Девочка по имени Гарри (джен)

— И почему, скажи на милость, мы станем называть нашу дочку Гарри? — глаза Лили сузились, руки плотнее обхватили свёрток из пелёнок и одеяла, в котором посапывала новорожденная.

— Но, дорогая, мы ведь уже договорились с тобой, что назовём ребёнка Гарри Джеймс Поттер, — ответил новоиспечённый отец, отводя почему-то глаза.

— Да, но только потому, что ты был полностью уверен в рождении сына и отметал малейшую вероятность, что на свет может появиться дочь! И теперь, когда оказалось, что у нас девочка, нам надо выбрать ей подходящее…

— Но, Лили, нашего первого ребёнка непременно нужно назвать Гарри, и никак иначе!

— Почему? — недоумевала Лили с некоторым раздражением.

— Ну… как бы тебе сказать, — Джеймс теребил и без того взлохмаченную шевелюру. — В общем, это… мы на шестом курсе играли с Сириусом, Римусом и Питером в карты на желание, ну, и я проиграл. А в то время я всё болтал о том, что ты со временем всё же ответишь на мои знаки внимания, что мы поженимся, и что родится у нас сын, которого я назову в честь самого талантливого игрока в квиддич, самого оригинального выдумщика розыгрышей, самого красивого обаяшки и вообще самого лучшего человека на свете: Джеймсом Поттером-младшим. Я тогда был самонадеянным дураком.

— «Был»? — с ироничной улыбкой уточнила Лили.

— Ну, был, есть, буду… не начинай, ладно? В общем, я проиграл, а друзья посовещались и придумали, чтобы я назвал своего первенца Гарри.

— И ты… согласился на эту глупость? — спросила Лили, однако, даже не удивившись.

— Это не глупость, это дело чести! — вскинулся Джеймс. — Хотя, признаюсь, тогда для меня их желание было настоящим ударом. Но я его выдержал! И невозмутимо сказал им, что Джеймс… просто будет вторым именем моего сына. Гарри Джеймс Поттер — неплохо ведь звучит, правда?

— Но не для девочки же!

— Ну, так уж и быть, — вздохнул Джеймс. — Пусть вторым именем будет не Джеймс, а… Дженнифер, в честь моей покойной бабушки. Но первым именем будет Гарри, и только Гарри! Ведь я — человек слова!

— Гарри Дженнифер Поттер, — задумчиво произнесла Лили. Малышка в свёртке вдруг шевельнулась, будто отозвавшись на сочетание звуков, на которые ей предстояло откликаться всю жизнь. — А знаешь, действительно как будто звучно…

— Ну вот и славненько! — в голосе Джеймса явно слышалось облегчение, что он не нарушит данного друзьям слова. — Так и зарегистрируем нашу дочку.

— И всё-таки… назвать девочку Гарри — это малость странновато…

— Да расслабься ты, Лили! Известно ведь, что не имя определяет сущность человека. Как там тот маггловский писатель говорил — «Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет?» Так вот и наша дочка останется нашей любимой девочкой, как бы мы её не назвали! Ну, действительно, что здесь может пойти не так?

* * *

— Я хочу прочитать это письмо. Это моё письмо, — протестовала Гарри, храбро взирая снизу вверх на испуганного и разъярённого дядю. — На конверте написано моё имя!

Дядя Вернон ещё раз взглянул на злополучное письмо — и вдруг как будто немного успокоился.

— Нет, Гарри, это письмо вовсе не тебе прислали. Видишь, тут значится: «Мистеру Г. Поттеру». С каких это пор ты — «мистер», юная леди? — на лице дяди расползлась улыбка гордости за такой очевидный аргумент, и он продолжил объяснять племяннице, как маленькой: — Дяденька или тётенька, которые посылали это письмо, ошиблись адресом, а предназначается оно — мальчику Г. Поттеру, кем бы он ни был.

— Действительно. Поттеров пруд пруди! Разумеется, отправители просто что-то напутали, — подхватила тётя. — Так что хватит тут стоять, глазами хлопать — марш сковородку мыть!

«Бедный, бедный мальчик Г. Поттер. Кому-то очень надо что-то ему сообщить, а он и не знает. И как же можно было так напутать с адресом? Даже чулан под лестницей указали,» — думала в воскресенье Гарри, сжигая очередную стопку писем, которыми сегодня завалило почти что весь дом.

Конвертов она не вскрывала, ведь читать чужие письма ужасно неприлично. Особенно для юной леди вроде неё самой.

* * *

— Хагрид, у меня несколько вопросов. Во-первых, что хочет сказать профессор… — она ещё раз прочитала подпись в конце листочка, — профессор Макгонагалл, когда просит «отправить сову»? И во-вторых, почему и на конверте, и в письме ко мне обращаются как к «мистеру» Поттеру?

— Сова у меня с собой, и ответ я сейчас отправлю, — сказал великан, извлекая из кармана живую взлохмаченную сову, а вместе с ней чернила, перо и пергамент. — А почему тебя удивляет «мистер»?

