Из тени (джен)

Расстояние между прутьями небольшое — рука не проходит, поэтому приходится передавать кувшин через забор. Анна принимает его и прижимает к груди, как ребенка. Она смешно щурится, прикрываясь ладонью от солнца.

— Какое утро, ах, милый Аберфорт, какое хорошее утро!

И вправду хорошее.

Земля рассыпается под ступнями — Аберфорт любит ходить босиком, но не по траве, а именно по песку с маленькими камешками. Анна пьет молоко прямо из кувшина, облизывается, но на губах все равно остаются молочные следы.

— Какое вкусное… Спасибо, — и хохочет. Заливисто, как девчонка. Смешливая она совсем не по годам. Это белое платье, кучерявая челка и браслет из пуговиц — Анна выглядит такой молодой, хотя ей давно за пятьдесят. Аберфорту самому чуть больше семидесяти — вроде старость пришла, но он не чувствует возраста. Хотя Анне он, наверное, кажется совсем стариком.

И Зигфриду лет немало — козлы столько не живут, но Аберфорт-то знает, в чем дело. Главное, чтобы другие не узнали, иначе расследования не избежать.

— Почему-то только у ваших коз такое вкусное молоко. Особый секрет?

Есть, правда, Анне его не расскажешь. Десять коз — без определенной магии не управишься. И Зигфрид помогает: при нем они послушные.

— Не хотите говорить? Ну и ладно, у каждого мастера свои секреты.

Протяжно блеет Зигфрид, напоминает, что коз пора поить. Потом выпустить на улицу, а Кнакси все еще хромает бедная — за ней особый уход.

Когда Аберфорт заканчивает все дела, солнце уже высоко в зените. Он отряхивает руки и идет в дом. Зигфрид почему-то стоит на крыльце и нетерпеливо бьет копытом. Глаза не сразу привыкают к темноте в гостиной, но вроде всё в порядке. И чего Зигфриду неймется?

— Ничего не изменилось. Ничегошеньки.

Голос знакомый. Аберфорт оборачивается и точно уже знает, что увидит в кресле того, кого не ждали.

— И Зигфрид всё такой же. Сколько ему? Пятьдесят? Шестьдесят?

— Тебе какое дело? Чего приперся?

Аберфорт груб, но Альбус сам виноват — явился без приглашения. Уютная гостиная будто съежилась, а по углам легли тени. И Зигфрид там, на улице, жалобно блеет — чувствует неладное. Просто так Альбус не пришел бы, должна быть серьезная причина.

— Я купил бар в Хогсмиде. Отличный бар, кстати говоря. Переписал на твое имя, и теперь ты единственный владелец, — говорит Альбус. И смотрит на портрет Арианы. — Ты его увеличил? Он определенно был меньше.

Вот так скажет что-нибудь нелепое, но с таким серьезным видом, и думай потом, взаправду или шутит. Это у него семейное, от матушки — та еще шутница была.

— С какой радости? Да и зачем мне бар в Хогсмиде?!

— О, он тебе понравится, — подмигивает Альбус. — Там атмосфера такая… такая, как ты любишь.

Не зря ему снилось сырое мясо — теперь точно быть беде. И свалился же на голову, столько лет не виделись. А так всё хорошо было: дом, козы, Анна, тишина. Аберфорт, может, даже решился бы предложение Анне сделать… лет через пять. Или шесть.

— Я не поеду.

— Там есть дворик, — продолжает Альбус. — Можно перевезти несколько коз. Помнишь, ты в детстве всегда хотел собственный бизнес?

— Я молоко продаю.

— Разве это бизнес? — хмыкает он. — И много зарабатываешь?

— Я просто не понимаю, зачем тебе это надо?

— Считай, отдаю старый долг.

Аберфорт бессильно опускает руки. Столько лет прошло, а сопротивляться все равно тяжело. Старый долг, как же.

— Ты нужен мне, брат, — у Альбуса в глазах что-то такое мелькает, то ли грусть, то ли страх — он не успевает разглядеть. Значит, нужен. Значит, дела плохи. Он слышал что-то о темном союзе, совсем мельком, только те слухи, которые дошли в их глушь. Вроде как за права чистокровных выступают. Вполне обычное дело — сколько таких организаций было и сколько будет. Но почему Альбус так встревожен, хоть и не показывает? Не хочет заранее пугать или просто неуверен?

— Скажи мне, — Аберфорт пристально смотрит на брата, — всё настолько серьезно?

— Трудно сказать. Пока почти ничего неясно. Но интуиция…

— Подсказывает, что будет хреново?

Альбус кивает, закрыв глаза, и подпирает рукой подбородок. Ждет, пока Аберфорт примет решение. Хотя оба знают, что оно уже принято.

— Хорошо, — говорит Аберфорт. — Я согласен. Как только разберусь со всеми делами, перееду. А сейчас — уходи. Мне некогда тебя развлекать.

Альбус уходит почти бесшумно — дверь скрипит легонько. Будто бы и не было его тут. А в воздухе карамельный запах, навязчивый и приторный, как он сам.

На сборы уходит несколько дней. Всех коз он взять не может, не тащить же стадо с собой в Хогсмид. Берет Зигфрида, Пятнышко и Кнакси — уж очень ее жалко, остальных продает соседу.

Вещей немного. Аберфорт оставляет в доме почти всё, только портрет Арианы уменьшает и кладет в карман. А на крыльце, перед тем как закрыть дверь, вспоминает, как они сюда въезжали. Уже без папы: он, мама и Ариана.

И Альбус. Альбус как всегда первый выхватил ключ, хотя мама могла открыть и без него, и долго возился. Шестьдесят пять лет почти прошло, а ощущения всё те же.

Он еще долго стоит у ворот — не решается сделать последний шаг. У забора крапива, ему почти по колено. И одинокий колос пшеницы, зеленый еще.

— Уезжаете?

Аберфорт не хотел с ней прощаться. Пусть бы считала, что он умер или еще что-нибудь — женщины умеют придумывать объяснения. А говорить сейчас совсем не хочется, тем более с Анной. Он просто молча кивает.

— Как жаль. На днях должен был вернуться мой муж… Я бы хотела, чтобы вы познакомились.

У него — Альбус, у нее — муж. Всегда есть какая-то помеха. И ничего тут уже не сделаешь: раз не судьба — так не судьба.

— А далеко? Если, конечно, не секрет.

Типичное женское любопытство. Аберфорт на ходу придумывает какого-то тяжелобольного родственника — то ли троюродного брата, то ли двоюродного дядю — и плетет историю про наследство, про злобную тетку. Анна с интересом слушает и сочувственно кивает.

— Ох уж эти родственники. Но вы держитесь, — говорит она, — думаю, у вас все получится.

На прощание она протягивает руку. Аберфорт торопится, прощание получается скомканным. И быстрым шагом идет по дороге прочь от дома. Потом сворачивает в подлесок и там аппарирует. Он мог бы аппарировать прямо из дома, но почему-то сама мысль об этом ему противна.

Хогсмид встречает его суетливой толпой. День хороший, теплый, парочки прогуливаются под ручку, у «Сладкого королевства» дети бегают как заводные. Какая-то полная женщина кричит на перепачканного ребенка.

Он с трудом отыскивает «Кабанью голову» в темном переулке. Судя по лужам, солнце сюда никогда не заглядывает. Перекошенный порог, дверь в щелях и подозрительных пятнах, а внутри всё, абсолютно всё, в паутине. И затхлый запах, и дохлые мухи между рамами окна, и ржавые петли…

Самое место для него. Лучше не найти.

* * *

Уборка идет полным ходом. Аберфорт, попивая огневиски, сидит за барной стойкой и лениво взмахивает палочкой. Паутины становится меньше, но всю не убирает, иначе атмосфера пропадет. Он уже нашел поставщика спиртного и договорился, остается только ждать.

Когда на пороге появляется Аластор Моуди, Аберфорт ухмыляется: теперь-то ясно, что Альбус не просто так купил этот бар.

— Чего скалишься? — приветствует Моуди. — Дело есть.

— Стучаться надо.

— Еще чего.

Аластор сильно набрал в весе со времени их последней встречи. Когда-то давно Моуди вытащил его из того дела о неправомерном использовании заклинаний. Аберфорт вроде должен быть благодарен, но в душе понимает, что если бы не Альбус, то вряд ли бы за него тогда заступились.

— Отличное место, — Моуди снимает перевернутый стул со стола и садится. — Прямо то, что надо. Тебя Альбус уже ввел в курс дела?

Аберфорт молчит, потому что, во-первых, кому больше надо, пусть тот и говорит, а во-вторых, признавать, что брат струсил и вместо себя прислал аврора, пусть и друга, как-то не хочется.

— Понятно, — ухмыляется Моуди. — Так вот, всё это было не просто так. У нас завелись контрабандисты.

— Можно подумать, их раньше не было.

— Не в таких количествах, а сейчас — как сорвались. Слышал про порошок неуязвимости? Или про немаркированные волшебные палочки? А про это? — и Аластор достает из кармана мятый листок.

Аберфорт плохо видит без очков, вытягивает руку и щурится. Какая-то агитация, на картинке — строгий человек в мантии, текст — несколько пунктов. Что-то про чистокровных и политику Министерства.

— Что это?

— Перечисляют, чем опасно общение с маглами. Пугают вырождением и смешением культур. Вполне мирно, да? А знаешь, где нашли? — и Аластор, выдержав паузу, говорит: — В министерском кафе на каждом подносе была налеплена вот такая листовка.

