.

Правда, делу это мало помогает, тем паче что эта Гермиона Грэйнджер чуть ли не набрасывается на любого, кто ставит под сомнение право мальчика носить заколки. С Малфоем они на этот счёт так разругались, что я думала — непременно подерутся. Но Малфой вызвал на дуэль не Гермиону, а меня, а сам не пришёл. Трус, короче. Наверное, боялся проиграть девчонке.

К слову, кроме Малфоя, который только угорает, есть и те, кто действительно верит, что я — девчонка. Парвати Патил, например, заявила, что у меня женская аура. Дин Томас, когда предложил нам с Роном, Невиллом и Симусом сыграть в футбол, заключил, что так бить по мячу может только девчонка. Обидно, конечно — у меня ведь просто всегда было лучше с играми, где надо действовать руками: волейболом, баскетболом и т.д., и мой пол здесь ни при чём. Но и на том спасибо.

А капитан квиддичной команды Оливер Вуд (меня взяли в факультетскую сборную по квиддичу, представляешь?) поверил на слово своим загонщикам Фреду и Джорджу, и это замечательно, потому что теперь я могу принимать душ в женской раздевалке, и мне больше не приходится бегать по утрам на озеро с ведром и полотенцем и прятаться среди кустов ракиты, чтобы помыться. (А что делать, если в башне мальчиков душ без перегородок? Хорошо хоть, во всех уборных есть кабинки.)

Остальные же до сих пор утверждают, что я — мальчик, и в ответ на возражения просят заткнуться. Мне и самой иногда кажется, что я превратилась в попугая, который непрестанно твердит «Я — девочка, я — девочка».

И вроде можно было бы и забить: Рон ещё в первую ночь отвоевал мне койку у самой стенки, соседи по комнате относятся ко мне вполне сносно и даже уважительно. То, что они при мне матерятся, меня не сильно нервирует — от кузена Дадли с дружками я и не такого наслушалась, а то, что наши вещи валяются по всей спальне, после тётиного перфекционизма мне даже нравится (жаль только, «Акцио» мы изучим только на четвёртом курсе, а до той поры придётся тратить уйму времени на поиск шляпы и второго носка). Переодеваться можно за задёрнутым пологом, вопрос с душем теперь тоже решён… и всё-таки я не собираюсь сдаваться. Пусть со стороны всё и выглядит как должно, но я-то знаю, что мне как девочке ночевать с парнями — неправильно.

Что же, побегу на зельеварение — а не то Снейп ещё скажет что-нибудь вроде «Мистер Поттер, то, что вы считаете себя девушкой, не даёт вам право так опаздывать — у нас ведь здесь урок, а не свидание», а Малфой потом станет повторять это на каждом шагу. А Гермиона — защищать права мальчика на опоздание… Короче, лучше не рисковать.

Искренне твоя,

Гарри Дженнифер Поттер»

* * *

Есть вещи, пережив которые, невозможно не проникнуться друг к другу симпатией, и победа над четырёхметровым горным троллем — одна из таких вещей. Поэтому тридцать первого октября 1991 года Гермиона Грэйнджер стала другом Гарри и Рона — несмотря на то, что их дружеские беседы нередко скатывались на споры о том, какого Гарри пола.

Обладательница критического склада ума, Гермиона наконец объявила, что согласится с тем, что Гарри — девочка, если ей будут предоставлены достаточные доказательства.

— Гермиона, какие доказательства? Её ведь лестница в башню девочек ещё в первый раз пропустила! А ты напридумывала всякого про феминизм, — сразу напустился Рон.

— Ты что-о-о, против фемини-и-изма? — прогудела Гермиона на вдохах, втягивая в себя воздух от возмущения.

Чтобы защитить подругу от гипервентиляции, а друга — от долгого назидания, Гарри быстренько предъявила своё свидетельство о рождении.

— Макгонагалл даже смотреть не стала, а здесь чёрным по белому значится: «имя: Гарри Дженнифер Поттер, пол: жен.», — указала она.

— Пол как-то неразборчиво написан, — отвергла Гермиона, — а что до имени… если девочка может носить имя Гарри, почему бы мальчику не называться Дженнифер?

Логика была железной. Гарри с Роном заметно приуныли.

