Из тени (джен)

Аберфорт почти не выходит за пределы «Кабаньей головы». Не то что бы боится, просто там, за дверью, уже, оказывается, совсем другой мир. Спрятаться от него насовсем не получается: то Данг приносит очередную сплетню, то Анна вслух читает «Ежедневный пророк».

— Газеты не врут, — говорит Анна. Она твердо уверена в том, что любая новость в «Пророке» — чистейшая правда. Но Аберфорт знает: грош цена этой правде. Он еще помнит те времена, когда газеты противоречиво называли Гриндевальда то освободителем, то угнетателем. Поэтому не любит их читать.

Он делает вид, что слушает про новый налог, утвержденный Министерством. До тех пор, пока Анна не произносит:

— А раньше чистокровные не платили этот налог. Иногда я думаю, что не так уж и неправ этот Волдеморт.

— В чем? — спрашивает Аберфорт, пытаясь вспомнить, про что она говорила раньше.

— В том, что защищает… пытается защищать наши права. Кто-то должен был взяться за это.

— Не понимаю. На твои права кто-то напал?

Анна смеется, но очень грустно, почти неестественно, и уходит от ответа. Она — приятная собеседница: с ней можно говорить о чем угодно, только не о политике. Она даже внешне меняется, может вдруг сорваться и накричать. Когда министром стала Миранда Госхавк, Аберфорт ненароком заметил, что давать женщине власть в такое время — сомнительная затея. Анна тогда сильно разозлилась и несколько дней не появлялась в «Кабаньей голове».

Аберфорт скрывает от нее, как и от всех, свою фамилию. Посетители зовут его мистер бармен, а Данг и Анна — по имени. В «Кабаньей голове» Альбус Дамблдор — не тот человек, родством с которым можно гордиться. Перед его приходом Аберфорт под разными предлогами выпроваживает Анну. Альбус по-прежнему не пользуется потайным ходом, поэтому старается выбирать малолюдные дни.

Но на этот раз он почему-то приходит в субботу вечером — самое неудачное время для секретов. Секреты лучше заводить по понедельникам, тогда они дольше хранятся.

— Читал? — Альбус бросает газету через стойку прямо к Аберфорту на колени.

— Я не читаю магловские. Да, в общем-то, никакие не читаю.

— И зря. Отдел магических происшествий и катастроф отлично поработал.

Аберфорт щурится, отодвигая ее подальше, чтобы разглядеть буквы, и читает статью. Беспорядки в Белфасте, много раненых маглов. Что с них взять — ирландцы.

— И? Это всё?

— Ты понимаешь? — говорит Альбус, оглядываясь на посетителей. — Началось.

Он, как всегда, настолько загадочен, что его невозможно понять. И, наверное, опять пришел поговорить сам с собой.

— Амбиции никуда не исчезают, — Альбус снимает очки и трет переносицу. — Ни-ку-да. И самое интересное — я не знаю, что теперь делать. Аластор говорит, нужна тайная организация.

— Нужна ли? — спрашивает Аберфорт с сомнением.

— Не уверен. Я ни в чем не уверен.

Альбус колеблется ровно до того дня, когда магловский министр от лейбористов проигрывает выборы из-за того, что кто-то сливает экономическую статистику газетчикам. И тогда «Кабанью голову» приходится запирать на весь день, потому что в гостиной много умных разговоров. И какие-то люди, почти все незнакомые Аберфорту. Он чувствует себя лишним: наверняка ведь взяли для численности.

Тайная организация, тайная от всех — от Пожирателей Смерти (так теперь называет себя темный союз) и от Министерства. Альбус сосредоточен, ему идея не нравится — это заметно. Но раз ничего не говорит, значит, вопрос решенный. Моуди все-таки его уговорил.

Но Альбус не официальная власть, да и Моуди не при исполнении. Чем, в таком случае, они отличаются от Пожирателей Смерти?

Доркас Медоуз назначают казначеем. Организации нужны добровольные взносы: на помощь пострадавшим семьям, на ингредиенты, на прочие нужды. Моуди предлагал кое-кого подкупить в Министерстве, но Альбус оставил этот вопрос без внимания. Зря, наверное. Все эти люди надеются на него и прекрасно понимают, что объединяет их именно Альбус.