— А зачем? Нет, точнее я понимаю зачем, но как это связано с «Кабаньей головой», да и со мной?

— Пока никак. Твой бар должен стать притоном для темных личностей. Не смотри так, это Альбус сказал. А ты подходишь. Во-первых, он тебе доверяет. Во-вторых, внешность у тебя такая… удачная, что ли. И разные делишки в прошлом. Да и у «Кабаньей головы» плохая репутация. То у гоблинов тут штаб был, то потом игорный дом. Предыдущего хозяина вообще в драке убили. Такие места притягивают всякую шваль.

Бармен с темным прошлым, бар сомнительной репутации — есть в этом какой-то знак. Аберфорт, по сути, сам из «всякой швали»: кажется, эта работа действительно ему подходит. Он не дурак — понял, к чему ведет Аластор, но виду не подает. Размеренно качает головой, вроде как размышляет, а сам думает совсем о другом: о поставщике, о трещинах на полу, о скрипучей двери.

— Дело, конечно, твое — ты не обязан ничего сообщать. Но бывают такие случаи, когда любая информация на вес золота… — Моуди прерывается, и Аберфорт соображает, что молчание затянулось. — Тебе решать, что слушать, а что пропускать мимо ушей, — тихо и как-то устало продолжает Аластор, — но, если вдруг я узнаю, что ты мог спасти человека… хорошего человека, и не сделал этого по каким-то своим соображениям, то разговаривать мы будем после этого совсем по-другому и в Аврорате.

Моуди простой, ему далеко до Альбуса. Тот бы не стал угрожать, потому что без толку: Аберфорт не боится ни Аврората, ни Министерства, ни Азкабана. Он уже в таком возрасте, когда любой страх — глупое кокетство со смертью.

— Морду будешь бить, я понял.

Они оба смеются: Аластор — громко, гулко и с хрипотцой, Аберфорт — почти беззвучно. Стул скрипит под Моуди, того и гляди развалится. Но это ничего, можно починить. Только кто починит мозги старому аврору?

* * *

Альбус пришел с новой идеей. Хотя наверняка еще раньше всё это придумал, до покупки бара, но выдает почему-то за новую. Он что-то делает в гостиной — Аберфорт не мешает. Его больше волнует отсутствие поставщика. Неделя почти прошла, а бар по-прежнему закрыт. Нельзя открывать бар, в котором не продается спиртное.

Альбус выходит уставший, но довольный.

— Я сделал потайной ход прямо из Хогвартса, — сообщает он.

Оказывается, из Выручай-комнаты можно теперь попасть прямо в «Кабанью голову». Альбус долго объясняет: что-то про магические поля Хогвартса, про задумку Основателей, про вектор перемещения. Но Аберфорт плохо во всем этом разбирается и слушает через силу.

— Почему из Выручай-комнаты?

— Если хочешь что-нибудь спрятать, прячь на самом видном месте, — смеется Альбус. — Я же только что объяснял про точки центрации. Понимаешь, магическое поле Хогвартса неравномерно…

— Я слышал уже, — зевает Аберфорт. — Можешь не повторять. Все равно ничего не пойму.

— Если бы ты учился в Хогвартсе, вместо того чтобы заниматься неизвестно чем.

— Да-а?!

Аберфорт сам удивляется, как пугающе у него вышло это самое «да-а», Альбус даже вздрогнул.

— Замаскируй ход, — говорит брат, переводя тему. — Вдруг кто-нибудь зайдет к тебе в гостиную.

И Аберфорт маскирует портретом Арианы.

А на следующий день, когда Альбус выходит из картины, на нем лица нет. Он падает на диван как подкошенный.

— Что это было? — бормочет он, глядя куда-то в пол и массируя виски.

— Ты сам сказал замаскировать, — пожимает плечами Аберфорт.

— Я не ожидал увидеть ее.

— У нее есть имя — Ариана.

— Но не так же…

Альбус порой сам не знает, чего хочет. То спрячь ход, то не так спрятал — не угодишь. Хотя он так тяжело переводит дыхание, что Аберфорт решает помолчать.

Альбус, криво улыбаясь, поднимается и говорит:

— Знаешь, я, наверное, пройдусь пешком.

Так и не сказал, зачем приходил. Забыл, наверное.

* * *

Поставщик все-таки подвел, Аберфорт старался найти надежного — не получилось. А ведь Мистер Кнолл вызывал доверие, видно было, что человек с деловой хваткой, просто так языком молоть не будет. Но пообещал и пропал, ни следа теперь. Альбус говорит, что это не его проблема. Впрочем, он прав: надо искать другое решение.

Решение само находит Аберфорта.

Незнакомец стучится в дверь «Кабаньей головы». Он явно нервничает: морщится, отводит воротник пальцем от шеи и головой вертит по сторонам так быстро, что кажется, будто она у него на шарнирах. Хотя, может, ему просто жарко.

— Зайти можно? — спрашивает он.

— Закрыто. Пока закрыто.

— Да ла-а-адно... Что это за бар, который закрыт?

— Закрытый бар.

Незнакомец так и пялится вглубь через дверной проход, подмечает каждую мелочь, а с виду такой простачок. Мантия явно поношенная, штопанная на рукавах. Волосы с проседью, щетина недельной давности, пористая кожа на лбу. Похож на банковского работника или мелкого клерка из Министерства и, судя по неухоженному виду, явно не женат.

— Слышь, а чем это у тебя воняет? Животными какими-то.

— Не нравится — вали, — бубнит Аберфорт, уж очень ему не по душе этот пронырливый тип.

— Да ты не злись. Я Флетчер, можно Данг, — и деловито протягивает руку.

Аберфорт руки не подает, но и не прогоняет незваного гостя — ждет продолжения. Этот Данг не просто так зашел.

— Говорят, тебя Кнолл кинул…

— Говорят, и кур доят, — не слишком-то вежливо отвечает Аберфорт. — Ты-то откуда знаешь?

— Я много чего знаю, — подмигивает этот самый Данг.

Аберфорт хватает его одной рукой за ворот мантии, втаскивает внутрь и прижимает к стене, а другой быстро закрывает дверь.

— Что еще говорят? — мрачно спрашивает он. У Данга на лице выражение полной растерянности: видно, не ожидал такого поворота. И тянется в карман, наверное, там палочка.

— Только попробуй, — предупреждает Аберфорт. — Я тебя задушу.

— Будто ты убил кого-то, чтобы этот бар получить. Врут, поди? Что-то ты на убийцу не очень-то и похож. Скорее крестьянин-огородник, — храбрится Данг.

— Убил — не сомневайся. Зачем пришел?

— Дело есть. Может, отпустишь?

— Разве я похож на дурака?

— Тебе нужен поставщик. Я могу решить эту проблему.

Аберфорт достает из-за пояса палочку и отступает на шаг, отводя руку. Данг громко выдыхает и трет шею. Красные пятна проступают на его щеках и лбу.

— Чуть не задушил. Псих, — наконец произносит он с заметной хрипотцой.

— Поговори еще. — Аберфорт делает еще несколько шагов назад и опускается на стул. Отчего-то вдруг колени дали слабину — дрожат, как от холода. — Что ты можешь предложить?

— Я знаю почти всех в этом бизнесе. Я могу достать тебе любой алкоголь, какой пожелаешь, и не только алкоголь. За деньги, разумеется.

— Слышу тут какое-то но…

— У меня нет лицензии на этот бизнес.

Аберфорт думает, но предложение смущает его. С одной стороны, опасно связываться с нелегальным поставщиком. Но, с другой стороны, этот Данг еще пригодится. Помимо основной деятельности он, кажется, еще и неисчерпаемый поставщик слухов. А лицензию можно будет организовать через Моуди — пусть и от него будет хоть какая-то польза в этом деле.

— Делаешь мне скидку — двадцать процентов, скажем, — говорит Аберфорт, — и пробную партию. Если мне нравится, мы заключаем договор на пять лет, и я помогаю тебе с лицензией. Если нет — ты больше здесь не появляешься. Идет?

Данг почесывает подбородок и молчит. Пауза затягивается. Но Аберфорт не торопит: в таких делах нужна осмотрительность.

— Пятнадцать процентов, — в его голосе чувствуется неуверенность.

— Я сказал двадцать.

— Хорошо, — сдается Данг. — Двадцать так двадцать. Пробная партия в конце недели. Согласен?

Аберфорт совершенно не против. Когда за Дангом закрывается дверь, он удовлетворенно цокает языком: дела-то, кажется, налаживаются.

* * *

Договор подписан, пробная партия распита. Моуди ворчит насчет лицензии — явно недоволен, но всё-таки делает, хоть и со скрипом.

Первых посетителей приводит Данг. Высокого, с бородавкой на правом веке, закрывающей почти весь глаз, зовут Рэнди. Коренастый и лысый — Карл. Этот спьяну показывает всем колдографии трех своих дочерей. «Пьяный папаша — зло для семьи», — говорит он и плачет, вытирая глаза мантией Аберфорта. А Данг роняет стакан и сам падает от хохота.

К зиме Аберфорт заказывает новый камин у мастера. Сильно ломит поясницу — к большим морозам, видать.

Очень холодный вечер, и шаль из козьей шерсти не помогает. Аберфорт по-стариковски кутается в нее, но пальцам всё равно зябко.

В баре странные посетители — вошли вчетвером, без лишнего шума, не похожи на завсегдатаев — слишком дорогие у них мантии, слишком чистая речь. Один из них, тот, что повыше, провел пальцем по скамье и что-то пробурчал, а тот, который в зеленой мантии, рассмеялся и сказал:

— Антонин, она не кусается, садись уже.

