Зло во плоти (джен)

Дневник Молли Холмс

12 июня 1897 г.

Счастлив тот человек, у которого есть возможность прибегать к ведению дневника в те дни, события которых требуют тщательного осмысления и взвешенного анализа. В наше непростое время, когда самые удивительные открытия и доселе никому не известные явления могут за несколько мгновений поколебать жизненные убеждения, формировавшиеся в течение многих лет, очень важно порой остановиться и упорядочить занимающие ум и сердце мысли.

Сейчас со мной в спальне только маленький Уильям. Это покажется сентиментальностью, но я настояла, чтобы здесь поставили еще одну колыбель. Миссис Холмс сочла это излишеством, но не стала препятствовать. По ее словам, когда родился Майкрофт, она также подверглась искушению постоянно находиться с ним рядом, однако, выполняя свои обязанности светской дамы, она не могла позволить себе «роскошь ночного бодрствования». Поэтому, когда впоследствии на свет появились Шерлок и Эвр, она даже не помышляла о том, чтобы устроить их где-то помимо детской. Что ж, в этом наши положения разнятся. В данный момент моим уделом является тихая сельская жизнь, и в отсутствие мужа — Майкрофт вернулся на службу вчера утром — я не намерена принимать приглашения и разъезжать с визитами, поэтому могу позволить себе «чудачества» подобного характера. Особенно, если принять во внимание, что те, с кем я действительно хотела бы проводить время, пока находятся вдалеке от меня.

К сожалению, отпуск Майкрофта закончился раньше, чем мы надеялись. Вчера из Лондона пришла телеграмма — его срочно требуют в министерстве. Он не стал вдаваться в детали и сказал лишь, что речь идет об очередном дипломатическом кризисе, не предназначенным для сведения широкой общественности. Я предполагаю, что он связан с Францией. Майкрофт уже не раз говорил, как он досадует на то, что наши взаимоотношения с этой страной не поддаются разумному урегулированию. Наша общественность кажется слишком увлеченной колониальными спорами, в то время как реальная угроза, по его мнению, исходит с континента, от мощной и непредсказуемой Германии. Время покажет, насколько справедливы эти суждения, однако, учитывая выдающийся аналитический ум моего супруга, у меня нет причин ставить их под сомнения.

Мэри покинула нас еще раньше. С моей стороны, безусловно, было эгоистично желать продления ее пребывания в Масгрейве, ведь у нее так много дел в больнице. И все же ее отъезд вызвал у меня смутную тоску, хоть я и старалась тщательно ее скрыть. Мое понурое настроение было бы совсем некстати, ведь Мэри с таким нетерпением ждет возвращения своего жениха из Индии. Не могу себе представить, что она чувствует. Если бы Майкрофт покинул меня на столь продолжительный период и уехал на край света, я бы, наверное, не находила себе места от тревоги. Но Мэри сильна духом и не поддается волнениям. Я думаю, что ей очень повезло с избранником, ведь они кажутся столь схожими по характеру, что является солидным фундаментом для создания крепкого союза. К тому же, их объединяет медицина. Мы с Мэри не единожды сокрушались оттого, что ученые степени остаются недоступны для нашего пола, и что многие представители врачебной профессии с большим предубеждением и насмешками относятся к самой идее того, что женщины тоже могут лечить людей. К счастью, доктор Ватсон придерживается противоположной точки зрения. Я думаю, после его возвращения они с Мэри откроют собственную практику и будут на равных принимать пациентов. Наверняка это станет форменным скандалом! Я уже вижу смеющееся лицо Мэри, когда она будет комкать газеты с ханжескими статьями и весело бросать их в пылающий камин. Ее решимости эти жалкие уколы не поколеблют. Возможно, подобная благочестивая истерия и оттолкнет от них несколько высокомерных клиентов и клиенток, однако я уверена: без работы они не останутся. Сколько несчастных вынуждены отказываться от медицинской помощи, потому что они страшатся попасть на прием к блюстителю морали, который, вместо того чтобы вылечить их недуги, будет проповедовать о нравственности и усугублять их и без того подавленное состояние. Если же в Лондоне появится врачебный кабинет, где вместо осуждения будут предлагать реальную помощь, это станет настоящим прорывом, и Мэри с доктором Ватсоном спасут не одну жизнь.