Братья Прюэтты. Поди разберись, кто из них Фабиан, а кто — Гидеон. Оба рыжие, широкоплечие, улыбчивые. Чересчур даже улыбчивые. Оба работают где-то в отделе магических происшествий и катастроф. Альбусу нужны свои люди в Министерстве. Сейчас важнее всего — достоверная информация, говорит он. А за информацию — вон та дамочка с большим ридикюлем, на которую поглядывает Моуди, — журналистка из «Ежедневного Пророка». Маккинон или как там ее… Только Аберфорт не стал бы доверять людям, чья профессия — вранье.

Тот бородатый, которого Моуди называет Эдгар, вроде бы большая шишка из Попечительского Совета. Они все тут, наверное, шишки, кроме Элфиаса Дожа — вот уж кого принесла нелегкая. И кроме Аберфорта, который принят по умолчанию. Как брат Альбуса.

* * *

По словам Анны, газеты во всех происшествиях винят ирландцев. Моуди рассказывает совсем другое: например, взрыв дома на Эбби-роуд — это никакие не ирландцы, а Пожиратели Смерти. Но про Пожирателей писать нельзя — Министерство не позволяет, потому что внутренняя опасность куда страшнее внешней. В кои-то веки Аберфорт согласен. Меньше знаешь — меньше расстраиваешься. Он сам бы с удовольствием забыл многое, но не получается.

А у маглов, говорят, забастовки — то одна, то другая, — и безработица. Еще, говорят, «Красные бригады» есть. Мол, это они тогда бомбу подбросили какому-то магловскому министру. Может, конечно, и существуют, кто их знает. Но Аберфорт в глаза не видел ни одного анархиста.

Слухи. Только слухи, и ничего больше. Через «Кабанью голову» столько их проходит, что не поймешь уже, где выдумка, а где правда.

Сидят посетители, а как узнаешь, кто из них Пожиратель, а кто — нет? У них же на лбу не написано, да и неизвестно, кто страшнее, настоящий Пожиратель или вот тот посетитель с торчащими ушами, который у камина устроился. Лицо у него такое сомнительное, будто только что четверых зарезал и не моргнул. Может, именно он бомбу подкинул этому министру.

Начало августа: все окна настежь, а жара такая, что все равно душно. Аберфорт лениво обмахивается салфеткой и, передвигая монеты одним пальцем, пересчитывает выручку.

— У меня брат там погиб, — доносится до его слуха. — Зря ты ее в Белфаст посылаешь.

— В Лондоне опасно оставаться. У маглов, говорят, всё совсем плохо — забастовки, кризисы.

— А в Белфасте — ирландцы.

— Ты веришь в эту чушь?

— Почему чушь? «Пророк» пишет, что ирландцы устроили акцию протеста в Международной Конфедерации.

Аберфорт закатывает глаза к потолку. Опять «Пророк». Кто бы уже закрыл эту мерзкую газетенку. Толку от нее… Чем опять слушать сплетни, лучше пойти Зигфриду шерсть расчесать.

В подсобке он водит щеткой по сбитой шерсти Зигфрида и думает об ирландцах. Вернее, об одном ирландце, с которым вместе учился много лет назад — о Питере Макбрайде.

Питер плевал на правила, плевал на учебу, но экзамены, тем не менее, сдавал на «Превосходно». И он, — наверное, единственный из всех студентов, — плевал на старосту школы Альбуса Дамблдора. Он так и говорил: «Плевать я хотел на то, что он староста».

Неудивительно, что несколько лет Питер отыгрывался на Аберфорте — за фамилию, за внешнее сходство. А потом был тот квиддичный матч, когда Гриффиндор побил Равенкло, как в спорте, так и физически. И Аберфорт, сам от себя не ожидая, врезал толстому равенкловцу, который душил Питера. С того времени Макбрайд больше не трогал Аберфорта.

Была ли это благодарность? Или Питер понял, что попросту зря теряет время? Может быть, Аберфорт сломал тогда не только равенкловский нос, но и представление Питера о своем однокурснике? Брат лучшего студента школы должен соответствовать. Должен, и все тут. А он влез в драку, да еще и помог человеку, которому и помогать-то не стоило.