— Так ведь я — девочка! Вот и сейчас вы написали профессору Дамблдору: «Отдал Гарри его письмо. Завтра пойдём с ним за покупками.» Меня, конечно, иногда принимают за мальчика, но…

— Гарри, да ты, оказывается, шутник! — засмеялся лесничий, отворяя окно и выпуская сову с посланием. — Всем ведь известно, что «Гарри Поттер — мальчик, который выжил!» Эту фразу знает у нас любой ребёнок.

— Который… выжил? — переспросила Гарри.

И Хагрид поведал ей душераздирающую историю гибели её родителей от руки злого волшебника Волдеморта. А потом наколдовал её двоюродному брату поросячий хвост. И в довершение списка сказал, что завтра они ни свет ни заря отправляются в Лондон… И Гарри решила, что вернётся к теме своего пола утром.

* * *

— А это вот Гарри, — представлял её назавтра Хагрид хозяину Дырявого котла. — Гарри Поттер. И такой, скажу я вам, выдумщик! Всё твердит, что он — девчонка, представляете?

— А-ха-ха, мистер Поттер, да у вас замечательное чувство юмора! — Том вытер набежавшие от смеха слёзы. — Сын Джеймса и Лили — девчонка…

— М-мистер П-поттер, ведь вы в од-диночку п-победили С-сами з-знаете к-кого! П-после этого н-никто не п-посмеет д-дразнить вас д-девчонкой, — промямлил молодой волшебник с нервно дёргающимся глазом.

— Всегда мечтала пожать руку мальчику, который выжил! — громко заявила высокая волшебница с огромной шевелюрой кудрявых волос, спеша к Гарри через быстро образовавшуюся толпу.

В поднявшемся гвалте никто не услышал вялых возражений Гарри. В банке, в магазинах повторилось то же самое: на неё налетали, пожимали руку и не обращали внимания на то, что она им говорила... И за весь день ей так и не удалось ни до кого донести, что она, вообще-то, девочка.

* * *

«Ох и странные эти волшебники в Косом переулке», — думала Гарри вечером, глядя на уплывающий вдаль Лондон в окне вагона электрички до Литтл-Уингинга.

— Мальчик, встань! Уступи место старушке, — раздался голос над её ухом.

— Пожалуйста, — поспешно вскочила она. — Только, мэм, я не мальчик, а девочка.

— Девочка? Девочка должна выглядеть как девочка, а не как огородное пугало, — проворчала пожилая леди, окидывая Гарри недовольным взглядом. — Ох уж эта молодёжная мода на рубашки и штаны! Вот в моё время девочки ходили в бантиках, фартучках и платьях до пола… Как зовут-то тебя?

— Гарри Дженнифер Поттер, мэм.

— И имя ужасное! Девочка по имени Гарри. Нет, мир определённо катится по наклонной…

«А ведь эта старушка хоть и стала придираться к моей внешности и имени, а всё же не засомневалась, когда я ей сказала, что я — девочка, — заметила Гарри. — Нет, действительно: что не так с этими волшебниками в Косом переулке? Ладно, приеду в школу — будет проще. Уж со сверстниками мне точно удастся объясниться!»

— Мам, а ты знаешь, кто тот первокурсник, которого мы проводили на платформу? — спросил Фред.

— И кто же?

— Это Гарри Поттер! — воскликнул Джордж, многозначительно всплеснув руками.

— Ой, мам, можно я пойду на него посмотреть? — попросила рыжеволосая девочка, дёрнув маму за рукав мантии.

— Нет, Джинни, мальчик — не животное в зверинце, чтобы на него глазеть; к тому же, ты уже его видела… Неужели это действительно он?

— Нет, не он, — замотал головой Фред.

Джинни заметно приуныла и даже обиделась не на шутку. С раннего детства она обожала историю о мальчике, который выжил. Она в сотый, в тысячный раз просила маму рассказывать, как Гарри победил Того, Кого Нельзя Называть.

Она уже давно втайне надеялась, что когда-нибудь встретит Гарри, и всё представляла, как сделает аккуратный реверанс, опустив взгляд, только бы не встречаться с его глазами — ярко-зелёными, как утверждали слухи… А иногда она представляла, что он споткнётся на лестнице — а она его поддержит, и он выдохнет с облегчением и спросит: «Девочка, как тебя зовут?», а она ответит: «Джинни!» — просто так, невзначай…

И вот теперь не успела она в полной мере расстроиться, что на её первой встрече с ним ничего из этого не случилось — как братья сообщили, что их известие было всего-навсего очередным розыгрышем!

— Вовсе не он, — подтвердил Джордж и вдруг добавил громким шёпотом: — Это она!

— Девочка, которая выжила! — воскликнул Фред, любуясь ошарашенными лицами мамы и Рона.

Джинни, однако, совсем уже разволновалась:

— Так Гарри это или не Гарри? Он или не он?

— Гарри. Но не он. А она, — повторил Джордж. — Сама нам так сказала.

— Как — она? Как — сама? А как же реверанс? А как же лестница и «Девочка, как тебя зовут?» — «Джинни»… Нет, Гарри никак не может быть девочкой!