Впрочем, я отвлеклась. Порой засматриваться в будущее так же опасно, как поддаваться очарованию прошлого. Наша жизнь разворачивается в настоящем, и это на него мы должны обращать самое пристальное внимание. Подтверждение этому я получила сегодня пополудни, когда миссис Холмс навестила меня в моей гостиной. Уильям был в детской, с няней, а я решила вернуться к вышивке, которую оставила незадолго до родов. В то время мне было сложно сосредоточиться на столь монотонной работе, но сейчас рукоделие приносит мне неожиданное успокоение, в котором, видит Бог, я продолжаю испытывать нужду.

Миссис Холмс начала разговор издалека, с отвлеченной темы, однако ей не удалось ввести меня в заблуждение. Увидев у нее в руках сложенный пополам лист бумаги, я поняла, что она получила письмо, адресантом которого могли быть только ее сын или дочь. Я поняла это по ее взгляду, в котором скрытое негодование смешалось с потаенным отчаянием. Пока она говорила о пустяках, я поняла, что ее раздирают противоречивые чувства. Природный темперамент Масгрейвов, энергичный до необузданности, побуждал ее испытывать крайнее возмущение, но искренняя привязанность к детям, которую не сумел подавить даже семейный раскол, сдерживала его и заставляла ее испытывать тяжкую муку. Покончив, наконец, со своей ненужной показной увертюрой, моя свекровь устало опустилась в кресло и протянула мне письмо, адресантом которого оказался Шерлок.

Я не смогу точно воспроизвести здесь текст письма — я прочла его всего один раз и не ставила перед собой цель запомнить его слово в слово, однако изложить его суть мне не составит никакого труда. В подчеркнуто официальном, сухом тоне Шерлок извещал мать о том, что он и его сестра пребывают в добром здравии и в ближайшее время не планируют посетить Масгрейв, так как их внимание полностью поглощено расследованием таинственных убийств, потрясших Юго-Западную Англию. Однако Шерлок сообщал, что вскоре Лондон посетит профессор Мориарти, которого пригласили прочесть несколько публичных лекций. После их окончания они с Эвр намерены сочетаться браком и отбыть в Дублин, где, как известно, находится постоянное место работы профессора.

— Молли, скажи мне, — срывающимся голосом прошептала миссис Холмс, вперив в меня свой измученный взор. — Чем я это заслужила?

Я отложила письмо и крепко сжала ее руку.

— Вашей вины здесь нет, мадам, — тихо сказала я. — Если вы позволите, я… Я полагаю, что вам не остается ничего другого, как смириться.

— Ах, смирение, не говори мне о смирении! — негодование заглушило в ней отчаяние, и она порывисто встала, выдернув ладонь из моей руки. — Эту добродетель воспевали во времена моих родителей, но сейчас она выходит из моды! Я не могу просто сидеть и смотреть, как моя единственная дочь связывает свою судьбу с тонущим кораблем!

— Но профессор Мориарти… — начала было я.

— Профессор Мориарти, профессор Мориарти! — миссис Холмс почти передразнила меня, но, кажется, даже этого не заметила. — Молли, ты ведь умная девочка! Ты не можешь не видеть, что он живет на пороховой бочке! Ирландия, это ярмо на шее британской нации, и стоит нам сделать хоть один неверный шаг, как оно превратится в удавку и нас задушит! Когда разразится война — а она разразится, будь уверена, этот усатый берлинский таракан⁽¹⁾ воспользуется малейшим поводом для того, чтобы ее развязать, — Ирландия вонзит нам в спину нож, и моя дочь станет жертвой ужасной резни! — она сорвалась на крик, и я поспешила встать, чтобы взять ее за руки и хоть как-то успокоить. Но миссис Холмс избегала моего прикосновения, словно оно могло поколебать ее в намерении сокрушаться из-за возможной военной катастрофы, и вместо этого заломила руки в жесте отчаяния и одновременно бескомпромиссной злости.

