Крёстные (гет)

Новый звонок в дверь помешал Петунье рассмотреть, что именно с ней этот Блэк сотворил. Да и не хотелось ей этого видеть — исправлять уже всё равно некогда. Поэтому она поторопилась натянуть пальто, схватила сумочку и выскочила из прихожей, благо тёплая для осени погода позволяла довольно естественно обойтись без шляпки.

Взгляд, которым окинул её Вернон, был... странным, пожалуй. Петунья запаниковала: что же там такое? Ведьминский колтун? Стараясь скрыть смущение, она всю дорогу болтала без умолку, а в ресторане, едва отдав пальто гардеробщику, поторопилась к зеркалу.

И не узнала себя.

Она всегда завидовала рыжим кудрям Лили. Её собственные волосы родители тактично называли «русыми». Она сама — про себя — называла их «серыми патлами» и давно бы перекрасила, если бы не боялась, что от пергидроля они совсем повылезут.

То, что она сейчас видела в зеркале, язык не повернулся бы назвать «серым». Пепельная волна плавно стекала к затылку и там неожиданно взмывала вверх, увенчанная ажурным до полупрозрачности костяным гребнем — птица, парус? И черты лица, ничуть не изменившиеся, но словно захваченные этим неподвижным ритмом, тоже стали летящими, стремительными, акварельно-прозрачными... волшебными. И да, платье — зря она его ос... что?! Это действительно она так думает? Или подлец Блэк изменил не только её причёску, но и мысли?

Петунья резко отвернулась от зеркала. Это просто неприлично — так на себя пялиться! А изменить мысли наверняка невозможно. Должны же у этой их магии быть границы!

И вот интересно всё же — почему Вернон на неё так смотрит? Наконец Петунья не выдержала:

— Что-нибудь не так?

Он кисло улыбнулся:

— Да нет, почему же? Но я не думал, что вы пользуетесь услугами такого дорогого парикмахера.

— Что? — Петунья только сейчас сообразила, что сотворить подобное чудо обычными средствами было бы, наверное, непросто. — А что в этом плохого?

— Это... неуместно. Вы же не актриса или модель какая-нибудь.

Петунья почувствовала себя задетой.

— Не было никакого парикмахера, — довольно холодно сообщила она. — Причёску делал знакомый. Друг моего деверя. Хобби у него такое.

— У вас, оказывается, есть замужняя сестра? И кто её муж?

Петунья сообразила, что понятия не имеет, чем именно занимается муженёк Лили. А если уж на то пошло — так и сама сестрица тоже. Не скажешь же «он волшебник»! Да и не профессия это. А профессии у них есть — продавцы, учителя, банкиры ещё вроде...

— Я толком не знаю... — неуверенно проговорила она, пытаясь что-то изобрести на ходу. — Вроде бы он учится.

— Это очень неосмотрительно с вашей стороны — принимать в семью невесть кого.

Вообще-то Петунья считала точно также, и выбор Лили её вовсе не радовал — неужели нельзя было нормального человека присмотреть? Но услышать свои мысли от Вернона оказалось неожиданно неприятно. Это её семья в конце-то концов, такие заявления от постороннего человека просто бестактны!

Возражать она не стала — да и что тут возразишь? — но неприятный осадок остался, и окончание обеда вышло довольно натянутым. Так что Петунья испытала истинное облегчение, закрыв за собой дверь дома. Остановилась перед зеркалом. Осторожно вытащила гребень — волосы упали мягкой волной, невесомо коснулись плеч, непривычно длинные без завивки. И вот что теперь?

К утру гребень исчез. А Петунья, сама себе удивляясь, пошла в магазин и купила пару модных заколок в виде фиалок. Подколола с двух сторон распущенные волосы, слегка приподняв их над ушами — получилось непривычно, но вроде бы неплохо и даже, кажется, модно. Вот так, мистер Блэк, обойдёмся без вашей магии, век бы её не видать!

И всё-таки исчезнувшего гребня было немного жаль.

Через пару дней Дерек Блант, студент, подрабатывающий в их фирме курьером, подошёл к ней в кафе и пригласил вечером в кино. Петунья решительно отказалась — развязный Блант ей совсем не нравился. И очень удивилась, когда подошедший пару минут спустя Вернон заявил:

— Вам не следовало кокетничать с этим типом.

