Увидеть радугу (гет)

— А теперь о погоде. По всей Англии ожидаются снегопады. Рождество обещает быть…

Гермиона выключила радио. Она не любила маггловские источники информации, прежде всего за их несвоевременность. Зачем слушать о возможных снегопадах, если достаточно взглянуть в окно, и все ясно без дурацкого прогноза погоды? Она оттянула занавеску, и, удобно разместившись на подоконнике, стала любоваться видом из окна. Снаружи вовсю хозяйничала зима: вся улица, машины, дома были ослепительно белыми. А метель и не думала прекращаться, заметая все и вся. Даже прохожие, на несколько минут остановившиеся, чтобы поболтать со знакомыми, тут же оказывались покрыты толстым слоем легчайших пушистых снежинок, оттанцевавших в воздухе и теперь прилегших отдохнуть на шляпы, пальто и другие предметы. Впрочем, это никого не расстраивало, скорее наоборот. Метель только усиливала рождественское настроение, витающее в воздухе. Магглы шныряли туда-сюда, покупая подарки, сладости и рождественские украшения. Лица у всех были радостные, какие-то… какие-то ожидающие чуда… Ожидающие того, во что они не верят, и вряд ли когда-нибудь поверят.

Гермиона покрутила в руках чашку с горячим шоколадом, отпила глоток, и почувствовала, как внутри разливается приятное тепло. Жалко только, что шоколад не может согреть душу. Сама Гермиона не могла похвастаться радостным рождественским настроением. Было то, что не давало ей покоя — они так и не смогли найти профессора МакГонагалл. Не смог и аврорат. Она словно выпала из мира, исчезла, растворилась — других слов Гермиона подобрать не могла. Она была свидетельницей этого исчезновения, видела все собственными глазами, и все равно не могла ничего объяснить. Было у нее одно смутное предположение, но… никто не мог его подтвердить. Момент исчезновения МакГонагалл совпал с моментом гибели Волдеморта, и все внимание присутствующих было обращено на последнего. А вот Гермиона в тот момент, когда Гарри поднял палочку на Волдеморта, стала искать взглядом профессора МакГонагалл. Зачем? Она плохо помнила тогдашний ход своих мыслей, но скорее всего, это был неосознанный поиск поддержки, совета. Она очень боялась за Гарри, за Рона, за всех, и не знала, что делать. Инстинктивно стала искать взглядом, наверное, самую близкую ей по духу личность в Хогвартсе, ту, что всегда помогала советом. Выражала она его словами или нет — неважно. Они были слишком похожи, для того, чтобы так уж сильно нуждаться в словах.

Гермиона тогда нашла профессора МакГонагалл взглядом. Та застыла, словно статуя. Лицо неестественно белое, глаза неотрывно смотрят в сторону Волдеморта и Гарри, рука с палочкой медленно поднимается вверх. Остальное как в замедленном кино — Волдеморт выкрикивает «Авада Кедавра!», Гарри — «Экспеллиармус!», Гермиона краем глаза видит эту сцену, сердце её замирает, но повернуться в их сторону она не успевает, и видит то, чего другие не заметили: МакГонагалл делает какое-то странное движение палочкой, ее губы шевелятся. Что она говорит, Гермиона не понимает, но в следующий миг их искажает странная, как потом для себя определила Гермиона, победная усмешка. Гермиона таки поворачивается в сторону Гарри с Волдемортом, видит, что Лорд упал, и каким-то седьмым чувством понимает, что он мертв. Это занимает каких-то пару секунд, но, когда она снова поворачивается в сторону МакГонагалл, ее там уже нет. Как позже выяснилось, ее вообще нет в пределах Хогвартса. Учитывая, что из Хогвартса трансгрессировать невозможно, куда она делась непонятно.

Гермиона тряхнула головой, отгоняя воспоминания о том дне. Они приносили боль, какую-то почти физическую, тупую боль в груди. Это неправда, что самое страшное — это смерть. Так считают очень многие, но это неправда. Самое страшное — это та боль, которая появляется, когда рядом умирают люди, близкие и не очень, а ты остаешься и ничего не можешь сделать. Не можешь вернуть их, но и забыть не можешь. И в голове, где-то в подсознании, заседает упорнейшая мыслишка — они умерли, а ты живешь; они умерли, чтобы жила ты. И умом ты понимаешь, что все не так, что ты не виновата в их смертях, но тупая боль в груди утверждает обратное.