— И самое главное: абсолютно все уверены в том, что Гарри — мальчик! Ну, не с потолка ведь они взяли это убеждение, — настаивала Гермиона. — Где хоть один, хоть один человек, который может с точностью подтвердить обратное?

— А ведь действительно, Гарри! Может, тебе стоит написать своим дяде и тёте? — подкинул идею Рон. — Ну, пусть пришлют в школу бумажку, что у них-де племянница — и дело с концом! Уж записке от родственников даже Макгонагалл должна поверить.

— Может, и так, да вот только Дурсли палец о палец не ударят, чтобы облегчить мне жизнь, — вздохнула Гарри.

— А других родственников у тебя нет? Совсем-совсем? — не терял надежды Рон.

— Нет, наверное… не знаю, — призналась Гарри.

Даже о родителях ей было известно лишь то, что те якобы погибли в аварии — до того, как Хагрид открыл ей правду и охарактеризовал Джеймса и Лили как талантливых волшебников и надёжных товарищей. А что, если…

* * *

Оказалось, Хагрид мог немало поведать о родителях Гарри: как выяснилось во время очередного чаепития, он состоял вместе с ними в каком-то обществе и оттого часто с ними виделся, даже на свадьбе присутствовал.

— И вот время — без пяти минут, невеста места себе не находит, гости уж сокрушаются: неужели и до Джеймса добрался Сами-Знаете-Кто, да ещё в такой-то день… И тут, значит — низкий рокот, из облаков появляется быстро растущее чёрное пятно, все, ясен пень, от страха остолбенели, кричат. Мотоцикл (а это мотоцикл был) проносится аккурат над головами, меня даже чуть не задел, в последний миг разворачивается и на поляну приземляется, с заносом заднего колеса, то есть. Джеймс снимает шлем, спрыгивает с багажника, Лили на него напускается: мол, ты что, с ума сошёл — в парадной мантии и на мотоцикле? А он: «Так у Сириуса водить машину прав нет, а мы договорились, что он у нас будет шофёр.» А она: «Шáфер, Джеймс! Шáфер!» И пытается злиться — а смеётся… А Блэк тоже шлем снял и извиняется, значит: «Ну, напутал, ну, бывает, зато когда крестины будут, всё точно пройдёт чин чином!..» И кто бы мог подумать, что потом он их сдаст, Сами-Знаете-Кому, значит — да ещё потом кучу людей укокошит и в Азкабан отправится…

— Ага! — Рон торжествующе поставил чашку на стол. — Выходит, у Гарри есть крёстный отец, который сейчас находится в Азкабане!

— Хагрид, ты говоришь, он сдал моих родителей Волдеморту? — затараторила Гарри. — А… почему? Тогда, на свадьбе, с шофёром-шафером такая добрая шутка вышла. Почему он их потом предал?

Разговорчивость Хагрида вдруг разом исчезла:

— Вам этого знать не положено, — отрезал он и для надёжности закрыл рот огромной ручищей.

— Они поссорились? Или Сириус Блэк всегда тайно работал на Волдеморта?

— Да оставь, Гарри, — спокойно прервала её Гермиона. — Сами разберёмся. Об этом наверняка в газетах писали. Попросим у мадам Пинс подшивку за восемьдесят первый — и дело с концом!

— Точно! Побежали скорее в библиотеку. Пока, Хагрид!

Гарри, Рон и Гермиона вскочили и, махнув лесничему, умчались прочь из хижины, оставив на столе три чашки недопитого чая.

— Ох, зря я вам это сказал, — проворчал Хагрид им вслед.

* * *

«Дорогой Сириус Блэк,

Возможно, тебе странно получить от меня письмо, когда ты виновен в смерти моих родителей. Во всяком случае, так говорят. Но в последнее время я на своей шкуре прочувствовала, что не всегда то, что говорят — правда. А даже если это и правда, что ты убил двенадцать магглов и своего друга Питера Петтигрю, то я хочу выслушать твою сторону: почему ты это сделал?

Но не буду скрывать главной причины, почему я тебе пишу. Дело в том, что в этом году я поступила в Хогвартс, но все почему-то считают, что я мальчик. Ты не мог бы написать записку моему декану профессору Макгонагалл, чтобы она разрешила мне перевестись в женскую спальню?

Искренне твоя,

Гарри.

P.S.: Рон говорит, что в Азкабане очень холодно и тоскливо, а передачи запрещены. Поэтому я просто постараюсь почаще тебе писать, чтобы тебе было не так одиноко. Всё-таки ты единственный, кто у меня остался.»