Петунья обиделась — она и не думала кокетничать с Дереком! — и вместо того, чтобы разъяснить ситуацию, неожиданно для себя ляпнула:

— А вам-то что?

Дурсль нахмурился:

— Я достаточно ясно дал понять, что со временем намерен просить вашей руки, так что ваше поведение...

— Однако ещё не просили, — отрезала Петунья.

— Тем не менее, вам не следовало бы... ну хорошо, я готов придать нашим отношениям более официальный статус. О свадьбе, конечно, говорить пока рано, мы ещё слишком недавно знакомы, но мы можем провести официальную помолвку. Разумеется, после этого вы оставите работу...

— Нет!

— Вы не хотите уходить с работы?

— Я не хочу выходить за вас замуж.

Петунья была ошеломлена собственным ответом едва ли не больше, чем он. Боже, что я делаю?! Полунищая секретарша, которой родительского наследства едва хватает на содержание дома, да и то только потому, что сестра свою долю не потребовала, а о собственной зарплате и говорить смешно, отказывает директору фирмы, человеку серьёзному, обеспеченному, уважаемому? Который её, наверное, даже любит? Господи, почему?

Неужели потому, что какой-то бешеный мальчишка сказал «он вас убьёт»?!

Дурсль её заявление не то чтобы совсем проигнорировал — отнёсся как к глупому, но в общем простительному кокетству. И теперь Петунья не знала, что делать. Это ведь действительно было глупостью! А кокетством — не было. И вообще — почему он решает, что именно для неё лучше? Хотя — и правда ведь лучше. Но он даже не предполагал, что она может отказаться! И правильно не предполагал, это ведь просто безумие — отказываться, ни одна нормальная девушка на её месте так не поступила бы. Или... поступила? А если поступила — можно ли её назвать нормальной? Но вот так, не спрашивая, решать, что ей делать... что она должна бросить работу... А на фига ей сдалась эта работа? Она с удовольствием бы сидела дома, там дел всегда хватает. Но... но если она согласится на предложение Вернона, то сидеть дома ей придётся не потому, что она так хочет, и даже не потому, что имеет такую возможность, — а потому, что так положено. И сына родить — потому что у мужчины должен быть наследник, а не потому, что ей или даже ему ребёнка хочется. Хотя ей ведь и правда хочется...

За следующие несколько дней Петунья совершенно запуталась в этих странных полупротиворечиях и окончательно перестала понимать, чего ей хочется, а чего — нет, и что с этим делать. В пятницу, отказавшись от предложения Вернона подвезти и возвращаясь домой на автобусе, она всю дорогу мысленно ругала проклятого колдуна. Свалился на её голову, пророк хренов, мало ей было сестрицы!

И накликала.

На этот раз он ждал её не на крыльце, а прямо на кухне. В компании с початой бутылкой какого-то дорогущего на вид пойла.

Петунья онемела от возмущения — в который уже раз. Блэк посмотрел на неё сквозь бокал — её бокал! — и без всякого раскаяния произнёс:

— Простите, я тут у вас похозяйничал.

— Убирайтесь отсюда! Немедленно! Я... я полицию вызову!

Он только хмыкнул иронично, и Петунья осеклась — и впрямь, что ему полиция? Но тут же продолжила:

— Это частный дом! Вы не имеете права…

— Никуда я не уйду, — с ледяным спокойствием в голосе сообщил он. — Никуда — пока не скажу всё, что собирался. А собирался сказать, что тебе надо помириться с сестрой.

— Вам что за дело?! Не собираюсь я мириться с этой...

— Дура! — внезапно взъярился мужчина. Петунья отскочила и едва удержалась, чтобы вовсе не сбежать. Кто другой и с пистолетом в руках не выглядел бы вполовину таким опасным. А он не кричал даже — шипел:

— Вы же — вдвоём, больше никого! Ты должна, не она! И не смей завидовать, нечему тут, ты хоть понимаешь, что такое — чужой быть? Когда охота на тебя! Когда всякая сволочь... и трупы каждую неделю! И взгляды косые, и не знаешь, кто... — он медленно опустился обратно на табурет и закончил уже не яростно, а с какой-то усталой болью: — Ты же старшая, идиотка. Если что — ты же себе не простишь.

Продолжи Блэк ругаться, Петунья или сбежала бы или ответила тем же. Но этот тон... она даже «идиотку» пропустила мимо ушей, так была поражена внезапно, словно со стороны, пришедшей мыслью: «Он же хочет меня от чего-то уберечь. От того, что самому на голову свалилось».

