Тень над Парижем (джен)

Париж лежал в руинах. Здания почернели, словно сожжённые изнутри, а небо затянуло непроницаемой пеленой. Улицы, ещё вчера полные жизни, теперь были пустынны — лишь ветер носил обрывки бумаги и пыль между разрушенными фасадами. Даже река Сена казалась мёртвой, её воды потемнели и замедлили течение, словно сама природа замерла в ужасе.

Тень и Кот Тьмы стояли на вершине Эйфелевой башни, их силуэты сливались с мраком. Ветер трепал их чёрные костюмы, а фиолетовые глаза бесстрастно наблюдали за гибелью города.

— Видишь, Кот? — голос Тени звучал без эмоций, словно механический. — Так лучше. Больше нет боли. Нет сомнений. Только тьма. Она уравнивает всех. Больше нет избранных, нет героев, нет жертв. Только бесконечная ночь.

Он посмотрел на неё, но в его глазах не было ни гнева, ни страха. Только печаль — та последняя искра, которая ещё не позволила тьме поглотить его целиком.

— Это не ты, Маринетт, — повторил он, и его голос дрогнул. — Ты ещё здесь… где‑то внутри. Я чувствую это. Ты борешься.

— Меня больше нет, — она повернула к нему лицо, и на мгновение в её глазах промелькнуло что‑то человеческое. Но это длилось лишь секунду. — Есть только Тень. Есть только воля Бражника.

Внизу, среди обломков, Габриэль Агрест смотрел на происходящее с холодным удовлетворением. Он стоял на площади, окружённый остатками некогда величественных зданий, и его плащ струился в потоках тёмной энергии. В его глазах не было ни жалости, ни страха. Только чувство победы.

— Мир получит то, что заслуживает, — произнёс он, голос его был усталым, но твёрдым. — Больше нет ложных героев. Больше нет надежды.

Он поднял руку, и тьма взвилась вверх, формируя колоссальную волну, готовую обрушиться на оставшиеся островки света. По всему Парижу заплясали тени — они вырывались из трещин в земле, из‑под обломков зданий, из самого воздуха. С каждой секундой они становились всё плотнее, всё реальнее, готовые поглотить последние огоньки жизни.

— Кот… — прошептала Тень, взгляд её на мгновение стал мягче. — Всё, что мы любили, стало пеплом. Но зато теперь нам больше нечего терять.

Кот Тьмы не ответил. Он просто смотрел вниз, на город, который когда‑то был домом, на улицы, где он бегал с друзьями, на крыши, где он сражался бок о бок с Леди Баг. Теперь этого не было. Не было ни друзей, ни дома. Только тьма и они — два спутника конца.

Тень подняла руку. Тень не взмахнула, не бросила вызов. Она просто подняла руку — и вся тьма Парижа откликнулась. Волна взвилась в небо, затмив даже остатки света. Всё ниже всё выше… и тогда, в немом подчинении, она опустила руку.

Тьма обрушилась.

Сначала — тихо. Ни скрежета, ни воплей. Лишь тихое шипение, как будто мир выдыхал последний раз. Потом — всё стало чёрным. Небо исчезло. Земля разомкнулась. Свет ушёл.

Кот Тьмы стоял на краю башни и смотрел, как Париж, его Париж, исчезал в чёрной бездне. Ни крика, ни мольбы, ни слез. Только тьма, всёпоглощающая и окончательная. Ни воспоминаний, ни надежды. Даже ветер умолк.

Тень опустила руку. Она посмотрела на него. В её глазах по-прежнему не было ничего человеческого. Но он всё равно протянул к ней руку. И она взяла её.

Два силуэта стояли на краю, обнявшись в объятиях конца. Вокруг них не было ни земли, ни неба. Только пустота. Только тьма. Больше не было ни Леди Баг, ни Кота Нуара. Больше не было Парижа. Больше не было света.