— Нет, я не могу поверить, что двое моих детей поразили меня в самое сердце и не испытывают ни малейшего раскаяния! — возопила она. — Эвр ждало столь блестящее будущее, но теперь она готова своими руками загубить свою жизнь!

— Но ведь Эвр всегда была порывистой натурой и действовала сообразно с желаниями сердца, — попыталась возразить я. — И разве профессор является такой уж плохой партией? Пусть он ирландец, и он небогат, у него достаточно таланта, чтобы пробиться на академическую вершину и получить уважаемое место где-нибудь в Англии. Вы ведь не будете отрицать — поначалу вам не пришелся по душе и выбор Майкрофта, но впоследствии…

— Ах, моя дорогая, эти вещи невозможно сравнивать! — с раздражением отмахнулась миссис Холмс. — Пусть ты и принадлежала к более низкому сословию, твое происхождение было безупречно, и никто не мог поставить под вопрос твою респектабельность. Но этот Мориарти!.. — ее ноздри раздулись от негодования. — Он ведь никто, он вышел из самых низов! Мои дети полагают, что это ничего не значит, что мир так сильно продвинулся вперед, что подобные обстоятельства можно низвести до категории ничего не значащих условностей, но в этом они жестоко ошибаются! Это сейчас, когда Эвр молода, импульсивна и наивна, ей кажется, что положение в обществе ничего не значит, но уже через десять лет она осознает, насколько сильно заблуждалась. В Ирландии она никогда не станет своей, а в Англии превратится в парию, к которой будут относиться с пренебрежением и насмешкой. Она думает, что, оставив родной дом, обретет его на чужбине, но этого никогда не будет, потому что для них мы всегда останемся чужаками, завоевателями, и никаким чувствам, вызванным брожением крови и временным помешательством, этого не изменить!

С этими словами миссис Холмс стремительно вышла из комнаты, прижимая к груди истерзанное письмо. Я смотрела ей вслед, и в моем сердце нарастала тоска, подобная той, что захватила меня при отъезде Мэри. Внезапно меня поразила неприятная, тревожная мысль. Что сказала бы я, если бы через много лет на месте Эвр оказался Уильям? Если бы он увлекся девушкой, союз с которой вызвал бы порицание в обществе и мог бы принести страдания им обоим? Мне стыдно в этом признаваться, но какая-то часть меня ответила, что я вела бы себя точно так же. Видимо, прогресс, который так завораживает, когда касается области науки и техники, не продвигается и на несколько дюймов, когда речь идет о сфере человеческих взаимоотношений.

Разговор с миссис Холмс оставил после себя тягостное впечатление. К ужину она не спустилась, сославшись на мигрень, из-за чего наша трапеза казалась бесконечной. Мистер Холмс был крайне опечален случившимся, но, как и я, он был бессилен что-либо сделать.

Еще до ужина я попросила няню принести Уильяма в мою спальню, и его присутствие скрасило этот вечер, побудив меня взяться за перо. Перед тем как открыть дневник, я около минуты смотрела в окно. В темное время суток все вокруг Масгрейва погружалось во мрак, и я давно привыкла к этому сумрачному смешению красок до всепоглощающего черного, но сегодня в нем было что-то особенно зловещее. По крыше барабанил дождь, и мне в голову пришла странная ассоциация, будто дом, как и трава, и деревья, тоже был живым и насыщался влагой, подкрепляя свои силы. По моим плечам пробежала дрожь, и я крепче закуталась в шаль. Возможно, мне все-таки следовало поехать в Лондон вместе с Майкрофтом. Мы решили, что пока лучше воздержаться от путешествий с Уильямом, да и муж надеялся вернуться при первой же возможности. Но в тот миг, стоя у окна, я остро ощутила, как сильно по нему скучаю. Когда он вернется, я обязательно поговорю с ним, и мы обсудим, что можно сделать, чтобы положить конец этой ссоре. Нельзя допустить, чтобы детство Уильяма было омрачено семейным раздором, и я попытаюсь приложить все усилия, чтобы этому помешать.