— Действительно, Фред, Джордж! — нахмурилась миссис Уизли. — У Гарри ведь волосы короткие и, простите уж за откровенность — лохматые, и рубашка с брюками — мальчиковые… Хотя…

Миссис Уизли окинула взглядом свою дочь. На Джинни были джинсы, доставшиеся от Рона — с дыркой на колене, которой младшая Уизли очень гордилась, и ковбойская рубашка близнецов. Вопреки скромному семейному доходу миссис Уизли иногда удавалось скопить достаточно средств на покупку платья для дочери, но та предпочитала донашивать одежду за братьями, утверждая, что в юбке неудобно лазать по заборам и ползать по-пластунски. А ещё Джинни почти всё детство просила маму коротко её стричь — и лишь с прошлого лета решила, что хочет отрастить волосы, когда увидела на обложке Ведьмополитена охотницу Голихэдских Гарпий с развевающимся на ветру хвостом…

— Если так, то и Джинни надо в мальчики записать, — засмеялся Рон, чью голову посетили, похоже, те же мысли.

— Ну нет, уж я точно не мальчик, — замотала головой Джинни. — Выходит, что Гарри… действительно девочка?

Гарри, тайком наблюдавшая сцену из окна своего купе, вздохнула с облегчением. Неужели же она встретилась наконец с волшебниками, которые готовы были принять тот факт, что она — девочка?

— Но если Гарри — девочка, значит, не будет ни реверанса, ни лестницы, ни «Как тебя зовут?»… — бормотала Джинни, будто не замечая ничего вокруг себя. — Я же теперь никогда, никогда не смогу познакомиться с ним… то есть, с нею!

Гарри же до того обрадовалась, что, забыв о своём намерении не показываться, вскочила с сиденья, открыла окно и весело помахала рукой:

— Привет опять! Я Гарри. И да, я тоже девочка. Как тебя зовут?

Джинни застыла от неожиданности и несколько секунд недоумённо хлопала ресницами.

— Джинни, — сказала она наконец.

— Очень приятно! Знаешь, Джинни, ты — первая девочка из волшебников, с кем я познакомилась. Может, будем писать друг другу письма?

— А? Что?

«Мальчик, который выжил, предлагает дружить по переписке! Вот это да! То есть не мальчик, а девочка… Девочка, которая выжила, предлагает мне дружить по переписке… Неужели так бывает?» — крутилось в голове Джинни, всё ещё растерянно стоявшей посреди платформы.

Прозвучал свисток поезда; ученики заторопились в вагоны.

— Я тебе напишу тогда. Если захочешь, ответишь. Адрес спрошу у твоих братьев. Пока, Джинни! — махнула Гарри рукой на прощание.

«А реверанс? А лестница?..» запоздало думала Джинни, глядя вслед удаляющемуся поезду…

* * *

— А ты точно Гарри Поттер? И… ты в самом деле девчонка?

Гарри ответила Рону кивком на оба вопроса, и он повернулся к ухмыляющимся близнецам:

— Фред! Джордж! Поверить не могу, что это не очередная шутка вашего авторства!

— Запомни, братец: единственный случай, когда мы воздерживаемся от шутки — это когда правда звучит ещё невероятнее!

* * *

— Так слухи не врут? В этом купе действительно едет сам Гарри Поттер? — проговорил бледнолицый блондин, растягивая слова.

— Сама Гарри Поттер. Я девочка, — поправила его Гарри.

— Меня зовут Драко Малфой, а это Крэбб и Гойл, — представил Малфой себя и своих приятелей. — И тебе, Поттер, не мешало бы поскорее перейти в наше общество. А не то дружба со всяким сбродом вроде Уизли тебя и не до того доведёт.

— Рон — не сброд. А я — всё-таки девочка — настойчиво возразила Гарри.

— Да, Малфой! Моя сестра Джинни тоже одевается по-пацански, но мы, к счастью, не полные идиоты, чтобы считать её за это парнем, — поддержал Рон.

— Что до моего внешнего вида, то у меня особенно и выбора не было, — заметила Гарри, немного смутившись. — Одежду я всегда за кузеном донашиваю, а волосы мне тётя состригает, чтобы на шампунь не тратиться.

Малфой осклабился:

— И покупать мужскую форму в магазине мадам Малкин тебе тоже тётя велела?

— В смысле, мужскую? — не поняла Гарри. — Наша форма — просто мантия! Ты хочешь сказать, мужская чем-то отличается от женской?

Малфой не успел ответить, потому что мимо их купе как раз проходила Гермиона Грэйнджер, которая не могла упустить возможности блеснуть своими знаниями:

— Пуговицы на мужской мантии располагаются справа, а на женской слева. Также на мантиях старшекурсниц присутствуют вытачки, — затрещала она, протискиваясь ко входу в купе. — А о чём, собственно, спор?

Гарри тем временем достала из чемодана одну из мантий, которую ей дали тогда в магазине — между прочим, даже не поинтересовавшись, девочка она или мальчик. Пуговицы действительно были на правом борте, петли — на левом.

— Если дело только в пуговицах — так я могу их просто пришить на левый борт, — легко разрешила она ситуацию и полезла обратно в чемодан за швейным набором, чувствуя некую благодарность к тёте за уроки по рукоделию.