— Без имен, идиот, — прошипел высокий.

И ничего не заказывают — молча сидят. Наконец, весельчак не выдерживает и шепчет высокому. Тот отмахивается и, загибая пальцы, что-то перечисляет, но что именно — Аберфорт не слышит, как ни старается. Всё же старость, слух совсем не тот. Он от расстройства уже начинает дремать, и тут входит новый посетитель.

— Долго сидим, — говорит ему весельчак. — Очень долго.

— Ничего, — отвечает вновь вошедший. — Мне нужно было подумать. Бармен, огневиски!

Аберфорт не торопится, лениво протирает стаканы. Эти ведь привередливые: если грязь заметят, сразу крик поднимут. Разливает огневиски и несет к их столу. Наклоняясь, он мельком бросает взгляд на высокого. Знакомое лицо — Долохов, не иначе, а весельчак, скорее всего, из Ноттов, потому что уж очень похож на Роберта Нотта, с которым Аберфорт учился. Остальные сидят в тени, лиц не разобрать, но кто-то из них точно Розье. Где Нотты, там и Розье — так у них заведено.

— Он знает?

— Этот проклятый старик всегда всё знает.

— Тогда стоит ли идти туда, где он так силен?

— Мне нужно кое-что сделать. И узнать.

Говорящий понижает голос до едва уловимого шепота, но Аберфорт и так понял, о каком «проклятом старике» идет речь. Поэтому он, почти на цыпочках, чтобы не заметили, уходит к себе в гостиную, где через камин соединяется с директорским кабинетом Хогвартса. Альбус, сонный и уставший, услышав новость, нервно вздрагивает.

— Как он выглядел?

— В капюшоне он, я не разглядел.

— Узнать, говоришь… — тянет Альбус и прерывает разговор. Ни спасибо, ни до свиданья — хоть бы кивнул на прощание.

Аберфорт поворачивается, а в дверях стоит тот самый, который к Альбусу собирался, и смотрит, оценивающе так, с прищуром.

— С кем говорил?

— Сам с собой, — выпаливает Аберфорт. — Старость, знаете ли.

— Еще огневиски моим друзьям.

Скорее всего поверил, иначе просто так бы не отпустил.

Когда Аберфорт выходит из гостиной, за столом снова четверо: пятый, значит, ушел в Хогвартс, а эти ждут. Он разливает посетителям огневиски, а сам садится за барной стойкой — подремать.

И снится ему странный сон, будто бы Зигфрид умеет разговаривать.

— Всё это чушь, — убежденно говорит козел. — Плывешь по реке — и плыви дальше, а кто осудит — тот дурак.

— А если я не хочу? — интересуется Аберфорт.

— Тогда не плыви.

— Но я утону.

— Тогда плыви.

— Неужели нельзя по-другому?

— Если плыть не вдоль, а поперек, то из реки можно выйти. Но зачем?..

Кто-то трясет за плечо, и Аберфорт с трудом открывает глаза. Рука онемела от неудобного положения, пальцы почти не двигаются.

— Налей мне выпить.

— Что он спрашивал? И кто это был?

Альбус сосредоточенно водит указательным пальцем по краю стакана. И глаза уставшие, будто несколько дней не спал.

— Том Риддл, тот самый Лорд Волдеморт, — наконец произносит Альбус, когда принимает стакан в руки. — Просил должность. Хотя, сдается мне, цель у него другая была. Будто проверить что-то хотел.

— Что?

— Есть у меня на этот счет одно предположение. И если я прав, то мы получили несколько лет относительного спокойствия.

* * *

Посетителей обычно не очень много, если только не какой-нибудь праздник. Есть даже завсегдатаи, как, например, Олив Студ — приходит пропустить стаканчик каждый вечер. Данг тоже часто появляется — чаще, чем хотелось бы. Зато польза очевидна: от кого бы еще Аберфорт узнал столько сплетен. Говорят, что темный союз теперь по-другому называется, а новый министр, Нобби Лич, даже согласился выслушать их позицию. Хоть Данг — не очень надежный источник, и грош цена этим слухам, но Аберфорт все равно слушает — мало ли, на всякий случай.

Драки в «Кабаньей Голове» строго запрещены, как и дуэли. Хочешь драться — иди за дверь, не хватало еще Аберфорту проблем с законом. Да и убирать за ними некому. Зная свой характер, он работает без помощников: сам наливает, сам подает, сам деньги считает. У него есть Зигфрид, Кнакси и Пятнышко, а больше никто и не нужен.

И так продолжается до тех пор, пока в «Кабаньей Голове» не появляется она с белым кружевным зонтиком в руках.

Аберфорт от неожиданности проливает остатки огневиски прямо на расходную книгу –обложка тут же топорщится.

— Да, он не обманул, — произносит посетительница. — Это действительно ты.

— Кто он, и кто я? — осторожничает Аберфорт.

— Флетчер. Он сказал, что я найду тебя здесь, в «Кабаньей Голове». Так это твое наследство?

Она подходит ближе к стойке и наклоняется к нему. Десять лет почти прошло с их последней встречи, но она совсем не изменилась — всё та же смешливая Анна.

— Мое, — соглашается он.

— Флетчер говорил, что ты один работаешь. Думаю, тебе нужен помощник. — Она брезгливо отодвигает от себя грязные стаканы. — Ты вообще их моешь?

— Иногда. Подожди, откуда ты знаешь Флетчера?

— Долгая история. Давний друг моего мужа. Он как-то рассказывал, что поставляет спиртное в бар «Кабанья Голова», и про тебя упомянул, и про то, что ты один тут. А я так устала сидеть дома без дела и подумала, что…

— Мне не нужен помощник.

— Я не прошу много денег.

— Анна, я привык работать один. У меня ужасный характер, — признается Аберфорт. — Ты даже не представляешь насколько. Ты не сможешь.

— Не тебе судить о том, что я могу, мистер бармен! — вспыхивает она.

Упрямая, настырная… Анна смотрит и смотрит, не отводя взгляда, и Аберфорту, кажется, что она видит его насквозь.

— Здесь ошиваются такие личности, что даже мне бывает страшно. Ты все-таки женщина.

— А ты мужчина. И что?

Неоспоримый факт, и возразить нечего. Но женщине здесь не место, тем более такой, как Анна. Ее можно представить среди цветов или среди кексов с ванильной пудрой, но только не среди паутины и всей той пьяной швали, что бывает в «Кабаньей голове». Но и сказать ей об этом, язык не поворачивается.

— У тебя есть еще какие-нибудь причины?

Аберфорт качает головой. Может, Зигфрид из сна был прав: раз хочется, то почему бы и нет, а кто осудит — тот дурак?

— А твой муж? Он знает и не против?

— Почему он должен быть против?

— Я на его месте тебя никуда бы не отпустил.

— Видимо, мне повезло, что ты не на его месте, Аберфорт.

Он молча проглатывает обиду, потому что обижаться на правду как минимум глупо.

* * *

У Альбуса нет чувства меры — в этом Аберфорт не раз убеждался. Брат вместе с Аластором заперлись в гостиной, и оттуда слышны их крики. Даже посетители, привыкшие ко всякому, иногда с подозрением косятся в ту сторону. Анна же совсем недовольна — гремит стаканами.

Она идет с подносом к столу у входа, и какой-то толстяк притягивает ее к себе на колени за талию. Звонкий шлепок — пощечина, и Анна стоит уже с палочкой в руках.

— Если ты еще раз позволишь себе распустить руки, — шипит она, как змея, — ты их потеряешь.

Виновник скалит зубы, поворачивается к Аберфорту и говорит:

— Видал, какая? Горячая кровь.

— Пошел вон, — вяло откликается Аберфорт. — И чтоб я больше тебя не видел в моем баре.

Толстяк продолжает сидеть, но чувствуется, что уверенности у него стало поменьше.

— Ты слышал, что он сказал? — переспрашивает Анна. — Считаю до трех, и разбиваю этот стакан о твою голову. Раз, два…

— Ладно-ладно, — торопливо перебивает ее толстяк. — Ухожу. Какие все нервные.

Он встает, держась за спину, и кряхтит — явно демонстративно. И так же демонстративно хлопает дверью.

— Я же говорил, — шепчет потом Аберфорт.

— Ты о чем? — она делает вид, что ничего не понимает, а руки-то дрожат. Что ж, если ей хочется геройствовать, если такая упрямая — пусть доказывает, что не хуже Аберфорта справляется. Когда-нибудь ей надоест эта бессмысленная работа, и она просто уйдет.

— Ты ничего не понимаешь!!! — слышится крик из гостиной.

Если они так дальше собираются кричать, то распугают всех посетителей. Аберфорт решительно настроен высказать все недовольство Альбусу и для этого идет в гостиную, но сцена, которую он там видит, заставляет на время забыть о цели: Альбус и Аластор, склонившись над огромным пергаментом, вырывают друг у друга перо и переругиваются — Альбус, кажется, уже сорвал голос и теперь едва сипит, а Моуди громыхает, как испорченная волынка.

— Тайная организация не даст тех возможностей, что дает официальная власть. Министерству нужен сильный лидер, а не этот дохляк и мямля Лич. Они его не боятся.

— Нет и еще раз нет, — с трудом выговаривает Альбус, держась за горло рукой. — Можно запугать, можно ограничить — тут я с тобой согласен. Но к чему мы в итоге придем? Скорее всего, к деградации. Понимаешь ли, проблема настолько разрослась, что ее уже нельзя вырвать с корнем — не получится. Не было бы Тома, так был бы кто-нибудь другой — идея витала в воздухе.