— У вас что-то случилось? — робко спросила она. Он криво усмехнулся:

— Случилось. Брат погиб. Младший. И родители уверены, что это моя вина.

Петунья вспомнила его слова про войну, про врагов — всё то, что тогда посчитала очередной ложью. Уловкой.

А теперь — поверила.

* * *

О брате Сириусу рассказала Андромеда — она иногда общалась со своей матерью. По её словам, никто не знал, что случилось с Регулусом — он просто исчез, и за него даже не слишком волновались — парень, мол, молодой, да и дела могли быть... а через несколько дней на фамильном гобелене появилась дата смерти. И родные посчитали, что он убит при задержании. Тэд спрашивал у знакомых в аврорате, но там тоже ничего не знали. Так что оставался только один вариант...

— Так это точно — что Рег в это болото вляпался? — только и спросил Сириус. Как будто теперь это имело какое-то значение...

— Да, — Андромеда не стала уточнять, от кого именно из родственников её мать это узнала. Выбор, к сожалению, был велик. — Сириус, ты... ну, я слышала, у вас что-то такое, вроде организации...

— Я бы знал, — голос прозвучал странно хрипло. Он прокашлялся, повторил: — Знал бы.

«Дамблдор мог и промолчать — из лучших, как водится, побуждений» — мелькнула коварная мыслишка. К Дамблдору он не пошёл, разыскал Грюма. Тот если уж ответит — так прямо, крутить и туману напускать не станет.

Грюм поклялся, что ни в Ордене, ни в аврорате о Регулусе ничего не знают.

— Напиши родителям, — попросила Андромеда. — Ты же понимаешь...

Понимания Сириусу хватило на короткое и, надо признать, довольно сухое письмо. А выдержки — на то, чтобы незамедлительно пришедший ответ просто изорвать, а не спалить синим пламенем вместе с половиной дома.

Потом он пошёл в ближайший маггловский супермаркет — от всего магического его в этот момент тошнило — и купил бутылку самого дорогого пойла, которое там обнаружилось. Хорошо ещё, что нашлись деньги расплатиться.

Возвращаться домой не хотелось, и он принялся отхлёбывать коньяк прямо из горлышка, не особо чувствуя вкус. А отпив примерно треть, внезапно вспомнил про сестёр Эванс. То есть уже частично Эванс, а частично Поттер, но всё равно... Нашёл безлюдный тупик на задворках какого-то склада и аппарировал, что после употребления алкоголя делать категорически не рекомендовалось. Но на Сириуса спиртное всегда действовало единственным образом: отбивало напрочь инстинкт самосохранения, по общему мнению и так не особо ему свойственный. Именно поэтому пил он редко, ибо с некоторых пор предпочитал делать только хорошо просчитанные глупости.

Ожидая Петунью, он успел понизить уровень жидкости в бутылке ещё как минимум на полпинты. В сумме получилось вполне достаточно для того, чтобы забыть о джентльменстве и наплевать на нежелание хозяйки дома с ним общаться. Он должен в конце концов всё ей объяснить! И помирить этих двух дурочек. Даже если для этого её придётся на верёвке к сестре подтаскивать!

А вот пугать её он не собирался. Как и рассказывать историю своей семьи. И уж точно — сообщать о родительских закидонах. Само как-то вырвалось.

— А почему они так думают? — растерянно спросила Петунья, и Сириус почувствовал невыразимую благодарность за то, что она обошлась без соболезнований. В данной ситуации они прозвучали бы предельно бессмысленно.

— Война у нас, я же вам говорил, — ответил он и неохотно добавил: — И мы с братцем оказались по разные стороны баррикад. А теперь родители уверены, что это наши его. Только на самом деле скорее всего — свои.

— Как это — свои? — на её лице отразился такой ужас, что Сириусу стало стыдно. Но останавливаться было поздно. Да и незачем — он же хотел ей всё рассказать, нет?

Что он и сделал. Возможно, более эмоционально, чем стоило бы, но потребляемый без закуски коньяк дипломатических способностей не прибавлял. Хотя... как сказать. На этот раз она его хотя бы выслушала до конца, который как раз совпал с концом содержимого бутылки.