— Нет, ну вы посмотрите. Он ещё и шьёт, — усмехнулся Малфой, видимо, раздумав становиться другом этого странного Поттера. — Действительно как девчонка.

Он думал было уйти, высокомерно задрав голову, но Гермиона вдруг решительно преградила ему путь.

— Ты что, — прошипела она, уперевшись руками в боки и глядя на него исподлобья, — хочешь сказать, что поскольку Гарри — мальчик, то он не должен шить?

— Ха, конечно не должен! Это только девчонки шьют. Ну и эльфы, — отмахнулся Малфой, не заметив подвоха.

— Так ты не поддерживаешь половое равноправие! — догадалась Гермиона. — Ты застрял в эпохе устаревших гендерных ролей а-ля «мужчина — добытчик, женщина — домохозяйка»!

Она оставила невольно отступивших на несколько шагов Малфоя, Крэбба и Гойла и повернулась к Гарри:

— А ты молодец. За равенство стоишь. Лично я горжусь знакомством с парнем, который владеет иголкой и ниткой.

— И который переделывает мужскую мантию в женскую, — вставил Малфой.

— А кто сказал, что парень не имеет права носить женскую одежду? — снова вскинулась Гермиона. — Гарри, не обращай внимания на этого мизондриниста. И знай, что я всегда поддержу права мальчика делать то, что традиционно ассоциируется с женским полом.

— Спасибо, конечно, — поблагодарила Гарри, заметив, что Малфой наконец смылся, видимо, не в силах больше находиться в этом прогрессивном обществе. — Но может, ты лучше поддержишь моё право быть девочкой? Потому что я, вообще-то, девочка и есть.

— Не говори ерунды, — возразила Гермиона, не задумываясь. — Ты не можешь быть девочкой, потому что во всех книгах — и в «Современной магической истории», и во «Взлёте и падении тёмных искусств», и в «Величайших волшебных событиях двадцатого века» — везде написано: «Гарри Поттер — мальчик, который выжил»!

— Но я-то сама знаю, что я — девочка!

— Книги не могут ошибаться, а значит, ошибаешься ты. Чем говорить всякие глупости, лучше почитал бы о себе — вот я бы именно так и поступила, а пока переоденьтесь скорее в мантии, потому что мы скоро приедем, мне так только что сказал машинист, — скороговоркой отчеканила она и мгновенно удалилась, захлопнув дверь перед вытаращенными взглядами Гарри и Рона.

* * *

— Мальчики — налево, девочки — направо, — распорядился Перси, указав поочерёдно на две спиральные лестницы, уходящие из гриффиндорской гостиной наверх, к спальням. — Поттер, ты куда? Поттер, вернись! Ну что же, я предупредил.

Гарри обернулась. Перси не предпринимал больше попыток её остановить, но он и находящиеся в гостиной старшекурсники не сводили с неё глаз, ожидая, что вот-вот что-то произойдёт. Она пожала плечами и продолжила подъём.

— Этого… не может быть, — выдавил из себя Перси через полминуты и принялся протирать очки.

— В чём дело? — вновь обернулась Гарри, остановившись на первой площадке лестницы, ведущей к женским спальням. Старшекурсники возбуждённо переговаривались и показывали на неё пальцем, как будто случилось что-то из ряда вон выходящее.

— Лестница в башню девочек зачарована: если по ней попробует подняться мальчик, то она превратится в гладкую горку, и он просто скатится по ней вниз. Так написано в «Истории Хогвартса», — проинформировала Гермиона. — Но…

Она вдруг схватилась за голову, на лице выражалось крайнее непонимание:

— Но ведь ты — мальчик, потому что об этом написано в «Современной магической истории»; соответственно, лестница не должна была пропустить тебя в башню. И тем не менее она тебя пропустила! Ах, что же это всё может значить? А! — она гордо подняла вверх указательный палец. — Я поняла!

«Ура! Наконец-то до кого-то ещё дошло, что я девочка!», обрадовалась Гарри.

— Лестница Хогвартса тоже придерживается самых передовых взглядов! Она не хочет, как в былые времена, отделять мальчиков от девочек и готова теперь пропускать всех учеников вне зависимости от пола! Ну или только тех, кто умеет шить и поддерживает равноправие мужчин и женщин, — добавила Гермиона, когда кто-то из старшекурсников, решив проверить её теорию, попытался подняться вслед за девочками и тут же съехал вниз по сгладившейся поверхности.

Гарри подавила зевок. Прекратить бы поскорее эти рассуждения, да завалиться бы спать!

— Ну, раз лестница такая прогрессивная, что позволила мне подняться… и раз мы живём в эпоху полового равенства… то я, конечно, могу ночевать вместе с с вами? — заключила она, обращаясь к Гермионе.

— А-ха-ха, — нервно засмеялась Грэйнджер, — конечно же, нет! Ишь, извращенец выискался — с девочками он хочет ночевать…

«Эх, не прокатило», — с сожалением подумала Гарри.

— Поттер! Живо спустись оттуда и поднимись в мужскую спальню! — неиствовал снизу Перси.