— Так прими министерский пост!

— Наш разговор заходит в тупик. Я слишком деятельный для этой должности.

— Ты слишком много болтаешь, — говорит Аберфорт. — А болтливый министр никуда не годится.

— Видишь, даже мой брат понимает, а ты упорствуешь.

Аберфорт мысленно отмечает это «даже», но Альбус не со зла, просто так положено: старший брат — умный, а младший… младший уж как получится.

— Раз уж о тебе речь зашла, — Аластор пристально щурится, — зачем ты ее нанял? Лишние уши.

— Бар мой, управляю, как хочу.

— Никто не собирается оспаривать твои решения, — говорит Альбус. — Но ты уверен в ее надежности? Кто она? Откуда?

— Не ваше дело! Я не говорю тебе, как управлять Хогвартсом, вот и ты не лезь в мои дела.

— Как угодно, — Альбус трет переносицу. — Есть более насущные проблемы. Аластор, расскажи ему.

— Группа обеспечения магического правопорядка на прошлой неделе взяла нелегального продавца яиц акромантулов. Сдал какой-то анонимный доброжелатель.

— А ближайший источник, — перебивает его Альбус, — Запретный лес. Кто-то там браконьерствует и очень успешно.

— Нелегальная торговля — обычное дело вообще-то, — снова продолжает Моуди, — заплатил бы штраф — и отпустили. Но ребята из группы обеспечения перестарались немного с расспросами, и оказалось, что он всего лишь мелкий курьер, а масштабы торговли куда крупнее. И не только яйцами акромантулов, но и шкурами полувидимов, и, что самое главное, ядом лобалугов.

Давным-давно в учебнике по уходу за магическими существами Аберфорт видел акромантулов. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, насколько опасны эти существа. Насколько же нужно не любить жизнь, чтобы охотиться на них? Из того же учебника он помнил, что лобалуги водятся в море, на большой глубине, а вот про полувидимов слышал впервые.

— Судя по всему, у них целая сеть браконьеров, контрабандистов и продавцов. И все пути ведут в Министерство. Кто-то покровительствует им и прикрывает. И тебе, Аберфорт, нужно бы сейчас прислушаться к сплетням.

— Почему ты решил, что это кто-то из Министерства?

— Да потому, что лобалуги строго контролируются отделом регулирования популяций магических животных. Чтобы получить хоть каплю этого яда, нужно заполнить с десяток разных форм и отчетностей. А Диггори мне по дружбе рассказал, что в последнее время было несколько закупок, в небольших, правда, количествах, но кто покупал — он точно не знает, у него нет доступа к этим документам.

— Понимаешь, Аберфорт, всё это очень подозрительно, — говорит Альбус. — Шкуры полувидимов — для мантий-невидимок, яд лобалуга — действенен даже в очень малых количествах. Акромантулы — очень хорошие воины, если их приучить с самого рождения. Кто-то готовится.

Альбус не называет имен, но и так понятно, кого он имеет в виду. И Аберфорту приходит в голову глупый вопрос: что делать, если вдруг будет гражданская война? Глупый, потому что война — это крайность, до которой вряд ли дойдет. Но на несколько мгновений ему все-таки становится не по себе.

В этом деле о контрабандистах без Данга точно не обошлось. Вряд ли бы тот упустил такую возможность, тем более с его-то пронырливостью. Поэтому Аберфорт решает напоить Данга, но сделать это не так-то легко, и фантазии не хватает.

Однако дело принимает неожиданный поворот: Данг приходит сам, как раз в тот момент, когда Аберфорт совсем отчаялся что-либо придумать.

Данг настолько пьян, что едва держится на ногах. Хорошо еще, что Анна этого не видит — ушла куда-то.

— Я пропал, — говорит он, заплетаясь в буквах. — Совсем пропал.

— Не здесь, друг, — Аберфорт старается быть как можно дружелюбнее. — Много лишних ушей. Давай-ка я тебя на диванчик отведу.

Данг оказывается очень грузным, и Аберфорту с большим трудом удается довести его в гостиную. Они оба падают на диван — один от усталости, другой — от опьянения, и тяжело дышат.

— Да-а, — тянет Данг. — В Азкабане так не напьешься. И не наешься. Нет, какой же я всё-таки идиот! Зачем я с ними связался?

— Азкабан? Ты кого-то убил?

— Если бы. Я на свою голову поверил этому Бэгману из Министерства, а он меня кинул. Чувствовал же, что хорошим не кончится. Столько денег выбросил, считай, на ветер.

— Рассказывай.

Данг недоверчиво смотрит, но слишком пьян, чтобы трезво оценить ситуацию. И, видно, крепко его прижало.

— Пришел ко мне этот Бэгман, значит, и спрашивает, хочу ли я заработать. Дело, мол, нетрудное. Нужны надежные люди для перевозки какого-то товара. А я сразу понял, что дело-то нечисто. Потому что у Министерства свои поставщики и курьеры, со стороны брать не будут. И слово за слово узнал, что товар класса А. Что я, дурак, что ли, просто так рисковать? За класс А сейчас легко в Азкабан можно попасть. И сказал Бэгману: либо он берет меня в долю, либо пусть сам ищет того, кого ему надо.

— А отказаться нельзя было?

— Ты что?! Товары класса А — это такие деньжищи. Яйца драконов, акромантулов, химер… Очень редкие и дорогие.

— И запрещенные.

Данг недовольно морщится, а на его щеках проступают красные пятна. Но Аберфорт все равно не понимает, ради чего было так рисковать.

— Он принял меня в долю, я нашел ему людей. А на днях одного продавца взяли прямо с яйцом акромантула. И если его начнут расспрашивать, а я думаю, что начнут, то для меня всё будет очень плохо: Бэгман слишком хорошо устроился в Министерстве, чтобы просто так попасться.

— Если твой продавец сдаст тебя, то я останусь без поставщика.

— Спасибо тебе за понимание! — мрачно восклицает Данг.

Кроме того, Аберфорт потеряет ценный источник информации. А в Аврорате особо разбираться не будут. Раз участвовал, значит, виновен. И решение моментально приходит к нему в голову, он даже не задумывается о последствиях.

— Я знаю человека, который может тебе помочь, — говорит Аберфорт. — Ты пойдешь к нему и всё расскажешь. И про этого Бэгмана, и про остальных продавцов.

— Но я не могу. Бэгман меня убьет.

— Никто тебя не тронет. Ничего не придумывай, скажи, что ты от меня, что это я тебя послал.

— Он точно поможет? Он — какая-то важная шишка?

— Именно, — кивает Аберфорт. — Важнее некуда. Но всё должно остаться между нами.

— Не вопрос! Я всё ему расскажу, пусть только поможет.

Во взгляде у него так много надежды, что Аберфорт начинает сомневаться. Возможно, цена окажется слишком велика.

— Подожди радоваться. Он поможет, но не просто так.

— Деньги? У меня есть, — торопливо сообщает Данг.

— Это будет услуга, и тебе она вряд ли понравится.

Сухое молчание, Аберфорт смотрит в сторону — кто бы мог подумать, что ему будет жаль Мандангуса Флетчера.

— Любая услуга лучше Азкабана, — говорит Данг.

Аберфорту же остается только гадать, что попросит Альбус взамен.

Аберфорт почти не выходит за пределы «Кабаньей головы». Не то что бы боится, просто там, за дверью, уже, оказывается, совсем другой мир. Спрятаться от него насовсем не получается: то Данг приносит очередную сплетню, то Анна вслух читает «Ежедневный пророк».

— Газеты не врут, — говорит Анна. Она твердо уверена в том, что любая новость в «Пророке» — чистейшая правда. Но Аберфорт знает: грош цена этой правде. Он еще помнит те времена, когда газеты противоречиво называли Гриндевальда то освободителем, то угнетателем. Поэтому не любит их читать.

Он делает вид, что слушает про новый налог, утвержденный Министерством. До тех пор, пока Анна не произносит:

— А раньше чистокровные не платили этот налог. Иногда я думаю, что не так уж и неправ этот Волдеморт.

— В чем? — спрашивает Аберфорт, пытаясь вспомнить, про что она говорила раньше.

— В том, что защищает… пытается защищать наши права. Кто-то должен был взяться за это.

— Не понимаю. На твои права кто-то напал?

Анна смеется, но очень грустно, почти неестественно, и уходит от ответа. Она — приятная собеседница: с ней можно говорить о чем угодно, только не о политике. Она даже внешне меняется, может вдруг сорваться и накричать. Когда министром стала Миранда Госхавк, Аберфорт ненароком заметил, что давать женщине власть в такое время — сомнительная затея. Анна тогда сильно разозлилась и несколько дней не появлялась в «Кабаньей голове».

Аберфорт скрывает от нее, как и от всех, свою фамилию. Посетители зовут его мистер бармен, а Данг и Анна — по имени. В «Кабаньей голове» Альбус Дамблдор — не тот человек, родством с которым можно гордиться. Перед его приходом Аберфорт под разными предлогами выпроваживает Анну. Альбус по-прежнему не пользуется потайным ходом, поэтому старается выбирать малолюдные дни.

Но на этот раз он почему-то приходит в субботу вечером — самое неудачное время для секретов. Секреты лучше заводить по понедельникам, тогда они дольше хранятся.

— Читал? — Альбус бросает газету через стойку прямо к Аберфорту на колени.