Скорее всего, именно это. Трудно поддерживать сломанное представление, лучше поискать новое. Хотя некоторые умудряются и со сломанным жить. А вдруг то, новое, хуже окажется, чем прежнее?

* * *

Данг слышал, будто бы кто-то закупает большую партию желчи гиппогрифа и ищет поставщиков. А желчь гиппогрифа в сочетании с корнем разрыв-травы и цветом колюки — взрывная смесь. Получше Адского огня будет. Моуди пытался разузнать, кто именно и зачем, но не успел: взрыв на Олд-Бейли, и снова метка в воздухе.

Весь Орден Феникса здесь, всех вызвали. Даже худенькая Маккинон, закрывая нос платком, помогает Фенвику разгребать завал из камней и плит.

Аберфорт вытирает руки о мантию. Что-то липкое на пальцах, то ли кровь, то ли грязь — в темноте не разберешь. Под ногами скользко, и еще этот запах ужасный. А над головой метка. Теперь они так подписываются, чтобы все знали: тут были Пожиратели. Ее никак не уничтожить, пока она сама не растворится. Вот и приходится всё тут маскировать, чтобы не нарушать Устав о секретности. Столько раненых маглов, и всем сотрут из памяти эти несколько страшных часов.

Еще вчера какой-то пьяный кричал на всю «Кабанью голову»: «Маглы — низшие существа, как и домовики». Он едва стоял на ногах, и пОтом несло от него на весь бар. Пришлось вывести за дверь. Низшие существа… И маги, и маглы, и эльфы — из мяса и крови. Нет никакой разницы. Особенно это чувствуется сейчас, когда одежда пропиталась прогорклой вонью. Перед этой меткой все равны.

Орденцы здесь на всю ночь, по крайней мере, так говорит Моуди. Его зычный голос слышно даже за стеной. Выходя, Аберфорт натыкается на Маккинон: она проносится мимо, и ее, кажется, тошнит. Впечатлительная дамочка.

Наутро сил Аберфорта едва хватает на то, чтобы почиститься и напоить коз. Он дремлет на диване, и когда его будит Анна, солнце уже высоко.

— В кои-то веки я проснулась раньше тебя, — смеется она. Но ему не до смеха, в руках у Анны «Пророк», и Аберфорт знает, что это значит. — Слышал, что случилось?

Он трясет головой, отгоняя сон, и от волос еще пахнет гарью, а на мантии подозрительное бурое пятно.

— Взрыв на Олд-Бейли, две сотни пострадавших маглов, много убитых. Пишут, что это теракт Ирландской республиканской армии.

— С чего вдруг в «Пророке» написали про маглов?

— Маглолюбов развелось, — говорит Анна, — вот и пишут. Еще чуть-чуть, и маглы будут в «Пророке» работать.

— Женщина, о чем ты говоришь? — грубо прерывает ее Аберфорт.

— А что? Пишут, что на место происшествия были высланы авроры. А зачем они там? Неужели ты не видишь, что это заговор маглолюбов?

— Да ты никак умом двинулась! Какой заговор?!

Она пятится назад, приложив руки к груди. Губы поджала и кривится, как будто паука увидела.

— Не кричи на меня. Никогда не кричи на меня!

— Иначе что? — Аберфорт подходит почти вплотную и выдирает из ее рук газету. — Чтоб я больше не видел эту мерзость. Хочешь читать — читай, но сюда не приноси.

Скомканный «Пророк» летит на пол, шурша страницами. Сжечь бы его вместе с редакцией.

— Старый слепой болван! Так и умрешь тут, в обнимку со своими козами, — кричит Анна уже за дверью.

И в кои-то веки Аберфорт ухмыляется: а что — хорошая смерть. Уж лучше тут, чем истекать кровью под меткой Пожирателей.

* * *

К тому, что Альбус обычно приносит плохие вести, Аберфорт уже привык.

На этот раз новость в том, что Маккинон уволили из «Пророка», а в самой редакции поменялся главный редактор. На первой же странице нового номера большими буквами: «Маглы. Недооцененная опасность». Как раз то, что Аберфорт и предсказывал.