— Но Перси, я ведь девочка! Твои братья мне верят, а ты…

— А я сначала староста, а потом уже брат. Я за порядком слежу, — гордо надулся Перси.

Гарри собиралась ещё побороться за своё законное место в башне девочек, но именно в этот момент на площадке другой лестницы — той, что вела в башню мальчиков — показалась рыжая шевелюра Рона, крикнувшего:

— Эй, Гарри! Нам тут твой чемодан по ошибке подкинули…

— Вот видишь, Поттер? — обрадовался Перси. — Даже твой чемодан доставили в мужскую спальню. Так что кончай выпендриваться и топай к мальчикам. А иначе я доложу на тебя декану!

Гарри хотела снова возразить, но девочки стеной преградили дальнейший подъём в их комнаты, а она так устала за день, что сил отстаивать свою правоту больше не осталось. «К мальчикам так к мальчикам. Авось не съедят, за одну-то ночь. А завтра я сама поговорю с профессором Макгонагалл и всё улажу», — решила она наконец и подчинилась приказу старосты.

«Дорогая Гарри,

Мне до сих пор не верится, что ты в самом деле написала мне письмо! Если честно, в то, что ты — девочка, мне тоже верится с трудом. Но, наверное, это даже лучше, потому что будь ты мальчиком, я не решилась бы написать тебе ответ и даже говорить в твоём присутствии стеснялась бы. А так у меня наконец появилась подруга! Жалко только, что учиться с тобой в Хогвартсе я смогу только через год.

Хотя судя по тому, что ты рассказываешь о школе, там не всё так замечательно, как я всегда думала. Неужели никто, совсем никто не верит в то, что ты — девочка, кроме Рона, Фреда и Джорджа? На Перси не обращай внимания, он всегда такой упёртый. И то, что он успел наговорить профессору Макгонагалл, что ты-де «своевольник, обманщик и извращенец», так что путь в женские спальни теперь для тебя закрыт, меня не удивляет. Если надумаешь ему врезать, можешь добавить и от меня. Правда, вряд ли до него чего дойдёт.

Место в спальне мальчиков — звучит отстойно. Они ведь такие неряхи, грубияны и драчуны! Если к тебе кто сунется, вы с Роном, того, держите оборону. Я в вас верю.

Я кладу в конверт несколько заколок и ленточек. Мама и тётушка Мюриэль мне их столько дарят, что девать некуда. Может, так всем станет наконец понятно, кто ты на самом деле?

Искренне твоя,

Джиневра Молли Уизли»

* * *

«Дорогая Джинни,

Обалдеть, у меня наконец-то появились аксессуары для волос! Всю жизнь о таких мечтала. Спасибо тебе огромное, ты лучшая. На косы с ленточками мне пока длины не хватает, а заколками с удовольствием подхватываю теперь чёлку.

Правда, делу это мало помогает, тем паче что эта Гермиона Грэйнджер чуть ли не набрасывается на любого, кто ставит под сомнение право мальчика носить заколки. С Малфоем они на этот счёт так разругались, что я думала — непременно подерутся. Но Малфой вызвал на дуэль не Гермиону, а меня, а сам не пришёл. Трус, короче. Наверное, боялся проиграть девчонке.

К слову, кроме Малфоя, который только угорает, есть и те, кто действительно верит, что я — девчонка. Парвати Патил, например, заявила, что у меня женская аура. Дин Томас, когда предложил нам с Роном, Невиллом и Симусом сыграть в футбол, заключил, что так бить по мячу может только девчонка. Обидно, конечно — у меня ведь просто всегда было лучше с играми, где надо действовать руками: волейболом, баскетболом и т.д., и мой пол здесь ни при чём. Но и на том спасибо.

А капитан квиддичной команды Оливер Вуд (меня взяли в факультетскую сборную по квиддичу, представляешь?) поверил на слово своим загонщикам Фреду и Джорджу, и это замечательно, потому что теперь я могу принимать душ в женской раздевалке, и мне больше не приходится бегать по утрам на озеро с ведром и полотенцем и прятаться среди кустов ракиты, чтобы помыться. (А что делать, если в башне мальчиков душ без перегородок? Хорошо хоть, во всех уборных есть кабинки.)

Остальные же до сих пор утверждают, что я — мальчик, и в ответ на возражения просят заткнуться. Мне и самой иногда кажется, что я превратилась в попугая, который непрестанно твердит «Я — девочка, я — девочка».

И вроде можно было бы и забить: Рон ещё в первую ночь отвоевал мне койку у самой стенки, соседи по комнате относятся ко мне вполне сносно и даже уважительно. То, что они при мне матерятся, меня не сильно нервирует — от кузена Дадли с дружками я и не такого наслушалась, а то, что наши вещи валяются по всей спальне, после тётиного перфекционизма мне даже нравится (жаль только, «Акцио» мы изучим только на четвёртом курсе, а до той поры придётся тратить уйму времени на поиск шляпы и второго носка). Переодеваться можно за задёрнутым пологом, вопрос с душем теперь тоже решён… и всё-таки я не собираюсь сдаваться. Пусть со стороны всё и выглядит как должно, но я-то знаю, что мне как девочке ночевать с парнями — неправильно.