— Я не читаю магловские. Да, в общем-то, никакие не читаю.

— И зря. Отдел магических происшествий и катастроф отлично поработал.

Аберфорт щурится, отодвигая ее подальше, чтобы разглядеть буквы, и читает статью. Беспорядки в Белфасте, много раненых маглов. Что с них взять — ирландцы.

— И? Это всё?

— Ты понимаешь? — говорит Альбус, оглядываясь на посетителей. — Началось.

Он, как всегда, настолько загадочен, что его невозможно понять. И, наверное, опять пришел поговорить сам с собой.

— Амбиции никуда не исчезают, — Альбус снимает очки и трет переносицу. — Ни-ку-да. И самое интересное — я не знаю, что теперь делать. Аластор говорит, нужна тайная организация.

— Нужна ли? — спрашивает Аберфорт с сомнением.

— Не уверен. Я ни в чем не уверен.

Альбус колеблется ровно до того дня, когда магловский министр от лейбористов проигрывает выборы из-за того, что кто-то сливает экономическую статистику газетчикам. И тогда «Кабанью голову» приходится запирать на весь день, потому что в гостиной много умных разговоров. И какие-то люди, почти все незнакомые Аберфорту. Он чувствует себя лишним: наверняка ведь взяли для численности.

Тайная организация, тайная от всех — от Пожирателей Смерти (так теперь называет себя темный союз) и от Министерства. Альбус сосредоточен, ему идея не нравится — это заметно. Но раз ничего не говорит, значит, вопрос решенный. Моуди все-таки его уговорил.

Но Альбус не официальная власть, да и Моуди не при исполнении. Чем, в таком случае, они отличаются от Пожирателей Смерти?

Доркас Медоуз назначают казначеем. Организации нужны добровольные взносы: на помощь пострадавшим семьям, на ингредиенты, на прочие нужды. Моуди предлагал кое-кого подкупить в Министерстве, но Альбус оставил этот вопрос без внимания. Зря, наверное. Все эти люди надеются на него и прекрасно понимают, что объединяет их именно Альбус.

Братья Прюэтты. Поди разберись, кто из них Фабиан, а кто — Гидеон. Оба рыжие, широкоплечие, улыбчивые. Чересчур даже улыбчивые. Оба работают где-то в отделе магических происшествий и катастроф. Альбусу нужны свои люди в Министерстве. Сейчас важнее всего — достоверная информация, говорит он. А за информацию — вон та дамочка с большим ридикюлем, на которую поглядывает Моуди, — журналистка из «Ежедневного Пророка». Маккинон или как там ее… Только Аберфорт не стал бы доверять людям, чья профессия — вранье.

Тот бородатый, которого Моуди называет Эдгар, вроде бы большая шишка из Попечительского Совета. Они все тут, наверное, шишки, кроме Элфиаса Дожа — вот уж кого принесла нелегкая. И кроме Аберфорта, который принят по умолчанию. Как брат Альбуса.

* * *

По словам Анны, газеты во всех происшествиях винят ирландцев. Моуди рассказывает совсем другое: например, взрыв дома на Эбби-роуд — это никакие не ирландцы, а Пожиратели Смерти. Но про Пожирателей писать нельзя — Министерство не позволяет, потому что внутренняя опасность куда страшнее внешней. В кои-то веки Аберфорт согласен. Меньше знаешь — меньше расстраиваешься. Он сам бы с удовольствием забыл многое, но не получается.

А у маглов, говорят, забастовки — то одна, то другая, — и безработица. Еще, говорят, «Красные бригады» есть. Мол, это они тогда бомбу подбросили какому-то магловскому министру. Может, конечно, и существуют, кто их знает. Но Аберфорт в глаза не видел ни одного анархиста.

Слухи. Только слухи, и ничего больше. Через «Кабанью голову» столько их проходит, что не поймешь уже, где выдумка, а где правда.

Сидят посетители, а как узнаешь, кто из них Пожиратель, а кто — нет? У них же на лбу не написано, да и неизвестно, кто страшнее, настоящий Пожиратель или вот тот посетитель с торчащими ушами, который у камина устроился. Лицо у него такое сомнительное, будто только что четверых зарезал и не моргнул. Может, именно он бомбу подкинул этому министру.

Начало августа: все окна настежь, а жара такая, что все равно душно. Аберфорт лениво обмахивается салфеткой и, передвигая монеты одним пальцем, пересчитывает выручку.

— У меня брат там погиб, — доносится до его слуха. — Зря ты ее в Белфаст посылаешь.

— В Лондоне опасно оставаться. У маглов, говорят, всё совсем плохо — забастовки, кризисы.

— А в Белфасте — ирландцы.

— Ты веришь в эту чушь?

— Почему чушь? «Пророк» пишет, что ирландцы устроили акцию протеста в Международной Конфедерации.

Аберфорт закатывает глаза к потолку. Опять «Пророк». Кто бы уже закрыл эту мерзкую газетенку. Толку от нее… Чем опять слушать сплетни, лучше пойти Зигфриду шерсть расчесать.

В подсобке он водит щеткой по сбитой шерсти Зигфрида и думает об ирландцах. Вернее, об одном ирландце, с которым вместе учился много лет назад — о Питере Макбрайде.

Питер плевал на правила, плевал на учебу, но экзамены, тем не менее, сдавал на «Превосходно». И он, — наверное, единственный из всех студентов, — плевал на старосту школы Альбуса Дамблдора. Он так и говорил: «Плевать я хотел на то, что он староста».

Неудивительно, что несколько лет Питер отыгрывался на Аберфорте — за фамилию, за внешнее сходство. А потом был тот квиддичный матч, когда Гриффиндор побил Равенкло, как в спорте, так и физически. И Аберфорт, сам от себя не ожидая, врезал толстому равенкловцу, который душил Питера. С того времени Макбрайд больше не трогал Аберфорта.

Была ли это благодарность? Или Питер понял, что попросту зря теряет время? Может быть, Аберфорт сломал тогда не только равенкловский нос, но и представление Питера о своем однокурснике? Брат лучшего студента школы должен соответствовать. Должен, и все тут. А он влез в драку, да еще и помог человеку, которому и помогать-то не стоило.

Скорее всего, именно это. Трудно поддерживать сломанное представление, лучше поискать новое. Хотя некоторые умудряются и со сломанным жить. А вдруг то, новое, хуже окажется, чем прежнее?

* * *

Данг слышал, будто бы кто-то закупает большую партию желчи гиппогрифа и ищет поставщиков. А желчь гиппогрифа в сочетании с корнем разрыв-травы и цветом колюки — взрывная смесь. Получше Адского огня будет. Моуди пытался разузнать, кто именно и зачем, но не успел: взрыв на Олд-Бейли, и снова метка в воздухе.

Весь Орден Феникса здесь, всех вызвали. Даже худенькая Маккинон, закрывая нос платком, помогает Фенвику разгребать завал из камней и плит.

Аберфорт вытирает руки о мантию. Что-то липкое на пальцах, то ли кровь, то ли грязь — в темноте не разберешь. Под ногами скользко, и еще этот запах ужасный. А над головой метка. Теперь они так подписываются, чтобы все знали: тут были Пожиратели. Ее никак не уничтожить, пока она сама не растворится. Вот и приходится всё тут маскировать, чтобы не нарушать Устав о секретности. Столько раненых маглов, и всем сотрут из памяти эти несколько страшных часов.

Еще вчера какой-то пьяный кричал на всю «Кабанью голову»: «Маглы — низшие существа, как и домовики». Он едва стоял на ногах, и пОтом несло от него на весь бар. Пришлось вывести за дверь. Низшие существа… И маги, и маглы, и эльфы — из мяса и крови. Нет никакой разницы. Особенно это чувствуется сейчас, когда одежда пропиталась прогорклой вонью. Перед этой меткой все равны.

Орденцы здесь на всю ночь, по крайней мере, так говорит Моуди. Его зычный голос слышно даже за стеной. Выходя, Аберфорт натыкается на Маккинон: она проносится мимо, и ее, кажется, тошнит. Впечатлительная дамочка.

Наутро сил Аберфорта едва хватает на то, чтобы почиститься и напоить коз. Он дремлет на диване, и когда его будит Анна, солнце уже высоко.

— В кои-то веки я проснулась раньше тебя, — смеется она. Но ему не до смеха, в руках у Анны «Пророк», и Аберфорт знает, что это значит. — Слышал, что случилось?

Он трясет головой, отгоняя сон, и от волос еще пахнет гарью, а на мантии подозрительное бурое пятно.

— Взрыв на Олд-Бейли, две сотни пострадавших маглов, много убитых. Пишут, что это теракт Ирландской республиканской армии.

— С чего вдруг в «Пророке» написали про маглов?

— Маглолюбов развелось, — говорит Анна, — вот и пишут. Еще чуть-чуть, и маглы будут в «Пророке» работать.

— Женщина, о чем ты говоришь? — грубо прерывает ее Аберфорт.

— А что? Пишут, что на место происшествия были высланы авроры. А зачем они там? Неужели ты не видишь, что это заговор маглолюбов?

— Да ты никак умом двинулась! Какой заговор?!

Она пятится назад, приложив руки к груди. Губы поджала и кривится, как будто паука увидела.

— Не кричи на меня. Никогда не кричи на меня!

— Иначе что? — Аберфорт подходит почти вплотную и выдирает из ее рук газету. — Чтоб я больше не видел эту мерзость. Хочешь читать — читай, но сюда не приноси.