— Ну вот так оно всё, и выпутаться из этого можно только если этого мерзавца со всей его сворой прихлопнуть, а как это сделать — пока неясно, — заключил он и неоригинально добавил: — А теперь я пойду, пожалуй.

— Куда это вы пойдёте?! — словно очнувшись, возмутилась Петунья. — Ещё не хватало — увидит кто, как от меня среди ночи пьяный мужик выползает!

— Не увидит, я себя заколдую, — не слишком уверенно предложил он.

— Ещё чего! Вы спьяну такого наколдуете! И вообще, мне только ещё колдовства в своём доме не хватало! Ступайте немедленно в гостевую спальню. И учтите, я дверь снаружи запру!

— Да пожалуйста!

Как ни странно, заснул он почти мгновенно.

То ли Петунья не стала выполнять свою угрозу, то ли к утру подобрела, но когда он проснулся и по возможности привёл себя в порядок, дверь спальни оказалась не заперта, а с кухни доносился дразнящий запах хорошо сваренного кофе. Петунья, неожиданно уютная в домашнем платьице и фартуке с оборками, поджаривала тосты.

— Я думала, вы до обеда проспите, — недовольно сообщила она, причём Сириус с похмелья не смог понять, к чему именно её недовольство относилось.

— А у вас что, большой опыт? — неосмотрительно ляпнул он и тут же подумал, что сердить хозяйку не стоило бы — это сильно сокращало шансы на получение чашечки кофе, которая представлялась сейчас жизненно необходимой. Однако Петунья была настроена неожиданно мирно.

— Я читала. Есть будете?

— Ох, нет! — вот уж чего ему сейчас точно не хотелось. — А вот за чашку кофе готов отдать год жизни. Тем более, что иначе рискую потерять её целиком.

Петунья хмыкнула, то ли иронично, то ли недоверчиво и кивнула на буфет:

— Чашка там, кофе в кофейнике.

Сириус не заставил себя упрашивать. Кофе она сварила отменный — у него такой в жизни бы не получился, и он не стал скрывать этот факт от хозяйки. Так что завтрак прошёл в достаточно тёплой обстановке.

— Ну вот, теперь я вполне могу покинуть ваш дом незаметно, никого не компрометируя, — сообщил он, допивая вторую чашку. Наглость, конечно, с его стороны, хозяйке почти ничего не осталось... — И простите, что выхлебал у вас весь кофе.

— Ничего, ещё сварю. Вы не знаете, как поезда в эту вашу Годрикову Лощину ходят?

Сириус ошеломлённо уставился на неё:

— Вы что, хотите поехать туда?

— Вы же сами от меня этого требовали!

— Я был пьян, — сухо возразил он. — Не надо вам туда соваться, и вообще — держитесь от нас подальше. Неужели не поняли, что это смертельно опасно?

— Вы же сами требовали, чтобы я помирилась с Лили! — она явно была обижена. Чёрт, что ж он вчера наговорил-то? Кажется, про поездку не было ни слова... или было?

— Я имел в виду — напишите ей. Этого вполне достаточно.

— Какого чёрта она вообще влезла в эту кашу? Жила бы как нормальные люди, так нет. Волшебства захотелось!

Сириус покачал головой:

— Если бы всё было так просто! Магия — не электричество, не выключишь. Хочешь или нет, а если магом родился — магом тебе и жить, необученному только хуже. Если пытаться подавить, то будут неконтролируемые всплески, чаще всего — опасные. Так что никакого выбора у Лили не было.

— Вот я же всегда говорила — уродство!

Спорить с ней Сириусу не хотелось. Пусть думает как хочет, потом, может, сама поймёт.

— Ну, а хоть бы и так. Вот и пожалейте сестру.

— Нужна ей моя жалость! — фыркнула Петунья. — А письма у вас эти дурацкие совы носят, откуда я их возьму?

— Годрикова Лощина — смешанное поселение, там есть обычная почта. И, если хотите — я могу письмо отнести.

Она поморщилась, но потом махнула рукой:

— А, ладно, коли вы не торопитесь, так сейчас и напишу. Только пусть Лили тогда нормально отвечает, не хочу, чтобы тут опять эти птицы шастали!

На этот раз расстались они вполне мирно. Вот и пойми этих женщин! Когда как порядочный человек поговорить пытался — прогоняла, а тут пьяным в дом ввалился — и такой успех!

Загадка...