* * *

«Пэлл Мэлл Газетт», 17 июня 1897 г.

Трагедия в семье лондонского клерка

Большое горе постигло мистера Холла Пикрофта, клерка маклерской конторы «Мейсон и Уильямсон». Вчера вечером его супруга, миссис Хэлен Пикрофт, была найдена зверски убитой в окрестностях Питерсфилда. Предположительно, это злодеяние является делом рук банды Беддингтонов, терроризирующих округу в течение последних нескольких лет. Ведется следствие.

* * *

Дневник Стеллы Хопкинс

20 июня 1897 г.

Никогда не думала, что мне придется описывать в этом дневнике нечто столь необъяснимое и пугающее, но, раз этот день настал, я попытаюсь изложить все события с максимальной точностью, чтобы при необходимости воспользоваться этими записями как достоверной и последовательной хроникой, не упускающей ни одной важной детали.

После нашего с Эвр разговора, когда, желая отвлечь ее от мыслей о семейном расколе, я невольно побудила ее вспомнить несчастного профессора Хильдерна, прошло около недели, когда я узнала, что в Лондон скоро приедет профессор Мориарти. Ему предстояло прочесть несколько лекций, после чего они с Эвр намеревались заключить брак и уехать в Ирландию. Признаюсь, что поначалу, когда я прочла записку подруги, в которой она изложила эту информацию, мне показалось, что она решила меня разыграть. Однако природное чутье вкупе с тем фактом, что Эвр не стала сообщать мне эту новость лично, развеяли мое подозрение. Но я все-таки до сих пор не могу поверить, что она на это решилась! Нет, я никогда не сомневалась в том, что Эвр безразличны правила приличия, но я не думала, что она пойдет на брак без родительского благословения, окончательно сжигая за собой все мосты. Я полагала, что она предпочтет взять свою мать измором, и время подточит упрямство миссис Холмс, заставив ее смириться с выбором дочери, однако столь демонстративный и, на мой взгляд, поспешный шаг сделает примирение невозможным, что, в свою очередь, нанесет душевному здоровью всех заинтересованных сторон непоправимый урон. Поскольку я нахожусь не в том положении, чтобы вступить в переписку с мистером и миссис Холмс и предложить свои услуги в качестве посредника, по некотором размышлении я решила нанести визит Шерлоку. Я хотела узнать, во-первых, что он думает о сложившейся ситуации, а, во-вторых, не попытается ли он каким-то образом повлиять на свою сестру, безрассудство которой, несомненно, достигло критической точки.

На Бейкер-стрит я прибыла ближе к вечеру, и приветливая миссис Хадсон, пропустив меня в дом, сообщила, что мистера Холмса как раз покинул инспектор Лестрейд. Досадуя, что разминулась с Грегом, я поднялась в квартиру. Стучать в дверь гостиной не пришлось — она была широко распахнута, и младший из старших братьев Эвр мерил ее своими широкими шагами, соединив вместе кончики пальцев и погрузившись в размышления. Мое появление он встретил с таким видом, будто вообще забыл, кто я такая, и не понимал, что мне могло от него понадобиться. Я не обиделась на столь своеобразный прием — за все то время, что я знаю Шерлока, я привыкла к его манере общения и мгновенно идентифицировала его отрешенность как признак погруженности в новое дело. Подтверждение своей догадки я получила практически сразу же: вспомнив, как меня зовут, Шерлок жестом предложил мне сесть и рассказал о том, какое дело привело на Бейкер-стрит Грега.