Что же, побегу на зельеварение — а не то Снейп ещё скажет что-нибудь вроде «Мистер Поттер, то, что вы считаете себя девушкой, не даёт вам право так опаздывать — у нас ведь здесь урок, а не свидание», а Малфой потом станет повторять это на каждом шагу. А Гермиона — защищать права мальчика на опоздание… Короче, лучше не рисковать.

Искренне твоя,

Гарри Дженнифер Поттер»

* * *

Есть вещи, пережив которые, невозможно не проникнуться друг к другу симпатией, и победа над четырёхметровым горным троллем — одна из таких вещей. Поэтому тридцать первого октября 1991 года Гермиона Грэйнджер стала другом Гарри и Рона — несмотря на то, что их дружеские беседы нередко скатывались на споры о том, какого Гарри пола.

Обладательница критического склада ума, Гермиона наконец объявила, что согласится с тем, что Гарри — девочка, если ей будут предоставлены достаточные доказательства.

— Гермиона, какие доказательства? Её ведь лестница в башню девочек ещё в первый раз пропустила! А ты напридумывала всякого про феминизм, — сразу напустился Рон.

— Ты что-о-о, против фемини-и-изма? — прогудела Гермиона на вдохах, втягивая в себя воздух от возмущения.

Чтобы защитить подругу от гипервентиляции, а друга — от долгого назидания, Гарри быстренько предъявила своё свидетельство о рождении.

— Макгонагалл даже смотреть не стала, а здесь чёрным по белому значится: «имя: Гарри Дженнифер Поттер, пол: жен.», — указала она.

— Пол как-то неразборчиво написан, — отвергла Гермиона, — а что до имени… если девочка может носить имя Гарри, почему бы мальчику не называться Дженнифер?

Логика была железной. Гарри с Роном заметно приуныли.

— И самое главное: абсолютно все уверены в том, что Гарри — мальчик! Ну, не с потолка ведь они взяли это убеждение, — настаивала Гермиона. — Где хоть один, хоть один человек, который может с точностью подтвердить обратное?

— А ведь действительно, Гарри! Может, тебе стоит написать своим дяде и тёте? — подкинул идею Рон. — Ну, пусть пришлют в школу бумажку, что у них-де племянница — и дело с концом! Уж записке от родственников даже Макгонагалл должна поверить.

— Может, и так, да вот только Дурсли палец о палец не ударят, чтобы облегчить мне жизнь, — вздохнула Гарри.

— А других родственников у тебя нет? Совсем-совсем? — не терял надежды Рон.

— Нет, наверное… не знаю, — призналась Гарри.

Даже о родителях ей было известно лишь то, что те якобы погибли в аварии — до того, как Хагрид открыл ей правду и охарактеризовал Джеймса и Лили как талантливых волшебников и надёжных товарищей. А что, если…

* * *

Оказалось, Хагрид мог немало поведать о родителях Гарри: как выяснилось во время очередного чаепития, он состоял вместе с ними в каком-то обществе и оттого часто с ними виделся, даже на свадьбе присутствовал.

— И вот время — без пяти минут, невеста места себе не находит, гости уж сокрушаются: неужели и до Джеймса добрался Сами-Знаете-Кто, да ещё в такой-то день… И тут, значит — низкий рокот, из облаков появляется быстро растущее чёрное пятно, все, ясен пень, от страха остолбенели, кричат. Мотоцикл (а это мотоцикл был) проносится аккурат над головами, меня даже чуть не задел, в последний миг разворачивается и на поляну приземляется, с заносом заднего колеса, то есть. Джеймс снимает шлем, спрыгивает с багажника, Лили на него напускается: мол, ты что, с ума сошёл — в парадной мантии и на мотоцикле? А он: «Так у Сириуса водить машину прав нет, а мы договорились, что он у нас будет шофёр.» А она: «Шáфер, Джеймс! Шáфер!» И пытается злиться — а смеётся… А Блэк тоже шлем снял и извиняется, значит: «Ну, напутал, ну, бывает, зато когда крестины будут, всё точно пройдёт чин чином!..» И кто бы мог подумать, что потом он их сдаст, Сами-Знаете-Кому, значит — да ещё потом кучу людей укокошит и в Азкабан отправится…

— Ага! — Рон торжествующе поставил чашку на стол. — Выходит, у Гарри есть крёстный отец, который сейчас находится в Азкабане!

— Хагрид, ты говоришь, он сдал моих родителей Волдеморту? — затараторила Гарри. — А… почему? Тогда, на свадьбе, с шофёром-шафером такая добрая шутка вышла. Почему он их потом предал?

Разговорчивость Хагрида вдруг разом исчезла:

— Вам этого знать не положено, — отрезал он и для надёжности закрыл рот огромной ручищей.

— Они поссорились? Или Сириус Блэк всегда тайно работал на Волдеморта?

— Да оставь, Гарри, — спокойно прервала её Гермиона. — Сами разберёмся. Об этом наверняка в газетах писали. Попросим у мадам Пинс подшивку за восемьдесят первый — и дело с концом!

— Точно! Побежали скорее в библиотеку. Пока, Хагрид!

