Материалом будет сталь (гет)

Северус Снейп.

Дышать было трудно. Казалось, даже если вздохнуть полными легкими, воздуха все равно не хватает. Во всем теле была ноющая боль, но не раздражающая, а как после тренировки. В горле пересохло.

Я с усилием поднялся с кровати. Меня шатало, как пьяного. С трудом передвигаясь, я пытался дойти до двери в противоположном конце комнаты. Перед глазами плыло, все потеряло резкость. Я чертыхнулся, чуть не задев газетный столик, зачем-то поставленный на моем пути к двери, как оказалось, в ванную. Вдруг сбоку послышалось мяуканье. Повернув одеревеневшую шею вправо, я наткнулся на черную кошку. Анимаг? Ну и черт с ним.

Ванная оказалась большим светлым помещением, размером почти с класс Зельварения, с кучей светильников под потолком и бежевой плиткой с греческим орнаментом на стенах. Шатать меня стало поменьше, но вот перед глазами все равно была пелена.

Дошел до огромного зеркала, закрывающего пол стены, вцепившись в гладкую поверхность пальцами. Чтобы рассмотреть себя пришлось приблизиться к отражению вплотную, почти касаясь его носом. Почему-то, каким-то шестым-десятым чувством я понимал, что со мной что-то было не так. Вообще, после перевоплощения, это было не просто чувство, а тяжелое понимание. И я, как маленький любопытный ребенок, желал узнать, в чем оно заключается, мое преображение.

Новый я был намного костлявее, чем прежде. Хотя, как бы сказала Помфри, куда уже. И рельеф мышц вместе с выпирающими ребрами и сеткой никуда не исчезнувших шрамов смотрелся дико. Самыми заметными были только что заживший шрам между лопаток сзади, очень неаккуратный, но тонкий и белый, может, еще исчезнет, а вот рваный темный старый рубец, пересекающий грудь ужасно бросался в глаза. На левом плече татуировка — три запятые, окруженные вязью незнакомых знаков, а чуть ниже, ближе к локтю, руку обвивает какой-то причудливый буро-красный узор, почти такой же и на левом запястье, видимо, замена Метке.

Так, что там еще изменилось. Волосы. Они были черные, но они были длинные, спускаясь почти до середины спины, а по лохматости я мог бы теперь соперничать с Поттером. Попытка пригладить их рукой ни к чему не привела. Хм, чем я так недоволен? Всегда мечтал быть чуточку красивее, пусть и глубоко в душе, да и далеко в юности, наблюдая за царственным Малфоем или за красавчиком Блеком. Поздно? Наверное.

Узкое бледное лицо почти не изменилось, лишь заострились черты. Нос утратил горбинку, стал чуть меньше, скулы слегка выдались, губы приобрели какой-то странный бежевато-коричневатый оттенок, зубы, ставшие белоснежными, пугали своими удлинившимися клыками, не сильно заметными, конечно, если не улыбаться.

Глаза.

Черт, это требовало отдельного ругательства.

Ярко-зеленые. Черный маленький зрачок, затем полоска изумрудно-зеленого, темного и насыщенного, а потом полоса светлого, кислотно-зеленого цвета, окруженная черной окантовкой. Словно магловские линзы, так были необычны эти ужасающие радужки, которые останутся со мной вечно.

Отражение оскалилось и обреченно хлопнуло себя рукой по голове, заскулило и сползло на пол. Ничего ужасного не случилось. А в глазах почему-то как будто был песок...

Я подтянул к груди колени, обхватив их руками, и какое-то время тупо смотрел в потолок, потом перевел взгляд на кошку, теревшуюся у моих ног. Сколько я так просидел, не помню, но кафельная стена успела нагреться от тепла моего тела.

Человеческие потребности никуда не исчезли. Избавившись от содержимого мочевого пузыря и желудка, я вымыл руки, умылся и прополоскал рот водой, попутно утолив жажду. Из корзинки справа от умывальника были выужены мочалка, зубная щетка с зубной же пастой, склянка со сваренным шампунем, в основе которого, была, судя по запаху, крапива и что-то лесное. Кажется, я начинаю забывать навыки зельевара. Хотя, сейчас они мне ни к чему.

Я стянул с крючка небольшое полотенце. Халат, видимо, не предусматривался. Волшебная палочка тоже. Эльфов тут, скорее всего, вообще нет.