Гермиона снова взглянула в окно. Метель стала еще сильнее, и народу на улицах поубавилось. Все спешили по домам, отогреваться.

«Где же родители? Что такого можно покупать к празднику, чтобы тратить на это весь день?» Не успела она это подумать, как к дому подъехало такси, из которого вышли ее родители. Пакетов у них было столько, что сами они унести их не могли, и шофер тоже взял несколько пакетов и потащил их к входной двери. Гермиона спрыгнула с подоконника и побежала открывать дверь.

— Здравствуй дорогая, соскучилась? — поприветствовал ее мистер Грейнджер из-за кучи пакетов.

— Конечно, соскучилась, пап! — засмеялась Гермиона, забирая у отца несколько пакетов — Да оставь ты эти пакеты, пойдем скорее чай пить, вы ж замерзли!

* * *

За чаем миссис Грейнджер вдруг вспомнила, что утром почтальон принес какие-то письма, но она про них совсем забыла и оставила на столике в прихожей. Гермиона вызвалась сходить за ними.

На столике лежала целая стопка писем. «Рождество как-никак, поздравления» — подумала Гермиона, взяла письма и направилась обратно в гостиную.

— Это тебе, мам, это папе, опять ему, тебе, а вот это мне, снова папе… — раздавала Гермиона письма. У нее в руке остался последний конверт. Она взглянула на него и замерла. Несколько раз моргнула, словно не веря своим глазам, пробормотала что-то неразборчивое и села.

— Гермиона, дорогая, что случилось? От кого это письмо? — встревожилась миссис Грейнджер.

— Это не… Хотя… почерк… точно её… — пробормотала Гермиона, неотрывно глядя на конверт.

— Милая, чей ее? — видя, как встревожилась дочь, вмешался мистер Грейнджер.

— Подожди…— Гермиона разорвала конверт и дрожащими руками развернула письмо. Взглянула на него, потом на секунду зажмурилась и выдохнула — профессора МакГонагалл.

* * *

— С каких пор тебе приходят письма из психиатрических клиник?! — миссис Грейнджер бросила только что взятый со стола конверт обратно.

— Мама, важно не ОТКУДА это письмо, а ОТ КОГО оно.

— Оно от какой-то сумасшедшей женщины, которая почему-то называет тебя своей внучкой, пишет о какой-то миссис Смит, о твоем деде — своем муже и просит тебя приехать за ней непонятно куда!

— Ну почему же непонятно? Тут адрес есть...— заметил мистер Грейнджер

— Это адрес психушки! — вскипела миссис Грейнджер

— Это адрес того места, где я могу найти ту, кого ищет почти весь магический мир уже полгода! Кого мы с Гарри и Роном ищем уже полгода! И возможно, ей мы обязаны жизнью! А я — так я обязана ей почти всем, что умею.

— Но почему она написала такое странное письмо… и обратный адрес? — миссис Грейнджер неуверенно посмотрела на Гермиону.

— Как она там оказалась, я не знаю. Но догадываюсь. Причину, по которой ей нужна моя помощь, она указала — её отпустят только с родственниками, а их у нее нет. Ну, а дальше все ясно…

— Но ведь она волшебница, почему она не может справиться с горсткой обычных людей?

— Не знаю, — честно призналась Гермиона. Но очень скоро узнаю…

— Ты же не поедешь туда?

— Разумеется, поеду, причем утром же.

— Но зачем? Напиши письмо в ваше Министерство и пусть они разбираются…

— Мама! Она мне не чужая! И, получи она такое письмо, она бы поступила точно так же, как я. И закроем эту тему — я все равно поеду.

— Дорогая, пусть она едет, она уже взрослая девочка и может сама за себя решать — мистер Грейнджер успокаивающе обнял жену.

— Я должна, понимаешь? — добавила Гермиона уже мягче — ведь если бы с Роном или Гарри что-нибудь случилось, ты бы не держала меня?

— Нет, но они твои близкие друзья…

— Она тоже мой друг.