Гарри, Рон и Гермиона вскочили и, махнув лесничему, умчались прочь из хижины, оставив на столе три чашки недопитого чая.

— Ох, зря я вам это сказал, — проворчал Хагрид им вслед.

* * *

«Дорогой Сириус Блэк,

Возможно, тебе странно получить от меня письмо, когда ты виновен в смерти моих родителей. Во всяком случае, так говорят. Но в последнее время я на своей шкуре прочувствовала, что не всегда то, что говорят — правда. А даже если это и правда, что ты убил двенадцать магглов и своего друга Питера Петтигрю, то я хочу выслушать твою сторону: почему ты это сделал?

Но не буду скрывать главной причины, почему я тебе пишу. Дело в том, что в этом году я поступила в Хогвартс, но все почему-то считают, что я мальчик. Ты не мог бы написать записку моему декану профессору Макгонагалл, чтобы она разрешила мне перевестись в женскую спальню?

Искренне твоя,

Гарри.

P.S.: Рон говорит, что в Азкабане очень холодно и тоскливо, а передачи запрещены. Поэтому я просто постараюсь почаще тебе писать, чтобы тебе было не так одиноко. Всё-таки ты единственный, кто у меня остался.»

* * *

«Дорогая моя крестница!

Милая, как же трудно тебе приходится! Если бы меня на первом курсе принудительно послали в женское общежитие, живым бы я оттуда не выбрался. И, каюсь, это мы с друзьями придумали тебе имя Гарри, из-за которого после смерти Джеймса и Лили вся Магическая Британия безусловно посчитала тебя мальчиком.

Но вот в смерти твоих родителей и тех магглов я не виноват! Это не я, это Петтигрю всё устроил, крыса этакая! Он создал наваждение и всех обманул! И я хочу, чтобы ты переслала это моё письмо моему другу Римусу Дж. Люпину. Дело в том, что Римус, видимо, считает меня предателем, оттого ни разу не прислал мне и двух слов, а связаться с ним сам я не имею права: в Азкабане узникам разрешают только отвечать на присланные письма (а не то я бы давным-давно сам тебе написал).

Записку для мурлык Макгонагалл я посылаю в этом же конверте, но сомневаюсь, что Минн твоя деканша поверит слову осуждённого преступника, пусть даже он — её бывший подопечный. Ах, если бы только нашлась эта крыса…

Твой крёстный отец,

Сириус Блэк».

* * *

— Эх, ты! — в обращении Гермионы к Гарри слышались нотки упрёка и крайнего разочарования. — Я-то думала, ты феминист. Я-то думала, ты — парень, который умеет шить. А ты — просто-напросто… девчонка.

— Разумеется, Гарри специально родилась девочкой, только чтобы тебя расстроить, — хмыкнул Рон. — Гарри, ну как же ты так, имей, наконец, совесть.

Но Гарри прыгала от радости: наконец-то и второй друг поверил в то, что она — девочка! Расстроило её лишь то, что второй друг вопреки предостережениям Сириуса незамедлительно потащил записку к декану.

Крёстный не ошибся в своих опасениях: вместо койки в спальне первокурсниц Макгонагалл одарила Гарри недельной отработкой за общение с нежелательными элементами. Но просьбу Сириуса крестница выполнила: письмо перенаправила Римусу Дж. Люпину, а заодно упомянула, что у её лучшего друга Рона есть очень подозрительная крыса, по поразительному совпадению объявившаяся в его семье на следующий день после ареста Блэка…

Встреча заинтересованных лиц состоялась в Визжащей хижине — Фред с Джорджем помогли первокурсникам незаметно туда пробраться. Рона убедили, что настоящей крысе чары раскрытия анимага не повредят, крыса до последнего была уверена, что её несут к ветеринару, и когда Петтигрю обратился в человека и оказался лицом к лицу с Римусом Дж. Люпином, бежать было уже поздно.

На следующее утро Гарри получила ещё одну записку к декану, автором которой был уже не пожизненно заключённый, а полностью оправданный гражданин Магической Британии. Но и этот документ профессор Макгонагалл отказалась считать действительным, вдобавок пригрозив Гарри, что если она не прекратит общение с крёстным, то придётся вскрывать все приходящие к ней письма. А на столе декана лежал утренний номер «Пророка», открытый на статье за авторством Р. Скитер:

«Выпущенный вчера вечером из Азкабана маньяк-убийца Сириус Блэк не соизволил удовлетвориться освобождением и публичным извинением со стороны властей. На вопросы о его отношениях с крестником, небезызвестным Гарри Поттером, именуемым также мальчиком, который выжил, Блэк заявил, что у него не крестник, а крестница, и несомненно, у этих скандальных утверждений не может быть иной цели кроме снискания сочувствия среди населения и привлечения внимания к своей персоне.