Сириус подозревал, что письмо Петуньи было не намного теплее его собственного к родителям, но Лили привередничать не стала. Джеймс, втайне обрадовавшийся, что визит свояченицы ему не грозит, тем не менее обозвал друга параноиком. Однако появившийся как всегда ко времени Ремус поддержал мысль, что привлекать лишнее внимание кого ни попадя к беззащитным родственникам не стоит. Особенно после последней операции, когда им в компании с Лонгботтомами и Доркас удалось прищемить хвост самому Волдеморту. Джеймс самокритично заметил, что «прищемить хвост» — это преувеличение, еле ноги унесли. Хотя планы врагам всё же порушили, да и Волдеморт был не один, так что... Лили прервала плавный переход от самокритики к самовосхвалению простым соображением: Петунье приезжать сюда не к чему, а вот ей ничто не мешает заскочить при случае в родной дом. На том и порешили.

Свою задачу Сириус посчитал выполненной — сестёр вроде помирил, дальше пусть сами разбираются — и с лёгким сердцем выкинул Петунью из головы. Точнее, собирался выкинуть — вместе с купленным ею шлемом, который вообще-то считал совершенно ненужным. Зато защитные очки оказались штукой полезной. Вот только постепенно выяснилось, что они идут в комплекте с мыслями о покупательнице: как она там? Всё же одинокая девушка, а у магглов физическая сила значит куда больше, чем в магическом мире. Лили как-то обмолвилась, что подумывала окружить дом сестры защитными чарами, но не стала: это могло привлечь ненужное внимание, а вне дома Петунья всё равно оставалась без защиты. А маггловская полиция, на которую так уповала мисс Эванс, судя по детективам, только и умеет, что ловить преступников после того, как преступление уже совершено. Да и то не всегда.

Магическая, впрочем, чаще всего тоже опаздывает...

Да ещё этот мерзкий тип... ну ладно, не мерзкий, но уж точно неприятный. Загубит ведь девушку! Хотя она вроде бы не такая уж беззащитная, умеет за себя постоять... если захочет. Но девчонки ведь такие дурочки — навешаешь им лапши на уши, они и растают. Одна надежда — что этот тип не из тех, кто умеет лапшу вешать, так что глядишь ещё и обойдётся.

И вообще — какое ему-то дело?

После очередной лихой стычки у Алисы Лонгботтом едва не случился ранний выкидыш. Хорошо ещё что Лили, успевшая, как оказалось, проштудировать несколько книг, сообразила, что происходит, а вовремя доставленная целительница оказалась достаточно опытной. Джеймс тут же заинтересовался: с какой это радости его жена занялась изучением акушерства? Ответ: «Да так, на всякий случай» в сочетании с густым румянцем и стыдливо опущенными глазами никого не ввёл в заблуждение. Так что обе будущие мамочки были немедленно отстранены от оперативной работы: Алису по согласованию с руководством Аврората отправили в архив, а Лили занялась приготовлением зелий для нужд Ордена и лечением травм, недостаточно серьёзных, чтобы обращаться в Мунго, рискуя нарваться на ненужные вопросы.

Дамы, конечно, поворчали, но больше для порядка: всё равно начиная с пятого месяца беременности нежелательным считалось даже использование каминной сети, не говоря уже об аппарации или порталах. Какие уж тут боевые операции!

И без того небольшая боевая группа Ордена сократилась на двух человек, а Пожиратели отнюдь не собирались снижать активность, так что у остальных дел, соответственно, прибавилось. И у Сириуса просто не осталось времени на то, чтобы думать о возможных проблемах посторонней в общем-то девушки. Тут бы с текущими делами разобраться.

Однако совсем не думать почему-то не получалось.

Лили и Алиса словно сговорились: дети родились с разницей в полсуток. Поэтому из Ордена на крестинах наследника Поттеров оказалась только Доркас Медоуз: с ней и Лонгботтомами Поттеры дружили «официально». Близкое знакомство с остальными сверхбдительный Грюм категорически запрещал демонстрировать, так что те ограничились поздравительными письмами. Кроме Доркас присутствовали две школьных подружки Лили и несколько соседей, с которыми Джеймс сохранял дружеские отношения, родившиеся задолго до него и давно ставшие традиционными. Ну и разумеется Мародёры в полном составе — даже Ремус, всё чаще исчезавший по каким-то неизвестным остальным «делам Ордена».