Скомканный «Пророк» летит на пол, шурша страницами. Сжечь бы его вместе с редакцией.

— Старый слепой болван! Так и умрешь тут, в обнимку со своими козами, — кричит Анна уже за дверью.

И в кои-то веки Аберфорт ухмыляется: а что — хорошая смерть. Уж лучше тут, чем истекать кровью под меткой Пожирателей.

* * *

К тому, что Альбус обычно приносит плохие вести, Аберфорт уже привык.

На этот раз новость в том, что Маккинон уволили из «Пророка», а в самой редакции поменялся главный редактор. На первой же странице нового номера большими буквами: «Маглы. Недооцененная опасность». Как раз то, что Аберфорт и предсказывал.

— Нельзя верить людям, чья профессия — вранье, — повторяет он.

— Тебе ли не знать, что вранье — это правда под другим углом? — улыбается Альбус.

— Скажи об этом редактору «Пророка». Может, он согласится посмотреть под твоим углом?

— Аберфорт, мне связывают руки. Госхавк грозит запретить все тайные организации. А это значит, что Орден тоже будет под запретом.

— И для Министерства Орден будет ничем не лучше Пожирателей, так?

— Да, если Аластор не станет начальником Аврората.

Нет, Моуди слишком простой, слишком прямой. У него ровно столько шансов возглавить Аврорат, сколько у Аберфорта стать министром.

Госхавк бесится, и это понятно. Ее министерский пост сейчас неустойчив, а тут еще и Альбус с его вечной и неистребимой жаждой деятельности. Кому понравится, когда тебе дышат в затылок?

— Бэгман снова в Министерстве.

— Он же контрабандист, товары класса А, как сейчас помню.

— Много связей, — разводит руками Альбус. — Если бы тогда Флетчер дал против него показания, то, может быть, аврорам и удалось бы посадить Бэгмана. Но Мандангус Флетчер тоже хочет жить... Когда Бэгмана вызвали в Аврорат, он сказал, что ничего не знал о контрабанде, и выдал список покупателей. Он сам вроде как и не виноват, и вину его доказать невозможно. Товар под министерским контролем, всё оформлено официально.

— Но это контрабандный товар? Или уже нет?

— Приходил покупатель с лицензией. Бэгман по документам продавал легально, предположим, одно яйцо акромантула, а на деле покупатель получал еще три-четыре контрабандой. И ни к кому нельзя предъявить никаких претензий: все документы о сделках в порядке, с печатями. Бэгмана на время отстранили от должности, но посадить не смогли.

Схема продажи яиц не удивила Аберфорта. Все просто: закупаешь легальное спиртное и разбавляешь его контрабандным. Главное — свести продаваемое количество с покупаемым. Поразил Аберфорта тот факт, что Данга отпустили, хотя он не стал свидетельствовать против Бэгмана.

— Какую услугу ты попросил у Флетчера?

— Я? — Альбус, кажется, искренне удивляется. — Зачем?

Действительно, какие у Альбуса могут быть дела к Дангу? Может быть, брат просто отправил его к Моуди? Безо всяких услуг.

— Да так, — говорит Аберфорт, — подумалось вдруг. Не обращай внимания.

Почему же тогда Данг так упорно молчит про тот день? Возможно, Моуди отпустил его взамен на полезные слухи, и теперь Данг доносит на тех, кто ему неугоден.

* * *

Анна снова начиталась «Ежедневного пророка», несмотря на предупреждение. На этот раз — нового. С антимагловскими лозунгами. Там статья про маглов и возможную угрозу от них — мерзкая, надо сказать. За что только этим журналистам платят?

— Мистер Допс вчера сочувствовал маглам, — говорит она. — Будто бы они такие несчастные, что их нужно жалеть. На пьяную голову хотел организовать фонд помощи. Глупо как-то.

Она всё говорит и говорит, но Аберфорт уже не слушает — один гул в ушах. Надоедливый, как комариный писк.

— Не думаю, что маглы так опасны, как про них пишут, — мягко замечает он. — По крайней мере, не для нас. Хогсмид замаскирован, ты сама знаешь.

— Я говорю об общей безопасности, а ты опять заботишься только о себе, — Анна демонстративно закатывает глаза. — Тебе не понять, насколько эти маглы ужасны. Я в детстве жила рядом с магловской семьей…

И что-то переворачивается внутри после этих слов. Кто эта женщина и что стало с Анной? На этот вопрос нет ответа, и Аберфорту противно до тошноты.

Он подходит к ней и близко-близко наклоняется.

— Магловские дети свели мою сестру с ума. За это мой отец убил их и сел в Азкабан. Ты права, мне не понять.

Аберфорт видит каждую морщинку на ее лице, прядь седых волос у виска. Нет, это всё та же Анна, просто в ее глазах больше нет солнца.

Аберфорт тяжело переносит ее присутствие: Анна невыносима. Он устал от ее постоянных монологов про тупых министерских чиновников, про угрожающий магловский мир, про аврорский заговор. Она будто помешалась на своей политике, ни о чем другом думать не может и не хочет.

Он всё чаще уходит в загон к Зигфриду. Садится на скамеечку и говорит с ним, как с человеком. Зигфрид, кажется, прислушивается и неодобрительно трясет бородой.

— Заняться больше нечем, — ворчит Аберфорт темными вечерами. — Заговоры какие-то, тайны. Пусть лучше учится вязать или вышивать, чем всякой чушью голову забивать.

Деревянный бармен — так называет его Анна, когда сильно сердится. Может, она права, и он действительно уже одеревенел от этих разговоров?

Анна несколько дней где-то пропадает, а потом вдруг появляется рано утром. Она заметно хромает, и лицо почти серое — то ли от боли, то ли от недосыпа. Устало опускается на стул и закрывает глаза рукой. Вид у нее действительно неважный.

— Моего мужа ищут авроры, — тихо говорит она. — И меня, наверное, тоже.

Аберфорт удивляется своему безразличию. Не то что бы безразличию, скорее даже тихому злорадству: всё, доигралась в чужие игры.

— Зачем ты пришла?

— Я здесь работаю.

— Если бы ты здесь действительно работала, а не шлялась неизвестно где, тебя бы не искали авроры.

— Ты не выходишь отсюда, сидишь взаперти. Откуда тебе знать, что там, за дверью, происходит? Ты такой же маглолюб, как они. А я, по крайней мере, пытаюсь что-то сделать!

— Пыталась, — уточняет Аберфорт. — Больше ты никуда не пойдешь. Хватит дурацких разговоров. Когда приходят волки, коз запирают в сарае.

— Как ты все опускаешь! Ты просто… — она запинается и не произносит обидное слово, но оно угадывается в ее взгляде.

— Хорошо. Тогда тебя здесь больше ничего не держит. Уходи.

Слова звучат как приказ. Ее разум отравлен, и если она сама не поймет это, то никто не поможет.

— А если я не хочу?

— Тогда я выгоню тебя силой.

Аберфорт сомневается: если она не поверит и не уйдет, неужели действительно придется ее ударить? У него вряд ли получится. Но она верит и хлопает дверью так громко, что закладывает уши.

Без Анны становится гораздо уютнее. На вопросы завсегдатаев он придумывает отговорку: она уволилась, чтобы ухаживать за больным мужем.

Альбус тоже замечает ее отсутствие, но ничего не спрашивает, потому что ему не до этого. У Ордена Феникса снова потери — Доркас Медоуз. Остаться без казначея в такое время — тяжелый удар, еще и учетная книга сгорела. Этот Волдеморт точно знает, куда бить, а, значит, в Ордене завелась крыса. И Аберфорт понимает, насколько неприятно Альбусу осознавать, что среди своих — шпион.

На подозрении Данг и новички, но Альбус верит Дангу — так ведь и не сознался, какую услугу тогда попросил у него — и новичкам тоже верит. Бывшие гриффиндорцы не могут быть шпионами, говорит он.

С Альбусом вообще происходит что-то непонятное. Он уже не так уверен в себе, как раньше — осторожничает, сомневается. Настолько, что однажды просит организовать встречу с какой-то прорицательницей, и этой просьбой до глубины души поражает Аберфорта.

* * *

В баре почти никого: какой-то полупьяный парень у окна и двое в темном углу. Когда приходит прорицательница — женщина в огромных очках, Аберфорт провожает ее в гостиную. Затем появляется Альбус, в темной, почти черной мантии, что на него совсем не похоже. И так странно выглядит, будто вовсе и не Альбус Дамблдор, а его бледная тень.

— Пришла? — спрашивает он шепотом.

Аберфорт едва заметно кивает в ответ. Издалека доносится блеянье Зигфрида. Что-то не так. Где-то опасность, и козел чует ее.

Но в загончике никаких происшествий. Если бы Зигфрид умел говорить… Иногда он так смотрит, будто всё понимает. Мир вообще как-то несправедлив к козлам.

Аберфорт возвращается, чтобы проведать Альбуса и его странную гостью. Тот парень, который сидел у окна, теперь качается, прислонившись лбом к двери в гостиную.

— Эй, ты что там делаешь?

Он вздрагивает и оглядывается, и по его затравленному взгляду Аберфорт понимает — подслушивал. Вряд ли Пожиратель — слишком молод, скорее просто захотел легких денег. Наверняка узнал Альбуса. И почему брат не пользуется потайным ходом? Специально ведь делал.

— Я… я искал туалет.

— Или подслушивал?

Парень слишком пьян, чтобы придумать достойное объяснение. Или очень умело притворяется.