Начать нужно с того, что к Шерлоку Грег приехал вместе с неким мистером Джонсом. Тот, как и брат Эвр, был частным детективом, только специализировался он на таких делах, за которые Шерлок никогда не брался — на разводах. А точнее, он шпионил за супругами, которых их благоверные подозревали в обмане. Недавно мистер Джонс обзавелся новым клиентом. Некий мистер Пикрофт, клерк маклерской конторы «Мейсон и Уильямсон», нанял его следить за своей женой. Внешне создавалось впечатление, что у него нет для этого ни малейшего повода, если бы не одно обстоятельство. У миссис Пикрофт была тетя, младшая сестра ее отца по имени мисс Смит, проживавшая в Питерсфилде. По заведенной традиции миссис Пикрофт навещала ее раз в три месяца, оставаясь ровно на неделю, однако некоторое время назад, сославшись на то, что ее тетя серьезно больна, миссис Пикрофт стала проводить в Питерсфилде гораздо больше времени. Этот факт, разумеется, пробудил в душе мистера Пикрофта подозрение, что на самом деле его супруга завела в Питерсфилде любовника, к которому она и ездит, а мнимая болезнь тети является лишь предлогом. И вместо того чтобы в следующий раз отправиться в Питерсфилд вместе с супругой и самому все разузнать, мистер Пикрофт, заранее глубоко оскорбившись, предпочел воспользоваться услугами мистера Джонса.

Мистеру Джонсу, по его собственному признанию, понадобилось всего три дня, чтобы убедиться в правдивости истории миссис Пикрофт. Инкогнито он расспросил слуг, понаблюдал за домом и пришел к заключению, что супруга мнительного Пикрофта — последняя во всем королевстве, кого он заподозрил бы в измене. С этим отчетом он вернулся в Лондон, однако его ревнивый наниматель не успокоился и настоял на том, чтобы Джонс продолжил наблюдение. В недолгой борьбе между гарантированной скукой и солидной наживой предсказуемо победила последняя, и Джонс согласился провести в Питерсфилде еще некоторое время. Никаких доказательств измены миссис Пикрофт он не нашел, но зато в совершенстве выучил ее распорядок дня и стал отлично разбираться в ее привычках. Каждый четверг миссис Пикрофт имела обыкновение пить чай у миссис Крэддок, подруги мисс Смит — таким образом она восполняла отсутствие на этих вечерах своей тети. Миссис Крэддок жила в поместье в нескольких милях от города и всегда предоставляла ей свой экипаж в качестве транспорта. Несколько раз Джонс тайком следил за миссис Пикрофт во время этих выездов, предполагая (если не надеясь), что именно на этом направлении он и вскроет желанную измену, однако и здесь он потерпел крах. Поэтому Джонс перестал следовать за миссис Пикрофт до самого поместья и вместо этого поджидал ее экипаж на проселочной дороге у окраины леса, где густые деревья отлично скрывали его от посторонних глаз. Именно там все и произошло.

День клонился к закату, и Джонс, смертельно скучавший на своем посту (в такие минуты даже тяжелый кошелек мистера Пикрофта не казался ему достаточным вознаграждением за его монотонный труд), услышал приближающийся экипаж и лениво высунул голову из-за деревьев, как вдруг пронзительное лошадиное ржание и поток брани от кучера заставили его навострить уши. Он находился достаточно далеко от экипажа, примерно в сорока ярдах, и в сгущавшихся сумерках от него ускользали многие детали, однако он сразу же понял, что лошадь захромала, и путешествие не могло продолжаться. Обругав на чем свет стоит бедное животное, кучер сообщил миссис Пикрофт, что им придется вернуться в поместье, причем пешком. На что миссис Пикрофт возразила, что она не посмеет причинять миссис Крэддок дополнительные неудобства и вернется в город. Кучер посопротивлялся было, сказав, что в это время суток бродить по округе в одиночку может быть небезопасно, но миссис Пикрофт заверила его, что с ней все будет в порядке, и кучер уступил без дальнейших возражений, ведь ее самостоятельное возвращение домой избавляло его от дополнительной работы.