И Петунья.

Лили снова потребовала, чтобы помимо принятого у магов обряда был проведён и маггловский. Джеймс не возражал, тем более, что это давало возможность получить для ребёнка официальные маггловские документы, а Лили хотела, чтобы их сын «для расширения кругозора» до Хогвартса ходил в обычную школу. Проблема была в том, что выбранный крёстным Сириус к христианской церкви не принадлежал и принадлежать не собирался. Лили быстро нашла выход: Сириус будет «магическим» крёстным, по-старому имяхранителем, а при церковном обряде крёстной станет Петунья. Та, в свою очередь, категорически отказалась даже присутствовать при обряде Имянаречения хотя ничего волшебного в нём не было. Обычный ритуал, дань традиции. Впрочем, в книгах встречались весьма достоверные сведения о случаях, когда то, что считалось «данью традиции» или вовсе «пустым суеверием», оказывалось даже более действенным, чем привычное, всеми признанное волшебство. Но в обряде Имянаречения никаких «подводных камней» вроде бы не было: обычай скрывать «истинное имя» давным-давно ушёл в прошлое вместе с убеждением, что его знание может дать какую-то власть над человеком.

Хотя кое-кто утверждал, что сейчас просто разучились определять истинные имена...

Как бы то ни было, уговаривать сестру Лили не стала, удовлетворившись её согласием участвовать в церковной церемонии. А Сириуса заставила поклясться, что в церкви он будет тихонько стоять в сторонке и не вздумает «устраивать дурацкие шуточки». Чего он, собственно, делать и не собирался. Он вообще относился к будущему крестнику слишком трепетно, чтобы применять в связанных с ним ситуациях своё специфическое чувство юмора.

Прежде Сириусу не случалось близко общаться с младенцами — с братом у них была слишком маленькая разница, чтобы помнить его таким. И теперь крохотный, но совершенно настоящий человечек вызывал у него странное чувство: смесь изумления, робости и восторга. Даже ощущение собственной неуклюжести, когда впервые взял на руки доверчиво моргающий свёрточек, было приятным, тёплым, необидным.

Джеймс по секрету признался, что чувствует то же самое и со священным ужасом наблюдает, как Лили моет и пеленает это невероятно хрупкое на вид существо. Даже скандальность младенца, чуть ли не с первых дней взявшегося закатывать ночные концерты, была не в состоянии умерить их восторга. Благо заглушающие заклинания позволяли свободному от вахты родителю всё же высыпаться, а опытные соседки вкупе с умными книжками предсказывали, что максимум через месяц малыш разберётся со временем суток и станет заметно спокойнее. До первого зуба.

В общем, пользоваться крестинами как поводом для шуток Сириус не собирался. Зато собирался воспользоваться одним связанным с ними обычаем. Не без труда застав Лили в одиночестве, он небрежно спросил: в курсе ли она, что если крёстных двое и они не муж и жена, им положено обменяться подарками на память? Лили, конечно, была не в курсе и расстроилась. Сириус, который сам узнал об этом три дня назад и случайно, состроил снисходительную мину:

— Не переживай, я сам обо всём позаботился. Вот, отдай сестре.

— Сказал бы раньше, она бы сама... — начала Лили, но он отмахнулся:

— Ну и купила бы что-нибудь напрочь ненужное, вроде заколки к галстуку. А краги новые мне всё равно нужны, старые ещё на прошлой неделе какая-то тварь пожирательская дожгла.

Несколько месяцев назад он случайно обнаружил, что дешёвые мотоциклетные перчатки из искусственной кожи способны защитить от некоторых заклинаний. Правда, ценой быстрой и необратимой порчи оных, но, как верно заметил Гидеон Прюэтт, лучше лишиться перчатки, чем руки. К сожалению, быстро выяснилось, что такими свойствами обладают далеко не все краги, а точнее — только одна модель, которую Сириус смог найти только в одном магазине. Чем её материал отличался от всех прочих и от всех ли, наскоро выяснить не удалось, так что пришлось просто ограничиться покупкой всего имеющегося в магазине запаса в количестве девяти пар. Всё же перчатки как способ защиты были не настолько удобны, чтобы тратить много сил и времени на эксперименты. Но и пренебречь дополнительной подстраховкой было бы глупо.