Вымывшись сам, почистив зубы, и вымыв свою новую гриву, я обмотал полотенце вокруг бедер и вышел из ванной комнаты, чуть не поскользнувшись на пороге и выматерившись. Раньше за собой я такого не наблюдал.

* * *

Отлично.

Сатклифф сидел на моей кровати, с неким азартом и удивлением рассматривая меня. Я близоруко прищурился. Вечно растянутый в ухмылке рот и насмешливые четырехспектровые глаза — в нем ничего не изменилось. Впрочем, если календарь, стоящий на прикроватной тумбочке показывает правильное число, прошло всего девять дней, за такое ничтожное время в нем ничего просто не может поменяться.

Я помотал головой. Мокрые волосы хлестнули меня по спине, заставляя сжать зубы с непривычки. Вечно жирные от зелий, мои волосы ни в какой мере не могла сравниться с теперешней шевелюрой.

— Сев-кун! — я поморщился, — ты пришел в себя, мой сладкий!

От Сатклиффа уже начинало подташнивать.

— Не называй меня так.

Почему-то, обращение к этому объекту на «вы» отпало само собой. Таких детей, даже четырехсотлетних, я просто не мог воспринимать всерьез. Хотя, надо бы. Сатклифф просто забавляется.

— «Сев-кун» или «мой сладкий», малыш?

Злобный взгляд, внушающий ужас в души студентов у меня, видимо, не получился.

— Все три не подходят.

Красноволосый кивнул, потом вдруг хлопнул себя по лбу, вскочил и подошел ко мне, протягивая какой-то полупрозрачный предмет. При ближайшем, у самого носа, рассмотрении, это оказались очки. Хорошо Сатклифф догадался поддержать меня за плечи, ведь надев оправу, моя голова закружилась, как от удара бладжером. Нет, даже тремя бладжерами сразу.

Несколько секунд, и я сбрасываю его руки с плеча. Теперь я мог, даже не подходя к зеркалу в другом конце комнаты, увидеть свое отражение и заметить, что я стал несколько уже в плечах.

Я вздохнул. Этому телу не подойдут ни мои жесты, ни моя походка, ни манера одеваться. Соглашаясь на «работу» Синигами, я такого предполагать не мог. Видимо, яд Нагайны сильно ударил по мозгам. Вдаваясь в такие размышления, я и не сразу заметил, что Сатклифф снова роется в моей голове.

Стоп.

Раньше я вообще не мог почувствовать его своеобразную Лелиллименцию.

Вышвырнуть красноволосого из своей головы получилось довольно легко, наверное, только потому что, Сатклифф снова забылся, витая в чужих мыслях.

— Извини, — прозвучал раздражающий голос с переливами. — Просто мне надо было удостовериться, что ты сможешь измениться.

Меняться отчаянно не хотелось. Просто потому, что я уже слишком изменился. За душой больше не было вины. Ее можно было с лихвой искупить. Мой характер, я почему-то чувствовал это, меняется вместе со мной. Он не стал мягче, он стал живее. Как глупо и удивительно. Я стал живее, умерев.

— Так и будешь философствовать, стоя в одном полотенце?

Я дернулся, как от иголки, неожиданно кольнувшей кожу. Вот сволочь.

— Как будто у меня есть выбор. О да, ты предоставил мне прямо шкаф с одеждой.

— Блин, — Сатклифф пару раз похлопал глазами, густо подведенными углем. — Тупанул.

Даже если красноволосый и вел себя по-детски, слова подростка из его уст было слышать дико.

Сатклифф, не обращая внимания на мои попытки вырваться, завернул меня в свой плащ, пахнущий терпкой болгарской розой. Может, сохраняя свои прежние комплекции, я бы даже и смог избежать «иди к дяде Греллю на ручки, ножки простудишь». Но сейчас, к сожалению, нет. Он держал меня крепко и бережно, как фарфоровую куклу, брыкайся, не брыкайся, толку было мало. Я чуть не заскулил от отчаяния, уткнувшись носом в холодную шею Синигами. На душе почему-то было напротив, радостно и спокойно. Лил жива, пусть даже и так.

— Успокоился? — голос Сатклиффа, не издевательский фальцет, а оказывается, приятный баритон, обволакивает, вводя в какую-то полудрему. Кто он такой, в конце концов? Что же он такое...

*

К этой главе прилагается картинка, но пока я не могу найти ее у себя в папках.

Простите за неудобство.