* * *

«Дорогая моя крестница!

Милая, как же трудно тебе приходится! Если бы меня на первом курсе принудительно послали в женское общежитие, живым бы я оттуда не выбрался. И, каюсь, это мы с друзьями придумали тебе имя Гарри, из-за которого после смерти Джеймса и Лили вся Магическая Британия безусловно посчитала тебя мальчиком.

Но вот в смерти твоих родителей и тех магглов я не виноват! Это не я, это Петтигрю всё устроил, крыса этакая! Он создал наваждение и всех обманул! И я хочу, чтобы ты переслала это моё письмо моему другу Римусу Дж. Люпину. Дело в том, что Римус, видимо, считает меня предателем, оттого ни разу не прислал мне и двух слов, а связаться с ним сам я не имею права: в Азкабане узникам разрешают только отвечать на присланные письма (а не то я бы давным-давно сам тебе написал).

Записку для мурлык Макгонагалл я посылаю в этом же конверте, но сомневаюсь, что Минн твоя деканша поверит слову осуждённого преступника, пусть даже он — её бывший подопечный. Ах, если бы только нашлась эта крыса…

Твой крёстный отец,

Сириус Блэк».

* * *

— Эх, ты! — в обращении Гермионы к Гарри слышались нотки упрёка и крайнего разочарования. — Я-то думала, ты феминист. Я-то думала, ты — парень, который умеет шить. А ты — просто-напросто… девчонка.

— Разумеется, Гарри специально родилась девочкой, только чтобы тебя расстроить, — хмыкнул Рон. — Гарри, ну как же ты так, имей, наконец, совесть.

Но Гарри прыгала от радости: наконец-то и второй друг поверил в то, что она — девочка! Расстроило её лишь то, что второй друг вопреки предостережениям Сириуса незамедлительно потащил записку к декану.

Крёстный не ошибся в своих опасениях: вместо койки в спальне первокурсниц Макгонагалл одарила Гарри недельной отработкой за общение с нежелательными элементами. Но просьбу Сириуса крестница выполнила: письмо перенаправила Римусу Дж. Люпину, а заодно упомянула, что у её лучшего друга Рона есть очень подозрительная крыса, по поразительному совпадению объявившаяся в его семье на следующий день после ареста Блэка…

Встреча заинтересованных лиц состоялась в Визжащей хижине — Фред с Джорджем помогли первокурсникам незаметно туда пробраться. Рона убедили, что настоящей крысе чары раскрытия анимага не повредят, крыса до последнего была уверена, что её несут к ветеринару, и когда Петтигрю обратился в человека и оказался лицом к лицу с Римусом Дж. Люпином, бежать было уже поздно.

На следующее утро Гарри получила ещё одну записку к декану, автором которой был уже не пожизненно заключённый, а полностью оправданный гражданин Магической Британии. Но и этот документ профессор Макгонагалл отказалась считать действительным, вдобавок пригрозив Гарри, что если она не прекратит общение с крёстным, то придётся вскрывать все приходящие к ней письма. А на столе декана лежал утренний номер «Пророка», открытый на статье за авторством Р. Скитер:

«Выпущенный вчера вечером из Азкабана маньяк-убийца Сириус Блэк не соизволил удовлетвориться освобождением и публичным извинением со стороны властей. На вопросы о его отношениях с крестником, небезызвестным Гарри Поттером, именуемым также мальчиком, который выжил, Блэк заявил, что у него не крестник, а крестница, и несомненно, у этих скандальных утверждений не может быть иной цели кроме снискания сочувствия среди населения и привлечения внимания к своей персоне.

По свидетельству знакомых преступника, он ещё в молодости стремился завоевать симпатии наивных однокурсниц посредством вызывающего внешнего вида и увлечения опасными устройствами вроде моцотыкла, который, как утверждает эксперт А. Уизли, в период с 1974 по 1978 год был повинен в смерти свыше шести тысяч (!) магглов. Разумеется, в сравнении с этим числом двенадцать жертв мистера П. Петтигрю воспринимаются просто смешно, и у британских волшебников есть все основания, чтобы ежеминутно опасаться за свои жизни. Несомненно, первым, до кого доберётся Блэк, станет его крестник мистер Поттер…»