— Ладно, только деньги мы тебе вернём, а то какой же это будет подарок, — сдалась Лили. — А ты что подаришь?

Сириус загадочно усмехнулся:

— Увидишь.

Он чувствовал себя виноватым за наколдованный гребень. Вряд ли чуравшаяся магии Петунья знала законы трансфигурации — а значит, могла посчитать исчезновение подарка глупой шуткой, если не намеренным издевательством. Стоило бы всё объяснить и извиниться, но в их последнюю встречу было как-то не до того. А вот теперь случай представлялся вполне подходящий: вместо дурацких запоздалых извинений подарить настоящий гребень. Тот, что он видел в ювелирной лавке, когда помогал Джеймсу выбрать подарок невесте. Конечно, ему могло и не повезти, глоточная кость малого морского дракона — штука редкостная и не только ювелирами ценимая.

Гребень в лавке оказался и даже тот самый, хотя обычно такие вещи по году не залёживаются. Не иначе как обстановка в стране сказывалась. Но Сириус решил считать это знаком судьбы, что не помешало ему долго и увлечённо торговаться — запрашиваемая сумма пробила бы в его бюджете весьма заметную брешь. К счастью, то ли дела в лавке вообще шли неважно, то ли продавец пошёл ему навстречу, надеясь в будущем заполучить в лице наследника Блэков серьёзного клиента, но заплатил Сириус в результате даже меньше, чем рассчитывал.

Устраивать ажиотаж он не хотел, поэтому попросил упаковать гребень в самую скромную коробочку из нашедшихся в лавке и понадеялся, что Петунья сразу смотреть не полезет. Так и случилось, а вот робкая надежда на занятость Лили не оправдалась. К счастью, настоящую цену такому украшению она то ли не знала, то ли не стала озвучивать, по крайней мере сразу. Но вполне хватило и восторженного изумления. Сириус поторопился сбежать, однако вечно в саду болтаться не будешь, а дом Поттеров — не дворец, где можно неделями с человеком не сталкиваться.

Вот и столкнулся — прямо на крыльце.

— Послушайте, мистер Блэк, это просто неприлично! Такой дорогой подарок...

Сириус мысленно обозвал себя идиотом. Надо было заранее поговорить с Лили, а не интриги разводить, пусть бы Петунья считала гребень просто красивой безделушкой. И когда он, интересно, научится всё просчитывать? Если бы в боях так себя вёл — давно бы покойником был. А в жизни вот не получается.

Пришлось прятаться за фамильным высокомерием:

— Деньги нужны для того, чтобы о них не думать. А вещица вам к лицу, была возможность убедиться.

Петунья фыркнула, но как-то нерешительно.

— Небось ещё и магия в нём какая-нибудь...

— Только обычные чары — чтобы не потерялся и не украли. Жаль было бы, вещица довольно редкая.

— А правда, что он не руками сделан, а вот такой формы и растёт? И что двух одинаковых не бывает?

Сириус пожал плечами:

— Не знаю, не сравнивал. Но в книгах так написано. Ну признайте, что вам идёт! Небось даже этот ваш, как его там, оценил.

Вот этого добавлять не следовало. Петунья мигом ощетинилась:

— Никакой он не «мой»!

— Ну и отлично.

— Да вам-то какое дело?! — в её голосе послышались откровенно истерические нотки.

— Никакого. — Ну что он опять сделал не так? — За вас порадовался.

— Да-а-а? А я уж было подумала, что на вакантное место метите!

— Да вы что, нет!

— Ну конечно, куда уж нам, бесталанным!

— Да погодите, я совсем не то... — Сириус обнаружил, что обращается к захлопнувшейся двери. Чёрт, ну почему с ней у него вечно не выходит нормально поговорить? С другими вроде получается...

Он присел на ступеньку, прислушался. В доме царила тишина: гости уже разошлись, даже Рем с Питером. Лили, наверное, малыша кормит, Петунья, скорее всего, ушла к себе и злится... а Джей, интересно, где?

Как всегда лёгкий на помине Джеймс спрыгнул из окна гостинной — Сириус и не заметил, что оно приоткрыто. Уселся рядом, предусмотрительно пробормотав заглушающее заклинание.

— Зря ты это, Бродяга. Она, конечно, не подарок, но если бы Лили услышала...