Миссис Пикрофт попрощалась с кучером, и Джонс, наблюдавший за этой сценой из своего укрытия, поежился от дурного предчувствия. Поначалу он объяснил это тем, что наконец-то у него получится добыть доказательства супружеской измены, однако уже после того, как случилось непоправимое, он понял, что так говорил с ним первобытный инстинкт самосохранения.

Дождавшись, пока миссис Пикрофт минует его наблюдательный пункт, Джонс позволил ей удалиться на достаточное расстояние и последовал за ней. Он успел хорошо выучить эту дорогу и знал, что им предстоит идти вдоль леса еще около мили. Темнота вокруг них сгущалась, и тонкая фигурка миссис Пикрофт почти сливалась с окружающим мраком, так что Джонс на миг испугался, не потеряет ли он ее на этой черной дороге. Но затем прежние страхи покинули его, уступив место холодному ужасу.

Вдалеке, в нескольких ярдах впереди от миссис Пикрофт, от леса отделилась темная фигура. Поначалу Джонс принял ее за высокое дерево, выделявшееся среди остальных своим размером, но потом он понял, что она двигалась. Несколько долгих мгновений Джонс пытался определить, что это было — зверь, стоящий на задних лапах, или все-таки человек. Для последнего она была слишком громадной, но Джонсу не могло прийти в голову ни одно животное, встречающееся в Англии, которое могло бы достигать подобных размеров. Волосы у него на затылке встали дыбом, и он инстинктивно остановился. То же самое сделала и миссис Пикрофт, в то время как неизвестное чудовище, окутанное тьмой, продолжало к ней приближаться. Только тогда Джонс сумел разглядеть, что оно все-таки имело антропоморфный вид и было одето в длинный черный плащ.

— Кто вы такой? — слабо вскрикнула миссис Пикрофт. — Что вам нужно?

Ответа не последовало. Расстояние между несчастной женщиной и громадным монстром продолжало сокращаться, и она предприняла отчаянную попытку бегства, но в несколько широких шагов чудовище настигло ее и схватило за воротник.

Того, что произошло дальше, Джонс не увидел. Самообладание изменило ему, и он в страхе зажмурился, но тошнотворный мягкий хруст, который он услышал, был красноречивее любого свидетельства. Обезумев от ужаса, Джонс бросился наутек и остановился, лишь достигнув Питерсфильда.

Возможно, Шерлок Холмс никогда не услышал бы эту историю, если бы Грегу не пришлось в ходе его работы несколько раз сотрудничать с Джонсом. Видимо, что-то в нем вызвало доверие у «бракоразводного» детектива, и, вернувшись в Лондон, где он прочел ту версию смерти миссис Пикрофт, что была наиболее предпочтительна для местной полиции, он решил открыться Грегу, а через него и Шерлоку. Последний полагал, что свою роль сыграло душевное потрясение: если бы Джонс ни с кем не поделился тем, что он увидел на той злосчастной дороге, он бы, пожалуй, сошел с ума, и я с ним согласна. Рассказать мистеру Пикрофту, что огромный монстр расколол череп его жены с такой легкостью, будто он был грецким орехом, было бы проявлением чрезмерной жестокости, а вот поведать свою историю коллеге-детективу, специализирующемуся на «странных» делах, было одним из самых разумных решений в жизни мистера Джонса.

— Как жаль, что тебя не было на месте преступления, — покусала я губы, когда Шерлок закончил свой рассказ.