— Нельзя верить людям, чья профессия — вранье, — повторяет он.

— Тебе ли не знать, что вранье — это правда под другим углом? — улыбается Альбус.

— Скажи об этом редактору «Пророка». Может, он согласится посмотреть под твоим углом?

— Аберфорт, мне связывают руки. Госхавк грозит запретить все тайные организации. А это значит, что Орден тоже будет под запретом.

— И для Министерства Орден будет ничем не лучше Пожирателей, так?

— Да, если Аластор не станет начальником Аврората.

Нет, Моуди слишком простой, слишком прямой. У него ровно столько шансов возглавить Аврорат, сколько у Аберфорта стать министром.

Госхавк бесится, и это понятно. Ее министерский пост сейчас неустойчив, а тут еще и Альбус с его вечной и неистребимой жаждой деятельности. Кому понравится, когда тебе дышат в затылок?

— Бэгман снова в Министерстве.

— Он же контрабандист, товары класса А, как сейчас помню.

— Много связей, — разводит руками Альбус. — Если бы тогда Флетчер дал против него показания, то, может быть, аврорам и удалось бы посадить Бэгмана. Но Мандангус Флетчер тоже хочет жить... Когда Бэгмана вызвали в Аврорат, он сказал, что ничего не знал о контрабанде, и выдал список покупателей. Он сам вроде как и не виноват, и вину его доказать невозможно. Товар под министерским контролем, всё оформлено официально.

— Но это контрабандный товар? Или уже нет?

— Приходил покупатель с лицензией. Бэгман по документам продавал легально, предположим, одно яйцо акромантула, а на деле покупатель получал еще три-четыре контрабандой. И ни к кому нельзя предъявить никаких претензий: все документы о сделках в порядке, с печатями. Бэгмана на время отстранили от должности, но посадить не смогли.

Схема продажи яиц не удивила Аберфорта. Все просто: закупаешь легальное спиртное и разбавляешь его контрабандным. Главное — свести продаваемое количество с покупаемым. Поразил Аберфорта тот факт, что Данга отпустили, хотя он не стал свидетельствовать против Бэгмана.

— Какую услугу ты попросил у Флетчера?

— Я? — Альбус, кажется, искренне удивляется. — Зачем?

Действительно, какие у Альбуса могут быть дела к Дангу? Может быть, брат просто отправил его к Моуди? Безо всяких услуг.

— Да так, — говорит Аберфорт, — подумалось вдруг. Не обращай внимания.

Почему же тогда Данг так упорно молчит про тот день? Возможно, Моуди отпустил его взамен на полезные слухи, и теперь Данг доносит на тех, кто ему неугоден.

* * *

Анна снова начиталась «Ежедневного пророка», несмотря на предупреждение. На этот раз — нового. С антимагловскими лозунгами. Там статья про маглов и возможную угрозу от них — мерзкая, надо сказать. За что только этим журналистам платят?

— Мистер Допс вчера сочувствовал маглам, — говорит она. — Будто бы они такие несчастные, что их нужно жалеть. На пьяную голову хотел организовать фонд помощи. Глупо как-то.

Она всё говорит и говорит, но Аберфорт уже не слушает — один гул в ушах. Надоедливый, как комариный писк.

— Не думаю, что маглы так опасны, как про них пишут, — мягко замечает он. — По крайней мере, не для нас. Хогсмид замаскирован, ты сама знаешь.

— Я говорю об общей безопасности, а ты опять заботишься только о себе, — Анна демонстративно закатывает глаза. — Тебе не понять, насколько эти маглы ужасны. Я в детстве жила рядом с магловской семьей…

И что-то переворачивается внутри после этих слов. Кто эта женщина и что стало с Анной? На этот вопрос нет ответа, и Аберфорту противно до тошноты.

Он подходит к ней и близко-близко наклоняется.

— Магловские дети свели мою сестру с ума. За это мой отец убил их и сел в Азкабан. Ты права, мне не понять.

Аберфорт видит каждую морщинку на ее лице, прядь седых волос у виска. Нет, это всё та же Анна, просто в ее глазах больше нет солнца.