— Дурак ты, Сохатый, — хмыкнул Сириус. — Она прелесть на самом-то деле. Только это же не случайная подружка, поиграли-разбежались. Она-то уж точно о настоящем мечтает — чтобы дом, дети, мужа с работы ждать, пирог по воскресеньям... только блудного мага ей для счастья и не хватало! Да и лишний раз волдемортову свору наводить... И вообще, я твоей жене обещал на её сестру не покушаться!

Джеймс глянул слегка подозрительно, но развивать тему не стал:

— Ладно, честный ты наш, пошли кастрюли драить. А то Лили сейчас спустится — не за грубость, так за леность навтыкает.

— Пошли, — с облегчением согласился Сириус. Признаваться в собственной внезапной дурости — а как ещё это можно назвать? — ему не очень хотелось, хотя скрывать что-то от Джеймса было столь же странным, как скрывать что-то от самого себя. Непривычным. Уж больно они срослись за все эти годы — а может, просто родились с половинками одной души и, встретившись, наконец-то почувствовали себя целым.

Хотя... всякий человек хоть раз в жизни пытается что-то скрыть от самого себя. Некоторые даже успешно.

Ещё при старших Поттерах в доме было заведено не захламлять шкафы лишней посудой. Для многолюдных праздников фарфор и столовые приборы трансфигурировали из подручного материала, который потом можно было просто выкинуть: исписанных пергаментов, опавших листьев, а сегодня — из маггловских бумажных салфеток, несколько пачек которых Ремус купил за гроши, случайно попав на какую-то распродажу. Но то, что годилось для тарелок, категорически не подходило для кастрюль и сковородок — огонь при прямом контакте сбивал чары трансфигурации, вызывая самые непредсказуемые эффекты. Так что мытья кухонной посуды избежать не удавалось, хорошо ещё, что магия в этом деле тоже была неплохим помощником.

— И как, интересно, магглы со всем этим справляются? Небось кучу времени и сил тратят, — вздохнул Сириус, убирая в шкаф последнюю до блеска отмытую сковородку.

— Ещё какую! — Лили придирчивым взглядом обвела кухню, одобрительно кивнула и устало присела к столу. — Сейчас-то ещё что, а вот раньше, когда даже мыла не было... Джей, сделаешь чаю?

— Конечно! — Джеймс поставил на огонь чайник, достал молоко. — Устала?

— Ужасно! И малыша еле убаюкала, тоже умучился и перевозбудился, бедняга. Не надо было всё в один день.

— Да ладно, не подряд же! — возразил Сириус. — Дали ему и поесть, и поспать, что ещё надо? А вот ты считай что и не присела. Нельзя так. Молоко пропадёт.

— Ну ты знато-о-ок! — благодарности в голосе Лили было всё же больше, чем иронии.

— Я читал. Кормящим мамам нельзя переутомляться и нервничать.

— И где ты таких мам видел? Чтобы не переутомлялись, а тем более не нервничали? — фыркнул Джеймс, заваривая чай. — По-моему, это для молодых мам нормальное состояние.

— Ну ты знат-о-о-ок!

Лили рассмеялась и едва не пролила молоко.

— Не смешите меня, дайте поесть спокойно! А где Туни?

— Кажется, к себе пошла...

— Кажется? — Лили с подозрением перевела взгляд с мужа на приятеля. — Вы что, опять поругались?

— Нет. — Сириус как раз полез за сахарницей, а по спине, как он надеялся, Лили читать не умела. — А вот тебе бы стоило.

— Что-о-о?

— Притвориться. Мы же вроде как уже это обсуждали, нет? Что с тех пор изменилось?

— Если и изменилось, то в худшую сторону, — подхватил Джеймс. — Ну, в том смысле, что мы успели больше Пожирателям насолить. Дамблдор на днях намекал, что наши усилия, по некоторым сведениям, кое-кем оценены по достоинству. Так что не помешало бы и на свой дом охранных чар добавить.

— А ещё лучше — взяла бы ты сына и сестру, да уехала куда подальше, — добавил Сириус. Без особой надежды — Джеймс нечто подобное предложил, как только узнал о беременности жены, и получил категорическое «нет».

— И не думайте! — оправдала его опасения Лили. — Никуда я не поеду. В конце концов, эта война меня больше вас всех касается.

Мужчины переглянулись и промолчали. Спорить с Лили, когда она что-то для себя уже решила, было делом бесполезным.

Даже у самых идеальных жён есть свои недостатки...