Ох, тяжела ты, шляпка Мэри Сью! (гет)

— Ну как там оно, в Great Britain? — с нетерпением спросила Ленка во вторник, когда ей и Жанне наконец удалось устроить сеанс связи по сквозным зеркалам. — Успела кому-нибудь понравиться?

— “Понравиться” — это слабо сказано, — вздохнула Жанна. — Я две ночи подряд почти не высыпаюсь.

— Ой, правда? — громко возликовала Ленка, а затем, опомнившись, понизила голос. — И кто он? Ну, тот, с кем ты до утра болтаешь и целуешься под лестницей?

— Болтаю и целуюсь под лестницей? Как бы не так! Я до утра письма жгла спамовые.

— Так они же быстро в огне сгорают.

— Это смотря какое количество. В Хогвартсе учится сто семьдесят четыре мальчика. Каждому мальчику требуется в среднем три с половиной минуты, чтобы написать и отправить мне любовное послание. Вопрос: сколько кубометров пергамента окажется у меня к вечеру понедельника? А я ещё раньше не верила, что задачки по математике из учебника восьмого класса на реальных событиях основаны… Жаль только, что пергамент нельзя в макулатуру сдать. Мы обязательно первое место по Колдовстворцу заняли бы.

— Ну зачем ты с ними так жестоко? — встала на защиту ухажёров Ленка. — Тебе от избытка чувств пишут, а ты — в огонь, в макулатуру… Может, прочитаешь хоть десятка два?

— Да читала уже. Там всё одно: “Жанна, я тебя люблю, не могу без тебя, достану с неба звезду”. Если бы они правда звёзды с неба доставали, то к вечеру все астрономы бы обрадовались.

— Это ещё почему?

— Потому что на работу не пришлось бы идти. Наблюдать в небе нечего было бы.

— Эх… а я-то думала, что с мальчиками у тебя всё лучше сложится в Хогвартсе. Ну, а с какими-нибудь девочками ты подружилась? — спросила Ленка, заметно приуныв.

— Да все они мне голову готовы оторвать. Я ведь, видите ли, парней у них увела. А я вообще ничего такого не делаю! Всё никак не пойму, что со мной случилось такое, что мимо меня ни один мальчик спокойно пройти не может.

Тут-то Ленка и призналась, что тайно подлила подруге пра-пра-прабабушкино зелье. Жанна хотела было вспылить, но потом быстро простила Ленку — подруга же хотела как лучше. Вместо того, чтобы злиться, Жанна стала придумывать, как избавиться от назойливых кавалеров. А думать надо было быстро: за утро у неё уже успело скопиться килограммов пять очередных признаний…

* * *

Когда Жанна говорила Ленке, что все девочки готовы ей голову оторвать за то, что парней у них увела, она ошибалась: не все. Гермиона, например, давно устала от ухаживаний этого грубияна Кормака Маклаггена, и когда он переключился на студентку по обмену, Грэйнджер хоть вздохнула спокойно. Да и Джинни обрадовалась, что надоедливый Дин Томас больше не ходит, обняв её за талию, а целый день напролёт рисует с Жанны портреты и дерётся с фотографом Колином Криви за хороший ракурс (хотя оба и утверждают, что Жанна с любого угла само совершенство).

А во вторник за ужином к Джинни подошёл Гарри и попросил встретиться в восемь вечера в Выручай-комнате. Восторгу Джинни не было предела: тот, в кого она пять лет назад влюбилась по уши с первого взгляда, наконец-то позвал её на свидание! Она и с Дином-то встречалась, только чтобы Гарри возревновал и наконец обратил на неё внимание.

С гордостью за своего возлюбленного, который единственный из всей школы смог противостоять чарам Жанны, Джинни три раза прошла туда-сюда по коридору, чтобы в стене появилась вожделенная дверь, и вошла внутрь.

Гарри уже сидел за столиком с двумя стаканами лимонада. Она примостилась напротив и с наслаждением потянула из трубочки прохладный напиток.

— Послушай, Джинни, я давно хотел с тобой поговорить…

— Это о чём? — уточнила Джинни, кокетливо убирая за ухо непослушную прядь волос.

— Да о том стихотворении, что ты мне посвятила тогда на День святого Валентина. Четыре года назад, помнишь? Про то, что глаза у меня зеленей, чем жаба..

— “А волосы его черней тоски,

Чернее классной грифельной доски”, — вспомнила Джинни, краснея.

Откровенно говоря, дурацкое получилось у неё стихотворение на первом курсе, и вспоминать его всегда было стыдно. Но раз уж Гарри оно так понравилось, что он, вспомнив о её строчках, пригласил её сегодня на свидание, может, не таким уж оно было и глупым?

— Джинни, — Гарри накрыл её руку ладонью и посмотрел прямо в глаза — её сердце замерло, а затем быстро-быстро запрыгало в груди, — Джинни, а научи меня стихи сочинять.

— Ой, да это совсем просто, — махнула рукой Джинни, хотя и немного удивилась такому продолжению разговора. — Подбираешь слова, которые друг с другом рифмуются и образ создают правильный, затем пишешь строчки, чтобы складно вышло. А тебе зачем?

— Да вот хочу написать что-нибудь стоящее. Я тут заметил, что всё, что пишут и говорят Жанне — настоящая безвкусица! “Звезда”, “прелесть”, “очарование” — и так по сто раз. Нет у них никакой фантазии!

Джинни почувствовала, как от сердца по всему телу разливается тепло. Её возлюбленный собирается сочинить в её честь стихи, да ещё и печётся об их изысканности!

Гарри сосредоточенно почесал в затылке, потёр переносицу и наконец спросил:

— Джинни, а как ты думаешь, с именем “Жанна” что лучше рифмуется: “желанна” или “непрестанно”?