— Если ты будешь молчать, я открою дверь, и тогда будешь говорить с Дамблдором. Ты же узнал его, поэтому и пошел сюда?

— Не надо, — в голосе умоляющие нотки. Кажется, действительно боится.

— Как зовут? И кто тебя прислал?

— Северус Снейп. Никто не присылал, я просто увидел Дамблдора и удивился.

— Настолько, что решил подслушать?

Парень совсем теряется и невнятно трясет головой. Пытается развернуться, но его заносит, и он падает на колени, сгибаясь в приступе рвоты.

— И кто убирать будет?! Пошел вон отсюда!

— Я дам вам денег, только не говорите ему, что я был здесь…

Аберфорт тащит его под мышки к выходу — мантия трещит, Снейп упирается ногами. А те двое, что сидят в углу, вовсю таращатся.

— Чего глядите? Помогли бы лучше, — говорит Аберфорт.

Они, не торопясь, подходят, один хватает Снейпа за руку.

— А это кто?

— Пьяный какой-то, — объясняет Аберфорт. — Весь пол теперь в блевотине.

Втроем им удается выпихнуть Снейпа на улицу. Тем двоим, что помогали, Аберфорт наливает по стакану огневиски за счет заведения, а из гостиной наконец выходит Альбус.

— Я отправил ее прямо в Хогвартс. Хорошего прорицателя сейчас днем с огнем не найти.

— Потайной ход — это ход, про который никто не знает, — на всякий случай напоминает Аберфорт.

— Ты не представляешь, насколько она ценна, — шепчет Альбус, склонившись над стойкой. — Может быть, даже ценнее всех нас.

— Тут был какой-то пьяный, подслушивал под дверью. Я его отпустил.

— Плохо. Очень плохо. Как выглядел?

— Да они, пьяные, все на одно лицо. Худой очень, волосы темные, нос такой большой. Сказал, что Северус Снейп.

— Знать бы еще, что он услышал. Хотя… Не надо было его отпускать.

— Я тебе аврор, что ли? Зови своего Моуди, пусть он тебя охраняет!

Те двое, что в темном углу, опять косятся. И Аберфорт понижает голос.

— Что она сказала?

— Не так много, как хотелось бы, — говорит Альбус. — Загадала мне загадку. Очень странную, надо сказать. Я сейчас согласен на любую подсказку. Ты, наверное, еще не знаешь. Братья Прюэтты… Оба.

— Кто?

— Аластор сказал, их там много было. И все в масках. Пятнадцать человек на братьев Прюэттов — сам понимаешь.

Рыжие такие. Высокие, широкоплечие. В «Пророке» напишут: несчастный случай при ликвидации последствий какого-нибудь происшествия. Или вообще ничего не напишут. Что-то слишком много смертей для одного Ордена Феникса.

* * *

Парень, совсем еще молодой, вряд ли восемнадцать есть, сидит за стойкой с бутылкой сливочного пива, и взгляд у него такой, будто топиться собрался. Аберфорт даже не заметил, как он пришел.

— Сколько нужно выпить, чтобы до потери сознания? — спрашивает он.

— Смотря что. Если огневиски, то с тебя и четверти бутылки будет достаточно.

Парень хмурится еще больше. По одежде — вроде не бедный, на сироту не похож, скорее из чистокровной семьи. Может, у него кто-то умер? Или девушка бросила.

— Женщины… — говорит Аберфорт, — никогда не поймешь, чего у них на уме.

— А? — переспрашивает тот. — Что? Какие женщины?

— У тебя кто-то умер?

— Еще не умер, но умрет. — Парень долго смотрит на свои руки, вертя пальцами галлеон. — Мистер бармен, если бы вы знали, что вам осталось жить несколько часов, то как бы вы их провели?

— Я…

Аберфорт вдруг вспоминает Анну и ее последние слова. Наверное, он бы хотел еще раз с ней поговорить. Но только не здесь, не в «Кабаньей голове», где так много теней. Он бы хотел встряхнуть ее за плечи и сказать: «Опомнись! Чужие идеи не стоят твоей жизни». Да, из реки можно было выйти, но момент упущен. Прошлого не вернуть даже с хроноворотом.

— Я бы выпил козьего молока напоследок, — уверенно говорит Аберфорт.

— У вас есть брат? — с серьезным видом спрашивает этот парень. И когда получает утвердительный ответ, то добавляет: — У меня есть старший брат, но мы не очень-то хорошо общаемся в последнее время.

— Почему?

— Моя мать выжгла его имя с фамильного древа и изгнала из дома. И он считает меня неудачником. У нас очень разные взгляды на жизнь.

— Не обращай внимания, с возрастом это проходит.

— Сомневаюсь. Вот у вас с братом хорошие отношения? — Секундное замешательство — и парень грустно улыбается. — Видите, а говорите — проходит. Но все равно спасибо, сэр, я, наверное, пойду уже.

— Тебя как зовут?

— Регулус.

Парень встает, и у Аберфорта сердце ноет, тянет вниз, а перед глазами скачут пятнистые кляксы.

— Мистер бармен… Спасибо, — слышит он.

Дальше — глухота. Внизу плещется вода — волны до подбородка, а под водой мечется Зигфрид. Пытается выплыть, но что-то держит его, и он только барахтается передними копытами. Аберфорт наклоняется. Вот, уже почти схватил. Еще чуть-чуть…

Но чем ближе он к Зигфриду, тем тот дальше от него. Вода заливается в нос, борода мешает обзору. Аберфорт понимает, что тоже тонет. Беззвучно опускается на дно, которое почему-то каменное.

— Аберфорт. Аберфорт, да проснись ты.

Он заснул прямо за стойкой или потерял сознание — уже не помнит. Ноги ватные, в ушах тяжелый шум, а рядом Альбус — взволнованный, с одышкой, будто долго бежал.

Расчетная книга на полу вверх обложкой. На обложке до сих пор то пятно от огневиски. Наверное, это все-таки не сон. И вряд ли загробный мир. Аберфорт точно знает, что после смерти попадет в страну Коз. Где большие луга, высокие деревья. И сотни… нет, тысячи коз и козлов. И уж точно там не будет ни Альбуса, ни «Кабаньей головы», ни этой обложки.

— В Аврорате новый начальник. Аберфорт, ну же, соображай!

— Я слышу.

Действительно слышит, но не понимает из-за чего у Альбуса почти паника. Начальником больше, начальником меньше — какая разница.

— Где Моуди? Почему ты кричишь? Посетители ведь…

Он озирается — бар пуст, а за окнами небо светлеет. Кажется, уже утро.

Альбус при имени старого аврора сразу как-то успокаивается и садится за ближайший столик.

— Не знаю я, где Моуди. Ни Моуди, ни Боунса — теперь везде один Крауч. И в Визенгамоте — он, и у Скримджера — он.

— Скримджер?

— Новый начальник Аврората. Думаю, Аластор очень расстроился.

— Старого осла опять прокатили, — смеется Аберфорт. — Туда и дорога.

— Скримджер не так страшен, как Крауч. Госхавк, с ее осторожностью, осталось немного — месяц, два. Пусть даже полгода. Но если следующим министром станет Крауч, будет еще хуже. Он человек с принципами, а это всегда опасно. Говорят, Крауч готовит закон о запрете деятельности несанкционированных Министерством организаций.

— Может, ты это обсудишь сам с собой? — Аберфорт зевает, не прикрывая рот.

— Мне нужен Моуди! — злится Альбус.

— У Поттеров смотрел? Разве не он их хранитель?

— Я не знаю. — Альбус трет висок пальцами. — Я не знаю ни кто у них хранитель, ни где Аластор. Джеймс отдал мне свою мантию-невидимку, надо бы вернуть. Но я не могу заявиться к ним посреди дня, за мной могут следить.

— Как — не знаешь?! Я думал, это либо ты, либо Моуди.

— Я тоже так думал. Но, видишь ли, Джеймс разбирается в людях лучше. Кто-то из его друзей, скорее всего — Блэк. По крайней мере, он говорит, что это Блэк.

— Идиоты, — бормочет Аберфорт.

— Не суди так строго, — улыбается Альбус. — Ты бы мне тоже не доверил.

— Нет! Как раз из тебя получился бы лучший хранитель, чем из любого другого.

Это правда. В таких случаях личная неприязнь — дело второе, зато в вопросах безопасности Альбусу можно доверять. Хотя он может попросить что-нибудь взамен, но это будет просьба, а не приказ. Блэк же сомнителен, да и молодой еще парень. И Люпин, и Поттер, и Лонгботтом, и Уизли — они еще все так молоды и ничего не понимают в жизни. Поттер вообще в героя играет. Но без них Орден Феникса совсем ослабнет. Каждый день кто-нибудь погибает, Аберфорт даже имена не запоминает — бесполезно.

Альбус на его реплику опять улыбается, зато хоть успокоился. Пусть паникует здесь, пока его никто не видит. Аберфорту без разницы, а другие могут и не понять.

* * *

Кто-то стучит в дверь, да так сильно, что сейчас сорвет ее с петель. Аберфорт зажимает палочку в руке и спрашивает:

— Кто?

— Данг. Открывай!!!

Аберфорт распахивает дверь, и в «Кабанью голову» вваливается Мандангус Флетчер.

— Ты один? — сипит он.

— Один.

Данг исчезает в темноте улицы и через несколько мгновений возвращается. С ним еще кто-то, даже двое.

— Она попала под Адский огонь.

Запах, удушливый и горький, бьет в нос — это от нее, запах жаренного человеческого мяса. Аберфорт едва сдерживает тошноту.