— Что-то подсказывает мне, что я не узнал бы ничего нового, — мрачно сказал он. — Да и разглядывать кровавую кашу, в которую превратились мозги миссис Пикрофт, это весьма сомнительное удовольствие.

Я передернула плечами — это было уже слишком.

— Ты ничего не сказал о серебряной пыли, — я сменила направление разговора. — Ее нашли на месте преступления?

Шерлок помолчал.

— Да, — наконец, нехотя признал он. Я знала, чем было обусловлено его настроение — после фарнемского убийства Шерлоку не удалось идентифицировать это вещество, а он не выносил, когда лабораторные неудачи тормозили его расследования. — Я обращался за советом ко всем знакомым химикам и биологам, но они не в силах мне помочь. Один особо одаренный даже заявил, что эта пыль имеет внеземное происхождение! — саркастично воскликнул он.

— А ты в это не веришь? — я приподняла бровь.

Шерлок посмотрел на меня с нескрываемым скепсисом.

— Дорогая мисс Хопкинс, вы знаете мой метод. Нужно отбросить все невероятное, и то, что останется, будет правдой. Невероятным в данном случае является предположение, что семья олдершотского учителя, преподобный Льюис и миссис Пикрофт пали от рук современной реинкарнации чудовища Франкенштейна.

— Так что же нам остается? Некий изгой общества, сбежавший из цирка уродов, мстит человечеству за собственное несовершенство?

— Эту версию я проверял, — Шерлок побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. — Ни цирки уродов, ни психиатрические лечебницы не заявляли о пропаже пациентов.

Его слова сами навели меня на следующий вопрос.

— А профессор Хильдерн? Эвр сообщила тебе, что хочет к нему обратиться?

— Только не говори, что и ты туда же, — поморщился Шерлок. — Сестра, конечно, поведала мне о своем желании навестить этого, с позволения сказать, ученого, но я не думаю, что оно является разумным.

— А ее желание сочетаться браком с профессором Мориарти вопреки воле ваших родителей? — неожиданно для самой себя спросила я. — Оно кажется тебе разумным?

Шерлок поджал губы. Я знала, что с моей стороны было несправедливо бить по больному месту, но, в конце концов, я ведь пришла именно затем, чтобы узнать его мнение по этому вопросу, и, судя по всему, Шерлок переживал это тяжелее, чем давал понять.

— Моей матери следует знать, что Эвр не переубедить, если она что-то решила, — сказал он, избегая смотреть мне в глаза. — Поначалу я тоже считал, что ее выбор является неудачным, но я сменил свое мнение и советую нашим родителям сделать то же самое.

— Им может понадобиться больше времени, — промолвила я.

Шерлок повел плечами.

— У кого сейчас точно нет времени, так это у нас, — задумчиво произнес он. — Если мы не сумеем выйти на след этого маньяка, и убийства продолжаться… — он не договорил, но мне и так было понятно, о чем он думал. Масгрейв, родовое гнездо его семьи, находился в тех же краях, где орудовало чудовище. Страшно помыслить, что будет, если оно доберется до его родителей и семьи его брата.

— Что ж, если вы того желаете, я думаю, мы нанесем визит профессору Хильдерну, — сузив глаза, заключил Шерлок. — Я наведу справки и составлю ходатайство. Не думаю, что нам воспрепятствуют — в крайнем случае, всегда можно воспользоваться связями Майкрофта.

Итак, решено: мы навестим профессора Хильдерна. Не знаю, сможет ли он помочь нам дельным советом, и в состоянии ли он вообще вести связные разговоры о науке, но, так или иначе, он является нашей последней надеждой. От мысли, что безжалостный монстр, уничтожающий все на своем пути, безнаказанно бродит где-то рядом, меня бросает в дрожь. Если наука окажется бессильной его остановить, нам придется уповать лишь на чудо!

1) Имеется в виду германский император Вильгельм II, правивший в 1888-1918 гг.

Вернуться к тексту