По свидетельству знакомых преступника, он ещё в молодости стремился завоевать симпатии наивных однокурсниц посредством вызывающего внешнего вида и увлечения опасными устройствами вроде моцотыкла, который, как утверждает эксперт А. Уизли, в период с 1974 по 1978 год был повинен в смерти свыше шести тысяч (!) магглов. Разумеется, в сравнении с этим числом двенадцать жертв мистера П. Петтигрю воспринимаются просто смешно, и у британских волшебников есть все основания, чтобы ежеминутно опасаться за свои жизни. Несомненно, первым, до кого доберётся Блэк, станет его крестник мистер Поттер…»

— Вы хорошо поработали в этом году, слизеринцы, — провозгласил Дамблдор поверх торжествующего гвалта за столом факультета-победителя. — Однако следует принять во внимание некоторые обстоятельства.

Большой зал мгновенно стих; все ученики до единого напряжённо воззрились на директора.

— Как сообщила наша школьная целительница, попавший в лазарет после отчаянной защиты философского камня Гарри Поттер на самом деле является, и всегда являлся, девочкой.

«Сообщила» — это было очень мягко сказано. От разноса, который устроила декану и старостам мадам Помфри, узнав, что Гарри вынуждена была целый год жить в спальне мальчиков, до сих пор звенело в ушах.

— Справедливые утверждения Гарри о её поле подверглись всеобщему сомнению, и лишь мистер Фред и мистер Джордж Уизли сразу поверили в то, что перед ними — девушка. За это каждый из них награждается двадцатью баллами. А мистер Рон Уизли, всегда поддерживавший свою подругу, получает целых тридцать баллов!

Гриффиндорцы радостно захлопали.

— Это мои братья. Вот какие молодцы, — гордо сообщал Перси другим старостам, в одночасье забыв о том, как ругал братьев и даже снимал баллы за попытки доказать ему, что Гарри имеет право подниматься в башню девочек.

Дамблдор поднял руку, и в зале снова воцарилась тишина.

— Однако есть среди вас ученица, обладающая гораздо более важными качествами, чем способность угадать пол человека с первого взгляда. Она делает всё, чтобы поддержать половое равенство и феминизм. Даже считая Гарри мальчиком, она отважно боролась за справедливость, поддерживая право мальчика выглядеть и вести себя как девочка. Ведь в конце концов мужской и женский пол — ничто иное, как устаревшая общественная установка, и сейчас, на стыке второго и третьего тысячелетия, пора бы уже всем это понять. Итак, сотней баллов награждается Гермиона Грейнджер, и Гриффиндор выигрывает кубок школы!

Зал взорвался аплодисментами; гриффиндорцы поспешили выразить Гермионе своё восхищение, а она, заливаясь гордым румянцем, залезла на скамью, достала из кармана флаг, с одной стороны которого красовался сжатый кулак в зеркале Венеры, а с другой стороны — соединённые вместе символы мужчины и женщины со знаком равенства посредине, и принялась им размахивать. По залу летели ликующие вопли; забыв о соревновании между факультетами, толпа обступила свою героиню; Драко Малфой упал на колени и умолял её о прощении за свои былые бесчувственные консервативные взгляды…

— Равные права для всех! — выкрикнула Гермиона лозунг, и по залу тут же отозвались десятки голосов:

— Феминизм без границ!

— Кухня и мода — это не свобода!

— Патриархат — не наш формат!

— Гермиона, проснись!

* * *

Гермиона резко открыла глаза и быстро захлопала ресницами, не понимая сразу, каким образом она перенеслась из Большого зала в спальню девочек.

Около кровати стояла Гарри и настойчиво дёргала её за одеяло.

— Вставай, Гермиона. На поезд опоздаем.

— Эх, Гарри. Такой сон прервала, — проворчала Гермиона, неохотно вылезая из-под одеяла.

Несмотря на упрёк Гермионы, вид у Гарри был наисчастливейший: ещё бы, первую ночь она ночевала там, где ей было положено, и первое утро ей не пришлось тащиться на поле в раздевалку, чтобы элементарно принять душ!

— Ты смотри у меня, не переставай на каникулах быть феминисткой, — давала Гермиона наставления, торопливо одеваясь и причёсываясь. — Если я узнаю, например, что тебя как деву в беде спасли какие-нибудь знакомые мальчики, то буду весьма и весьма разочарована!

— Мальчики, девочки… какая разница, кто кого спасёт, если по-твоему все равны? — возразила Гарри и немного пожалела, когда Гермиона начала читать ей лекцию о различиях между равенством и справедливостью, о законе маятника и о важности поддержки меньшинства.

* * *

Тем летом Рон, Фред и Джордж всё-таки прибыли на летающем автомобиле и спасли её из заточения как деву в беде. Зато следующей весной они на пару с Джинни разгромили василиска, призрак-воспоминание Реддла и его коварный дневник, чем с лихвой восстановили в глазах Гермионы своё достоинство.

До этого самого достоинства обеим не было ровно никакого дела, но Гермионе они об этом не сказали, чтобы лишний раз не ссориться. Потому что хоть и была Гермиона неисправимой феминисткой, Джинни — безнадёжной мечтательницей, Рон — пылким защитником своих союзников, а Гарри — девочкой, прежде всего они были — друзьями. И дружба лучше всяких движений и лозунгов помогала им принимать друг друга, ведь руководствовалась их дружба не убеждениями, а простой, но сильной и искренней любовью.