На руках у того, который незнаком Аберфорту, — Анна. Она без сознания, голова запрокинута, лица не видно. А ее руки, грудь, шея — сплошное обгорелое месиво, кожи там уже нет.

Что-то тикает у него в голове, от затылка к виску. Мысли еле ворочаются.

— Там были авроры… и мы не успели. Они шли следом. А потом Мандангус… И она упала. Нам нужно скрыться.

— Вы муж?

Незнакомец торопливо кивает. В плечах шире раза в полтора, чем Аберфорт, да и повыше, а губы трясутся, ходуном ходят.

И снова стук в дверь. Не такой сильный, но такой же настойчивый. Данг даже подскакивает от неожиданности.

— Я на это не подписывался, — тихо говорит он. — С аврорами мне ни к чему встречаться.

— В гостиную, — шепчет Аберфорт, не задумываясь. — Быстро и молчите там.

Несколько секунд у него еще есть, чтобы отдышаться. Но в воздухе все еще этот запах, и он боится, что авроры тоже его почувствуют.

— Кто?!

— Моуди. Открывай.

Старый аврор тяжело хромает — видимо, ранен. За ним еще несколько молодых, их Аберфорт не знает.

— Ты один?

— Нет, с Пожирателями. У нас тут пьянка.

Моуди хмыкает и хлопает Аберфорта по плечу.

— Шутишь всё. Ну-ну. А чем воняет?

Аберфорт делает вид, что принюхивается.

— Вроде ничем.

— И грязно у тебя. Ты бы прибрался.

— Зачем? — и он показывает пальцем на ботинки Моуди, с которых уже натекла на пол уродливая лужа.

— Никто не заходил?

— Закрыто у меня тут. А в закрытый бар только авроры-полуночники ходят.

— Тьфу ты, старый козел. Дженкинс, идем. Нечего нам тут делать.

И Аберфорт, запирая за ними дверь, мысленно соглашается.

К гостиной ноги не идут. Они там притаились, наверное, ловят каждый звук, а он стоит тут, как дурак, почти в темноте — только слабый свет от Люмоса. И тошно так, что хоть беги.

А в гостиной — тишина. Данг стоит прямо под портретом Арианы. И это раздражает.

— Умерла, — говорит он.

Аберфорт даже не смотрит в сторону Анны. Его больше интересует этот незнакомец, ее муж.

— Пожиратель Смерти?

Тот кивает.

— И она тоже?

Снова кивает.

Можно было догадаться. По ее разговорам, по тому, как она изменилась. Теперь ясно: она работала на них, приносила им слухи из «Кабаньей головы», точно так же, как он — Ордену Феникса. Только когда это началось? Шла ли она сюда сразу для того, чтобы шпионить?

Ее тело надо бы убрать куда-нибудь. Альбус не должен знать, что был прав насчет Анны. Данга отпустить, но этого, второго, куда? Этого отпускать нельзя. И даже не потому, что Пожиратель Смерти, и не потому, что ее муж. А потому, что позволил ей ввязаться во все это. Ввязаться насмерть.

Хотя он, Аберфорт, ничуть не лучше. Что он сделал, когда она пришла за помощью? Разве помог? Он хотел избавиться от нее, всем сердцем хотел. И вот — избавился. Деревянный, как есть, деревянный бармен.

— Бери ее, и идем.

Пожиратель тихо переругивается с Дангом, но с Аберфортом спорить вряд ли станет. Жить ведь всем хочется.

Аберфорт идет впереди, быстро и не оглядываясь. Задний двор — не лучшее место, но выбирать не приходится. Можно, конечно, сжечь ее тело. Или трансфигурировать. Но это было бы нечестно с его стороны.

Анна теперь навечно останется в «Кабаньей голове», только вот шпионить больше не сможет. И «Пророк» читать тоже. И про маглов рассуждать не будет, и возражать ему не станет. Что-то есть в этом неправильное, даже желудок сводит. Но Аберфорт не ел с самого обеда, так что, может быть, это от голода.

Они закапывают тело. Одним Пожирателем больше, одним меньше — никто и не заметит. Ее муж не выглядит огорченным и вряд ли вообще понимает, что происходит.

Отправить бы Данга в Хогвартс через ход, а с Пожирателем этим разобраться. Аберфорт мысленно смакует — Авада Кедавра. Легко и просто. Но едва он поднимает палочку, как ему вдруг вспоминается: Анна читала «Пророк». Может, она и мужу своему читала? Может, это она его сейчас погубит, а не Аберфорт?

Идейная фанатичка. Она могла, конечно же. Он с легкостью представляет, как Анна втолковывает этому большому, широкому человеку про опасность от маглов. День за днем одно и тоже: маглы, опасность, чистокровность, заговор. От этой цепочки кто угодно двинется.

— Уходи, — говорит Аберфорт.

Он бы с удовольствием вмазал этому Пожирателю. Но возраст уже не тот, чтобы драться на кулаках. А магией — как-то неудобно перед собственной совестью. Если, конечно, это все-таки совесть, а не голодный желудок.

Данг перестает нервничать. Еще бы — они с этим Пожирателем вроде друзья, как говорила Анна. Если Орден узнает, чем они тут занимались, то Дангу точно не поздоровится. Один раз ему повезло с тем делом, о контрабанде, — Альбус вступился, а в следующий раз — Аврорат, Визенгамот, Азкабан.

Через дверь нельзя, вдруг Моуди оставил пост. Пожиратель уходит через задний ход, дворами. Данг — в Хогвартс, через портрет.

Аберфорт достает бутылку огневиски и напивается. Потом идет к Зигфриду в загон и, сидя рядом с козлом, говорит что-то невнятное про Альбуса, про Анну. Про отца и про старого осла Моуди. А Зигфрид осуждающе косит глазами и молчит.

Осуждать есть за что: Аберфорт отпустил Пожирателя Смерти.

* * *

— Он всего лишь мальчик, потерявшийся ребенок.

— Он Пожиратель!

Аберфорт разрывается. В баре — посетители, столько народу, что не продохнуть. Каждые пять минут — тост. Орут, галдят, два стакана уже разбили. В гостиной — Альбус. Только что отнес маленького Поттера магловским родственникам Лили и теперь полулежит на диване. Нашел, где спрятаться. Наверняка его разыскивают министерские. Гарри-то они потеряли из виду, вот Альбус и скрывается.

Всё бы ничего, но Альбус защищает этого Снейпа, из-за которого маленький Поттер и остался сиротой. Более того, он хочет, чтобы Аберфорт тоже дал показания в пользу Снейпа.

И Аберфорт не понимает зачем.

— Снейп тут подслушивал, под этой самой дверью, и донес пророчество.

Он больше не позволит никому из этих уйти просто так. Но Альбус уперся и слышать ничего не хочет.

— Как ты не поймешь, — говорит он, — мальчик ошибся, ему нужно дать шанс.

— Этих Пожирателей много. Сколько убито и сколько еще попадет в Азкабан, а ты вцепился в этого парня. Почему только ему? Дай шанс каждому из них. Не всем так везет, как твоему Снейпу.

— Он сам пришел и раскаялся.

— Но на руке у него метка! Альбус, я не стану молчать. Крауч узнает, не от тебя, так от меня. Снейпа должны судить, как и остальных.

— То есть ты считаешь, что я ошибаюсь?

Опасный огонек мелькает в глазах Альбуса, и Аберфорта отчего-то пробирает дрожь — нервная и подленькая. Нет, наверное, показалось, просто игра света.

— Я ничего не считаю, просто не буду молчать — вот и все. Нельзя выбрать одного из многих и дать шанс только ему.

— Напомни-ка мне имя своей помощницы… Как ее? Анна, кажется, да? А как звали того Пожирателя, ее мужа, которого ты отпустил?

Глупо было предполагать, что Альбус не узнает.

— Кто? Кто тебе сказал? — шепчет Аберфорт.

— Мандангус Флетчер.

Вот она услуга, а он всё гадал: что же попросил Альбус.

— И давно он за мной следит?

— Давно. Не думай, что я тебе не доверял. Я должен был удостовериться, что тебя никто не обманет.

Тело отказывается слушаться, руки и ноги как каменные. Получается, Альбус всё знал. И про Анну, и про их разговоры. Уж удружил, Данг, так удружил.

— Я все понимаю. Ты не смог, и я тоже не могу. Мальчику нужна помощь, и он ее получит.

— Я не знаю, что сказать, — говорит Аберфорт и опускается на диван рядом с братом. — Сволочь Данг. А ты почему ничего не сказал? Я же отпустил Пожирателя.

— Все ошибаются, — улыбается Альбус, и от этой улыбки холодно.

— Бармен! Еще огневиски! — кричит кто-то из зала. Аберфорт встает и идет к двери. Черта с два он сюда вернется, лучше за барной стойкой посидеть, чем еще раз увидеть эту улыбку.

— Ты дашь показания?

Аберфорт держится за ручку двери и молчит. Он не обязан, ничем не обязан. Пусть даже Альбус выдаст его аврорам или заставит Данга свидетельствовать против. И эти разговоры про «все ошибаются» и «дать шанс» — впустую. Снейпа никто не заставлял рассказывать про случайно подслушанное пророчество, так же, как и Аберфорта никто не заставлял открывать в ту ночь дверь. Значит, никакая это не ошибка.

И Анна сама пошла к этим защитникам чистокровных.

— Да, — говорит Аберфорт.

А Данга он больше на порог не пустит. Что-то слишком много сволочей стало для одной «Кабаньей головы».